Навигация
Тип 1: внешне легкий и внутренне простой жизненный мир
144010
знаков
0
таблиц
1
изображение
2. Тип 1: внешне легкий и внутренне простой жизненный мир
Описание мира
Простой во внутреннем и легкий во внешнем отношении мир можно изобразить, представив существо, обладающее единственной потребностью и живущее в условиях непосредственной данности соответствующего ей предмета. Если, например, предположить, что единственная его потребность – пищевая, то абсолютная легкость внешнего мира достигалась бы тем, что из него в организм поступали бы уже полностью готовые питательные вещества. Между потребностью и ее предметом нет в этом случае никакого расстояния, никакой деятельности, они как бы непосредственно соприкасаются.
Внешний мир совершенно приспособлен к жизни данного существа, в нем нет ни излишков, ни недостатков относительно этой жизни, он может быть "поделен" на нее без остатка. Внешний мир соприроден жизненному, и поэтому в психологическом мире отсутствуют те особые феномены, которые своим наличием проявляли бы внутри психологического мира присутствие мира внешнего и служили бы, таким образом, своеобразной границей между ними. Жизненный мир и мир внешний оказываются влитыми друг в друга, так что наблюдатель, смотревший бы со стороны субъекта, не заметил бы мира и счел бы это существо субстанциальным, т.е. не требующим для своего существования другого существа (141), а наблюдатель со стороны мира не выделил бы из него само это существо, он видел бы, выражаясь словами В. И. Вернадского (41), просто "живое вещество".
Жизнь субъекта в таком мире – это обнаженное бытие, бытие, полностью открытое в мир. Строго говоря, субъектом это существо не может быть названо, ибо оно не отправляет никакой деятельности и не отличает тем самым себя от объекта. Его существование – это окутанная бесконечным благом чистая культура жизнедеятельности, первичная жизненность, витальность.
Опишем теперь пространственно-временную структуру этого мира, его хронотоп. Легкость с пространственно-временной точки зрения должна быть истолкована как отсутствие "протяженности" внешнего аспекта мира, т.е. как отсутствие в нем пространственной удаленности и временной длительности. Феноменологически первое может быть выражено как неизвестность существу, живущему в этом мире, никаких "там", в сведенности всего внешнего пространства к точке "тут", а второе – в сведенности всего внешнего времени к "сейчас". Итак, феноменологическая структура, соответствующая внешнему аспекту описываемого бытия, может быть обозначена выражением "тут-и-сейчас". [35]
Простота внутреннего мира, или отсутствие "сопряженности" между отдельными моментами внутреннего пространства-времени, т.е. между реализацией отдельных отношений субъекта, делает последние абсолютно отстраненными друг от друга, полностью обособленными, совершенно слепыми по отношению друг к другу. Другими словами, простота (и тем более односоставность как один из ее вариантов) внутреннего мира означает безоглядную погруженность в реализуемое жизненное отношение, прикованность к данному месту хронотопа. При этом во внутреннем пространстве отсутствует субъективная связанность его областей, что феноменологически выражается в упразднении (точнее даже неизвестности) всякого "то", "другое" в пользу довлеющего себе "это" (или "одно"). Что касается внутреннего времени, то оно лишено связей последовательности, т.е. отношений "сначала – потом" между отдельными его моментами. Момент, лежащий вне всякой ориентации на "до" и "после", т.е. лишенный будущего и прошлого, не знает собственного конца, своей временной границы и изнутри, феноменологически воспринимается, следовательно, как "всегда" (или "вечно"). Таким образом, внутренний аспект данного существования есть бытие "это-всегда" (или "вечно-одно"), т.е. наличное состояние воспринимается здесь как то, что было, есть и будет, если пользоваться временными категориями, недоступными этому миру.
Итак, мы описали легкий и простой мир в его бытийных характеристиках, теперь необходимо описать соответствующее этому бытию мироощущение. [36] Конечно, несколько странно слышать о мироощущении живущего здесь существа, поскольку мы, строго говоря, не можем приписать ему даже психики. Она ему не нужна: не нужны ощущения, ибо в орбиту его жизни не попадают абиотические свойства объектов (87), не нужно внимание – нет альтернатив для сосредоточения, не нужна память – в силу указанного отсутствия члененности времени на прошлое и настоящее и т.д. И тем не менее психологическое описание этой жизни не может быть полным, если не будет раскрыто имманентное ей мироощущение. Это не значит, что мы будем описывать фикцию, мироощущение этой жизни обладает такой же реальностью, как и она сама, только оно растворено в жизни, не выделено из нее. [37]
Легко понять, что наше экспериментальное существо ведет психологически абсолютно пассивное, страдательное существование: ни внешняя, ни внутренняя деятельность в легком и простом мире не нужны.
Страдательность же, вообще говоря, существенно различается в зависимости от того, относится ли она к событиям настоящим, предстоящим или прошедшим: сейчас происходящие события претерпеваются, причем если они положительны (благи), то претерпевание в эмоциональном аспекте предстает как удовольствие, а если отрицательны – как неудовольствие; предстоящее событие ожидается (если оно положительно, то с надеждой, если отрицательно – со страхом), отошедшие в прошлое события вспоминаются (положительные – с умилением или сожалением, отрицательные – с раскаянием или облегчением)
Описываемому же психологическому миру, как было показано, присущ такой хронотоп, в котором не существует перспективы и ретроспективы, прошлое и будущее как бы вдавлены в настоящее, точнее, еще не вычленены из него. Поэтому страдательность в отношении прошлых и будущих событий здесь редуцирована к одному лишь претерпеванию, и, следовательно, все потенциальное многообразие эмоционального освоения времени сводится к удовольствию-неудовольствию. Принцип удовольствия, таким образом, – центральный принцип мироощущения, присущего легкой и простой жизни; удовольствие было бы целью и высшей ценностью такой жизни, если бы она строилась и осуществлялась сознательно.
Важно указать на масштабы эмоций удовольствия и неудовольствия в этом психологическом мире. Внутренний аспект данного хронотопа, как мы видели, феноменологически может быть выражен как "это всегда", т.е. всякое наличное положение дел заполняет собой всю возможную пространственно-временную перспективу. Поэтому если допустить любую, самую незначительную с внешней точки зрения депривацию потребности этого существа, то в плане мироощущения ей будет соответствовать неудовольствие, покрывающее собой все, не имеющее конца, некий вселенский ужас, по существу смерть, ибо как удовольствие здесь – принцип и признак жизни, так неудовольствие (мгновенно, в силу временно-пространственных характеристик мира раздувающееся до панического ужаса) – принцип и признак смерти.
Прототип
Прототипом рассмотренного существования и мироощущения может служить пребывание плода в чреве матери, младенческое существование (впрочем, уже в меньшей степени) и соответствующее им инфантильное мироощущение. Основания считать "инфантилизм" прототипом проанализированного нами типа вполне понятны – это легкость и простота "инфантильного" бытия: мир индивида в этом периоде развития сам обеспечивает его жизненные процессы, не требуя от него специальной активности ни по добыванию жизненных благ, ни по координации и сопряжению своих отношений.
Эти условия утробного и младенческого существования, через которые неминуемо проходит каждый ребенок, порождают соответствующее мироощущение, которое образует инфантильную основу сознания – некоторый остающийся в человеке, неустранимый, первичный и базовый слой, на протяжении всей жизни подспудно влияющий на его сознание и поведение.
Естественно, это мироощущение во время утробного периода развития еще растворено в жизнедеятельности, вживлено в бытие. Другими словами, оно является психологически непроявленным, и поэтому в себе оно лишено всякой эмоциональности. Тем не менее это мироощущение может быть описано как блаженная, безоблачная удовлетворенность по сравнению с ожидающими его возмущениями со стороны трудности и сложности. Это "плюс", который еще не знает себя в качестве "плюса", и лишь в будущем столкновении с "минусом" он выявит свою исконную положительность. Описываемую таким образом устремленность человека вспять, к "изнеживающей сладости детства" К. Юнг связывал с символикой возрождения (166). [38]
Строго говоря, уже окончание пренатальной стадии знаменуется прорывами в оболочке этого блаженного состояния удовлетворенности. В первую очередь это, конечно, травма рождения, но и в дальнейшем ребенок страдает от временных ущемлений той или иной потребности, ибо жизненные обстоятельства и реальные свойства времени делают невозможным одномоментное удовлетворение всех его потребностей.
Любая частная боль (или неудовлетворенность) младенца, если ее причина тут же не устраняется, очень быстро дорастает до размеров всеобъемлющего ужаса (насколько об этом можно догадываться по крику, движениям и мимике), застилая весь горизонт мироощущения ребенка в силу того, что он "не знает" пространственных и временных границ боли, "не знает", [39] что она когда– то кончится, потому что в его мире нет еще этого "когда-то". Такое распространение боли с частного органа или отношения на все отношения чрезвычайно показательно для внутреннего строения психологического мира самого раннего детства: отдельные отношения здесь еще психологически недифференцированы, они образуют некоторую аморфную массу, так что события в одной ее части без труда распространяются на все другие.
Гедонистическое переживание
Именно прорыв оболочки легкого и простого существования и является тем пунктом, отправляясь от которого можно подойти к главному предмету наших теоретических рассуждений – переживанию, соответствующему описываемому жизненному миру. Дело в том, что в самом этом мире, взятом во всей чистоте его характеристик, переживанию вообще нет места, поскольку легкость и простота мира, т.е. обеспеченность и непротиворечивость всех жизненных процессов, исключают возможность возникновения ситуаций, требующих переживания. Более того, даже когда бытие вдруг перестает по тем или иным причинам быть легким и простым, и, значит, такие ситуации возникают, существо, "воспитанное" легким и простым миром, не способно к переживанию в точном смысле слова. Не способно потому, что переживание необходимо предполагает осуществление идеальных преобразований психологического мира (хотя и не исчерпывается ими), а это существо лишено какой бы то ни было идеальности. Его жизнедеятельность полностью материальна, телесна, причем существенно внутрителесна, поскольку его внешние контакты ограничены не требующим от него активности поступлением необходимых и выведением ненужных веществ. Это существо, не будучи способным "ответить" на возникшую критическую ситуацию ни внешней практической деятельностью, ни идеальными преобразованиями психологического мира, отвечает на нее единственно доступными ему средствами – внутрителесными изменениями. Последним соответствует понятие физиологических стрессовых реакций.
Значит ли это, что вообще не существует переживания, соответствующего легкому и простому миру, подчиняющегося законам этого мира, т.е. в первую очередь принципу удовольствия? Нет, не значит, потому что инфантильный мир с его закономерностями не исчезает с исчезновением породивших его бытийных условий, и эти закономерности могут детерминировать процессы переживания.
Если живое существо прошло сквозь опыт простого и легкого существования, то порождаемые таким бытием феноменологические структуры не лежат мертвым грузом в прошедшей истории жизни данного существа, а являются действенными, вечно-живыми и неустранимыми пластами его сознания, причем слоями бытийными в том смысле, что они стремятся определить собой все сознание, направить его процессы в отвечающее этим структурам русло, вообще навязать сознанию свой режим функционирования. Такая живучесть инфантилизма (будем так именовать это бытийно-сознательное образование, порождаемое простым и легким миром) объясняется очень просто: во всяком жизненном мире, сколь бы "труден" и "сложен" он ни был, сколь ни были бы мощны и многообразны развитые в нем деятельные, и психические "органы" и соответствующие им феноменологические структуры, остается неустранимой первичная витальность, атомом которой является акт непосредственного удовлетворения любой потребности.
Акты потребления, их смысл, значение и роль могут быть радикально преобразованы в новом жизненном мире по сравнению с тем, чем они были для легкого и простого мира (а были они самой жизнью), но в них всегда остается первичный витальный остаток, живущий по закону удовольствия. Таким образом, инфантильные структуры, инфантильное сознание не только наследуются субъектом от бывшей легкой и простой жизни, но они вновь и вновь продуцируются удовлетворением всякой потребности.
В сложном и/или трудном мире субъектом может быть выработано соответствующее этому мироустройству сознание, но оно не упраздняет инфантильного сознания, не становится на его место, а надстраивается над ним, вступая с ним в сложные, а иногда антагонистические отношения.
Само инфантильное сознание существует в новой жизни в форме установки. Это значит, что оно психологически активно, представляет собой не мертвый пласт воспоминаний, а тягу к легкому и простому существованию, радикал которой, с одной стороны (со стороны внешнего аспекта хронотопа легкого и простого мира), представляет собой стремление к "здесь-и-теперь" [40] удовлетворению потребности, т.е. к удовлетворению, не требующему усилий и ожидания, а с другой стороны (соответствующей феноменологической структуре "вечно одно") – стремление к такой полноте обладания предметом потребности (и даже растворенности в нем и отождествленности с ним), что реализуемое при этом жизненное отношение застилало бы собой весь горизонт психологического мира, создавая впечатление своей единственности и заставляя, таким образом, забыть о других отношениях и возможных последствиях для них этого удовлетворения.
Таков радикал инфантильной установки. Для того чтобы определить характер детерминируемых ею процессов переживания, нужно обратить внимание на одну особенность этой установки. Будучи инерцией прежнего легкого и простого существования (ср.: 14), инфантильная установка требует восстановления утраченного вместе с этим существованием блаженного мироощущения. Подчеркнем: именно мироощущения, и не самого легкого и простого бытия. Почему? Дело в том, что, как уже говорилось, в легкой и простой первожизни все будущие дифференциации (отдельная деятельность, инфантильная установка, противопоставленность внешнего и внутреннего и т.д.) существуют в нерасчлененном единстве и лишь потенциально. Это касается и эмоционального мироощущения. Первичное эмоционально нейтральное состояние первожизни в момент прорыва легкого и простого существования приобретает мощный положительный эмоциональный заряд по контрасту с вызванным этим прорывом паническим ужасом. Рождающаяся в этот критический момент инфантильная установка "узнает" два состояния бытия – "легкое" и "трудное" (точнее, "невозможное") не в их чистоте, а в форме соответствующих им мироощущений "блаженства" и "ужаса", "узнает" и одновременно впитывает в себя эту аффективную полярность, как бы проставляющую вектор _ доминирующей устремленности на феноменологической карте мира. Изнутри инфантильной установки, как и вообще из феноменологической позиции, бытие и сознание неразличимы, легкое и простое бытие она идентифицирует только по "блаженному" мироощущению, и потому инфантильная установка тяготит психику жаждой этого мироощущения, не заботясь о том, адекватно ли оно, если возникло, обеспечено ли оно бытийно, гарантировано ли на какой-то отрезок времени, ценой каких последствий оно достигнуто и т.д. Все эти вопросы даже не встают перед инфантильным сознанием.
Вполне понятно, что детерминируемый этой установкой тип переживания составляют такие преобразующие психологический мир процессы, которые по своим целям направлены на достижение положительных и избегание отрицательных эмоциональных состояний, а по характеру своего осуществления являются нереалистическими, подчиняющимися сиюминутным импульсам, не учитывающими внешних и внутренних зависимостей жизни.
Проделанный в первой главе анализ дает основания утверждать, что этому теоретически выведенному типу переживания соответствуют процессы психологической защиты. Разумеется, полного совпадения теоретически описанного типа. переживания, со всем полем известных защитных механизмов в принципе быть не может, во-первых, потому, что это описание слишком абстрактно, чтобы учесть эмпирическое многообразие способов психологической защиты, во-вторых, потому, что совокупность выделяемых защитных механизмов представляет собой скорее "кучу", чем некоторое организованное целое. Этот класс психических процессов не имеет, как мы уже видели, четких, однозначных и общепринятых разграничении ни внутри себя, ни с другими категориями психических процессов. И все-таки существует преобладающее представление о психологической защите, в котором главной целью ее признается достижение максимальной степени эмоционального благополучия, возможного в данных условиях (208), а сама она считается следствием когнитивного и эмоционального инфантилизма (190; 191), что и дает возможность именно процессы психологической защиты считать прототипом выведенного теоретически типа переживания, подчиняющегося закономерностям легкого и простого жизненного мира.
Описанный тип переживания как результат осуществленного к настоящему моменту теоретического движения хотя и может быть соотнесен с определенной эмпирией, все же еще достаточно абстрактен. Это, разумеется, означает не то, что не было проделано обещанного "восхождения от абстрактного к конкретному", а лишь то, что это "восхождение" не закончено. Мы подошли к такой точке на одной из линий "восхождения", где "энергия" положенных в основу движения абстракций исчерпала себя, так что дальнейшее движение в этом направлении требует "инъекции" опытного, эмпирического знания, но, заметим, не всякого, а достигнутого под руководством уже полученных абстракций. Однако это задача особого исследования.
Похожие работы
... от переживания категории образа как единственного известного нам психологического коррелята познавательного отношения субъекта к миру (Петровский А.В., Ярошевский М.Г.). Эвристически перспективный подход к переживанию открыли работы Б.М. Теплова. Запечатлев результаты эмпирического изучения специальной проблемы музыкальных способностей, они осветили природу переживаний в глобальном масштабе ...
469870
14
82
... ритмомелодических характеристик текста на восприятие его смысла и возникновение определенного эмоционального состояния. Выявлен существенно сходный характер воздействия ритмомелодической структуры вербального и музыкального текстов на эмоциональную сферу воспринимающих (при восприятии текстов разных знаковых систем испытуемые фиксируют эмоции одинаковой модальности). Чрезвычайно важно, что ...
... бы современный европеец. Однако констатировать историчность процессов переживания – это полдела. Собственно психологическая постановка проблемы состоит в том, чтобы применить к анализу переживания общую схему социально-исторической детерминации психики, уже опробованную Л. С. Выготским и его учениками на разнообразном психологическом материале (49; 50; 84; 87; 98; и др.), а именно понять ...
... тревоги, что позволяет выйти на уровень создания конкретных приемов и методов оказания психологической помощи человеку. 2 Семантический анализ источников тревоги на примеры фирмы ООО «Спектр» 2.1 Характеристика анализа «Семантический анализ источников тревоги» посвящен решению задачи по определению основных детерминант и психологических механизмов развития тревоги и тревожности, как ...
0 комментариев