Фантастический роман о дьяволе

Велик читательский интерес к творчеству Михаила Булгакова. Хотя

сенсационных открытий, связанных с его жизнью и творчеством, становится все

меньше и меньше, но зато исследователи и читатели стали более внимательно

изучать тексты опубликованных сочинений писателя. И произошло поразительное

явление: мысли великого художника обрели реальную силу, поскольку их стали

использовать и эксплуатировать в самых различных целях, в том числе и в

политических.

В чем секрет непреходящей актуальности его творчества, всевозрастающего

признания? Думается, одна из причин состоит в том, что Булгаков, писатель

тонкий и проницательный, удивительно остро чувствовал время, и не только то,

в котором жил, но и то, которое наступит, и эта устремленность, обращенность

в будущее делает его произведения на редкость современными нам и нашей

эпохе, открывающей двери в XXI век.

Несомненно и то, что наиболее пристальное внимание читающего мира

приковано к главному булгаковскому роману (не все, правда, считают его

главным), получившему в конце 1937 года название "Мастер и Маргарита". Ибо в

этом "закатном" романе с пронзительной проникновенностью показаны пороки

человеческие, от которых проистекают неисчислимые беды и трагедии. Среди них

трусость и предательство писатель полагает первыми.

К сожалению, не сохранились точные сведения о времени начала работы над

романом (из материалов ОГПУ видно, что Булгаков уже в 1926 году осмысливал

основные идеи романа, собирал материал и делал черновые наброски), но

примерные сроки написания сочинения известны - это вторая половина 1928

года, то есть то время, когда в прессе и в бюрократических учреждениях

разгорелись споры о "Беге" (любимой пьесе писателя) и когда травля писателя

приобрела характер чудовищного издевательства и глумления. Именно эта

травля, а также допросы в ОГПУ (унизительнейшие допросы с предварительным

изъятием у писателя дневников, рукописей "Собачьего сердца" и других

материалов) и стали дополнительным стимулом к созданию "Фантастического

романа" (еще одно авторское название этого произведения).

Разумеется, задуман был роман значительно раньше - сразу же после

братоубийственной войны в родном отечестве (вспомним о желании Булгакова

написать роман о Николае II и Распутине). Внимание Булгакова привлекали

многие проблемы, но более всего его интересовало состояние человеческого

духа в новой социальной среде. К великому своему огорчению, он подмечал, что

значительная часть населения прежней России слишком быстро сумела

освободиться от традиционного уклада жизни. Культивирование низменных

инстинктов на ниве невежества приобретало все более массовый характер и

грозило духовному вырождению народа, утрате своего национального облика (о

национальном самосознании уже мечтать не приходилось).

Говоря о первоначальных замыслах и мотивах создания романа (до 1937

года писатель называет его романом о дьяволе), необходимо привести

свидетельство самого Булгакова. В беседе со своим биографом и другом П. С.

Поповым в начале 1929 года он сказал (цитируем по записи Попова): "Если мать

мне служила стимулом для создания романа "Белая гвардия", то, по моим

замыслам, образ отца должен быть отправным пунктам (выделено мною. - В. Л.)

для другого замышляемого мною произведения". Это, на наш взгляд,

исключительно важное признание автора. Оно приобретает реальные очертания

при осмыслении творческого наследия Афанасия Ивановича Булгакова, отца

писателя, занимавшегося исследованием западноевропейских вероисповеданий и

масонства (о последнем "явлении" А. И. Булгаков предполагал написать крупное

сочинение, но смерть помешала реализовать этот замысел).

Первоначальный замысел романа, судя по сохранившимся чудом черновикам

первых его редакций, включал много острейших тем, среди которых назовем хотя

бы две: разгул уродливого и наглого богоборчества (по сути, исключительно

примитивного и в силу этого очень эффективного) и подавление свободного

творчества в "новой" России.

К богоборчеству в "пролетарской" России Булгаков относился с великим

вниманием, удивлением, а чаще всего с содроганием (достаточно, например,

изучить собранную писателем коллекцию газетных вырезок с гнуснейшими

сочинениями Демьяна Бедного, чтобы убедиться в этом). Ибо ничего подобного

он представить себе не мог. Об этом свидетельствует и выразительнейшая его

запись в дневнике 5 января 1925 года: "Сегодня специально ходил в редакцию

"Безбожника"... В редакции сидит неимоверная сволочь... На столе, на сцене,

лежит какая-то священная книга, возможно Библия, над ней склонились какие-то

две головы.

 - Как в синагоге, - сказал МКогда я бегло проглядел у себя дома вечером

номера "Безбожника", был потрясен. Соль не в кощунстве, хотя оно, конечно,

безмерно, если говорить о внешней стороне. Соль в идее, ее можно доказать

документально: Иисуса Христа изображают в виде негодяя и мошенника, именно

его. Не трудно понять, чья это работа. Этому преступлению нет цены".

Об этом подлейшем явлении в русской жизни особенно проникновенно писал

А. И. Куприн. В статье "Христоборцы" он указывал: "Что русский человек в

эпоху кровопролития отворачивается от лица Бога, мне это еще понятно. Так

каторжник, прежде чем вырезать спящую семью, завешивает полотенцем икону. Но

я не в силах представить себе, что чувствует и думает русский костромской

мужичонка, когда перед ним попирают и валяют в грязи кроткий образ Иисуса

Христа, того самого Христа, близкого и родного, которого он носит "за

пазушкой", у сердца. "..." Ужас и отвращение возбуждают во мне пролетарские

народные поэты. Василий Князев печатает кощунственное "Красное Евангелие".

Маяковский - единственный талантливый из красных поэтов - бешено хулит

Христа. Другие виршеплеты в хромых, дергающихся, эпилептических стихах

издеваются над телом Христовым, над фигурой Распятого, над Его муками, над

невинной Его кровью.

"И кровь, кровь Твою Выплескиваем из рукомойника".

Пилат умыл руки, предавая Христа суду Синедриона. Эти палачи умывают в

тазу руки, совершившие вторично Его казнь...

Какое подлое рабство! Какая низкая трусость! На что способен в своем

падении "гордый" человек!" Не меньший протест у Булгакова вызывала та

глумливая травля, которой подвергались "реакционные" и "консервативные"

писатели и драматурги со стороны официальной прессы и сыскных учреждений.

Пожалуй, никого не травили так изощренно и ритуально, как Булгакова.

Особенно поразили его допросы, учиненные ему в ГПУ. Именно после вызовов в

это заведение у него зародилась, казалось бы, дикая мысль: "Москва ли это? В

России ли я пребываю? Не стала ли "красная столица" своеобразным Ершалаимом,

отрекшейся от Бога и царя и избивающая своих лучших сыновей?" А дальше...

дальше уже работала богатейшая фантазия писателя, соединявшая в себе далекое

и великое прошлое с реальной действительностью. За несколько месяцев роман

был написан, причем в двух редакциях. Конечно, это была еще не задуманная

"эпопея", а остросюжетное повествование о пребывании в "красной столице"

маэстро Воланда и его "странные" рассказы о Иешуа, Каиафе и Пилате. При этом

как-то по-особому зазвучала новая для писателя тема - тема судьбы

одареннейшей, честнейшей и национально мыслящей личности в условиях тирании

и лицемерия. Повторим: в величайших событиях истории Булгаков заметил

сходство с московскими реалиями. А сходство это прежде всего заключалось в

том, что правдолюбец всегда подвергается гонениям - в любые времена. И

Булгаков принял ответственнейшее решение: он позволил себе сопоставить

судьбу Величайшего Правдолюбца с судьбою правдивого писателя в "красном

Ершалаиме". А позволив себе такое, он пошел и дальше - стал вносить

коррективы в евангельское повествование в соответствии со своими

художественными замыслами: так появилось "евангелие" от Воланда, то есть от

Булгакова.

И Пилат в первых редакциях прозрачен... В нем улавливаются черты

советского прокуратора... "Единственный вид шума толпы, который признавал

Пилат, это крики: "Да здравствует император!" Это был серьезный мужчина,

уверяю вас", - рассказывает Воланд о Пилате.

О некоторых иллюзиях писателя в отношении московского прокуратора (а

может быть, о понимании его хитрейшей политики) свидетельствует и такое

высказывание Пилата:

- Слушай, Иешуа Га-Ноцри, ты, кажется, себя убил сегодня... Слушай,

можно вылечить от мигрени, я понимаю: в Египте учат и не таким вещам. Но

сделай сейчас другую вещь, покажи, как ты выберешься из петли, потому что

сколько бы я ни тянул тебя за ноги из нее - такого идиота, - я не сумею

этого сделать, потому что объем моей власти ограничен. Ограничен, как все на

свете... Ограничен!" Весьма любопытно, что, даже объявив Иешуа смертный

приговор, Пилат желает остаться в глазах Праведника человеком, сделавшим все

для Его спасения (сравните с ситуацией, возникшей с Булгаковым в 1929 году

после принятия в январе сего года постановления Политбюро ВКП(б) о

запрещении пьесы "Бег", когда Сталин неоднократно давал понять, что он лично

не имеет ничего против пьес Булгакова, но на него давят агрессивные

коммунисты и комсомольцы). Он посылает центуриона на Лысую Гору, чтобы

прекратить мучения Иешуа.

"И в эту минуту центурион, ловко сбросив губку, молвил страстным

шепотом:

- Славь великодушного игемона, - нежно кольнул Иешуа в бок, куда-то под

мышку левой стороны...

Иешуа же вымолвил, обвисая на растянутых сухожилиях:

- Спасибо, Пилат... Я же говорил, что ты добр..." Иешуа прощает Пилата.

Он по-настоящему добр. Но не добр главный герой романа Вельяр Вельярович

Воланд, который появляется в "красной столице" для осуществления ряда

действий (по первоначальному замыслу - для предания ее огню (за великие

грехи ее "народонаселения"!).

К сожалению, первые редакции романа писатель уничтожил. Сохранились

лишь отдельные главы или фрагменты текста. Подробностей этого трагического

события мы не знаем. Ни Л. Е. Белозерская-Булгакова, ни Е. С. Булгакова не

оставили нам разъясняющих сведений по данному вопросу, так как не были

свидетелями этого зрелища. Вероятно, не было и других очевидцев, иначе

какая-то информация наверняка просочилась бы сквозь толщу времени.

Единственным источником сведений о случившемся пока могут быть лишь

свидетель-Фантастический роман о дьяволе ства самого автора, оставленные им

в своих письмах и в романе. В знаменитом обращении к "Правительству СССР" от