5. УГРОЗА ИНДИВИДУУМУ В СОВРЕМЕННОМ ОБЩЕСТВЕ
Людей всегда занимал вопрос: «Что принесет будущее?», — но занимал не всегда в равной степени. В исторической перспективе чаще во времена физических, политических, экономических и духовных бедствий они в тревожной надежде направляли свой взгляд в будущее и создавали предчувствия, утопии и апокалиптические видения. Вспомним о веке Августа — начале христианского Эона с его хилиастическими ожиданиями либо о метаморфозах западного духа, сопровождавших конец первого христианского тысячелетия. Сегодня мы живем накануне завершения второго тысячелетия, во времена апокалиптических предчувствий всемирного разрушения. Каков смысл той трещины, которая отчетливо предстает в виде железного занавеса, разделившего человечество на две половины? Что произойдет с нашей культурой, с нашим человеческим существованием вообще, если начнут рваться водородные бомбы? Либо если духовный и моральный мрак государственного абсолютизма распространится по всей Европе?
У нас нет ни малейшего повода недооценивать эту угрозу. По всему западному миру уже имеются подрывные меньшинства с заготовленными для поджога факелами. Они даже пользуются защитой нашего права и нашего гуманизма, а потому на пути у этих идей стоит лишь критический разум благоразумного и духовно стабильного слоя населения. Не стоит переоценивать его мощь. Она изменчива, находится в зависимости от национального темперамента, страны, даже региона с его системой общественного воспитания и образования и прежде всего от воздействия серьезных факторов политической и экономической природы. Верхняя граница этого слоя по самым оптимистичным оценкам и на основе опыта голосования лежит где-то возле 60% от числа избирателей. Тем самым не опровергается несколько более пессимистичный взгляд, поскольку дар разума и критического размышления вовсе не является непременным свойством человека, и даже там, где они имеются в наличии, у них нет твердости и устойчивости - как правило, тем более, чем обширнее рассматриваемая политическая группа. Масса подавляет еще возможную у каждого по отдельности способность трезво видеть и размышлять, она принудительно влечет к доктринерской и авторитарной тирании, стоит хоть чуть ослабнуть правовому государству.
Разумная аргументация возможна и перспективна лишь до тех пор, пока эмоции не превысили некоторой критической для данной ситуации точки. Стоит температуре аффектов превзойти этот градус, и действенность разума отказывает, на его место приходят лозунги и химерические желания, иными словами, род химерической одержимости, которая, разрастаясь, производит психическую эпидемию. В этом состоянии приобретают значимость те элементы населения, которые раньше, под властью разума, влекли асоциальное и едва терпимое существование. Подобные индивиды вовсе не представляют собой редкого курьеза, обнаруживаемого разве что в тюрьмах и сумасшедших домах. На всякого явно душевнобольного, по моей оценке, приходится как минимум с десяток латентных случаев. При видимой нормальности их воззрения и поведение находятся под влиянием бессознательных болезнетворных и извращенных сил, хотя до прорыва последних дело чаще всего не доходит. Никакая медицинская статистика по понятным причинам не даст нам справки относительно частоты латентных психозов. Но даже если их число меньше десяти на каждое явное душевное заболевание и преступление, то сравнительная незначительность в процентном отношении к числу всего населения перевешивается особой опасностью подобных индивидов. Их душевное состояние соответствует как раз коллективному возбуждению группы, которой владеют аффективные предрассудки и фантастические желания. В такой среде они оказываются самыми приспособленными, тут они чувствуют себя как дома. Ведь им по собственному опыту знаком язык подобных состояний, они умеют с ними обходиться. Взывающие к коллективному неразумию, исполненные фанатичной злобы, химерические идеи падают на плодородную почву:
здесь говорят те мотивы, поднимается та злоба, которые дремлют у нормального человека под покровом разума и благомыслия. Хотя число таких индивидов ничтожно в сравнении со всем населением, они опасны как источник заразы, а именно по той причине, что так называемый нормальный человек располагает лишь весьма ограниченным самопознанием.
«Самопознание» обычно путают со знанием собственной сознательной личности, своего «Я». Всякий, у кого есть сознание «Я», полагает само собой разумеющимся, будто он себя знает. Однако сознанию «Я» ведомы только его же содержания, но никак не бессознательное. Человек путает познание самого себя с тем, что в среднем известно о нем в его социальном окружении. Действительное его психическое состояние остается по большей части сокрытым. В этом отношении душа подобна телу: неспециалисту тоже очень мало известно о физиологических и анатомических структурах, хотя ими и в них он живет. Требуются специальные познания, чтобы довести до «Я» хотя бы уже известное, не говоря уж о неведомом.
То, что обычно называется «познанием себя», есть по большей части ограниченное и зависимое от социальных факторов знание о происходящем в человеческой душе. Здесь мы вновь и вновь сталкиваемся с предрассудками (мол, такого «у нас», «в нашей семье», в ближайшем либо далеком окружении не бывает); нередки также иллюзорные предположения по поводу якобы имеющихся свойств, которые, однако, служат лишь сокрытию действительного положения вещей.
Именно эта широко простирающаяся область бессознательного недостижима для критики и контроля сознания; здесь мы явно беззащитны перед лицом возможного влияния и психического заражения. Против психической заразы, как и против любых других опасностей, мы можем защищаться лишь в том случае, если осознаем, где, когда и как на нас нападают. В случае самопознания речь идет о постижении индивидуального состояния, поэтому теория дает здесь очень мало. Чем выше воздвигается притязание на всеобщую значимость, тем меньше теория отдает должное индивидуальному положению дел…
Об этом следует помнить, когда речь заходит о теории, которая должна служить руководством для самопознания. Самопознание просто невозможно в соответствии с подобными предпосылками, поскольку предметом познания тут выступает индивид — относительное исключение из правил, иррегулярность. Не всеобщее и повторяющееся, а уникальное — вот что отличает индивидуума. Его следует понимать не как повторяющуюся единицу, но как неповторимую единственность, которая в конечном счете не доступна ни для сравнения, ни для познания. Человека можно и должно описывать и статистически, иначе о нем вообще не высказать ничего всеобщего. В этих целях его можно трактовать и как сопоставимую единицу. Так появляются общезначимые антропология и психология с абстрактно-усредненным образом человека. Только из этого образа выпали все индивидуальные черты, которые важнее всего для понимания. Когда я хочу понять отдельного человека, то я должен отложить в сторону все научные познания о среднем человеке, отказаться от всякой теории, чтобы смотреть всякий раз по-новому и без предубеждений.
Идет ли речь о понимании стоящего передо мной индивидуума или о самопознании, в обоих случаях я должен повернуться спиной к теоретическим предпосылкам, ясно отдавая себе отчет в том, что научное познание тут умолкает. Однако последнее не только пользуется всеобщим почитанием, оно вообще служит современному человеку в качестве единственного духовного авторитета. Понимание другого индивида требует, так сказать, cri-men laese maiestatis, а именно игнорирования научного познания. Такой отказ означает нелегкую жертву: можем ли мы избавиться от научного подхода, не утратив при этом чувства ответственности? Если психолог одновременно является еще и врачом, стремящимся не только к научному упорядочению феноменов, но и к человеческому пониманию своего пациента, ему прямо угрожает коллизия долга: он оказывается между двух противостоящих друг другу установок, между познанием и пониманием. В терминах «или-или» этот конфликт не решается, тут требуется «двухколейное» мышление: мыслить одно, не забывая при этом и другого.
В силу того что очевидное достоинство познания выступает в то же самое время как специфический недостаток понимания, возникает риск парадокса. С одной стороны, для науки индивидуум — это лишь абстрактная, бесконечно повторимая единица, обозначаемая любой буквой; с другой — для понимания уникальный индивид является как раз благороднейшим и единственно реальным предметом, отодвигающим на второй план все эти милые научному сердцу закономерности и регулярности. Данное противоречие становится проблемой прежде всего для врача. Полученное им естественнонаучное образование оснащает его статистическими истинами, но перед ним стоит задача излечения больного, который требует индивидуального понимания, особенно в случае психических страданий. Чем схематичнее избранное им лечение, тем сильнее будет оправданное сопротивление …
... , которые якобы существуют с момента рождения человеческого существа и до самых последних лет его жизни между сознанием и бессознательным, разумом и страстями. 3. Обоснование культуры как сублимации эроса 3.1 . Психоаналитические концепции культуры Значение фрейдовской концепции человека выходит далеко за пределы медицины. Философское обобщение психоанализа — фрейдизм — стало учением, ...
... и в 1939 году он умирает, оставив после себя созданный им мир, уже полностью открытый для толкований и критики. Теория и практика. Взгляды Фрейда можно разделить на три области — это метод лечения функциональных психических заболеваний, теория личности и теория общества, при этом стрежнем всей системы является его взгляды на развитие и структуру личности человека. Личность как триединство. ...
... Фрейд окончательно отказался от гипноза и начал практиковать метод свободных ассоциаций - лечение разговором, впоследствии названный "психоанализ". Поворот к настоящей славе и большим деньгам произошел 5 марта 1902 года, когда император Франсуа-Жозеф I подписал официальный указ о присвоении Зигмунду Фрейду звания профессора-ассистента. 1907 год, по оценке самого Фрейда, переломный в истории ...
... характер табу, безусловно, заслуживает внимания, хотя эти свойства и не имеют того универсального значения, которое им придает психоанализ. 2.4. Теория атеизма Завершая обзор религиоведческой концепции Фрейда, следует сказать о его понимании психологической природы атеизма. В своих работах он исходил из идей параллелизма индивидуального и исторического развития. Если религия вырастает из ...
0 комментариев