3. Социальный облик политической элиты России 90-х гг.
Если до 1917 г. политическая элита страны формировалась по сословно-бюрократическому принципу (с допущением существования контрэлиты), а в годы советской власти – по бессословно-номенклатурному (исключавшему даже гипотетическую возможность появления какой бы то ни было оппозиции), то начиная с 1990 г. перед стремящимися к властным высотам открылся весь набор путей, имевшихся в арсенале развитых стран Запада. В политическую элиту стало возможно войти как через номенклатурную дверь, т.е. аппарат исполнительной власти, так и через парламент, в том числе и опираясь на поддержку политических партий.
В странах с развитыми гражданскими структурами первым, номенклатурным, способом формируется только бюрократическая элита (да и то речь идет об аппарате, а не о первых и вторых лицах государства – президенте, главе правительства, министрах). Парламент же и политические партии являются инструментом введения в элиту представителей всех прочих, кроме чиновничества, классов. В посттоталитарной России наблюдалась иная картина. Здесь в любом из избранных на альтернативной основе парламентов большинство депутатского корпуса составляли представители тех или иных слоев чиновничества , не говоря уже о том, что в борьбе за пост главы государства основными противостоящими друг другу силами всегда оказывались представители двух отрядов бюрократии – старого, партийно-советского, и нового, обуржуазившегося, образца. Да и многопартийность была по преимуществу интеллигентским феноменом только до августа 1991 г. Тогда в новые политические партии вступали или те, кто демонстративно порывал с КПСС, или те, кто никогда к ней отношения не имел. Подавляющее большинство чиновников ни к той, ни к другой категории не принадлежало и предпочитало сохранять членство в Компартии, а если кто и выходил из нее – то вовсе не для того, чтобы из-под контроля суперпартии перейти в подчинение к микропартии. После ухода же КПСС с политической арены на ее обломках возникла целая россыпь новых партий и движений, по численности на порядок превосходивших интеллигентские организации, которые к тому же под давлением неблагоприятных обстоятельств стали стремительно распадаться и ужиматься в размерах, а то и вовсе исчезали.
Доминирование представителей бюрократии в политической элите посттоталитарной России[7] было обусловлено как развитостью этого класса и наличием у него солидного "стартового капитала", так и недостаточной развитостью гражданских отношений в российском обществе. Значительная, если не подавляющая, часть отечественного чиновничества оказалась достаточно гибкой и адаптивной, чтобы приспособить к своей пользе такие институты, как свободные выборы и политические партии. С другой стороны, гражданские отношения в жизни подавляющего большинства населения страны охватывали только частную сферу. Что же касалось задач общественно-политического, государственного уровня, то здесь российские граждане в своей массе были абсолютно не готовы к проявлению самодеятельности и соглашались, чтобы их проблемы решали разнообразные начальники. Осложняющим фактором по сравнению с большинством стран Восточной Европы являлось также полное отсутствие в стране легального частного сектора, а следовательно, отсутствие у населения навыков договорных, гражданских, отношений в сфере экономики. В России и в целом в СССР полностью отсутствовал класс буржуазии, а значит, управление экономическими процессами было полностью отдано на откуп "хозчиновничеству", директорату. Углубление же кризиса и резкое снижение жизненного уровня еще больше усилило у основной части населения потребность в патроне-покровителе, который не отказал бы в милости и взял под крыло всех, кто не способен самостоятельно обустроить свою жизнь.
Впрочем, доминирование чиновничества в постсоветской элите отнюдь не означало его монополии. Кое-что перепадало и прочим классам – интеллигенции, люмпенам, буржуазии.
Интеллигенция какое-то время находилась в авангарде политических перемен. Ее представители заложили фундамент современной российской многопартийности. Они активно участвовали в выборах всех уровней, в разработке и инициировании экономических реформ. Именно интеллигенции общество обязано осознанием сути и глубины охватившего его кризиса, адекватным определением стоящих перед страной задач, а также началом их реального выполнения. Позже, однако, политическое влияние интеллигенции заметно снизилось, а сама она в значительной степени утратила целостность. Однако она по-прежнему определяет идеологический вектор политической борьбы, основные участники которой – различные отряды чиновничества – вынуждены считаться с ее мнением, а время от времени и искать ее поддержки.
Люмпенов, как уже говорилось, выносит на политическую поверхность, когда общество переживает переходный период. В одних случаях, когда старые государственные институты разрушаются, а новые им на смену так и не приходят (яркий пример – Чечня), они доминируют. Если же переход завершается более-менее благополучно, в ряды политической элиты просачивается лишь небольшое количество люмпенов – в основном через органы представительной власти. В России выход люмпенов на политическую сцену стал возможен только в конце 1993 г. и только благодаря избирательному закону, предусматривающему выборы половины депутатов Госдумы по пропорциональной системе. Тогда на выборах по партийным спискам наибольший успех сопутствовал откровенно люмпенской Либерально-демократической партии России. В дальнейшем, впрочем, ее парламентские успехи были не столь оглушительны, а в декабре 1999 г. она едва-едва преодолела 5%-ный барьер. Тем не менее, будучи представленными в Госдуме уже не один срок, люмпены по-прежнему оказывают определенное воздействие если не на содержание, то на стиль политической жизни страны.
Смена государственного строя породила в России и достаточно обширный слой люмпеноидов , бόльшую часть которого составили оставшиеся не у дел представители нижних звеньев партаппарата или специфических профессий, востребованных только тоталитарным государством (преподаватели истории КПСС и научного коммунизма, лекторы-пропагандисты и т.п.). Слава богу, Россия смогла избежать сколько-нибудь массового вхождения представителей этой группы в политическую элиту. Сфера их влияния – маргинальные организации леворадикального, сталинистского и национал-патриотического толка, ни одной из которых ни разу не удавалось преодолеть 5%-ный барьер. Дело ограничилось прохождением в парламент лишь отдельных их представителей – типа Н.Лысенко (НРПР) в первой Госдуме, В.Григорьева (РКРП) – во второй или О.Шеина (ОФТ) – в третьей.
Наконец, буржуазия – самый молодой класс современного российского общества и до сих пор не дозревший до сознательного отстаивания своих интересов на политическом уровне. На протяжении 90-х гг. этим занимались отчасти – обуржуазившееся чиновничество в лице "партии власти", но в основном – интеллигенция, обосновавшая неизбежность и необходимость для страны либеральных (= буржуазных) реформ и первой начавшая борьбу за их осуществление. Представители самой буржуазии на протяжении всего этого времени в политику приходили исключительно в личном качестве и своими усилиями укрепляли позиции какого угодно, только не собственного класса.
Любопытно сравнить приведенную выше классификацию с той, которую предлагает В.Рыжков. В современном "политическом классе" страны он выделяет следующие группы: 1) либералы – "молодые интеллектуалы", выступающие за переустройство российской государственности и экономики на западноевропейских или североамериканских принципах [Рыжков 1999: 150]; 2) "номенклатура" – "как старые номенклатурные работники, так и новые выдвиженцы", уже при коммунистах тяготившиеся "нелепостями системы, которая …сковывала их свободу, не давала возможности в полной мере проявить инициативу" [Рыжков 1999: 152]; 3) "старые левые" – "старая советская номенклатура третьего эшелона и маргинальные леваки" [Рыжков 1999: 153]; 4) "маргиналы, или пограничные группировки", олицетворяемые такими лидерами, как В.Жириновский и А.Лебедь [Рыжков 1999: 154]; 5) региональная элита [Рыжков 1999: 154]; 6) интеллектуальная элита [Рыжков 1999: 156]; 7) средства массовой информации [Рыжков 1999: 150]; 8) бизнес-элита, или "новые русские" [Рыжков 1999: 157].
Нетрудно заметить, что здесь механически соединены группы, выделяемые по разным признакам – идеологическому ("либералы", "старые левые"), социальному ("номенклатура", "маргиналы", "бизнес-элита"), территориальному ("региональная элита") и вообще непонятно какому (СМИ – вообще-то это скорее институт, нежели группа людей). Если перераспределить эти группы сообразуясь с одним критерием – в нашем случае, с социальным, то получится примерно та же схема, что приведена в настоящей статье. Либералов вместе с интеллектуальной элитой правомерно отнести к интеллигенции; "номенклатуру" вместе с номенклатурной частью "старых левых" и региональной элитой – к бюрократии; "маргиналов" и "маргинальных леваков" – к люмпенам и люмпеноидам; бизнес-элиту – к буржуазии. Наконец, среди работников средств массовой информации мы обнаружим как интеллигентов (журналисты, редакторы и др.), так и предпринимателей (если СМИ частные) или чиновников (если они государственные).
Некоторое смешение различных принципов классификации наблюдается и у М.Кодина. По его мнению, "центром кристаллизации новой российской политической элиты фактически являлась прежняя (и при этом, по нашему мнению, не самая подготовленная) партийно-хозяйственная номенклатура (по преимуществу ее второй и третий эшелоны)… Другим источником новой политической элиты стали …группы, связанные с негосударственным сектором экономики, и лидеры массового демократического движения конца 80-х – начала 90-х гг. …Точнее сказать, вторая группа была инкорпорирована в состав первой" [Кодин 1998]. В данном случае социальный классификационный признак ("прежняя партийно-хозяйственная номенклатура" и "группы, связанные с негосударственным сектором экономики", т.е. предприниматели) совмещается с признаком идеологическим ("лидеры массового демократического движения"). Однако если вместо "лидеров демдвижения" подставить "интеллигенцию", то получится уже знакомая тройка – бюрократия, буржуазия, интеллигенция. Что же касается отсутствия в этом перечне люмпенов, то это не в последнюю очередь объясняется тем, что М.Кодин, судя по словам об инкорпорации "номенклатурой" остальных групп, под политической элитой подразумевает исключительно элиту бюрократическую. Другими словами, он не берет в расчет не только партийных лидеров, но даже и парламентариев.
Отождествление политической элиты с правящей, а последней – с бюрократической свойственно и О.Мясникову, который так прямо и пишет: "Подлинная "социальная основа" всякой правящей элиты – бюрократия; это и есть ее "народ", заполняющий все поры власти" [Мясников 1993].
Более или менее последовательно по социальному признаку классифицирует политическую элиту России разве что А.Понеделков, выделяющий в ней две основные группы – "служак" (т.е. чиновников) и "выскочек" (т.е. выходцев из других классов). В целом же социальный облик российской политической элиты, с его точки зрения, таков: 1) "служаки" – "спринтеры" (те, кто сделал головокружительную карьеру, минуя целый ряд ступенек); 2) "служаки" – "стайеры" (те, кто на какое-то время оказался за бортом большой политики, но затем, благодаря своему опыту и профессионализму, вернулся); 3) "выскочки" – "директора"; 4) "выскочки" – "ученые"; 5) "выскочки" – "предприниматели"; 6) "выскочки" – "разночинцы" [Понеделков 1995]. Из этих групп первые три можно отнести к бюрократии (хотя, конечно же, деление чиновников на "спринтеров" и "стайеров" мало что говорит об их социальном статусе – так, к числу "стайеров" А.Понеделков отнес как В.Черномырдина и В.Геращенко, так и Г.Зюганова), четвертую – к интеллигенции, пятую – к буржуазии. Что касается шестой, то ее выделение вполне понятно (это те, кто, что называется, "из грязи да в князи"), однако осуществлено оно без должной аккуратности, если учесть, что автор отнес к этой группе как люмпена В.Жириновского, так и интеллигента В.Костикова и чиновника Н.Рябова [Понеделков 1995]. При этом следует оговорить, что, как и в абсолютном большинстве случаев, А.Понеделков ведет речь о социальном составе элиты, а не о представительстве в ней разных социальных классов.
Попробуем более подробно рассмотреть алгоритм поведения и траекторию развития каждой из описанных выше групп.
... 0.07 Общий итог 1.00 15.56 3.32 3.32 Рис. 1. Структура политической элиты “среднестатистического” региона РФ (позиционный подход) Возможные направления развития российской политической элиты Политическая элита России постсоветского периода пережила несколько этапов своего развития. В последние годы внутриэлитные отношения несколько стабилизировались. В то же время сохранилась ...
... дополняются государственными и общественными институтами. К таким институтам относятся выборы, СМИ, опросы общественного мнения, группы давления и т.д. Одна из характеристик элиты – это социальная представительность элиты, т. е. представление различных слоев общества, выражение их интересов и мнений в политической элите. Социальное происхождение представителей элиты влияет на их социальную ...
... университетов. 6. Системы рекрутирования политических элит. Вопрос об особенностях рекрутирования элиты – один из самых важных в данном контексте. В отличии от профессиональных элитарных сообществ, политическая элита представляет собой открытую систему. Перед гражданским обществом стоит задача формирования, пополнения элиты, непрерывного контроля за ней. Критериями элиты демократического ...
... администраций и законодательных органов власти регионов. В Государственную Думу баллотируются депутаты по смешанной (пропорциональной и мажоритарной) избирательной системе. В силу этого политический режим современной России может быть охарактеризован как демократический с устойчивыми авторитарно-олигархическими чертами и элементами политического корпоративизма. Вообще авторитарность заложена в ...
0 комментариев