Генеральному директору

ОАО «Хлебопек»

Макаренкову Ю.А.

от программистов

Алехновича С.Б.,

Дорошева П.М.


Необходимые меры по реорганизации действующих программных средств на предприятии:


Увеличение пропускной способности локально-вычислительной сети (ЛВС), т.к. действующая ЛВС используется программой реализации с 8 до 9, с 16 до 17 часов, а новая программа будет использовать ЛВС постоянно в течение суток при пропускной способности более существующей (10 Мбит/с). Варианты:

Замена проложенного коаксиального кабеля(400 м) на витую пару. Проблема: ограничение на длину сегмента линии – большое расстояние от одного сетевого концентратора до другого – необходимо через каждые 50 м разместить повторители, что повлечёт за собой трудности в их размещении.

Замена на оптоволокно. Имеет большую пропускную способность и отсутствие ограничений на длину линии. Недостаток: дороговизна, необходимость покупки специального оборудования.

Модернизация сервера. На данный момент сервер выдерживает около 20 пользователей в терминальном режиме одновременно. Увеличение таковых вызовет сбои в работе сервера. Необходимо будет наращивать его мощность вплоть до замены на более мощный.

Непосредственно замена программного обеспечения (ПО). Требуется заменить ПО реализации. Новое ПО будет работать в режиме реального времени, что даёт оперативную информацию в любой момент. Проблемы: ПО требует длительной наладки и настройки под имеющийся бухгалтерский учёт, что даёт серьёзные потери в рабочем времени вплоть до остановки работы некоторых подразделений; требует введения дополнительных рабочих мест; не подготовлен персонал от экспедиторов до бухгалтеров.


Введение. Путь самурая
В своём реферате я решил рассмотреть культуру Японии на основе сословия самураев, т.к. на мой взгляд проследив историю этого сословия, затронув их религиозные воззрения, занятия, можно более полно составить представление о культуре этой загадочной нации – японцев.

Мы рассмотрим Бусидо, «Путь самурая» и Историю Японии касающиеяся самураев, а также возникновения и культивирования боевых искусств на протяжении веков, являюющимися неотъемлемой частью Японской культуры.

Мы подробно рассмотрим возникновения самурайства, основные сражения самураев, их участие в международных войнах, а также развитие самурайства в период эпохи Токугава.

Далее коснёмся кодекса Бусидо - "неписанных" законов, регламентирующих поведение самураев. Коснёмся обряда Харакири (сэппуку) и их религиозных воззрений.

Немаловажно так же описать методы воспитания и воинской подготовки самураев, зарождение, развитие и культивирование многочисленных видов боевых искусств, их школы и основные направления в боевых искусствах.

В заключение рассмотрим вооружение, одежду, сравним самураев и загадочных войнов-ниндзя.


Возникновение сословия воинов Начальные этапы становления самурайства VII-XIIвв.

Возникновение самурайства не представляет собой исключительного явления в социальной истории народов мира. Сословия и касты профессиональных воинов существовали во многих государствах Европы и Азии в эпоху господства феодализма.

Постоянные войны с аборигенами Японских островов - айнами - вели к проникновению японцев из южных и центральных областей Хонсю на северо-восток страны, сопровождавшемуся захватом айнских земель. Возникали сильные и постоянные дружины для защиты владений от вторжения в них айнов и войск других княжеств, а также для подавления крестьянских восстаний.

В XII в. после победы коалиции под предводительством феодалов из рода Минамото над другой мощной группировкой во главе с родом Тайра в Японии установился режим военной диктатуры, при котором власть в стране находилась в руках верховного военачальника - сёгуна. Подобная форма правления отодвигала императора, лишённого фактической власти, на задний план и позволяла князьям более эффективно эксплуатировать крестьян и другие низшие слои населения, удерживая их в подчинении силой оружия. С этого времени самурайство, под которым в широком смысле слова стали впоследствии подразумеваться светские феодалы, начиная от крупных влиятельных князей (даймё), включая и самого сёгуна, и кончая мелкими дворянами окончательно завоевало политическую власть, став господствующей силой страны.


В связи с различием социальных функций и материального положения разных слоёв самурайства оно имело сложную иерархическую структуру, связанную отношениями личного служения вассала сюзерену и покровительством князя своим слугам. Наиболее характерной чертой, присущей Японии, являлась многочисленность военно-служилого дворянства. Это было обусловлено стремлением отдельных даймё к могуществу и превосходству над противостоящими им феодальными князьями и необходимостью бороться в междоусобицах и при крестьянских восстаниях собственными силами, без поддержки извне. В определённые временные отрезки истории Японии (XVI - XVII вв.) сословие воинов насчитывало вместе с семьями около 2 млн. человек (с прислугой - около 3 млн.), что составляло приблизительно 10 % всего населения страны. В сравнении с этим средневековые рыцари в странах Западной Европы, например Англии и Франции, едва ли составляли 1 - 2 % населения. Здесь же стоит отметить, что отношение европейских рыцарей и японских самураев к крестьянам было различным. Если в Европе в эпоху средневековья крестьянин рассматривался как презренное и грубое существо, то в Японии, несмотря на антагонизм между сословием воинов и крестьянскими массами, угнетение и эксплуатацию крестьянства, земледелец приближался по своему социальному положению к самураю, а его труд в соответствии с конфуцианским учением считался уважаемым. В идеологическом плане между самурайством и крестьянством также не было резкого противопоставления, которое наблюдалось по отношению к ремесленникам, купцам, актёрам и другим низшим слоям общества. Не случайным поэтому было то, что многие крестьяне удостаивались к старости права ношения малого самурайского меча. С другой стороны, крестьянство часто ориентировалось на самурайство, стремясь подражать сословию воинов.


Кроме того, самураи существенно отличались от рыцарства европейских стран времён средневековья экономическими позициями, своим специфическим этическим учением бусидо, религиозными воззрениями. В остальном самураи в общих чертах были схожи с западноевропейскими воинами. Самурайство, как сословие, просуществовало свыше семи веков, и было формально отменено после 1868 г. (вернее, было изменено его качественное состояние в соответствии с духом времени и буржуазными преобразованиями). Тем не менее традиции самураев, выработанные в течении длительного времени, не исчезли. Традиционные черты, присущие самурайству средневековой Японии, были обновлены и трансформированы, став основой японской идеологии.

Слово "самурай" (сабурай), образованное от глагола старо японского языка "сабурахи", имеет в японском словаре древнего языка следующее толкование: "служить великому человеку, человеку высшего сословия"; "служить хозяину, защищать хозяина". Для графического обозначения этого слова японцы воспользовались китайским иероглифом, который читается как "дзи". Разложение этого иероглифа на составные (рэн - человек и си - буддийский храм) говорит о вероятном применении этого знака для обозначения людей, охранявших буддийские храмы и служащих при них.

Самураем называли в Японии слугу знатного лица, служащего его интересам, охраняющего его поместье, имущество и его самого. Самураев можно в качестве примера сравнить со скандинавскими хускарлами XI в., которые рассматривались в социальной организации как слуги или дружинники, служащие только при дворе феодала.

Кроме указанного обозначения, понятие воин, боец, дружинник показывалось в японском языке ещё иероглифами, читавшимися как "буси" (или просто "си"), которые были также взяты из китайской письменности (ву и ши).


Начало становления сословия самураев можно отнести к относительно позднему времени - VI - VII вв.

В 645 г. после победы в борьбе за власть двух домов родоплеменной знати Сумэраги и Накатоми, возглавляемых принцем Накано Оэ и Накатоми Каматари, над родом Согана, на престол был возведён представитель победившей коалиции - 36-й император Японии Котоку (645 - 650), который принял титул тэнно - сын Неба. Приход к власти Котоку получил в японской истории название "переворот Тайка" ("Тайка" - девиз правления императора Котоку, буквально - "Великая перемена"). По существу целью борьбы между родами и последовавшего за тем переворота были реорганизация племенного управления древней Японии, стремление к созданию сильного централизованного государства и крепкой государственной власти.


Переворот Тайка способствовал развитию японского монархического государства со всеми присущими ему атрибутами, а также установлению производства, предпосылки которого уже сложились к тому времени в Японии. В 645 - 646 гг. власти провели ряд реформ, важнейшей из которых была ликвидация званий родоплеменной знати и её права владения землёй, что являлось препятствием на пути к оформлению нового государства. Страна была поделена на уезды и округа; такая система получила название "гункэн". Переворот и реформы Тайка оформили возникновение централизованного государства, обеспеченного регулярной армией, во главе с наследственным императором. В областях, имевших стратегическое значение (пограничные районы), появились гарнизоны, в которых служили люди, достигшие совершеннолетия (20 лет). Для несения гарнизонной службы на окраинах в мирное время призывалась 1/3 мужского населения страны в возрасте от 20 до 60 лет. Призываемые сводились в отряды, называвшиеся "гундан", т.е. "местные дружины". Охранники назывались "сакимори ("охранители передовых пунктов"). Некоторых из них командировали в Киото для охраны императорских дворцов; их называли "эдзи" ("охранные мужи").


В военное время несколько дружин соединялись в армию - итигун под командованием воеводы - сёгуна, три армии в свою очередь сводились в одну большую, управляемую тайсёгуном ("больший", "великий" сёгун), которому император жаловал меч - знак воеводских полномочий. После военных походов войска распускались, их оружие складывалось в амбары. Этим оружием ведало одно из шести учреждённых министерств (военное министерство). Дружинников-самураев, оформившихся затем в сословие воинов, в то время ещё не было.

Реформы Тайка установили также поземельные феодальные отношения, носившие форму надельной системы. Основные принципы этой системы были оформлены и зафиксированы в 701 г. В гражданском уложении - кодексе "Тайхо рицурё", или "Тайхорё" (от "Тайхо", буквально "Великое сокровище" - название периода правления императора Момму (701 - 704) и "рё" - кодекс), созданном также по аналогии с законодательством империи Тан. "Тайхорё" ознаменовал начало закрепощения свободных общинников и складывания феодальных аграрных отношений. Вся земля переставала быть собственностью сельской земледельческой общины, она объявлялась государственной (императорской) собственностью и отдавалась крестьянам во временное пользование.

Таким образом, вместо общинной собственности на землю утверждалась феодальная; земле юридически была дана экономическая основа уже в феодальном смысле. Каждый крестьянский двор получал пахотную землю соответственно числу членов семьи, считая с шестилетнего возраста. Надельное крестьянство превратилось в сословие феодального общества, которое стали называть "рёмин". Крестьяне, получившие наделы во временное пользование, не имели права покидать их, так как это могло принести убыток государству. Они должны были платить государству налог зерном и продукцией домашнего производства, выплачиваемый пеньковой одеждой и шёлковой материей, а также отрабатывать в пользу государства и местного управления около 100 дней в году. Кроме того, с введением обязательной воинской повинности каждые 50 дворов (сельский округ) должны были выставлять по одному человеку в регулярную армию, принимая на себя полное его содержание.

Наряду с наделами крестьян существовали и наделы господствующего класса. Однако они существенно отличались от крестьянских земель размерами, зависевшими от титула или должности владельца. Эти привилегированные наделы делились на ранговые, должностные и жалованные, причём последние отдавались в пожизненное пользование, иногда, в зависимости от заслуг, - навечно, иными словами, являлись фактически частными владениями.

К привилегированным наделам приписывались государственные крестьяне, которые передавали владельцам земель значительную часть своих доходов.


Постепенное развитие крупного частного хозяйства в последующие века создавало предпосылки для крушения принципа государственной собственности на землю и для распада надельной системы, т.е. вело к распаду реформ Тайка. Представители аристократии, средние даймё и разбогатевшие крестьяне стремились к полному переходу земель в частное владение. Со временем наделы превращались в частные поместья - сёэн. Владельцы поместий (рёсю) становились независимыми и бесконтрольными хозяевами своих владений. Крестьяне, приписанные к землям даймё, также становились собственностью последних, т.е. крепостными.

Жестокая эксплуатация, тяжёлое налоговое обложение, многочисленные повинности в пользу даймё и государства и стремление крупных землевладельцев захватить крестьянские участки для расширения своих поместий вызывали у крестьянства недовольство, переходившее часто в открытое сопротивление. Феодалы прекратили выдавать оружие даже призванным на военную службу крестьянам. В связи с этим уже в 792 г. был издан указ об отмене воинской повинности.

Одной из форм протеста крестьян против угнетения были побеги со своих земель. Беглых крестьян, покинувших свои деревни и уходивших бродяжничать, стали называть "ронин", "фуронин" и "футо" (букв.: "бродяга", или "человек-волна"). Позднее термин "ронин" стали применять к самураям, утратившим вассалитет и место в своей организации в силу добровольного ухода из неё, изгнания воина из самурайского клана или роспуска вассалов умершего (убитого) князя. В противоположность им жители, постоянно жившие на одном месте, назывались "донин", или "домин". Все попытки правительства, старавшегося предотвратить бегство крестьян с земли даже силой оружия и содействовать их возвращению, не имели существенных результатов.

Многие из беглых крестьян группировались в разбойничьи шайки, которые занимались грабежами на больших дорогах, нападали на поместья даймё или же шли на службу в частные владения - сёэн, становились служилыми людьми (сохэй) при крупных буддийских храмах.

Тяга ронинов в сёэн, с одной стороны, и нужда владельцев поместий в ронинах, используемых ими в качестве военной силы для подавления крестьянских восстаний, борьбы с отрядами беглых крестьян и соседними даймё стремившихся урвать для себя лучшие земли, - с другой, привели к созданию нового сословия общества, оторванного от экономики, - сословия самураев, или воинов (буси или букэ).


С X в. в Японии всё сильнее происходило обособление отдельных провинций, политическая раздробленность, порождённые усилением князей на периферии. Экономической основой таких явлений были господство обособленного хозяйства поместий, сосредоточивших 90 % всего земельного фонда страны, слабость хозяйственных связей между ними, неразвитость общественного разделения труда. По мере роста и усиления крупных поместий мелкие землевладельцы, не сумевшие увеличить свои поместья, не могли противодействовать произволу местной администрации, их земли оказывались перед угрозой поглощения крупными земельными магнатами. Кроме того, им в большей степени угрожала опасность со стороны крестьянских отрядов. Вследствие этого мелкие собственники вынуждены были отдавать себя под защиту крупных даймё.

Подобные явления имели также важное значение для развития и укрепления самурайских дружин, так как каждый мелкий землевладелец, пользовавшийся защитой своего сюзерена, был обязан ему воинской службой. Эти дружинники превращались постепенно из "дворовых самураев" в самураев нового типа - вооружённых слуг, получавших от своего хозяина за верную службу содержание - жилище и пищу, а иногда и участки земли с приписанными к ней крестьянскими дворами.

Другой не менее важной причиной образования сословия воинов была не прекращавшаяся с давних времён борьба на северо-востоке страны с айнами (или эдзо) - потомками древнейшего населения Японских островов.


Ещё в период правления императоров Конин (770 - 781) и Камму (782 - 805) ввиду частых военных действий на границах при дворе было принято решение о создании специальных отрядов, которые должны были набираться из зажиточных крестьян, "ловких в стрельбе из лука и верховой езде", для противодействия айнам. (Надо отметить, что становлению самурайства в немалой степени способствовало наряду с развитием вооружения именно широкое употребление верхового коня. Ранее конь зачастую был собственностью лишь аристократии и являлся символом знатности и богатства и редко употреблялся на территории Японских островов в военных целях).

Граница притягивала к себе также беглых крестьян, спасавшихся от гнёта и стремившихся овладеть землями айнов. Это были воинственно настроенные люди, которые организовывали отряды и находились в постоянной боевой готовности; их называли "адзумабито" (люди востока).

Со временем правительство стало поощрять переселение безземельных крестьян на север. Поселенцы, получившие вооружение от властей, вели с айнами более эффективную борьбу, нежели военные экспедиции, предпринимаемые японцами во время крупных выступлений айнского населения.

Таким образом, зарождавшаяся прослойка воинов Японии оформлялась как специфическая группа общества, на которую оказывали определённое влияние как военные, так и мирные контакты с воинственными племенами айнов.

Самурайство в период международных войн

Феодальные междоусобные войны X - XII вв., являвшиеся следствием политической раздробленности страны и возникшие в результате борьбы крупных даймё за власть и территориальное преобладание, а также из-за переделов земель, создали предпосылки для окончательного оформления самурайства как сословия, которое можно назвать сословием мелкопоместного служилого дворянства. Площадь государственной (императорской) земли сократилась в несколько раз, в то время как земли крупных князей постоянно увеличивались в размерах.

Своего апогея междоусобицы достигли в середине XII в., во время наиболее напряжённой войны между двумя самыми могущественными домами того времени - Тайра (Хэй) и Минамото (Гэн), получившей в японской истории название Гэмпэй. Минамото и его сторонники стремились к захвату богатых земель Тайра, узурпировавшего власть, отнятую у императора. Феодалы Минамото, властвовавшие в северо-восточных областях равнины Канто, располагали более дееспособной и многочисленной армией самураев, закалённой в непрерывных схватках с айнами. Кроме того, Минамото обладал несомненным преимуществом перед своим противником - он мог постоянно снабжать переходящих к нему дружинников мелкими земельными наделами, отвоёванными у аборигенов северо-востока, в то время как сторонники Тайра имели меньше таких возможностей. Всё это обусловило в итоге поражение Тайра в ряде сражений, самым значительным из которых была морская битва при Данноура (Симоносэки) в 1185 г., и переход господствующего положения в стране к Минамото.

Последующие семь лет приверженцы Минамото вели борьбу за окончательный захват власти против хэйанской (киотской) придворной аристократии; в результате император и его вельможи полностью потеряли политическую и экономическую силу. В 1192 г. Минамото Ёритомо (1192 -1199) принял титул сэйи тайсёгун, или просто сёгун, и перенёс свою столицу на восток Хонсю в г. Камакура, установив новую систему правления - сёгунат, режим военной диктатуры, характеризовавшийся безраздельным господством самурайства в социальной и политической областях.

Ёритомо, талантливый политик и блестящий полководец, отличавшийся незаурядной личной храбростью, впервые сумел объединить под своим знаменем разрозненные дружины самурайских кланов. Усмирив одних, подкупив других и снискав бескорыстную преданность третьих, он самовластно назначал и снимал государственных чиновников, раздавал личные владения, выплачивал содержание самураям (в коку - рисовых пайках) и даже контролировал заключение брачных союзов. От своих вассалов сёгун требовал прежде всего верности и соблюдения закона чести. Трусость и предательство, а также заносчивость карались смертью, стойкость в бою, усердие и скромность в личной жизни щедро вознаграждались.


Самураями с этого времени стало считаться всё военное дворянство Японии, включая и самого сёгуна. Особой категорией самураев, или верхушкой сословия (как бы сословием в сословии), были князья, владетели крупных земельных участков разной величины. Далее шли самураи среднего и низшего рангов, отличавшиеся друг от друга размерами своих богатств и доходов. Они являлись основной военной силой даймё. Вначале эти самураи были преимущественно жителями местностей, владетелями которых были даймё, отдававшими себя под покровительство последних и становившимися их вассалами (кэнин).

Военное сословие самураев, в соответствии с принятым в эпоху Камакура (1185 - 1333) сословным делением общества, официально стало наряду с придворной киотской аристократией (кугэ) привилегированным сословием господствующего класса Японии. Все самураи, или буси, первого сёгуната Минамото были разделены на две категории: гокэнин и хигокэнин. Первые стояли в центре сословия воинов, являясь стержневой социальной группой самурайства, и находились в непосредственном подчинении у сёгуна; вторые были слоем мелких феодалов (самураев-дружинников), не являвшихся непосредственными вассалами сёгуна, а прямо или косвенно подчинявшихся императорскому двору или храмам, имевшим известную степень автономии. Хигокэнин получали иногда от феодалов небольшие участки земли в качестве лёнов, которые нередко сами и обрабатывали. Сёгун ведал гокэнин непосредственно, защищал их интересы, раздавал должности и чины; гокэнин в свою очередь несли особую службу (гокэнин-эки), заключавшуюся в воинской повинности, уплате ежегодной дани и т.д., вступали во главе своих подчинённых в войско сёгуна, чем доказывали свою верность сюзерену.


С наступлением в стране эпохи междоусобиц военное дело полностью было отделено от земледелия. Земельные владения, которыми располагали гокэнин, подразделялись на наследственные частные земли (или сирё - земли, на которые гокэнин получали санкцию сёгуна) и пожалованные владения, полученные за заслуги (онти), особенно ценимые самураями. Бакуфу внимательно следило за главным источником доходов самураев - их землями, издавая указы, ограничивающие и запрещающие продажу пожалованных и наследственных участков, стараясь поддержать подобными мерами экономическое могущество сословия воинов. По одному из указов (кодексу "Токусэй-рё") 1297 г. поместья обедневших гокэнин, проданные или заложенные хигокэнин и бонгэ (простонародью), подлежали конфискации и безвозмездному возвращению прежним владельцам. После издания этого закона такие аннулирования земельных сделок стали обычной формой борьбы даймё за сохранение своих земельных владений.

Военное сословие установило власть над всеми живущими на землях феодалов крестьянами. Функции владетелей поместий сводились лишь к контролю над исполнением закрепощённым крестьянством трудовых повинностей и уплате князьям натуральной ренты, составляющей иногда более половины урожая. Кроме того, крестьянство обязано было служить в отрядах самураев в качестве слуг и копьеносцев во время военных походов. Каждая деревня выделяла в дружину даймё определённое число пеших воинов, получивших в период междоусобных войн название "асигару" ( "легконогие") и превратившихся затем в самураев низшего ранга.

После провалившейся попытки императорского дома во главе с экс-императором Готоба (1184 - 1198) свергнуть сёгуна в Камакура (мятеж годов Сёкю, 1219 - 1222) власть военных упрочилась ещё больше. Этому способствовал кодекс "Дзёэй сикимоку", или "Уложение года Дзёэй" (1232), изданный Ёсимицу Миёси (по повелению Ходзё Ясутоки). Свод законов эпохи Дзёэй ставил целью укрепление системы сёгуната и систематизировал обычаи и отношения в среде сословия самураев.


В годы регентства дома Ходзё (1199 - 1333) самураям впервые в истории довелось столкнуться с внешним врагом. Япония оказалась перед лицом внешней опасности - монгольского нашествия (гэнко), которое существенно повлияло в дальнейшем на обстановку в стране в целом, затронув в значительной степени и самурайство. Дважды (в 1274 и 1281 гг.) монгольские завоеватели под предводительством внука Чингисхана Хубилая, завершившего покорение Китая и фактически овладевшего Кореей, пытались подчинить своей власти последний независимый клочок суши в Восточном море - Японскую империю. Дважды объединённые монголо-китайские силы пытались совершить высадку на юге архипелага, и оба раза беззаветная храбрость самурайского ополчения, поддержанная силой тайфунов - "камикадзэ", одерживала победу. Особенно кровопролитным было второе сражение на острове Кюсю, длившееся сорок девять дней и закончившееся полным разгромом монголо-китайских полчищ. Монголы в тот период были, несомненно, носителями самой передовой в мире военной техники, заимствованной чуть ли не во всех странах Азии и Европы. Их короткие луки были вдвое более дальнобойными по сравнению с огромными японскими "юми", лёгкие доспехи и сабли позволяли лучше маневрировать в бою. Они использовали пушки и катапульты с пороховыми снарядами. Их тактика конных атак была отработана до мелочей в бесчисленных завоевательских походах. Немалый урон причиняли самурайским дружинам и китайские копейщики, завербованные в экспедиционный корпус.


Но наибольшим шоком для буси, привыкших к определённому военному церемониалу, было полное отсутствие уважения к противнику. Обычно в междоусобных баталиях воину надлежало выбрать себе достойного противника и после обмена приветствиями и соответствующими изысканными оскорблениями по всем правилам сразиться. Поле боя подчас превращалось в сплошные "парные турниры" с выбыванием участников. Не принято было нападать сзади, не окликнув предварительно жертву, прибегать к помощи слуг и оруженосцев, если к тому не понуждали чрезвычайные обстоятельства. Отрезанная голова противника, которая потом демонстрировалась сюзерену и выставлялась на всеобщее обозрение, была не просто варварским трофеем, а самым достоверным сертификатом личного участия в схватке с равным. Монголы же применяли исключительно тактику массовой атаки и набрасывались на горделивых буси, как стаи голодных собак. Известно, что и "трофеи" они брали анонимные, указывающие лишь на количество жертв, а именно уши врага.

При вторжении Хубилая самурайские дружины впервые столкнулись с новой для них тактикой ведения войны, заключавшейся во взаимодействии всех подразделений войска, общем командовании, в действиях флангов (обходы и окружения) и т.д., а также с незнакомым доселе огнемётным оружием (ими применялась метательная артиллерия китайского типа - балисты), которое уничтожило и сожгло большую часть береговых укреплений японцев.

Тем не менее интересно, что японские воины, одержав победу и захватив множество пленных в полном вооружении, даже не подумали воспользоваться опытом пришельцев. Разве что приёмы владения копьём были несколько усовершенствованы. Все прочие виды воинских искусств без изменения благополучно дожили до XVI в., когда с появлением португальцев в армию стало широко внедряться огнестрельное оружие - мушкеты, пушки, пистолеты. Появились даже специальные части пехотинцев-мушкетёров, которые сильно поколебали престиж непобедимых конных рыцарей. Но верность традиции возобладала. Буси вплоть до середины XIX в. пренебрегали "огненным боем", который шёл в разрез с высокими идеалами будзюцу. Тем не менее это заложило основу новой военной организации, которая, при использовании военного опыта португальцев, помогла впоследствии полководцу Хидэёси во многих его победах. Претерпело изменение также и военное снаряжение, которое стало изготавливаться в соответствии с требованиями маневренного боя в более облегчённом варианте.

Монгольское нашествие потребовало мобилизации всех внутренних сил страны и создало предпосылки для кризиса мелкопоместного хозяйства и ослабления самурайства: буси, в частности, перестали получать средства от даймё и должны были нести службу за свой счёт. В это время появилась тенденция к распаду системы сёэн (средних и мелких хозяйств) и образованию новых крупных земельных поместий, в которых искали покровительства многочисленные самураи окончательно оторванные от сельского хозяйства.


Окончательное размежевание сословий крестьян и самураев произошло в начале периода Асикага, между 1321 и 1334 гг.

В начале XIV в. разгорелась борьба между даймё юго-западных и восточных областей, вызванная неравномерным экономическим развитием отдельных провинций. Даймё более развитого юго-запада объединились под руководством Нитта Ёсисада и Масасигэ Кусуноки и разгромили сиккэнов. Имена этих двух великих воинов, сражавшихся против дома Ходзё, гремели по всей стране, они не знали поражений в боях. Кусуноки выступал в защиту императора Годайго, оскорблённого заносчивыми временщиками. С горсткой бойцов ему удалось отстоять небольшую крепость Тихая и обратить в бегство нападавших. Последним примером вассальной верности Кусуноки стала битва при Минатогава, где мужественный полководец совершил сэппуку, прикрыв отход своего сюзерена.

Однако власть захватил, опираясь на военную силу и не считаясь с интересами представителей рода Ходзё, управлявших Японией с 1219 г. в качестве так называемых своих союзников, Асикага Такаудзи (1305 - 1358), который ниспроверг власть Ходзё в 1333 г. и на два века установил правление новой династии сёгунов Асикага (Муромати-бакуфу). Война возобновилась и продолжалась до 1392 г. под названием Намбокутё-дзидай (период двух правительств, 1331 - 1392 гг., когда Южное правительство (или династия) поддерживало императора Годайго и носило название Нантё, Северное правительство (Хокутё) - императора Комё), закончившись победой рода Асикага.


С начала XV в. Япония надолго погружается в состояние всеобщего хаоса, а её территория почти повсеместно становится ареной военных действий. Вершиной этих столкновений была война между домами Сиба Хатакэяма, Хосокава и Ямана, получившая название "смута годов Онин" (1467 - 1477). Эта война способствовала ещё большему усилению раздробленности и концентрированию земельных владений в руках нескольких сотен крупных даймё.

Междоусобицы, длившиеся десятилетиями, подорвали экономику всех провинций Японии, вызвали упадок земледелия; из-за войн крестьянство на долгое время отрывалось от земли, подвергалось нещадной эксплуатации и поборам, облагалось налогами. Ухудшение положения крестьянских масс приводило к частым крестьянским восстаниям, к которым нередко примыкали ронины и разорившиеся самураи. Наиболее значительным из них было восстание крестьян провинции Ямасиро, установившее крестьянское самоуправление, которое просуществовало восемь лет (1485 - 1493).

К началу XVI в. сёгуны Асикага теряют всякий контроль над крупными землевладельцами, Япония распадается на ряд независимых княжеств с влиятельными даймё во главе. Наступает наиболее смутное и тяжёлое время в истории японского средневековья - период военной анархии, или, как его назвали, "Сэнгокудзидай" - "период сражающихся областей". Непрерывные гражданские войны "всех против всех" длились с 1507 по 1573 г.

Эпоха Токугава

Политическое объединение Японии в начале XVII в., достигнутое Токугава Иэясу который провозгласил себя сёгуном в 1603 г., закончило дело начатое двумя реформаторами - Ода Нобунага и Тоётоми Хидэёси.

Однако объединение страны носило несколько условный характер, так как в Японии продолжали существовать более 200 княжеств, которые обладали известной степенью автономии. Тем не менее, политическое единство оказало благоприятное воздействие на экономику, стимулировало создание единого общеяпонского рынка, способствовало подъёму культуры. Одновременно усилилась власть и мощь сёгуната являвшегося абсолютистской диктатурой, опиравшейся на сословие самураев. Самурайство, как основная военная сила господствующего класса, освободившееся от участия в междоусобицах, стало применяться теперь исключительно для подавления выступления народных масс, страдавших от нещадной эксплуатации даймё.

Токугавское правительство лишило даймё возможности вести междоусобные войны и выступать против центральной власти, сохранив за собой право контроля над даймё. У даймё, выступавших против Токугава, отнимали (полностью или частично) владения, в некоторых случаях недовольных перемещали в другие районы.

Одной из главных мер, принятых центральным правительством в первые же годы, было разделение всех крупных даймё на три группы в зависимости от их прежнего (до 1600 г.) отношения к дому Токугава. В высшую группу даймё входили так называемые госанкэ (три знатных дома) - семьи, родственные дому Токугава (Кин, Мито, Овари); во вторую группу - фудай-даймё - князья, находившиеся в вассальных отношениях к сёгуну и поддержавшие его во время битвы при Сэкигахара; в третью - тодзама-даймё, т.е. даймё, которые были враждебны дому Токугава в его борьбе за центральную власть.

Тодзама-даймё относились к группе феодалов, земли которых нередко конфисковывались и передавались сторонникам Токугава или рассредоточивались между владениями фудай-даймё с целью предотвратить заговоры или создание группировок, могущих причинить вред правительству.

С этой целью были введены институт заложничества (санкин-кодай), предусматривавший, что даймё после годичного пребывания в своём поместье должны были год жить в Эдо и держать там свою семью в качестве заложников; положение о выдаче ссуд для удержания даймё в финансовой зависимости; закрытие страны во избежание внешних стимулов волнений и т.д.

Кроме того, за даймё и их поместьями зорко следили особые чиновники сёгуна - мэцукэ (букв.: "прикреплённый глаз"), в подчинении которых находился аппарат секретной службы, и разъезжавшие по феодам инспекторы, незамедлительно докладывавшие о любых, даже незначительных происшествиях и инцидентах вышестоящему начальству.

Не менее важной задачей третий сёгунат считал консервацию сложившегося в Японии к началу XVII в. политического и общественного строя. Сословной системе и строгому соблюдению отношений господства и подчинения в этот период уделялось особое внимание. Деление общества на сословия, введённое Хидэёси, осталось почти в неизменном виде с той лишь разницей, что сословие горожан стало подразделяться на ремесленников и купцов. (При Хидэёси население делилось на воинов - самураи, крестьян - хакусё и горожан - тёнин). Классовая структура эпохи Токугава выражалась формулой "си - но - ко - сё" - "самураи - крестьяне - ремесленники - купцы". Все четыре сословия вместе назывались "симин". Самураи, естественно, как опора токугавского режима стояли на высшей ступени общественной лестницы, они считались лучшими людьми страны, цветом японской нации.

Отсюда поговорка: "Среди цветов - вишня, среди людей - самурай". За самураями шли крестьяне. Земледелие, по конфуцианской этике, считалось благородным занятием ещё в древнем Китае. Это положение осталось неизменным и в Японии. К тому же крестьянство для бакуфу и кланов по существу являлось основным источником средств (в первую очередь риса - всеобщего денежного эквивалента). В связи с этим крестьяне особо выделялись самурайством среди простонародья и занимали как бы привилегированное положение среди низших сословий.

Ниже крестьян стояли ремесленники и уже совсем презренными считались купцы. Замыкали социальный ряд феодального общества две категории населения: нищие ("хинин" - "не человек") и "эта" - парии (отверженные), которые исполняли самые грязные и постыдные, по мнению самураев, работы, связанные с выработкой кожи и кожевенным производством, уборкой нечистот.

Совершенно обособленной продолжала оставаться придворная аристократия (кугэ) - прослойка господствующего класса, занимавшая формально ещё более высокое место, чем самураи, в сословной организации японского общества, но лишённая всякой политической власти и способности к действию. Переход из одного сословия в другое практически был невозможен, за исключением случаев усыновления.


Сословие воинов формально считалось единым. Тем не менее регламентация Токугава коснулась и его. Она ввела чёткое иерархическое разделение в среде военного дворянства. Наряду с выделением у самураев высшего ранга даймё (военной знати), были определены три класса (госанкэ-, фудай- и тодзама-даймё) и иерархия феодальных князей, определявшая положение каждого из них по размерам территории:

владельцы провинций - "кунимоти", или "кокусю";

владельцы замков - "сиромоти", или "дзёсю";

владельцы поместья - "рёсю";

На ряду с этим была оформлена новая прослойка самурайства, так называемые хатамото (букв.: "подзнаменные" или "знаменосцы"), или дзикисан (непосредственные вассалы), которые, как и уже названные выше гокэнин, являлись годзики-сан, т.е. самураями, подчинявшимися непосредственно бакуфу и сёгуну.

Хатамото, в отличие от гокэнин, обладали большими привилегиями:

- они имели право личных аудиенций у сёгуна,

- при представлении министрам сёгуна (родзю) входили в помещение непосредственно с главного входа;

- во время встречи с процессией госанкэ поворачивались к ней спиной, делая вид, что не видят её, тогда как гокэнин обязаны были припадать к земле сразу же, увидев копьеносцев торжественного шествия;

- могли ездить верхом, даже в Эдо, что прочим не разрешалось.


В случае войны хатамото должны были принимать участие в комплектации армии сёгуна, поставляя по пять человек с каждой тысячи коку (1 коку = 150 кг.) риса своего годового дохода. В мирное время хатамото входили в состав административного аппарата сёгуната, приближаясь этим к даймё, и составляли вместе с "сёмё" (мелкопоместные феодалы, букв. - "малое имя" в противоположность даймё -"большое имя") верхушку сословия самураев.

Хатамото и гокэнин так же, как и даймё, делились на категории: фудай (фамилии ближайших сподвижников Токугава Иэясу) и гохо. Ниже хатамото и гокэнин по социальному положению стояли вассалы вассалов - байсин, или самураи, находившиеся в подчинении многочисленных местных даймё. Последнее место в сословии принадлежало низшим самураям, рядовым воинам - асигару, или кэнин.

Вне всех этих категорий стояли ронин, или роси - самураи, утратившие место в своём клане (хан). Они покидали своего сюзерена по его принуждению (в случае разрыва договора между господином и слугой, что бывало крайне редко) или же добровольно (например, для совершения кровной мести, после исполнения которой могли вернуться к своему хозяину). Многие ронины, лишённые средств к существованию, искали нового покровителя или становились на путь грабежа и разбоя, объединяясь в банды и терроризируя жителей мелких деревень, путников на дорогах. Среди ронинов вербовались также наёмные убийцы.

Экономическое благосостояние и мощь японских даймё определялась величиной их земельных владений, которые были постоянно закреплены за даймё, и кокудака - размером урожая риса, самого важного продукта обмена в Японии того времени, получаемого с земельного участка или со всего княжества.

Общий годовой сбор риса по всей Японии составлял 28 млн. коку, из которых 8 млн. принадлежали сёгуну (40 тыс. коку назначались императорскому двору), а 20млн. являлись собственностью 270 даймё. Доход князей колебался от 100 тыс. коку до 1 млн. коку риса в год. Среди даймё имевших годовой доход более 1 млн. коку, выделялся такой род, как Маэда. Далее следовали Симадзу, Датэ и несколько других могущественных кланов. В то же время фудай-даймё (150 фамилий) располагали меньшим количеством риса, равнявшимся у многих родов 100 тыс. коку. На каждые 100 тыс. коку даймё были обязаны содержать от 2,5 тыс. до 3 тыс. самураев. Таким образом, наибольшее число непосредственных вассалов крупных даймё составляло иногда 25 - 30 тыс. Общая же численность сословия самураев в XVII в. достигала 400 тыс., с членами семей - около 2 млн., а с челядью - до 3 млн. (население Японии в течении XVII в. увеличилось с 16 - 17 млн. до 25 - 26 млн. (без самураев)). Подобная многочисленность самураев объяснялась постоянными междоусобицами в прежние времена, необходимостью частого подавления крестьянских восстаний и островным положением Японии, при котором правящие круги не могли рассчитывать на реальную помощь феодалов соседних стран Азии.

Численность самураев в различных провинциях и княжествах была не равной. Имущественное положение буси всецело зависело от степени богатства и влияния их сюзерена. Чем больше был годовой доход даймё, тем больше он имел в своём подчинении самураев, которые получали жалование рисом. В мелких княжествах численность самураев не превышала 5 % численности населения, в то время как в больших владениях могущественных даймё буси составляли около четверти населения.

Основная масса самураев не имела земли и получала от даймё за несение службы (хоко) специальный паёк рисом - року, который был введён указом в 1653 г. Некоторые высшие, особо приближённые к окружению крупных даймё самураи часто получали в год по 10 тыс. коку, хатамото (их было около 5 тыс.) назначался паёк менее 10 тыс. коку риса, пенсия рисом гокэнин (15 тыс.) равнялась 100 коку. Рядовым вассалам даймё выдавалось ещё меньше риса - около 30 коку в год. Этим пайком самураи удовлетворяли собственные и семейные нужды, начиная от одежды и пищи и кончая предметами роскоши (например, золотой оправой оружия, передававшейся по наследству, и т.д.). От цен на рис зависело благополучие буси и соответственно крестьянства, основного производителя и поставщика продукта.


Землю (та) от даймё получала очень незначительная часть самураев - старшие самураи, которые управляли определённой частью земель даймё.

Такие самураи являлись главными вассалами князя - кунигаро. Содержание даймё и его вассалов, истощавшее бюджет страны, осуществлялось за счёт крестьян, которые получали в пользование земельные наделы на правах аренды и платили за это ренту-налог (нэнгу), а также исполняли всевозможные повинности. Таких крестьян, прикреплённых к своему наделу, именовали "хомбякусё", т.е. "настоящие крестьяне". Большая часть производимой крестьянами сельскохозяйственной продукции отбиралась в пользу государства, хотя основной налог должен был собираться по принципу "сико року мин": "4 части - князю, 6 - народу", иногда "2 - князю, 1 - народу".

Безмерная эксплуатация порождали среди крестьянства недовольство, переходившее в петиционные движения, бегство крестьян или вооружённые восстания. Мелкие выступления крестьянских масс подавлялись собственными самурайскими дружинами по приказу даймё.

Войска сёгуна помогали князьям только тогда, когда их самураи не могли сами справиться с народом. Например, восстания крестьян в Симабара (1637 - 1638) и в провинции Симоса (1653) были подавлены правительственными войсками.

Укреплению порядка способствовали законодательные меры токугавских сёгунов, продолживших линию Нобунага и Хидэёси. Одним из указов, который вёл к твёрдому установлению социальной иерархии, был декрет Хидэёси 1588 г. Об изъятии у крестьян оружия, известный под названием "катана-гари" - "охота за мечами". Он укрепил застывшее разделение сословия воинов и народа и должен был препятствовать ведению крестьянами вооружённой борьбы против князей. Указы и своды правил, регламентировавшие жизнь высших привилегированных слоёв и простонародья, всякий раз подчёркивали сословные различия. Почётное и наследственное звание самурая позволяло ему иметь фамилию, носить два меча и одежду своего сословия; в то же время крестьянам (даже зажиточным) по указу 1643 г. было запрещено носить шёлковое платье, предписывалось ограниченное потребление риса и т.д.

Сёгунское правительство не разрешало самураям заниматься торговлей, ремеслом и ростовщичеством, считавшимися постыдными занятиями для благородного человека, а также освобождало их от уплаты налогов.

Наставления для самураев сводились в определённые кодексы. Один из них - "Букэ-хатто" ("Свод законов военных домов"), составленный Токугава Иэясу в 1615 г., определял правила поведения военного сословия в быту и на службе. В "Букэ-хатто" говорилось о серьёзном отношении самурая к оружию и необходимый для буси литературе (статьи 1 - 2), о поддержании порядка во владении даймё и отношениях между сюзереном и вассалом (ст. 3 - 5), об одежде и экипажах, свойственных для каждой категории сословия (ст. 9 - 11), о женитьбе (ст. 8) и т.д.

Закон строго охранял честь самурая. Один из пунктов основного административного уложения дома Токугава, состоявшего из 100 статей, гласил: "Если лицо низшего сословия, такое как горожанин или крестьянин, будет виновно в оскорблении самурая речью или грубым поведением, его можно тут же зарубить". Это правило в более популярном виде известно как "Кирисутэ гомэн", т.е. разрешение на убийство или "разрешение зарубить и оставить".

Неподобающим по отношению к самураю рассматривалось также неуважение его личности. Крестьянам предписывалось: "где бы они ни были - у обочины дороги или за работой в поле, завидев любого самурая (в том числе и из чужого владения), "обязательно снимать головные уборы - соломенные шляпы, платки, повязки из полотенца - и пасть на колени". За неисполнение этого правила полагалось наказание. Другими словами, каждая встреча с самураем могла окончиться смертью. Простой народ, по законам Токугава, о которых он иногда имел очень смутное представление, должен был в соответствии с конфуцианской доктриной просто делать то, что ему говорят, не спрашивая, зачем это надо.

Об отношении высших и низших сословий в официальном уложении говорилось следующее: "Все нарушения должны быть наказуемы в соответствии с сословным статусом". Те нарушения, которые считались для самураев "эксцессами", для народа были уже "преступлениями" и могли караться смертью. Однако, с другой стороны, самурай (по бусидо) лишался жизни за такой поступок, за какой крестьянину сохраняли жизнь. При невыполнении приказа, например, или нарушении данного слова воин должен был покончить жизнь самоубийством.

Многие элементы законодательства сёгуната, выступавшие часто в форме этических принципов, выполняли собой официальную идеологию самурайства (бусидо), которая продолжала своё развитие в период Эдо.

Эпоха правления сёгунов Токугава была временем наивысшего расцвета сословия самураев, окончательного сложения его идеологии, культуры и обычаев. Однако это же время ознаменовало собой ухудшение состояния экономики, кризис всей финансовой системы правительства и укреплении торгово-ростовщических элементов, развивавшихся в растущих городах. Особенно явственно это стало проявляться после годов Гэнроку (сентябрь 1688 - март 1704).

Не помогли сёгунам Токугава и реформы, которыми власти пытались укрепить пошатнувшуюся экономику, изменить бедственное положение разоряющихся крестьян, страдавших от тяжёлых поборов, неурожаев, голода и эпидемий.

Обострялась и борьба за власть. В кругах придворной аристократии Киото, являвшихся сторонниками императорской власти, всё чаще поднимались голоса в поддержку антисёгунского движения. В этих условиях существование паразитирующего и всё более деградирующего многочисленного сословия воинов, предназначенного для защиты народа (населения княжеств) от несуществующих бедствий войны (при отсутствии междоусобных войн), представляло собой парадоксальное явление.

В мирное время самураи, свободные от своего основного состояния - войны, направляли свою энергию и храбрость иногда лишь на борьбу с пожарами, которые особенно часто возникали в кварталах столицы сёгуната Эдо, сплошь состоявших из деревянных строений. Самураи дежурили на специальных постах по оповещению о пожарах. Даймё и высокопоставленные чиновники выезжали на пожар, как на войну: в полном военном снаряжении, в шлемах и доспехах. В остальном самураи, поддерживаемые правительством и даймё, не занимались никакими полезными для государства делами, ничего не производили и являлись лишь потребителями того, что создавалось трудом крестьян и ремесленников. Сёгунату и феодальным князьям по мере развития товарно-денежных отношений и в связи с экономическими трудностями всё тяжелее было содержать самурайские дружины. Даймё, попадавшие в зависимость к юридически бесправным торговцам, постоянно сокращали рисовые пайки самураев и вынуждены были распускать свои мелкие армии.

Самураи, превращавшиеся в ронинов, шли в города и начинали заниматься делами, не дозволенными представителям их сословия: ремеслом, мелкой торговлей, становились учителями, художниками и т.п. Многие ронины, не способные к работе в виду своей полной неподготовленности к практической деятельность или сословных предрассудков, влачили жалкое существование, ничем не отличаясь от низших сословий. Нередко такие люди принимали участие в крестьянских восстаниях, иногда возглавляя их, присоединялись к выступлениям горожан.

Обычным явлением в конце эпохи японского феодализма стало нарушение феодальных законов и традиций: продажа воинских доспехов, оружия и сомой принадлежности к сословию самураев путём "усыновления" богатых горожан или женитьбы на купеческих дочерях.

Ухудшение экономического положения в феодальных княжествах заставляло военное дворянство приспособляться к обстановке. В японской деревне в последние десятилетия господства сёгунов Токугава постоянно рос весьма своеобразный социальный слой - госи, деревенские самураи. Госи объединяли в себе специфические черты самураев, юридически относясь к господствующему классу, и крестьян, так как проживали в деревнях, имели землю и занимались сельским хозяйством наряду с крестьянами. Положение сельских самураев было устойчиво в экономическом смысле, они выгодно отличались от буси низших рангов, живших на всё уменьшающиеся пайки, и ронинов, не получавших извне никаких средств к существованию. Госи имели значительно большие, чем у крестьян, участки земли, что позволяло им сдавать часть её в аренду. Они не брезговали также торговлей и ростовщичеством, нередко скупали крестьянские участки, становясь вместе с гоно - богатыми землевладельцами - особой разновидностью мелких помещиков, социальной верхушкой токугавской деревни.

К середине XIX в. процесс разложения самурайства достиг своей высшей точки. Система общества, разделявшая население Японии на привилегированные и низшие сословия, фактически перестала существовать. После насильственного "открытия" страны для внешней торговли с развитыми капиталистическими странами Европы и Америкой система натурального хозяйства была почти окончательно разрушена. Дешёвые иностранные товары наводнили японский рынок, вызвав тем самым развал экономики, который отразился на положении всех слоёв населения. В этих условиях с ещё большей силой разгорелась борьба между самурайской оппозицией, в которую входили и ронины, против токугавского режима. Самурая и ронины, поддерживаемые и направляемые представителями промышленной и торговой буржуазии, выступали под антисёгунскими лозунгами "изгнания варваров" (иностранцев) и "почтения к императору". Результатом этих событий и гражданской войны, последовавшей за ними (1866 - 1869), было свержение 15-го сёгуна династии Токугава Ёсинобу (Кэйки) и восстановление власти императора, которое получило название в японской истории "Мэйдзи-исин", или "обновление Мэйдзи".

Утверждение самураев в период средневековья как господствующего сословия сопровождалось становлением особой культуры самурайства (духовной и материальной) или своеобразного комплекса элементов культуры, характерных только для сословия воинов, отличных от культуры аристократического общества.

В период Гэмпэй (конец XII в. ) начало оформляться мировоззрение служилого дворянства - своеобразный кодекс самурайской этики - бусидо, определявшее поведение воина в обществе. В то же время среди самураев широкое распространение получило учение буддийской секты "дзен", которое наряду с бусидо составило официальную идеологию сословия.

Деяния самураев обусловили появление военного эпоса - гунки, жанра средневековой литературы. При покровительстве военных домов развился своеобразный на вид танцевальной оперы - представления средневекового театра "Но". Постоянные междоусобные войны способствовали выработке и развитию военных искусств самураев, совершенствованию боевого снаряжения и оружия, что в свою очередь отразилось на прогрессе прикладного искусства и ремесла, связанного с производством вооружения буси, их одежды, предметов обихода и т.п.

Эта культура развивалась на протяжении всего периода междоусобных войн XII - XVI столетий, являвшегося как бы классическим временем формирования сословия самураев. Основные черты её перешли в новое время японской истории - эпоху сёгуната Токугава, где они нашли своё логическое завершение.

Идеология самурайства

Бусидо, первоначально трактовавшееся как "путь коня и лука", впоследствии стало означать "путь самурая, воина" ("буси" - воин, самурай; "до" - путь, учение, способ, средство). Кроме того, слово "до" переводится ещё и как "долг", "мораль", что имеет соответствие с классической философской традицией Китая, где понятие "путь" является некой этической нормой (дао-дэ). Таким образом, бусидо - это "самурайская мораль", "добродетель", "морально-этический" кодекс.

Бусидо касалось отношения самураев к социальной феодальной общности, к людям того или иного класса, к государству. Содержание бусидо вышло за рамки прежних традиций родоплеменного общества - оно включило в себя догмы буддизма и конфуцианства и имело в своей основе новые нормы поведения. Постепенно развиваясь, бусидо превратилось в моральный кодекс воинов, являющийся в то же время преимущественно частью различных религиозных учений (буддизма, конфуцианства и синтоизма - национальной религии японцев), становилось также областью философского знания, предметом этики. Будучи слитым воедино с восточной философией, бусидо носило характер практического нравоучения. Самураи считали его методом совершенствования психической и телесной гигиены. Бусидо нравственно осмысляло философское миро учение в целом и было призвано научить самурая "правильной жизни" в феодальном японском обществе. Оно совмещало в себе теорию бытия и изучение психики человека, решало вопросы, связанные с понятием сущности индивидуума, его роли в окружающем мире, смысла жизни, добра и зла, нравственных ценностей и нравственного идеала. Воин, воспитанный в духе бусидо, должен был чётко сознавать свой моральный долг, в частности свои личные обязанности по отношению к сюзерену, должен был сам оценивать свои действия и поступки, морально осуждать себя в случае неправильных действий, нарушения своих обязанностей и долга. Такое моральное самоосуждение влекло за собой, как правило, самоубийство, совершавшееся по определённому ритуалу путём харакири - вскрытия живота малым самурайским мечом. Таким образом самурай смывал кровью бесчестье, позорящее его.


Бусидо, как способ регулирования поведения воина, не опиралось непосредственно ни на какие специальные учреждения, принуждавшие к соблюдению моральных норм, оно основывалось на силе убеждения, общественного мнения, примера, воспитания, традиций и силе нравственного авторитета отдельных лиц, отмеченных в средневековой истории Японии. Принципы бусидо не были объединены в специальный свод правил и не были изложены ни в одном литературном памятнике феодальных времён, однако нашли своё отражение в легендах и повестях прошлого, рассказывающих о верности вассала своему феодалу, о презрении к смерти, мужестве и стойкости самураев.


Бусидо даже нельзя назвать учением в прямом смысле, это, скорее, одна из форм выражения феодальной идеологии, её основные положения и принципы, развивавшиеся из поколения в поколение в течении длительного времени. Бусидо это особая мораль, выработанная сословием воинов, входивших в господствующий класс Японии, которая представляла собой систему взглядов, норм и оценок, касавшихся поведения самураев, способов воспитания самурайской молодёжи, создания и укрепления определённых нравственных качеств и отношений.

При всём этом бусидо являлось сословной моралью. Оно служило только самурайству, оправдывало все его действия и отстаивало его интересы. Чётко и довольно вразумительно требования Бусидо сформулированы в "Начальных основах воинских искусств" Дайдодзи Юдзана:


Истинная храбрость заключается в том, чтобы жить, когда правомерно жить, и умереть, когда правомерно умереть.

К смерти следует идти с ясным сознанием того, что надлежит делать самураю и что унижает его достоинство.

Следует взвешивать каждое слово и неизменно задавать себе вопрос, правда ли то, что собираешься сказать.

Необходимо быть умеренным в еде и избегать распущенности.

В делах повседневных помнить о смерти и хранить это слово в сердце.

Уважать правило "ствола и ветвей". Забыть его - значит никогда не постигнуть добродетели, а человек, пренебрегающий добродетелью сыновней почтительности, не есть самурай. Родители - ствол дерева, дети - его ветви.

Самурай должен быть не только примерным сыном, но и верноподданным. Он не оставит господина даже в том случае, если число вассалов его сократится со ста до десяти и с десяти до одного.

На войне верность самурая проявляется в том, чтобы без страха идти на вражеские стрелы и копья, жертвуя жизнью, если того требует долг.

Верность, справедливость и мужество суть три природные добродетели самурая.

Во время сна самураю не следует ложиться ногами в сторону резиденции сюзерена. В сторону господина не подобает целиться ни при стрельбе из лука, ни при упражнениях с копьём.

Если самурай, лёжа в постели, слышит разговор о своём господине или собирается сказать что-либо сам, он должен встать и одеться.

Сокол не подбирает брошенные зёрна, даже если умирает с голоду. Так и самурай, орудуя зубочисткой, должен показывать, что сыт, даже если он ничего не ел.

Если на войне самураю случится проиграть бой и он должен будет сложить голову, ему следует гордо назвать своё имя и умереть с улыбкой без унизительной поспешности.

Будучи смертельно ранен, так что никакие средства уже не могут его спасти, самурай должен почтительно обратиться со словами прощания к старшим по положению и спокойно испустить дух, подчиняясь неизбежному.

Обладающий лишь грубой силой не достоин звания самурая. Не говоря уж о необходимости изучения наук, воин должен использовать досуг для упражнений в поэзии и постижения чайной церемонии.

Возле своего дома самурай может соорудить скромный чайный павильон, в котором надлежит использовать новые картины-какэмоно, современные скромные чашки и налакированный керамический чайник.

Самурайская мораль сформировалась в общих чертах одновременно с системой сёгуната, однако основы её существовали задолго до этого времени. Нитобэ Инадзо выделял в качестве основных источников бусидо буддизм и синто, а также учения Конфуция и Мэн-цзы. И действительно, буддизм и конфуцианство, пришедшие в Японию из Китая вместе с его культурой, имели большой успех у аристократии и быстро распространились среди самурайства. То, чего не доставало самураям в канонах буддизма и конфуцианства, в изобилии давало воинам синто.

Наиболее важными доктринами, которые бусидо почерпнуло из синтоизма - древней религии японцев, представлявшей собой сочетание культа природы, предков, веры в магию, существование души и духов, были любовь к природе, предкам, духам природы и предков, к стране и государю. Заимствования из синто, которые восприняло бусидо, были объединены в два понятия: патриотизма и верноподданичества.


Особенно сильное влияние на бусидо оказал буддизм махаянистского направления, проникший в Японию в 522 г. Многие философские истины буддизма наиболее полно отвечали потребностям и интересам самураев. При этом популярнейшей сектой буддизма была "дзен", монахи которой внесли значительный вклад в дело развития бусидо.

Созвучие мировоззрения сословия воинов, с положениями дзен-буддизма позволили использовать секту "дзен" в качестве религиозно-философской основы этических наставлений самурайства. Так, например, бусидо восприняло из дзен идею строгого самоконтроля. Самоконтроль и самообладание были возведены в ранг добродетели и считались ценными качествами характера самурая.

В непосредственной связи с бусидо стояла также медитация дзен, вырабатывавшая у самурая уверенность и хладнокровие перед лицом смерти, которые рассматривались как нечто положительное и великое, как мужественное вхождение в "му" - небытие.

Из конфуцианства идеология самураев прежде всего восприняла конфуцианские требования о "верности долгу", послушании своему господину, а также требования, касающиеся морального совершенствования личности. Конфуцианство способствовало возникновению в среде самураев и в их идеологии презрения к производительному труду, в частности к труду крестьян. Это отношение оправдывало безжалостную эксплуатацию японского крестьянства изречением, приписываемым Конфуцию: "Кормящийся от народа управляет им". То же самое легло в основу этико-политической философии Мэн-цзы, другого корифея конфуцианства, который называл принцип управления господствующего класса "всеобщим законом вселенной".

Так под воздействием синто, буддизма и конфуцианства формировались основные принципы самурайской этики, входившие в качестве составной части в мораль феодального общества, имеющую название "дакоту" (кит.: дао-дэ).

В числе главных принципов самурайской морали выделялись: верность господину; вежливость; мужество; правдивость; простоту и воздержанность; презрение к личной выгоде и деньгам.


Личный героизм самураев, жажда подвига и славы не должны были служить, по буси, самоцелью. Всё это было подчинено идеологией правящего класса более высокой цели, а именно: идее верности, которая покрывала собой всё содержание общественной и личной морали воина. Принцип верности выражался в беззаветном служении сюзерену и опирался на положения о верности, почёрпнутые из синто, буддийское убеждение в бренности всего земного, которое усиливало у самурая дух самопожертвования и не боязни смерти, и философию конфуцианства, сделавшую лояльность (верность вассала феодалу) первой добродетелью. Верность по отношению к своему господину требовала от самурая полного отрешения от личных интересов. Однако верность вассала не подразумевала принесение ей в жертву совести самурая. Бусидо не учило людей отказываться от своих убеждений даже для сюзерена, поэтому в случае, когда феодал требовал от вассала действий, идущих вразрез с убеждениями последнего, тот должен был всеми силами стараться убедить своего князя не совершать поступка, порочащего имя благородного человека.

Если это оканчивалось неудачей, самурай обязан был доказать искренность своих слов, прибегнув к самоубийству путём харакири. При всех других обстоятельствах бусидо призывало жертвовать всем ради верности.

В моральном кодексе самураев феодальной эпохи большое значение придавалось также катакиути - кровной мести, узаконенной бусидо в качестве вида нравственного удовлетворения чувства справедливости. Верность сюзерену требовала непременного отмщения за оскорбление господина. Конфуций по этому поводу сказал следующее: "Обиду надо заглаживать справедливостью".

Рядом с верностью стоял принцип долга, превративший естественную настойчивость и упорство воинов в возвышенное начало морального порядка. В соответствии с догмами конфуцианства долг - это "смысл и закон явлений и жизни", "прямота души и поступков", или "справедливость". Из понятия справедливость выводилось понятие "благородство", которое считалось "высшей чуткостью справедливости".


В японском языке долг, чувство (сознание) долга обозначается словом "гири" (букв.: "справедливый принцип"), которое произошло от "гиси" - "верный вассал, человек чести и долга, человек благородства". Первоначально это слово означало простую и естественную обязанность по отношению к родителям, старшим, обществу, близким и т.д. Со временем термин "гири" распространился и на обязанность по отношению к господину, играя немаловажную роль в этике сословия воинов. В силу этого слово "гири" стало объяснять такие поступки, как жертвование самураями жизнью ради феодала, жертвование родителей детьми и т.д. Выбор между долгом (гири) и чувствами (ниндзё) всегда должен был разрешаться в пользу долга.


Кроме верности и чувства долга одним из ключевых требований Бусидо была личная храбрость, мужество, впитавшееся в плоть и кровь самурая, не покидало его в самых трудных ситуациях. Оно было плодом физической закалки, психической уравновешенности и спокойного презрения к смерти.

Бусидо признавало только разумную храбрость, осуждая напрасный риск; неразумная, бесцельная смерть считалась "собачьей смертью".


Принцип скромности вырабатывался вследствие подчинённого положения рядовых воинов, невозможности для них поднимать голову перед своим господином. К скромности было близко также понятие "вежливость", подразумевавшее терпение, отсутствие зависти и зла. В лучшей своей форме вежливость приближалась, по конфуцианским понятиям, к любви. Развитию принципа вежливости способствовали постоянные упражнения в правильности манер, которые должны были привести все члены организма в гармонию, "при которой поведение будет показывать господство духа над плотью".

Умение владеть собой и управлять своими чувствами было доведено у самураев до большого совершенства. Душевное равновесие являлось идеалом бусидо, поэтому самурайская этика возвела этот принцип в ранг добродетели и высоко его ценила. Яркой иллюстрацией способности к самоконтролю самураев является обряд харакири. Самоубийство считалось среди самураев высшим подвигом и высшим проявлением личного героизма.

Отношение самурая к смерти, многократно воспетое в литературе и неоднократно подтверждённое историческими примерами, отнюдь не являлось чем-то исключительным для народов Дальнего Востока. Наоборот, оно было естественным для всей даосско-буддийской системы мировоззрения, определявшей жизнь человека как звено в бесконечной цепи перерождений. Самоценность земной жизни для ревностного буддиста любого толка была очень невелика. Дзенский монах, крестьянин, веровавший в милосердие будды Амитабы, священник секты Тэндай и нищий отшельник, исповедовавший тантрическое учение Сингон, в равной степени считали жизнь иллюзорным кратковременным эпизодом в бесконечной драме Бытия. Буддийский тезис о непостоянстве всего сущего (мудзё-кан) лежит в основе всей японской культуры.

С чем же сравнить

тело твоё, человек?

Призрачна жизнь,

словно роса на траве,

словно мерцанье зарниц.

В этом стихотворении дзенского мастера Роана отражён не субъективный взгляд на действительность, а универсальная истина, не требующих никаких подтверждений. Именно такое представление о смерти было присуще и самураям, которые видели своё предназначение в том, чтобы "уподобиться опадающим лепесткам сакуры", погибнуть в бою, "словно яшма, разбивающаяся об утёс".


Самодисциплина, усугублявшаяся изощрёнными регламентациями, заставляла самурая всегда и во всём следовать закону чести, что, согласно убеждениям верующего буддиста, благотворным образом влияло на карму и обеспечивало счастье в следующих рождениях.

Речь идёт не о презрении к смерти, а о равнодушном отношении к ней, о естественном принятии небытия, ожидающего "по ту сторону добра и зла". Самураи превратили тривиальную религиозную догму в средство воспитания сверхчеловеческого бесстрашия. Примеры достижения фантастических результатов путём культивирования и доведения, казалось бы, до абсурда вполне заурядных свойств человеческой физиологии и психики можно встретить почти во всех воинских искусствах. Самурай же по долгу службы становился носителем целого комплекса бу-дзюцу, и применение их на ратном поле зависело прежде всего от глубины презрения к смерти, от стремления к смерти.

Едва ли нуждается в доказательстве тезис о том, что воин, начисто лишённый страха смерти и видящий в смерти лишь дело чести, обладает в бою всеми преимуществами перед воином, судорожно преодолевающим естественные человеческие эмоции - чувство страха и инстинкт самосохранения.

Дзен воспитывал в самураях не просто равнодушие к смерти, но даже своеобразную любовь к ней как к верному средству самоутверждения. Такому подходу нельзя отказать в рационализме. Не случайно выдающиеся полководцы средневековья воспитывали себя и своих солдат в традициях самопожертвования.

Со временем смерть во имя долга стала восприниматься в самурайской среде как довольно трудный, но не лишённый эстетического наслаждения этап самосовершенствования.

О смерти много и прочувствованно рассуждали, смертью восторгались, к красивой смерти стремились. Тот же Уэсуги Кэнсин, павший от руки наёмного убийцы, оставил такие строки:

Ни раем, ни адом

меня уже не смутить,

и в лунном сиянье

стою непоколебим -

ни облачка на душе…

Умение абстрагироваться от мирской суеты, от прозы жизни, от жестокостей военного времени высоко ценилось в самурайской среде. Способность видеть "вечность в чашечке цветка" с ранних лет заботливо пестовалась в юношах и девушках родителями, учителями, всем их окружением. В подражание китайским классикам такой образ жизни, при котором человек может даже на грани между жизнью и смертью наслаждаться красотами пейзажа, называли в Японии фурю (кит. Фэнлю), что означает "ветер и поток". Подобное мировоззрение позволяло неизменно воспринимать жизнь как "ветер и поток" во всей её эфемерной полноте. Наиболее совершенным воплощением философии "ветра и потока" стал широко распространённый среди самураев обычай слагать перед смертью "прощальное" стихотворение - чаще всего в жанре пейзажной лирики.

Так как конкретная земная жизнь для буддиста была лишь звеном в длинной цепи перерождений, обусловленных кармой, то для него не существовало стены между бытием и небытием, жизнью и смертью. Однако человек способен облагородить каждое мгновение жизни, осознав и прочувствовав первозданную красоту окружающего "бренного мира", красоту непостоянства.

Парадоксально, но именно в смерти идеологи самурайства усматривали дополнительный источник силы, почти сверхъестественного могущества и одновременно гражданской добродетели: "Путь самурая есть одержимость смертью. Подчас десятеро противников не в силах одолеть одного воина, проникнутого решимостью умереть. Великие дела нельзя совершить в обычном состоянии духа. Нужно обратиться в фанатика и пестовать страсть к смерти. К тому времени, когда разовьётся в человеке способность различать добро и зло, может быть уже слишком поздно. Для самурая надо всем довлеют верность господину и сыновняя преданность, но единственное, что поистине нужно ему, - одержимость смертью. Если одержимость смертью достигнута, верность господину и сыновняя преданность придут сами собой - гласит "Сокрытое в листве".


Чувство чести. Сознание собственного достоинства воспитывалось у детей самураев с детства. Воины строго охраняли своё "доброе имя" - чувство стыда было для самурая самым тяжёлым. Японская поговорка гласит: "Бесчестье подобно порезу на дереве, который со временем делается всё больше и больше".

Честь и слава ценились дороже жизни, поэтому, когда на карту ставилось одно из этих понятий, самурай, не раздумывая, отдавал за него свою жизнь. Нередко из-за одного слова, задевающего честь самурая, в ход пускалось оружие; такие схватки буси заканчивались, как правило, смертью или ранением.

Во всех своих действиях самурай должен был исходить из соображений высшей справедливости и честности, что, разумеется было утопией во времена коварных интриг, заговоров и междоусобных войн. Тем не менее в частностях самураи были весьма щепетильны. Поговорка "буси ва ни гон наси" ("слово самурая свято") появилась не случайно, ибо самураи презирали ложь. Презрение ко лжи не мешало им, однако, оправдывать лесть, бахвальство и хитрость, которую при случае можно было назвать "военной", а их утончённый эстетизм нередко граничил с садизмом.

Ложь для самурая была равна трусости.

Слово самурая имело вес без всяких письменных обязательств, которые, по его мнению, унижали достоинство. Как правило, слово, даваемое самураем, было гарантией правдивости уверения. На клятву же многие из самураев смотрели как на унижение их чести. Очевидно, именно поэтому в японском языке нет слова "ложь"; слово "усо" употребляется как отрицание правдивости (макото) или факта (хонто).


Кроме чисто профессиональных особенностей, присущих сословию воинов, самурай должен был, по бусидо, обладать также благосклонностью, милосердием, чувством жалости, великодушием, симпатией к людям. Милосердие самурая (бусино насакэ) не было просто слепым импульсом, оно находилось в определённом отношении к справедливости, так как означало сохранение или уничтожение жизни. Основой милосердия считалось сострадание, потому что "милосердный человек самый внимательный к тем, кто страдает и находится в несчастье". Этикет войны требовал от самурая не проливать кровь более слабого побеждённого противника. Исходя из этого, бусидо объявило сострадание к слабым, беспомощным, униженным особой добродетелью самураев. Однако принцип милосердия, который бусидо считало принадлежностью каждого воина, часто нарушался жестокой действительностью феодальных времён, когда самураи грабили и убивали мирное население побеждённых княжеств и кланов.


Облик "истинного" самурая должен был содержать в себе ещё и принципы "сыновней почтительности", обусловленные древним понятием патриархального рода, и "братской привязанности". Японского рыцаря уже в детстве учили презрению к торговцам и деньгам, что должно было сделать его совесть "неподкупной" в течение всей жизни. Самурай, который не разбирался в покупной способности монет, считался хорошо воспитанным. Естественно, каждый буси понимал, что без наличия средств невозможно ведение войны, тем не менее счёт денег и финансовые операции представлялись самым низшим представителям кланов.


Бусидо развивало в воинах любовь к оружию, которое должно было внушать самураям чувство "самоуважения" и в то же время ответственности, так как самурайская этика считала беспорядочное употребление меча бесчестьем и предписывала его применение только в случае необходимости. Всё это достигалось путём воспитания, основной целью которого, согласно бусидо, была выработка характера; развитие же ума, дара слова и благоразумия кодекс чести считал второстепенными элементами.


На первый взгляд, многие из принципов бусидо могут показаться сами по себе положительными, например неподкупность, резко отрицательное отношение к накоплению богатств и вообще пренебрежение к деньгам и материальным ценностям, как таковым. Не может не вызывать симпатии развитие человеком таких качеств, как мужество, самообладание, правдивость, скромность, чувство собственного достоинства и т.п.

Однако мораль сословия самураев служила только сословию данного класса, она была действительна только в среде военно-служилого дворянства и не распространялась на отношения буси с низшими слоями, находившимися вне законов самурайской морали. Анализ отношений между самураями и низшими социальными слоями феодальной общности Японии - крестьянами, ремесленниками, париями и др. показывает, что моральные принципы бусидо были не равнозначными для господствующего класса и простонародья.


Жизнь врага, в глазах самурая, не стоила ломаного гроша, поэтому в пылу сражения и речи не могло быть о пощаде и сострадании. Помиловать побеждённого можно было лишь из тактических соображений или в расчёте на богатый выкуп. Каждое новое убийство на поле брани должно было стимулировать личную храбрость самурая - таким образом, враг приобретал свойства некоего пассивного стимула отваги. Отсюда берёт начало и людоедский обычай кимо-тори. По синтоистским поверьям, источником смелости в теле человека служит печень (кимо). Считалось, что, съев сырую печень поверженного противника, получаешь новый заряд смелости. Наиболее кровожадные самураи рассекали врага надвое от левого плеча до правого бока приёмом кэса-гири ("монашеский плащ") и тут же, выхватив из живого тела трепещущую печень, пожирали её.


Японские исследователи склоняются к тому, что базой всей традиционной этики японского народа служит идея "он" - "отплаты за благодеяния". Отсюда берут начало иерархические связи и отношения между людьми. В космогонических воззрениях всех племён дальневосточного региона (ареала культурного влияния древнего Китая) Вселенная предстаёт как гигантский единый организм, продукт животворной биоэнергии (кит. - ци, или яп. - ки), бесконечно членящийся на несметное количество частей, которые образуют всевозможные органические и неорганические соединения. Человек, будучи одним из таких соединений, не может пребывать вне соединения высшего порядка, каким является коллектив - семья, род, клан, государство - и далее соответственно Азия, Мир, Вселенная. Человек является порождением всех соединений высшего порядка и порождающим для своих потомков для своих потомков и подчинённых. Таковыми являются постулаты, общие для синтоизма, буддизма и конфуцианства.

Участник подобного миропорядка должен был испытывать чувство благодарности ко всем "порождающим" и проявлять уважение к своим родителям, предкам и божествам рода, вышестоящим, правителю, далее к императору (тэнно) как к началу, скрепляющему нацию, и к его божественным предкам, формообразующим Вселенную. Синтоистская доктрина "государства как единого тела" (кокутай), главой которого является император, прекрасно дополнялась конфуцианским учением о "мировой семье", где классическая триада - Небо и Земля, порождающие человека, - соподчиняла по убывающей все звенья социальной структуры.

Практическим путём к осуществлению "долга благодарности" для самурая было следование пяти классическим "постоянствам": гуманности, справедливости, благонравию, мудрости и правдивости. Все эти добродетельные свойства, как известно, по конфуцианскому канону, призваны были регламентировать нормы важнейших отношений (го рин): между господином и слугой, отцом и сыном, мужем и женой, старшим и младшим и между друзьями.

Самурайская мораль предъявляла к буси серьёзные требования для исполнения "он", развивающие абстрактные этические положения в стройную практическую систему. Прежде всего воин должен был воспитать в себе отрешённость от личного блага. Далее следовало претворить эту отрешённость в дух сознательного самопожертвования ради интересов долга. Личность, проникнутая духом самопожертвования и усвоившая закон чести, вместе с законом гуманности должна была направить все силы на достижение всеобщего блага в рамках своего рода, клана и т.д. Здесь вступал в действие принцип взаимной защиты и поддержки.

Идеалы Бусидо, хотя и сводятся в первую очередь к апологии фанатической верности долгу, в общем противоположны идеалам тупого армейского солдафонства. Даже изощрённое владение оружием само по себе, в отрыве от духовности, не может служить подтверждением личных достоинств самурая: "Человек, который завоёвывает репутацию благодаря техническому совершенству в воинских искусствах, просто глуп. По неразумению своему он все силы сосредотачивает на одном и добивается в этом деле успехов, отказываясь думать обо всём остальном. Такой человек ни на что не годен!", - утверждает Ямамото Цунэтомо.

Самурайская доблесть должна проявляться не в заносчивости, не в пустом фанфаронстве и безоглядной слепой храбрости, а в упорной ежедневной работе над собой, в тщательной шлифовке мастерства и стремлении подняться на новую ступень:

"Молодым людям следует совершенствовать свои качества воина так, чтобы у каждого была твёрдая уверенность: "Я лучший в Японии!" В то же время юный самурай должен ежедневно здраво оценивать свои занятия и быстро ликвидировать обнаруженные пробелы и недостатки. Кто не будет именно в таком смысле понимать самурайскую доблесть, ничего не сможет добиться", - поясняет "Сокрытое в листве".

Гордость и заносчивость самурая на первый взгляд противоречат принципам бусидо, но то же сочинение трактует гордость как один из столпов самурайской чести: "Есть два вида гордости - внутренняя и внешняя. Ничтожен тот самурай, который не обладает обоими видами гордости. Можно уподобить гордость клинку, который следует наточить, прежде чем вложить в ножны. Время от времени клинок вынимают, поднимают на уровень глаз, начисто протирают, затем снова прячут в ножны. Если самурай постоянно размахивает обнажённым мечом, все сочтут, что приближаться к нему не следует, и у него не будет друзей. В то же время, если меч никогда не вынимался из ножен, лезвие потускнеет, и люди перестанут считаться с хозяином".


Гордость и самоуважение самурая должны были проявляться не только в храбрости на поле боя, но и в стойкости, столь необходимой каждому в повседневной жизни:

"Даже в случайном разговоре самурай не имеет права жаловаться. Он должен постоянно контролировать себя, чтобы случайно не проронить словечка, уличающего в слабости. По случайному замечанию, произнесённому невзначай, можно догадаться об истинной природе человека", пишет Ямамото Цунэтомо.


Не приходится удивляться, что в феодальной клановой системе, где благополучие буси и его рода целиком зависело от расположения сюзерена, главным из всех "пяти видов человеческих отношений" раз и навсегда стала связь между господином и слугой. Хотя самураи воспитывались на дидактических конфуцианских хрестоматиях вроде "Двадцати четырёх почтительных сыновней Китая", верность господину часто брала верх над сыновней почтительностью и постоянно - над родительской любовью, относящейся к сфере "чувствительности". Предания о знаменитых самураях и литературные произведения, в которых правда переплетается с вымыслом, изобилуют примерами торжества вассального долга над узами родства и дружбы.

Сюжет заклания собственного сына (дочери, внука) ради спасения жизни или чести членов семьи сюзерена получил повсеместное распространение. Нечего и говорить о том, с какой радостью самурай приносил свою жизнь на алтарь служения великому закону гири. Быть щитом и мечом господина - в этом видели буси свой долг и единственную возможность следования своему Пути (До). Единственной же гарантией наилучшего выполнения долга, предначертанного самураю в его земной жизни, было овладение тайнами воинских искусств и через них - тайной мироздания, гармонического единства Неба, Земли и Человека.


Бесспорно то, что идея преданности слуги своему господину не всегда было бескорыстным. Самураи храбро сражались на поле боя, но не забывали требовать награду за свою "военную доблесть". Многочисленное количество прошений с изложением обстоятельств проявления доблести, написанных с целью получения награды свидетельствует о том, что мораль самураев не была истинной моралью самопожертвования. Все интересы самураев были сосредоточены на том, чтобы поддерживать свою семью и обеспечить будущее своим потомкам, верность же господину была лишь средством для достижения этой цели.

Следствием стало желание самурая выделиться среди других, совершить личный подвиг и тем самым отличиться перед господином, заслужить себе славу, почёт и соответственно вознаграждение. Отсюда специфика и своеобразие самурайских дружин эпохи средневековья. Личные армии феодальных князей были не единым целым, а скорее массой воинов-одиночек, стремившихся к героическому поступку, что и обусловило в немалой мере огромную массу подвигов, совершённых самураями. Упоминаниями об этих "героических деяниях" буквально заполнена литература о войнах эпохи средневековья.

Таким образом, налицо двоякое отношение самураев к богатству. Самураи подчёркивали своё презрение к деньгам и всему, что с ними связано. Это предписывала мораль. Что же касается крупных феодалов, то им особенно выгодно было культивировать данный принцип среди воинов-профессионалов. Идеология самурайства развивала его и направляла в определённое русло, подчиняла целям служения господину. Человек, захваченный идеей презрения к материальным ценностям, должен был стать в руках феодала машиной, не останавливающейся ни перед чем, слепо исполняющей требования даймё и подчиняющейся только ему одному. Такой воин, по бусидо, не должен был в силу своей неподкупности предавать хозяина до самой смерти и при любых обстоятельствах. С другой стороны, и вассалы и феодалы были одинаковы по своей сути. И феодальные князья и самураи стремились урвать для себя по возможности как можно больше. Тут и происходило нарушение принципов бусидо, возникала коллизия, обусловленная действительностью феодального времени. В свою очередь это приводило иногда к прямому предательству.

Обряд Харакири

Обряд харакири неразрывно связан и тесно примыкает к бусидо как часть морали сословия воинов. Самураи или другие представители высших слоёв японского общества совершали самоубийство в случае оскорбления их чести, совершения недостойного поступка (позорящего в соответствии с нормами бусидо имя воина), в случае смерти своего сюзерена или же (в более позднее время, в период Эдо, 1603 - 1867 гг.), когда обряд сформировался окончательно, - по приговору суда как наказание за совершённое преступление.

Харакири являлось привилегией самураев, гордившихся тем, что они могут свободно распоряжаться своей жизнью, подчёркивая совершением обряда силу духа и самообладание, презрение к смерти. Разрезание живота требовало от воина большого мужества и выдержки, так как брюшная полость - одно из наиболее чувствительных мест тела человека. Средоточие многих нервных окончаний. Именно поэтому самураи, считавшие себя самыми смелыми, хладнокровными и волевыми людьми Японии, отдавали предпочтение этому мучительному виду смерти.

В дословном переводе харакири означает "резать живот" (от "хара" - живот и "киру" - резать). Однако слово "харакири" имеет и скрытый смысл. В японском языке ему соответствуют слова "живот", "душа", "намерения", "тайные мысли" с тем же написанием иероглифа.

Согласно философии буддизма, в частности учению секты "дзен", в качестве основного, центрального жизненного пункта человека и тем самым местопребыванием жизни рассматривается не сердце, а брюшная полость. В соответствии с этим японцы выдвинули тезис, что жизненные силы, расположенные в животе и занимающие как бы срединное положение по отношению ко всему телу, способствуют более уравновешенному и гармоничному развитию человека.

Таким образом, живот японцы рассматривают как внутренний источник эмоционального существования, и вскрытие его путём харакири означает открытие своих сокровенных и истинных намерений, служит доказательством чистоты помыслов и устремлений. Другими словами, по понятиям самураев, "сэппуку является крайним оправданием себя перед небом и людьми", и оно более символика духовного свойства, чем простое самоубийство.

Происхождение обряда

Говоря о харакири как о явлении, развивавшемся и пришедшем к своему логическому завершению на японской почве, нельзя не учитывать, что и у некоторых других народов Восточной Азии и Сибири встречались ранее обрядовые действия, сходные и чем-то отдалённо напоминающие по сути японское сзппуку. Их можно отнести к более раннему времени, чем собственно харакири. Это позволяет предположить, что обряд разрезания живота в ранний период истории народов Дальнего Востока имел более широкое распространение и был заимствован древними японцами, которые имели контакты с представителями этих народов.

Прежде всего следует обратить внимание на обряд вскрытия живота у айнов, заключавшийся во взрезании брюшной полости (пере) и близко напоминавший японское харакири. Харакири, так же, как и пере, часто имело вид пассивного протеста и совершалось не из отчаяния; оно имело скорее оттенок жертвенности. У айнов существовало слово "экоритохпа", которое означает "принести в жертву инау", или в буквальном смысле "изрезать живот".

Культ инау - за струженных палочек (часто антропоморфных) или просто длинных древесных стружек - получил распространение на Дальнем Востоке у айнов, нивхов, орочей, а также японцев, которые преобразованные инау называют "гохэй" или "нуса". Инау, по представлениям народов Дальнего Востока, являлись посредниками между миром людей и "верховных божеств" земли и воды, у которых человек просил счастья и благополучия в жизни, спасения от стихии и всевозможных несчастий, удачи в охоте и рыбной ловле и т.д.

Применение инау разнообразно. Их использовали во время культовых действий, при приношении жертв божествам и духам в качестве обмена или платы за что-либо, при похоронах и праздниках; инау держали в каждом жилище на особом месте. Как правило, перед использованием инау освящались шаманом. В этом плане заслуживают большого внимания факты, говорящие о человеческих жертвоприношениях в древней Японии. О них имеются упоминания в японских хрониках. Чаще всего описывались жертвоприношения божествам воды и рек. Есть сведения также о погребении людей живыми вокруг могил императоров (могил господ), в фундаментах мостов, замков, искусственных островов и т.д. Такие жертвы назывались "хито басира", т.е. "человек-столб". Позднее человеческие жертвоприношения были заменены.

Это позволяет предположить, что первоначально пере' являлось актом жертвоприношения добровольного, в качестве очистительной жертвы, или насильственного. Внимательное рассмотрение морского инау (атуй-инау) - заструженной палочки, бросаемой дайнами в воду во время бурь в виде жертвы божеству моря, навело на мысль о человеческих жертвоприношениях в прошлом. Эта гипотеза подтверждается фактом антропоморфности некоторых инау, в которых различали следующие части:

голову с макушкой, волосами и ушными кольцами из заструженных верёвочек;

шею;

руки;

туловище, на котором отдельно различается передняя сторона с волосами, зарубками "как выражением разрезания живота" и коротенькими застружками, "идущими от зарубок вниз и вверх и выражающими отворочение вверх и вниз мягкие части передней стенки живота".

Судя по этим частям, инау, без сомнения, являются остатками человеческих жертвоприношений.

Способ вскрытия живота зависел в основном от самого самурая, от степени его самообладания, терпеливости и выносливости. Определённую роль здесь также играла договорённость с ассистентом самоубийцы, которого иногда выбирал себе самурай для оказания "помощи" при совершении харакири.

В редких случаях харакири производилось не стальным, а бамбуковым мечом, которым было намного труднее перерезать внутренности. Это делалось для того, чтобы показать особую выдержку и мужество воина, для возвеличивания имени самурая, вследствие спора между буси или же по приказанию.

Сэппуку совершалось, как правило, в положении сидя (имеется в виду японский способ сидения), причём одежда, спущенная с верхней части тела, затыкалась под колени, препятствуя тем самым падению тела после произведения харакири навзничь, так как упасть на спину при столь ответственном действии считалось позором для самурая.

Иногда харакири делалось воинами в стоячем положении. Этот способ получил название "татибара" - сэппуку стоя (в естественном положении).

Живот вскрывался особым кинжалом для харакири - кусунгобу, имевшим длину около 25 см. И считавшимся фамильной ценностью, которая хранилась обычно в токонома на подставке для меча, или вакидзаси - малым самурайским мечом. В случае отсутствия особого орудия для совершения сэппуку, что бывало у самураев крайне редко, мог использоваться и большой меч, который брался рукой за лезвие, обмотанное материей для удобства производимой операции. Иногда оборачивалось материей или бумагой и лезвие малого меча с таким расчётом, чтобы 10 - 12 см. Режущей поверхности оставались свободными. При этом кинжал брали уже не за рукоять, а за середину клинка. Подобная глубина прореза необходима была для того, чтобы не задеть позвоночник, что могло явиться препятствием для дальнейшего проведения обряда. В то же время, по правилам сэппуку, необходимо было следить за лезвием, которое могло пройти слишком поверхностно, разрезав только мышцы живота, что могло быть уже не смертельным.

Примечательно также то, что у айнов инау не имела права делать женщина; их изготовлял только мужчина после особых культовых действий по очищению души и тела. Этот факт может рассматриваться в качестве одного из доказательств гипотезы о человеческих жертвоприношениях и каннибализме, которые предшествовали культу инау и являлись пережитком подобных действий. Как и при изготовлении в позднее время инау, убийством жертвы в данном случае занимались, очевидно, исключительно мужчины.

Замена человека или жертвенного животного жертвенным предметом, имеющим вместо практического чисто ритуальное значение, была характерна не только для айнов. Это явление объясняется стадиальностью развития культуры того или иного народа при учёте экономического (материального) и духовного факторов.

Итак, можно предположить, что представления и обряды, связанные с брюшной полостью человека, были характерны для многих народов Азии и в общем схожи. Возможно, эти представления относятся к древнему пласту в мировоззрении населения континента. Трудно сказать, распространялись они с носителями определённых культур или существовали конвергентно (т.е. параллельно, развиваясь независимо друг от друга) и по какой линии шло их развитие. Однако окончательного завершения эти представления и обряды достигли только на японской почве, превратившись в торжественное действо по вскрытию живота - обряд харакири.

В древний период истории Японии обряд харакири не был распространён среди японского населения архипелага. Однако, имея уже определённые представления о животе как главнейшем пункте человеческого тела, древние японцы, вероятно, легко смогли заимствовать айнский обряд "пере". Собственно харакири появилось относительно поздно в среде воевавших против айнов военных поселений северных провинций, которые превратились впоследствии в сословие японских воинов.

Вполне закономерен именно тот факт, что обряд начал развиваться у воинов - людей, находившихся в постоянной боевой готовности и всегда носивших при себе оружие - средство для ведения войны и орудие самоубийства.

Начиная с эпохи Хэйан (IX - XII), сэппуку уже становится обычаем буси, при котором они кончали жизнь самоубийством, погибая от собственного меча. Тем не менее обряд не был ещё тогда массовым явлением. Самоубийства путём харакири получили широкое распространение у самураев лишь в конце XII в., во время борьбы за власть двух могущественных родов - Тайра и Минамото. С этого времени число случаев харакири постоянно растёт; самураи делали себе сэппуку, чаще не желая сдаваться в плен или в случае смерти своего господина.

Харакири вслед за смертью господина ("самоубийство вслед") получило название "оибара", или "цуйфуку". В древности в Японии при смерти знатного человека вместе с ним погребали и его ближайших слуг, предметы роскоши и т.д., дабы обеспечить его всем необходимым в загробном мире. Этот обычай стал позднее называться "дзюнси" Впоследствии, чтобы избавить людей от мучительной смерти при захоронении заживо, им разрешалось самоубийство здесь же, на могиле их хозяина. Император Суйнин, правивший в начале нашей эры, согласно преданиям, вообще запретил дзюнси, а слуг, хоронимых вокруг вместе с господином вокруг его могилы ("хитогаки" - "ограда из людей"), приказал впредь заменять антропоморфными фигурами из глины.


Однако обычай смерти вслед за сюзереном, несколько трансформировавшись, сохранился в феодальное время и принял вид уже добровольного лишения себя жизни посредством харакири на могиле феодала. В соответствии с нормами бусидо самураи ни во что не ставили свою жизнь, отдавая себя всецело служению только одному своему господину, поэтому-то смерть сюзерена и влекла за собой многочисленные случаи оибара. Обязавшись "отдавать свои тела господину по его смерти", обычно 10 - 30 и более ближайших слуг феодала умерщвляли себя, сделав сэппуку после его кончины.


Одним из наиболее известных примеров совершения харакири воином при поражении является сэппуку Масасигэ Кусуноки. Проиграв сражение, Масасигэ и 60 его преданных друзей совершили обряд харакири. Этот случай считался самураями одним из самых благородных примеров преданности долгу в японской истории.

Обыкновенно вслед за вскрытием живота японский воин этим же ножом перерезал себе и горло, чтобы прекратить мучения и быстрее умереть. Бывали случаи, когда самураи или военачальники обезображивали себе перед самоубийством лицо холодным оружием с тем, чтобы воины противника не смогли уже после их смерти использовать головы совершивших харакири в качестве доказательства своей "храбрости" и военного мастерства перед господином и снискать себе за эту ложь уважение и почёт самураев собственного клана. Так поступил Нитта Ёсисада, воевавший против рода Асикага. Он, чтобы не быть узнанным врагом, перед харакири изувечил себе лицо.

Другим поводом для сэппуку служило стремление предупредить угрожающее со стороны феодала или правительства сёгуна наказание за какой-либо недостойный чести самурая поступок, оплошность или невыполнение приказания. В этом случае харакири совершалось по собственному усмотрению или по решению родственников.

Производилось харакири также в знак пассивного протеста против какой-либо вопиющей несправедливости для сохранения чести самурая (например, при невозможности совершения кровной мести), в виде жертвы во имя идеи или при лишении возможности применения своих профессиональных навыков воина в составе дружины феодала (при утере вассалитета). Короче говоря, харакири было универсальным выходом из любого затруднительного положения, в котором оказывался самурай.

Часто самураи совершали харакири по самым незначительным и несущественным поводам. Известен случай сэппуку двух самураев из окружения императорской семьи. Оба самурая сделали себе харакири после короткого спора из-за того, что их мечи случайно задели друг друга, когда буси проходили по дворцовой лестнице.

Подобная лёгкость лишения себя жизни была обусловлена полнейшим пренебрежением к ней, выработанным при помощи дзеновского учения, а также наличием в среде буси культа смерти, создавшегося вокруг прибегнувшего к сэппуку ореол мужества и делавшего его имя знаменитым не только среди оставшихся жить, но и в будущих поколениях. К тому же в феодальное время самоубийство посредством вскрытия живота стало настолько распространённым, что превратилось по существу в настоящий культ харакири, почти манию, и причиной для его совершения мог стать совершенно ничтожный повод.

Основные направления при вспарывании живота.

Харакири выполнялось разными способами и средствами, что зависело от методики, выработанной различными школами. Самурай, погружая оружие в брюшную полость, должен был разрезать её так, чтобы окружающие могли увидеть внутренности делающего сэппуку и тем самым "чистоту помыслов" воина. Живот разрезался дважды, сначала горизонтально от левого бока к правому, затем вертикально от диафрагмы до пупка. Таким образом, цель - самоубийство вполне оправдывалось средством - харакири; после этого страшного ранения остаться живым было уже невозможно.

Существовал также способ вскрытия живота, при котором брюшная полость прорезалась в виде буквы "Х". Первым движением был порез от левого подреберья направо вниз. Оно проводилось самураем в сознательном состоянии, тщательно и с вниманием, когда буси имел ещё много сил для этой операции. Второй разрез делался уже в условиях большой потери крови при уходящем от сильной боль сознании. Он направлялся с нижней левой части живота вверх направо, что было легче для правой руки.

Кроме крестообразного вскрытия живота, применялись также и другие способы. Самым распространённым было вспарывание живота посредством косого разреза слева направо вверх, иногда ещё с небольшим добавочным поворотом влево вверх, или в виде двух прорезов, образующий прямой угол. В более позднее время операция харакири была упрощена: достаточно было сделать лишь небольшой разрез или просто вверти малый самурайский меч в живот, используя при этом вес собственного тела. Очевидно, под влиянием этого упрощённого способа вскрытия живота развился затем способ самоубийства посредством выстрела в живот (тэппобара).

Харакири (как и владению оружием) самураи начинали обучаться с детства. Опытные наставники в специальных школах объясняли юношам, как надо начинать и довести до конца сэппуку, сохранив при этом собственное достоинство и проявив умение владеть собой до последнего момента жизни. Это обучение, огромная популярность, распространение и прославление харакири в феодальном обществе Японии давали свои результаты: дети самураев часто прибегали к совершению обряда вскрытия живота. Известен случай харакири семилетнего сына самурая, совершившего самоубийство перед наёмными убийцами, посланными к его отцу, но убившими по ошибке другого человека. При опознании трупа молодой самурай, желая использовать эту ошибку для спасения жизни родителя, как бы в отчаянии, выхватил меч и безмолвно распорол себе живот. Преступники, поверившие в этот своеобразный обман, удалились, считая своё дело сделанным.


Для жён и дочерей воинов харакири также не являлось чем-то особенным, однако женщины в отличие от мужчин разрезали себе не живот, а только горло или наносили смертельный удар кинжалом в сердце. Тем не менее этот процесс тоже назывался харакири. Самоубийство посредством перерезания горла (дзигай) исполнялось жёнами самураев специальным кинжалом (кайкэн) - свадебным подарком мужа или коротким мечом, вручаемым каждой дочери самурая во время обряда совершеннолетия. Были известны случаи применения для этой цели и большого меча. Обычай предписывал хоронить совершивших харакири с оружием, которым оно было исполнено. Возможно, именно этим можно объяснить наличие в древних женских погребениях мечей и кинжалов.

В соответствии с нормами кодекса бусидо для жены самурая считалось позором не суметь покончить с собой при необходимости, поэтому женщин также учили правильному исполнению самоубийства. Они должны были уметь порезать артерии на шее, знать, как следует связать себе колени перед смертью, чтобы тело было найдено затем в целомудренной позе.

Важнейшими побуждениями к совершению самоубийства жёнами самураев были обычно смерть мужа, оскорбление самолюбия или нарушения данного мужем слова.

Свод церемоний и правил при совершении харакири, вырабатывавшийся на протяжении длительного времени, в общих чертах был уже оформлен при сёгунате Асикага (1333 - 1573), когда обычай сэппуку стал приобретать силу закона. Однако сложный ритуал, сопровождавший сэппуку, окончательно сформировался лишь в эпоху Эдо, когда сэппуку стало применяться официально, как наказание по приговору суда совершивших преступление буси. Обязательным лицом при исполнении официального сэппуку стал помощник делающего харакири самурая - "секундант" (кайсяку, или кайсякунин), отрубавший ему голову.

История сэппуку имеет немало примеров, "когда после вскрытия живота герои находили в себе силы, чтобы писать духовное завещание своей собственной кровью". Однако, несмотря на воспитание в духе дзен и умение владеть собой, самурай мог подсознательно потерять контроль над своими действиями вследствие ужасной боли и умереть "некрасиво": с выражением страдания, упав навзничь, с криком и т.д., опозорив тем самым своё имя. (Согласно так называемому этикету смерти (си-но сахо), принятому в среде сословия буси, самурай должен был умирать красиво, достойной смертью (синибана), приняв её легко и спокойно. В противоположность этому в поведении умирающего (синиката или синидзама) различалась и постыдная, недостойная воина смерть (синихадзи), при которой нарушалась "эстетика смерти", что считалось недопустимым для самурая. Здесь важно было не испортить "некрасивой" смертью родословную и честь дома. В этом случае говорилось: "Ты не имеешь права позором осквернить имя (честь) своего рода").

В связи с этим и был введён кисякунин - ассистент осуждённого на харакири, в обязанность которого входило прекратить мучения самурая, вскрывшего живот, посредством отделения головы от туловища.

Далее токугавские власти подтвердили и чётко определили, что смерть через харакири является почётной смертью привилегированных сословий, но никоим образом не низших слоёв общества Японии. (Харакири было официально признано привилегией сословия воинов около 1500 г.).

Законодательство досконально определяло также строгую последовательность церемонии харакири, место её проведения, лиц, назначенных для проведения обряда сэппуку, и т.п.

В случае совершения харакири самураем, стремящимся предупредить наказание со стороны властей или главы клана, по собственному усмотрению или решению родственников, семья буси не лишалась его имущества и доходов, а самоубийца добивался оправдания перед судом потомства и заслуживал почётного погребения. Выполнение же харакири как особого вида наказания, налагаемого за преступление, влекло за собой конфискацию имущества.

Обычно в дом к провинившемуся (перед господином или властями) самураю являлся чиновник, который показывал ему табличку с приговором к харакири. После этого должностное лицо, принесшее приговор, и сопровождающие его слуги могли оставить осуждённого дома или же отдать под надзор какого либо даймё, который становился ответственным за самурая, приговорённого с сэппуку, и за то, чтобы тот не избежал наказания, обратившись в бегство.

В соответствии с кодексом харакири незадолго до церемонии самоубийства происходило назначение лиц, ответственных за проведение процедуры вскрытия живота и для присутствия при самом акте сэппуку. При этом же выбиралось место для исполнения обряда, которое определялось в зависимости от официального, должностного и социального положения приговорённого. Приближённые сёгуна - даймё, хатамото и вассалы даймё, имевшие командирский жезл, производили сэппуку во дворце, самураи низшего ранга - в саду дома князя, на попечение которого был отдан осуждённый. Харакири могло состояться и в храме. Посещение храма или часовни иногда нанимали чиновники для совершения харакири в том случае, если приказ на сэппуку приходил во время путешествия. Этим объясняется и наличие у каждого путешествующего самурая особого платья для харакири, которое буси всегда имели при себе.

Для обряда, совершавшегося в саду, сооружалась загородка из кольев с натянутыми на них полотнищами материи. Огороженная площадь должна была равняться примерно 12 кв. м., если сэппуку выполняло важное лицо. В загородке имелось два входа: "северный" - (умбаммон - "дверь тёплой чашки" - этот перевод остаётся пока необъяснённым) и южный - "вечная дверь" (или сюги-ёмон - дверь упражнения в добродетели). В некоторых случаях загородка делалась без дверей вообще, что было более удобно для свидетелей, которые наблюдали за происходящим внутри. Пол в загороженном пространстве застилался циновками с белыми каймами, на которые укладывали полоску белого шёлка или белый войлок (белый цвет считается в Японии траурным). Здесь же иногда устраивали подобие ворот, изготовленных из бамбука, обёрнутого белым шёлком, которые походили на храмовые ворота; вешали флаги с изречениями из священных книг, ставили свечи, если обряд производился ночью, и т.д.

При подготовке церемонии харакири в помещении стены комнаты драпировались белыми шёлковыми тканями. То же делалось и с внешней стороной дома осуждённого - она обвешивалась белыми полотнищами, закрывавшими цветные щиты с вышитыми на них фамильными гербами.

Накануне исполнения обряда, если осуждённому было разрешено делать сэппуку в собственном доме, самурай приглашал к себе близких друзей, пил с ними сакэ, ел пряности, шутил о непрочности земного счастья, подчёркивая тем самым, что буси не боится смерти и харакири для него - заурядное явление. Именно этого - полного самообладания и достоинства перед и во время обряда самоубийства - и ждали все окружающие самурая.

Кайсяку выбирался представителями клана или самим осуждённым. Обычно в роли кайсяку выступал лучший друг, ученик или родственник приговорённого к харакири, который в совершенстве мог владеть мечом.

Первоначально, в древности, термин "кайсяку" применялся к охранителям господ или к лицам, оказывавшим какую-либо помощь другим. Как сказано выше, начиная с XVII в. Точнее с периода Эмпо (сентябрь 1673 - сентябрь 1681 гг.)присутствие кайсяку при сэппуку, проводимым по приговору суда, становился уже обязательным. "Секундант" должен был отрубить голову осуждённому, который в следствии духовной слабости или боязни вспарывал живот лишь по видимость, или самураю, который просто не мог довести харакири до конца, не имея на это физических сил (так как впадал в бессознательное состояние).

Самурай, приглашённый на обряд сэппуку в качестве кайсяку, должен был выразить готовность быть полезным в этом деле, но ни в коем случае не изображать печали на лице; это было равносильно отказу, причиной которого могло было недостаточное искусство владения мечом, что рассматривалось как бесчестие для воина. "Секундант", выбранный осуждённым, обязан был поблагодарить его за оказанное доверие и высокую честь. Кайсяку не должен был употреблять в ходе совершения сэппуку собственного меча, а брал его у осуждённого, если тот об этом просил, или у своего даймё, так как в случае неудачного удара вина за это ложилась на меч владельца.

Кроме кайсяку, суждённому, как правило, помогали ещё один-два человека. Первый подавал приговорённому на белом подносе малый самурайский меч - орудие совершения сэппуку, в обязанности второго входило преподнесение свидетелям отрубленной головы для опознания.

Накануне церемонии харакири составлялся список лиц, которые, согласно правилам, должны были присутствовать на месте совершения сэппуку. Это были 1 - 2 главных советника даймё (каро), 2 - 3 второстепенных советника (ёнин), 2 - 3 моногасира - приближённых 4-й степени, заведующий дворцом (русуи, или русубан), 6 прислужников 5 - 6 ранга (если осуждённый вверялся надзору князя), 4 самурая низшего ранга, которые приводили в порядок место исполнения сэппуку и погребали тело ( если просьба родственников осуждённого о выдаче им останков была отклонена). Число прислужников зависело от ранга приговорённого. В случае совершения харакири в пределах клана (т.е. если самурай осуждался на харакири не правительством сёгуна, а собственным господином - феодальным князем) осуждённому помогали 2 - 3 прислужника.

В качестве свидетелей выступали общественные цензоры, главный из которых объявлял осуждённому приговор непосредственно перед собственно харакири и затем сразу же покидал место, на котором должно было делаться сэппуку. Второй цензор оставался, чтобы засвидетельствовать исполнение приговора. Представители власти удостоверяли не только смерть, но и строгое соблюдение всех церемоний и формальностей при харакири самурая. Важным считались мельчайшие подробности, каждый жест и движение были строго определены и регламентированы.

В соответствии с ритуалом кайсяку и его помощники одевали свои церемониальные одежды (в случае осуждения преступника правительством), при харакири самурая из их собственного клана - только кимоно и поясную одежду - хакама. Хакама перед исполнением сэппуку подворачивалась. При харакири самурая высокого ранга "секунданты" обязаны были надевать белые одежды.

Прислужники надевали пеньковое платье и также подворачивали свои хакама. Перед чтением приговора осуждённому приносили на большом подносе смену платья, которое надевалось после его прочтения. Во время сэппуку буси был одет в белую одежду без гербов и украшений, которая рассматривалась и как погребальное платье. Она называлась "синисо-дзоку" ("одеяние смерти").

После того как подготовка и осмотр места харакири были завершены, а кайсяку и присутствующие на сэппуку проэкзаменованы на знание церемоний, наступал главный момент обряда. Обстановка проведения харакири требовала торжественности и должна была быть "красивой". От присутствующих же требовалось относиться к осуждённому со вниманием и уважением.

Хозяин дворца (дома), в котором проводилась церемония, вёл цензоров к месту, где зачитывался приговор, при этом этикет требовал, чтобы свидетели были одеты в церемониальное пеньковое платье и шли с двумя мечами. Затем приводили осуждённого, окружённого сопровождавшими его лицами: моногасира шёл спереди, ёнин - сзади, шесть прислужников 5 - 6 ранга - по бокам.

После того как все рассаживались по местам. Главный цензор, не глядя в сторону преступника, начинал чтение приговора, стараясь делать это ровным голосом, дабы придать спокойствие и твёрдость присутствующим.

Осуждённому разрешено было сказать главному свидетелю то, что он хочет, однако если его речь была несвязна и сбивчива, цензор клана (главный свидетель) делал знак прислужникам, и те уводили приговорённого. В случае если осуждённый просил письменные принадлежности, чтобы изложить свою последнюю волю, приближённые даймё должны были ему отказать, так как это запрещалось законом. Затем главный цензор покидал место совершения сэппуку, и сразу же после прочтения приговора он должен был приводиться в исполнение, чтобы мужество не изменило со временем осуждённому.

Прислужники во время чтения приговора сидели справа и слева от осуждённого. В их обязанности входило не только всячески помогать приговорённому к харакири самураю, но и убить его (отрубить голову или заколоть) при попытке к бегству кинжалами, которые прислужники прятали у себя за пазухой.

Осуждённый входил в загороженное пространство (если харакири совершалось в саду) через северный вход и занимал своё место для совершения сэппуку, садясь лицом к северу. Возможно было и обращение лицом к западу с соответствующим оформлением места исполнения сэппуку. Кайсяку со своими помощниками входил через южные ворота, становился слева сзади, спускал с правого плеча свои церемониальные одежды, обнажал меч и клал ножны от него сбоку, делая всё так, чтобы этого не видел приговорённый.

Другой ассистент в это время преподносил осуждённому на подносе кинжал, а прислуживающие самураи помогали сбросить одежду и обнажить верхнюю часть тела. (В более позднее время одежда могла быть просто распахнута, что обусловливалось обстоятельствами). Совершающий харакири брал предложенное ему оружие и делал один (или более, в зависимости от способа) прорез в брюшной полости, стараясь перерезать мышцы и кишки по всей её длине. Производить эту операцию следовало без поспешности, уверенно и с достоинством.

Кайсяку внимательно должен был наблюдать за производящим сэппуку и вовремя нанести окончательный удар умирающему. В зависимости от договорённости и условий совершения харакири выделялись несколько моментов для отсечения головы:

когда "секундант" отходит, поставив поднос с кинжалом перед буси;

когда осуждённый протянет руку для того, чтобы взять поднос (или, согласно ритуалу, поднимет поднос ко лбу);

когда самурай, взяв кинжал, смотрит на левую сторону живота;

когда осуждённый наносит себе удар кинжалом (или делает порез живота).


В некоторых случаях кайсяку ждал момента потери сознания и только тогда отрубал осуждённому голову. Особо важно было для кайсяку не упустить нужный момент для отделения головы от туловища, так как очень трудно обезглавить человека, потерявшего способность владеть собой. В этом и заключалось искусство кайсяку.

При совершении обряда харакири обращалось также внимание на "эстетическую" сторону дела. Кайсяку, например, рекомендовалось нанести умирающему такой удар, при котором отделившаяся сразу от туловища голова всё-таки повисла бы на коже шеи, так как считалось некрасивым, если она покатится по полу.

В случае когда "секундант" не сумел отрубить голову одним ударом и осуждённый делал попытку встать. Прислужники-самураи обязаны были добить его.

Когда голова была отрублена, кайсяку отходил от трупа, держа меч остриём вниз, вставал на колени и протирал лезвие белой бумагой. (Положение меча определялось в зависимости от ранга осуждённого: меч направлен вверх - осуждённый рангом выше секунданта; при одинаковом социальном положении меч держали параллельно земле; меч направлен вниз - ранг осуждённого ниже ранга кайсяку). Если у кайсяку не было других помощников, он сам брал отрубленную голову за пучок волос (магэ) и, держа меч за лезвие, поддерживая рукояткой подбородок головы осуждённого, показывал профиль свидетелю (слева и справа). В случае если голова была лысая, положено было проткнуть левое ухо кодзукой (вспомогательным ножом, имеющимся при ножнах меча) и таким образом отнести её для освидетельствования. Для того чтобы не запачкаться кровью, "секундант" должен был иметь при себе золу.

После засвидетельствования совершения обряда свидетели поднимались и уходили в особое помещение, где хозяин дома (дворца) предлагал чай, сладости.

В это время самураи низшего ранга закрывали тело, как оно лежало, белыми ширмами и приносили курения. Место, где происходило харакири, не подлежало очищению (в редких случаях его освящали молитвой), оно должно было постоянно держаться в памяти; брезгливое же отношение к помещению, запачканному кровью осуждённого, порицалось.

Религиозные воззрения самураев

Одновременно с расцветом японского феодализма и выделением сословия самураев в Японии начало распространяться учение одной из наиболее влиятельных и популярных впоследствии сект буддизма - "дзен", или "дзенсю". В переводе с японского "дзен" означает "погружение в молчаливое созерцание", овладение внешними и духовными силами для достижения "просветления". Основателем секты "дзен" (кит. - "чань", санскр. - "дхьяна") считается буддийский священник Бодхидхарма (яп. Бодай Дарума), который проповедовал своё учение сперва в Индии, а затем в Китае. Из Китая на Японские острова дзен-буддизм принесли два буддийских патриарха Эйсай (1141- 1215гг.) и Доген (1200 - 1253 гг.). В конце XII в. в стране уже началась его проповедь. Вслед за признанием представителями правящих кругов феодальной Японии учение дзен стало быстро распространяться среди сословия самураев - опоры правительства сёгуна.


Принятие дзен сословия воинов было закономерным. До становления системы сёгуната воины практиковали поклонение господствующему в пределах "священной земли" (дзёдо) - буддийского рая - будде Амида (Амитабха). Идея амидаизма, или учения буддийской секты "дзёдо", была крайне проста.

Секта "дзёдо" была основана в Японии буддийским монахом Хонэн-сёнином в XII в. Учение этой секты получило широкое распространение в основном среди народных масс, которые верили в возрождение после смерти в раю. "Дзёдо" завладела передовой позицией среди других сект буддизма в Японии и насчитывала 30% всех буддийских храмов, священников и приверженцев). Суть его заключалась в постоянном повторении имени Амида ("Наму Амида буцу!" - "Преклоняюсь перед буддой Амида!"). Любому человеку, по толкованию монахов "дзёдо", каким бы он ни был - плохим или хорошим, для "спасения" (для "будущего рождения") достаточно было только без конца повторять эту молитву. Однако с превращением самурайства в политическую силу в период Камакура и началом его развития как сословия феодального общества простое взывание к будде Амида, не развивающее в воине ничего, кроме безволия и пассивности, стало недостаточным. Самурай должен был настойчиво воспитывать волю, акцентировать внимание на самообладании и хладнокровии, которые были необходимы воинам-профессионалам в междоусобных войнах, экспедициях против айнов, борьбе с аристократией Киото и при усмирении крестьянских восстаний.

Вот в это время и вышли на сцену проповедники дзен, которые доказывали, что постоянная работа над собой, умение выделить суть любой проблемы и сосредоточиться на ней, невзирая ни на что идти к цели имеют большое значение не только в монашеской, но и в мирской жизни. С этого времени дзен-буддизм стал духовной основой сословия воинов; число адептов, исповедовавших его учение, неуклонно возрастало. В последующем дзен-буддизм непрерывно развивался.

Одной из основных причин, привлекавших самураев к учению дзен, была его простота. Согласно доктринам дзенсю, "истина Будды" не поддаётся передаче в письменном или устном виде. Любые дидактические пособия или комментарии не могут содействовать раскрытию истины и поэтому ложны, а средства анализа, сравнения или поэзии при комментирования учения порочные. Дзен выше словесного выражения и "коль скоро оно будет ограничено словами, то уже потеряет все свойства Дзен". Отсюда и тезис теоретиков дзен-буддизма, что дзен якобы не может рассматриваться как учение, так как логическое познание мира невозможно. Достижению желаемого способствует только интуиция, которая посредством созерцания и может привести к постижению "истинного сердца Будды".

Таким образом, самураю совершенно не требовалось отягощать свой ум изучением религиозной литературы.

Тем не менее, несмотря на принципиальное отрицание книг, письменных предписаний и толкований, секта "дзен" пользовалась книгами и буддийскими текстами для пропаганды своего учения. Это противоречило положению о чисто интуитивном познании истины. Так или иначе самураю приходилось вникать в философию дзен-буддизма либо самостоятельно, либо при помощи наставника школы (секты), так как каждый человек в отдельности не мог самостоятельно уловить суть дзен, не имея о нём представления. Дзен-буддизм нравился самураям выработкой у них самообладания, воли, хладнокровия - качеств, столь необходимых для воина-профессионала. Большим достоинством самурая считалось не дрогнуть (внешне и внутренне) перед неожиданной опасностью и сохранить при этом ясность ума и способность трезво мыслить, отдавая себе отчёт в своих поступках и действиях. На практике самурай должен был, оставаясь "неотягощённым телесно или душевно", обладая железной силой воли, идти прямо на врага, не смотря назад или в сторону, для того чтобы его уничтожить и это всё, что от воина требовалось. В то же время дзен учил человека быть невозмутимым и сдержанным во всех жизненных ситуациях. Исповедующий дзен-буддизм обязан был не обращать внимание даже на оскорбления, что было очень нелегко для представителей "благородного" сословия.

В сочетании и связи с самодисциплиной находилось и другое качество, прививаемое воинам дзен, - беспрекословное подчинение господину и военачальнику. Множество историй и рассказов феодальной Японии повествует об этой особенности средневековых японских рыцарей.


Бытие в существующем мире признавалось дзен буддизмом лишь видимостью, а не действительностью. (такое отношение к действительному миру выражалось словами: "Сики-соку-дзэ-ку" - "Всё в этом мире иллюзорно"). Внешний мир, по буддийским представителям, иллюзорен и эфемерен, он только проявление всеобщего "ничто", из которого всё рождается и куда всё уходит, а жизнь в нём дана людям на время и подлежит возвращению (причём это может случиться в любой момент). Поэтому дзен-буддизм учил человека не цепляться за жизнь и не бояться смерти. Именно это презрение к смерти и притягивало к дзен самураев.

Концепция непостоянства всего существующего, эфемерности и призрачности (мудзё), выработанная в Японии под непосредственным влиянием буддизма, связывала в то же время всё кратковременное с понятием прекрасного и облекала это недолговечное текущее мгновение или очень непродолжительный отрезок времени (цветение вишни и опадание её лепестков, испарение капель росы после восхода солнца с поверхности листа и т.д.) в особую эстетическую форму. В соответствии с этим тезисом и жизнь человека считалась тем прекраснее, чем она короче, особенно если это "ярко" прожитая жизнь. Отсюда и не боязнь смерти, "искусство умирать".

Другой составной элемент в теории "лёгкости смерти" был обусловлен влиянием конфуцианства. Нравственная чистота, чувство долга, дух самопожертвования ставились на недосягаемую высоту. Японца учили ради императора, господина, нравственного принципа жертвовать всем. Смерть во имя исполнения долга считалась "настоящей смертью".

Самураи, воспользовавшиеся догмами буддизма и конфуцианства, приспособили их к своим профессиональным интересам. Этика и психология самурайства ещё больше усилили акцент на героике смерти, духе самопожертвования ради высшего идеала воина - служения господину, окружили смерть ореолом славы. В период междоусобных войн был выработан особый культ смерти, с которым был тесно связан описанный выше обряд самоубийства путём вскрытия живота - харакири. Обусловлено это было тем, что воин профессионал постоянно находился на грани жизни и смерти. Поэтому самурай культивировал в себе не боязнь смерти и пренебрежение к земному существованию.

Отложило отпечаток на воззрение о смерти и то положение буддизма, по которому жизнь вечна и смерть - лишь звено в бесконечной цепи перерождений, при которых каждое живое существо возрождается к жизни через определённый промежуток времени. Смерть индивидуума, по рассуждениям буддистов, не означала конца существования его в будущих жизнях. Поэтому человек должен был безропотно подчиняться "великому закону возмездия", своей карме (го), т.е. судьбе, определённой степенью греховности в прошлом существовании, не выражать неудовольствия жизнью.

Этим объясняется гибель многих воинов на полях сражений с улыбкой и словами буддийской молитвы на устах, это же повлияло и на формирование "этикета смерти", который обязан был знать и исполнять каждый самурай. Согласно этому этикету, который постоянно культивировался в семейной и социальной сфере, человек должен был умирать невозмутимо, как бы засыпая, имея благочестивые мысли и с улыбкой на лице. Стоны, нежелание умереть и расстаться тем самым с близкими и своим существованием расценивались как нарушение "этикета смерти" и осуждались. Дзен-буддизм воспитывал такое отношение к вопросам жизни и смерти, при котором отсутствовали собственное "я", страх перед гибелью и осознание своих выгод и невзгод. Прямую выгоду из подобного отношения к смерти извлекали феодалы, на службе у которых находились самураи. Человек, не боявшийся смерти, беспредельно преданный своему сюзерену, захваченный идеей духовного подвига, лучше, чем кто-либо, мог быть воином. Это - идеал солдата. Таким человеком легко управлять в бою, он никогда не сдаётся в плен, честь самурая не позволит ему отступить и обратиться в бегство, приказ военачальника для такого воина - закон, и он будет стараться выполнить его любой ценой, дабы не покрыть позором и бесчестьем своё имя и имя своего рода.

Основы учения дзен были использованы самурайством в качестве источника кодекса морали японских воинов - бусидо. Война во имя интересов сюзерена считалась самураями выполнением дзеновского учения: "превращением высшего идеала в дело". Бусидо было почти идентичным доктрине дзен о смерти и жизни; оно, так сказано в "Хагакурэ", являлось и признавалось рыцарством как "учение о прямом, бесстрашном стремлении к возвращению в вечность".

Однако, несмотря на согласованность догм буддизма и самурайской этики, между ними существовали и противоречия. Как известно, буддизм категорически запрещает всякое убийство. Оно считалось одним из пяти "великих" грехов, куда входили убийство, воровство, прелюбодеяние, ложь и пьянство. Тем не менее феодальная жизнь требовала как раз обратного: постоянного нарушения этой заповеди. Японские феодалы, естественно, не хотели и не могли изменить свою социальную природу и поэтому вынуждены были уделять известное внимание различным видам :искупления: своего жизненного пути, на котором убийства как бы носили характер "профессионально-бытовой необходимости". Формами такого "искупления" были щедрые пожертвования храмам, пострижение в монахи, обращение к духовенству для исполнения поминальных и умилостивительных треб.

Очень велико было также значение дзен в военно-спортивной подготовке самураев. Решающая роль при фехтовании, стрельбе из лука, борьбе без оружия, плавании и т.д. отводилась японцами не физическому, а духовному состоянию человека. Психологическая уравновешенность и самообладание, выработанные дзен, являлись здесь преобладающими.

Основным методом (путём к познанию истины) в обучении по системе дзен была медитация (дзадзен) - созерцание в положении сидя, в совершенно спокойной позе со скрещенными ногами, без каких либо мыслей. Для медитации обычно выбирались сад или помещение, из которого по возможности уносили предметы, могущие помешать практикующемуся, отвлекающие его.

Разными школами дзен-буддизма были выработаны различные правила поведения во время дзадзен, однако основным при созерцании считалась тренировка лёгких, обучение размеренному дыханию, что содействовало "самоуглублению" и воспитанию "выдержанности и терпения". После этой первой ступени к просветлению, когда дыхание становилось ровным, голова освобождалась от притока крови и мозг человека освобождался от всяких мыслей (такое состояние называлось "мусин"), практикующийся, по утверждениям дзеновских монахов, мог уже достичь муга (отсутствием "я"), другими словами, выйти за пределы собственного бытия, осмысления своего существования. На человека, пребывающего в подобном состоянии самоуглубления, по учению школы дзен-сото, могло внезапно снизойти просветление (сатори).

Другим путём к "истинному прозрению" был коан - вопрос, задаваемый наставником дзен ученику. Этот метод практиковался школой риндзай. Вопросы учителя должны были возбудить интуицию ученика или, иными словами, вызвать сатори. От какой бы то ни было логики и связности в ответе на коан необходимо было освободиться, ибо это мешало вхождению в состояние "бессмыслия". При полном отсутствии мышления во время вопросов и ответов (мондо) могло наступить "просветление".

Вслед за неожиданным подъёмом влияния христианства последовало ещё более быстрое его искоренение, обусловленное опасениями сёгунов в связи с проникновением в страну иностранцев, которое таило в себе смертельную опасность для существовавшего тогда государственного строя.

В некоторых случаях для достижения сатори наставниками использовалась "шокотерапия": удар палкой, толкание в грязь, щипки за нос и т.д. Такая практика рассматривалась иногда некоторыми теоретиками дзен как средство для наступления "просветления" при учебном фехтовании на самурайских мечах (например, удар тренировочным мечом).

В идеале считалось, что человек, испытавший сатори, внешне не должен был измениться, однако у него вследствие сильного психологического стресса появлялся будто бы новый взгляд на жизнь, на своё место в ней, иное отношение к действительности, которое не поддавалось ни объяснению, ни описанию словами. "Просветлённый", по утверждениям дзеновских монахов, мог быстро находить единственно правильное решение в любой ситуации, становился человеком, способным в высшей мере управлять своей волей, другими словами, прибегал всё то, что требовалось для каждого самурая. В то же время власть, слава, победа и т.д. - всё то, к чему стремился японский воин, становились для самурая после "просветления" малоценными сами по себе.

В XII - XVI вв. "дзенсю" достигла наивысшего расцвета и стала наиболее влиятельной буддийской сектой, поддерживаемой правительством сёгунов. В то время дзен-буддизм оказал значительное воздействие на развитие всех областей культуры Японии. Само собой разумеется, что в первую очередь эту культуру воспринял сам господствующий класс средневековой Японии, в том числе и сословие самураев, которое пользовалось культурными ценностями, создаваемыми в стране. Однако в связи с развитием дзен самурайство несколько изменило свои воззрения на жизнь и смерть, культуру и её восприятие.

Дзен в тот период было уже не столь строгим учением, как первоначально. Наряду с тезисом о готовности в любую минуту хладнокровно уйти из жизни самураи приняли также положение, по которому человек одновременно обязан жить, наслаждаясь жизнью, вычерпывая её до самых глубин. "Солдатский дух должен был связывать себя с подлинной художественностью", а "японский воин - обладать не только военной доблестью (бу), но и культурой, гуманностью (бун)".


Так, некоторые самураи в редкие периоды мирного времени, кроме военных упражнений, предавались чайной церемонии, рисовали иногда тушью, любовались искусной аранжировкой цветов и даже принимали участие в представлениях театра. Но все эти элементы культуры средневековой Японии в большей или меньшей степени подвергались при своём развитии воздействию учению дзен или были порождены им. Хотя это и выглядело парадоксально, но в свете дзеновских утверждений о ненужности знаний, о закалке одной лишь воли индивидуума буси считали положительным и полезным для своей профессии восприятие подобных производных дзен, помогающих в сложении характера воина.

Создать надлежащую обстановку при молчаливом созерцании призваны были и сухие сады, которые первоначально устраивали дзеновские монахи в своих монастырях. Каменные сухие сады, названные японцами "садами медитации и мышления", представлявшие собой ровные площадки с установленными на них в определённом порядке камнями и окружённые глухими стенами (в качестве классического примера обычно приводится сад монастыря Рёандзи в Киото), наиболее подходили для упражнений в психотерапии, развивали философский образ мыслей в дзеновском понимании и учили "видеть скрытое содержание" того, что было не завершено, понимать внутреннюю глубину явлений (югэн).

После окончания периода междоусобных войн противоречия между дзен и воспитанием воина по системе дзен стали ещё заметнее. Самураи, переставшие участвовать в военных действиях, получили больше времени для образования вообще. Многие буси в силу различных обстоятельств оставляли свою профессию и становились учителями, художниками, поэтами.

Несмотря на то, что подавляющее большинство самураев были преемниками идей дзенсю, имелись и такие представители сословия воинов, которые следовали учениям других сект буддизма. Прежде всего это нужно сказать о секте "нитирэн", возникшей в середине XIII в. и проповедовавшей положение о непременном превращении через определённый срок всех существ и вещей в Будду, так как он заключается во всём, будь то человек, животное или какой-либо неодушевлённый предмет. Многие самураи, будучи сторонниками догм секты "нитирэн", являлись её членами, однако большинство приверженцев "нитирэн" составляли всё же деклассированное самурайство - ронины, крестьянство и другие эксплуатируемые слои общества.

Самураями почитались и отдельные божества буддийского пантеона. Особенно популярными среди сословия буси были бодхисаттвы Каннон (Авалокитешвара) - богиня милосердия и сострадания и Мариситэн (Маричи) - божество, покровительствующее воинам. По существующему обычаю перед началом военной компании самураи вкладывали в свои шлемы маленькие изображения Каннон; у Мариситэн воины часто просили покровительства и содействия перед поединком или сражении. Важное место в религиозном мировоззрении самураев занимал древний культ синто, который мирно существовал с буддизмом. Основной чертой этой религии японцев было почитание сил природы, местных божеств, предков. В качестве одной из трёх главных синтоистских святынь японцами рассматривался священный меч. (Тремя сокровищами синто считались меч, драгоценность (ожерелье из нефрита, яшмы или просто драгоценный камень) и зеркало.)


Меч (амэ-но муракумо-но-цуруги - меч небесных густых облаков) являлся символом самурайского воинства, храбрости и должен был направляться против врагов Японии.

Драгоценность (ясакани-но магатама - сияющая изогнутая яшма) символизировала совершенство, доброту, милосердие и в то же время твёрдость при управлении и повелевании. Древние воины носили целые связки магатама. Возможно, что магатама (первоначально зубы диких животных) служила древним японцам амулетом, как и у многих народов Сибири.

Зеркало (ята-но кагами) - было эмблемой мудрости и символом солнечной богини Аматэрасу. Оно использовалось часто в качестве предохраняющего талисмана.

(Все три этих атрибута синто служили нередко жертвами, приносимыми синтоистским божествам, а иногда и сами составляли синтай ("тело" бога) других богов).


Меч, наряду с зеркалом и драгоценностью, стал в ряде случаев рассматриваться синтоистами как "тело" или "облик" бога (синтай), который помещался в закрытой части главного храма любого комплекса синто - хонся. Иногда мечи не только служили синтаем, но и обожествлялись. Богом, почитаемым в Ацута, например, был пресловутый меч Кусанаги, (Кусанаги - букв. "косящий траву". По легенде меч, переданный Аматэрасу земным властителям Японии, получил такое название после того, как с его помощью спас свою жизнь императорский принц, завоевавший северные территории страны. Принц сумел остановить надвигавшийся на него огненный шквал тем, что скосил вокруг себя траву мечом). Добытый Сусаноо в хвосте убитого им змея, богом же Исоноками считался меч, названный "Фуцу-но Митами".

Кроме меча, синто освящало также другое оружие самураев, в частности копьё. В честь копья в одном из районов Эдо Одзи, (Многие военные праздники проводились именно в Эдо (нынешний Токио), так как этот город являлся столицей сегуната, в которой присутствовало всегда большое число феодальных князей, а следовательно и их вассалов - самураев. Устраивался 13 августа древний самурайский праздник "яримацури". Праздник проходил при обязательном присутствии двух самураев в доспехах чёрного цвета с копьями и мечами (у каждого из воинов на поясе висело по семь мечей длинной более четырёх сяку каждый - 1 сяку = 30,3 см.) и восьми мальчиков-танцоров, бросавших после исполнения танцев ("сайбара" и "дэнгаку") в толпу свои шляпы, которые рассматривались как талисманы счастья. В этот же день священники синто раскладывали в храме маленькие копья. Их разрешалось уносить верующим с собой, однако с условием возвращения на следующий год не одного, а двух таких же миниатюрных копий. Они служили амулетами, защищавшими якобы от воровства и пожара.

Синто требовало от самураев обязательного почитания умерших предков и поклонения душам убитых в бою воинов, военачальников, обожествлённых героев и императоров. Считалось, что умершие прародители становились богами и, наделённые сверхъестественной силой, оставались в мире живых, влияя на события, населявшие этот мир, и рядовые духи-покровители (удзигами) в особенности, могли, по представлениям японцев, распоряжаться человеческими судьбами, влиять на успех или неудачу в жизни, оказывать воздействие на ход сражения и т.д. Поэтому самураи верили в божественную предопределённость и ставили свою волю в полную зависимость от "воли богов". Перед каждым военным предприятием воины обращались к удзигами, боясь навлечь на себя гнев духов предков, ибо они властвовали над природой, и все бедствия - это месть духов за несоблюдение благочестия. Почитание предков влекло за собой почитание родины - "священного места обитания богов и душ предков". Синто учило любви к родине ещё и потому, что Япония, и только она одна, является "местом рождения" Аматэрасу - богини солнца, которая передала управление страной своим "божественным потомкам".

Кроме душ предков, героев и т.д., самураи особенно почитали синтоистского бога войны Хатимана, прототипом которого являлся обожествлённый, по традиции синто, легендарный император Японии Одзин. Впервые Хатиман упоминается как "помощник" японцев в 720 г., когда он, по преданию, оказал эффективную помощь в отражении нашествия со стороны Кореи. С тех пор его стали считать покровителем японских воинов. Перед каждой военной кампанией самураи возносили Хатиману молитвы, просили его оказать поддержку в предстоящей борьбе, приносили клятвы - "юмия-Хатиман" ("да увидит Хатиман наши луки и стрелы" или "клянусь Хатиманом").

Наряду с Хатиманом самураи признавали богами войны мифического тэнно Дзимму, основателя императорской династии, императрицу Дзингу и её советника Такэти-но Сакунэ, а также принца Ямато-дакэ (Ямато-такэру), покорившего айнский восток Японии.

В честь богов войны устраивались в определённые дни празднества. Одним из них был "гунсинмацури", торжественно отмечавшийся 7 октября на территории синтоистского храма в Хитати. Ночью в пределах храма собирались мужчины с мечами (дайто) и женщины с алебардами (нагината), развешивались бумажные фонари, которые затем сжигались.

Синто, являясь исконной религией японцев, однако, редко присутствовал в чистом виде в религиозной жизни самураев. Буддизм, проникший в середине VI в. в Японию, был более развитой (при этом - мировой) религией, нежели примитивный синтоизм. Поэтому он был сразу же принят правящими кругами страны и использован в их интересах. Тем не менее синтоистские священнослужители не желали отказаться от своих привилегий и опирались на народные массы, продолжавшие исповедовать традиционную религию. Это заставило буддийское духовенство и правителей древней Японии идти по пути сотрудничества двух религий, что со временем привело практически к синкретизму синтоизма и буддизма.

Слияние синто и буддизма отразилось на духовной жизни самурайства. Нередко японские воины перед военными походами или решающей битвой одновременно поклонялись духам синто и божествам буддизма. В результате подобного сосуществования многие боги синто стали наделяться особенностям буддийских бодхисаттв, в то время как пантеон буддизма пополнялся принятыми в него божествами синтоизма. Культ Хатимана, в частности, номинально являвшегося богом синто, был глубоко пропитан буддизмом. Многие из изречений, приписанные Хатиману, явно носят буддийский характер, так как в них он называет себя Босацу - бодхисаттвой - чисто буддийским термином.

В дальнейшем Хатиман был признан буддийским духовенством бодхисаттвой и получил имя Дайдзидзайтэт. То же можно сказать и о синтоистской богине Аматэрасу, "прародительнице" императорской семьи. Аматэрасу была объявлена приверженцами буддийской секты "сингон" воплощением верховного космического будды Вайрочана (Дайнити). Одновременно с буддизмом в Японии начало распространяться конфуцианство чжусианского толка. Учение Конфуция, переработанное Чжу Си, представляло собой консервативное, догматическое течение более идеологического, чем религиозного плана, так как оно включало в себя, кроме религиозных, очень слабо развитых, ещё и этические моменты. В Японии конфуцианство пошло по пути адаптации в местных условиях, сливаясь с буддизмом и синто, воспринимая некоторые их положения.

Для самурая отношение между господином и слугой было основным. Из этого отношения черпались понятия о долге господина перед слугой и слуги перед господином. Содержание своих слуг было законом нравственного долга господина, и он не мог считать это своей милостью по отношению к слугам, так как жил трудом своих слуг и должен был, наоборот, смотреть на это как на милость с их стороны. Для слуг же служение господину есть долг и обязанность, а не милость. С благодарностью они должны получать от своего господина выдачи натуры или деньгами, и их должна воодушевлять только одна мысль: отдать свою жизнь за него. "Это - закон нравственного дола слуги", - говорится в конфуцианском учении. Такие отношения - не что иное, как "справедливость", или "нравственный долг господина и слуги".


Идея верности господину и неразрывно связанное с ней понятие долга были выдвинуты в бусидо на первый план, в то время как более отвлечённые философские положения конфуцианства претерпели на японской почве соответствующую перегруппировку и переоценку, не меняя, однако, своей сути. Верность ("служение господину как источнику всех благ") и долг ("осуществление этой верности") во всей конфуцианской этике являлись наиболее активными элементами, всё остальное считалось второстепенным и "покрывалось практическими идеями" этих двух понятий, занимало как бы побочное, служебное положение.

Но верность господину могла выражаться не только в постоянном служении ему, готовности в любой момент пасть за него. Вассал проявлял свою верность также тем, что следовал за своим господином по пути смерти, выражавшемся в "самоубийстве вслед", которое стало к XIV в. распространённой формой исполнения долга.

Таким образом, религиозное мировоззрение самураев слагалось из догм буддизма и конфуцианства, привнесённых в Японию из Китая, и элементов верований и обычаев местной, национальной религии - синто, которая вошла с ними в тесное соприкосновение.

Со временем элементы этих трёх религий переплелись и составили как бы единое целое. Другие большие религии и религиозные течения оказали на сословие воинов менее существенное влияние.

Тем не менее на долю христианства, появившегося в Японии вслед за прибытием португальцев в XVI в., выпал больший успех. Деятельность христианских миссионеров, прежде всего иезуитов, принесла свои плоды. Так, половина армии в походе Тоётоми Хидэёси против Кореи в 1598 г. была христианской. Однако христианство недолго процветало на японской почве.

Христианство в Японии не было христианством в полном смысле этого слова. Оно было весьма своеобразным и включало в себя элементы синто и буддизма. Синкретичность христианства на Японских островах проявлялась, к примеру, в том, что Японцы отождествляли богоматерь с Амида-буцу или с Каннон-босацу).

Вслед за неожиданным подъёмом влияния христианства последовало ещё более быстрое его искоренение, обусловленное опасениями сёгунов в связи с проникновением в страну иностранцев, которое таило в себе смертельную опасность для существовавшего тогда государственного строя.

Подготовка буси Воспитание самураев

Звание самурая в средневековой Японии было наследственным. Сын, как правило, шёл по стопам отца, становясь воином-профессионалом, представителем сословия военно-служилого дворянства, и оставался в том феодальном клане, членом которого был его родитель. Поэтому в самурайских семьях особое внимание уделялось воспитанию подрастающего поколения уже с раннего детства в духе бусидо. Основной задачей наставников молодого буси была выработка в нём того комплекса особенностей, которые считались необходимыми в профессии самурая, т.е. воспитание человека физически сильного, владеющего в полной мере военным искусством, вооружённого знанием моральных принципов господствующего класса.

Сын самурая с самого рождения окружался исключительной заботой. Он являлся продолжателем рода, хранителем и наследником его традиций. Он имел право совершать религиозные обряды по отправлению культа предков. (Согласно синто и конфуцианскому учению исполнять обряды и возносить благодарность духам предков, "успокаивая" этим их души, могли только мужчины.) Исходя из этого, рождение ребёнка мужского пола в японской семье считалось праздником. С особым вниманием относились к первому сыну, так как он по закону уже с момента рождения считался наследником дома, всего состояния семьи и имени самурая.

Кроме того, сын наследовал землю или рисовый паёк, за который служил у феодала его отец. Поэтому, если самурай без наследника в семье (в 1615 г. самураям было разрешено усыновление наследников из среды их родственников, носящих то же родовое имя) почему-либо не мог взять себе наложницу или если последней не удавалось родить ему сына, феодал конфисковывал у буси его надел и лишал родового имени. Это означало, что самурай терял место в социальной структуре и становился ронином. Такая мера часто практиковалась феодалами при первых сёгунах Токугава ввиду того, что земля находилась под их непосредственным контролем. В период между временами Кэнтё (1601) и Кэинан (1651) около 60 феодальных семей потеряли по этой причине свои феоды.

В первые дни после появления ребёнка на свет в дом самурая приходили родственники, приносившие мальчику подарки, среди которых были два веера изогнутой формы, рассматривавшиеся как предвестники двух мечей воина и как символ храбрости.

Через несколько лет сын воина получал один или два (в зависимости от ранга отца) маленьких игрушечных меча, вырезанных из дерева. Это приучало юного самурая любить своё оружие - мечи, принадлежность сословия воинов.


Развивать в детях самураев военный дух и почитание воинской доблести (сёбу) были призваны ежегодные праздники мальчиков - "танго-но сэкку", отмечаемые в пятый день пятого месяца по лунному календарю и получившие затем большое распространение в период Эдо. ("Танго-но сэкку" является одним из традиционных японских праздников, который празднуется повсеместно в Японии и в настоящее время). Во время праздника мальчиков выставляли в доме искусно изготовленные миниатюрные доспехи, надетые иногда на специально изготовленных для этой цели кукол (кабуто-нингё), мечи, луки и стрелы, знамёна, стараясь тем самым воспитать в будущем самурае воинственность, уважение и благоговейное отношение к военному снаряжению и к самому ремеслу самурая. Играть такими мечами и доспехами детям запрещалось, на них можно было только смотреть, так как демонстрация игрушек приравнивалась к самурайской практике показа мечей и доспехов.

Непременным аксессуаром на празднике мальчиков были коинобори - изображение карпов, сделанные из цветной ткани или бумаги и поднимавшиеся на бамбуковых шестах над каждым домом, где жили один или больше мальчиков. (Число вывешиваемых карпов соответствовало числу мальчиков в семье). Карпы были предназначены для той же цели, что и игрушечное вооружение. Они символизировали "мужественную добродетель", которая подразумевала "военную добродетель". В Японии карпы и доныне считаются самураями среди рыб. Их рассматривают как символ энергии, храбрости и непреклонной твёрдости. Детям воинов внушали, что от них требуется такое же упорство в достижении цели, какое показывает карп, преодолевая бурные потоки, такой же стоицизм и бесстрашие, какие "проявляет", по словам самураев, эта рыба на столе повара, не уклоняясь и не вздрагивая от удара ножа. Возможно, что именно эти "качества" карпа обусловили появление его амулетов в храме бога войны Хатимана. Самурайская молодёжь приобщалась к профессии воина также во время праздников в честь побед над айнами и в других битвах эпохи средневековья, когда выставляли и носили по городу самурайское снаряжение, демонстрировали искусство буси и рассказывали повести о героизме (гундан). Значительное влияние оказывало конфуцианство. По одному из его принципов, дети должны были относиться к родителям с почтением и уважением, дорожить ими, любить их, не противодействовать их воле, не причинять им огорчения и беспокойства даже в том случае, если "родители по влечениям своим были дурными людьми и относились дурно к детям".


В бусидо такое отношение детей к родителям опосредовалось принципом гири, обусловливавшим почитание возраста (уважение родителей и старших вообще) и объяснявшим такие поступки, как жертвование собой ради родителей.

Тщательное домашнее воспитание детей подразумевало чтение им нравоучительных историй из книг конфуцианского характера. Такого рода назидательные рассказы служили руководством к практическому действию, являлись своеобразными сводами моральных правил. Так, в одном из подобных рассказов говорилось о том, как мальчик лёг в стужу на лёд замёрзшей реки, чтобы растопить его теплом своего тела и достать рыбы для своей мачехи; в другом - как мальчик спал ночью, ничем не прикрывшись, чтобы отвлечь москитов от родителей на себя.

Однако конечной целью воспитания в ребёнке чувства сыновнего долга (оякоко) были не только уважение и любовь к родителям и старшим, проявляемые в деле. Высшим пунктом морального обучения самурайской молодёжи в духе учения Конфуция являлась выработка верности государю, который также рассматривался как отец воина. Сыновний долг, таким образом, служил как бы основой верноподданичества и приравнивался к верности вассала сюзерену. В качестве примера можно привести высказывание об обязанностях вассала одного из правителей токугавской Японии князя Мито Мицукуни (1628-1700). Он говорил: "Если виновным (в государственной измене) является ваш отец, я не склоню вас к измене ему; поступить так - значило бы погрешить против справедливости (гири). Сыновняя любовь и верность суть одинаковые добродетели, поэтому вы лично должны знать, как поступить в подобном случае, я представляю решение подобного вопроса вашей совести".

Не меньшим уважением, чем отец, пользовался учитель молодого самурая. Авторитет наставника был очень высок, его приказы выполнялись беспрекословно. Популярное изречение гласило: "Родитель тот, кто произвёл меня на свет, учитель тот, кто делает меня человеком". В другой поговорке сказано: "Твой отец и мать подобны Небу и Земле, твой учитель и господин - солнцу и луне". Духовная услуга учителя (часто священника) в воспитании считалась неоценимой. За воспитание человека нельзя было дать материальное вознаграждение, так как нельзя измерить неосязаемое и неизмеримое, за него следовало бесконечно почитать и превозносить своего учителя.

Обучение в семье и наставления учителя были двумя основными факторами, фундаментом в воспитании молодёжи сословия самураев, формировавшими идеал воина, основанный на мифических сказаниях, буддийском безразличии к смерти, конфуцианском культе сыновней почтительности и чисто японской основе - верности своему феодалу. Семья и наставник прежде всего заботились о становлении характера подростка, вырабатывали отвагу и мужество, выносливость и терпение.


Будущих самураев старались растить бесстрашными и смелыми, другими словами, развивали в них качества, которые считались в среде самураев самыми главными добродетелями, при которых воин мог пренебречь своей собственной жизнью ради жизни другого, особенно жизни своего покровителя и господина. Такой характер развивался чтением рассказов и историй о храбрости и воинственности легендарных героев, знаменитых военачальников и самураев, просмотром театральных представлений. Нередко отец приказывал будущему воину для развития смелости отправляться ночью на кладбище или место, известное своей дурной славой (где "водилась" нечистая сила, духи и т.д.). Практиковалось посещение мальчиками публичных наказаний и казней, а также ночной осмотр отрубленных голов преступников, на которых сын самурая должен был оставить свой знак, доказывающий, что молодой буси действительно приходил на указанное ему место.

Чтобы развить у молодёжи терпение и выносливость, сыновей воинов заставляли исполнять непосильно тяжёлые работы, проводить ночи без сна (во время праздников богов учения), ходить босиком зимой, рано вставать и т.д. Ненамеренное же лишение пищи считалось полезным.

Мальчики и девочки воспитывались в умении контролировать свои действия, воздерживаться от выражения своих чувств восклицаниями, от стонов и слёз. "Что ты плачешь от таких пустяков, трусишка? - говорила мать плачущему сыну. - Что ты будешь делать, если тебе отрубят в битве руку или тебе придётся сделать харакири?" С самого раннего детства детям буси прививали чувство чести и стыда, учили быть правдивыми и дисциплинированными.

Такое воспитание вырабатывало хладнокровие, спокойствие и присутствие духа, помогало самураям не терять ясности ума при самых серьёзных испытаниях. От самурайского юношества требовали систематически тренироваться, чтобы овладеть военным искусством, быть всесторонне подготовленным для пользования оружием, физически сильным и ловким. Молодые самураи должны были в совершенстве владеть приёмами фехтования (на мечах и алебардах), стрелять из лука, знать дзю-дзюцу, уметь обращаться с копьём, ездить верхом (для юношей из самурайских семей высокого ранга), обладать знанием тактики.


В каждом клане, при дворе каждого феодала для этой цели были устроены великолепные фехтовальные залы, площадки для стрельбы из лука и гимнастических упражнений, манежи, где преподавали лучшие знатоки своего дела под непосредственным руководством самого феодала. Обучение в этих клановых школах начиналось обычно с восьми лет и продолжалось до 15.

Педагогические требования бусидо добавляли к овладению военными искусствами ещё и изучение литературы, истории, каллиграфии и т.д. Однако самураи останавливали своё внимание на посторонних военному делу дисциплинах лишь постольку, поскольку это касалось профессии воина и могло быть полезно в военной практике. Специальные школы, в которых преподавались классическая китайская литература, изящные искусства и т.д., считавшиеся необходимым аксессуаром поместья феодала скорее из приличия, как подражание императорскому двору в Киото, где император находился в почётной ссылке, презирались самураями и ни в коем случае не были уважаемы, а лишь терпимы. В этих школах можно было увидеть детей, не способных к овладению самурайскими военными науками, болезненных и слабых, просто физических уродов или же людей, добровольно отрешившихся от мира насилия. Насмехаясь и презирая таких учащихся, самураи говорили: "Занятия науками - это жалкий удел изнеженных женоподобных царедворцев Киото, слабое здоровье которых не позволяет им пользоваться своими мускулами и лишает их приятной возможности упражняться в благородном искусстве самураев".

Тем не менее именно из этой среды вышли многие национальные мыслители, знаменитые поэты, писатели и прославленные художники эпохи японского средневековья.

В 15 лет воспитание молодого самурая считалось законченным. Он получал настоящие боевые мечи, с которыми не должен был расставаться всю жизнь; девушке вручался короткий кинжал - принадлежность каждой женщины сословия воинов. Юноша переходил в новую возрастную группу - общество взрослых. Совершеннолетие сопровождалось и другими иниционными действиями, называвшимися "гэмбуку", или "гэнпуку".

Во время обряда половой зрелости иницианту, по древнему обычаю, впервые делали причёску самурая - сакаяки: сбривали волосы у лба и завязывали на макушке узел волос (мотодори). Юноше надевали специальный высокий головной убор - эбоси, приспособленный для ношения мотодори. Человек, который во время церемонии надевал на голову молодого буси эбоси, назывался "усироми", т.е. опекун, или эбоси-оя (букв. "родитель по головному убору"). В Японии обряд инициации был распространён как среди аристократии, так и простого народа со времён древности. Начиная с периода Нара (710 - 794) юноши аристократических семей церемониально инициировались по ритуалу, определённому влиянием китайских обычаев. Этот обряд назывался "уи-кобури", или "какан" (какан-но сики) - "первое ношение короны").

В связи с гэмбуку самурай облачался впервые в одежду взрослого человека; в её комплект вхо-дили широкие шаровары (хакама), похожие на юбку и являвшиеся особым отличием сословия воинов. Их первое торжественное одевание было семейным праздником и связывалось с посещением храма божества - покровителя рода совершеннолетнего.

В состав инициационных действий входили получение взрослого имени, церемониальное сожительство со своей невестой (хода-авасэ), испытание силы самурая и т.д.

Опекуном подвергавшегося гэмбуку обычно просили стать сильного и могущественного феодала, чему самураи придавали очень большое значение и что рассматривалось как принятие обоюдных обязательств сеньора и буси.


Получив оружие и пройдя обряд инициации, молодой самурай обретал свободу и независимость в действиях, был преисполнен чувства самоуважения и ответственности. Он становился полноправным членом своего сословия.

Само собой разумеется, что, будучи профессиональными воинами, самураи должны были основное внимание уделять военному ремеслу и признавать только его единственным занятием, достойным "благородного" человека, т.е. буси. Весь комплекс того, что культивировал в себе каждый самурай, все духовные и физические способности были подчинены в конечном счёте единственному и главному моменту - овладению военным мастерством, без которого было бы бессмысленным само понятие "самурай". От степени военной и физической подготовленности самурая зависело высшее требование, предъявляемое каждому воину: умение бороться (с оружием или без оружия) с противником и побеждать его. Это обусловило то, что, готовя себя к основному в жизни - войне, буси постоянно совершенствовали искусство воина и физическую подготовку уже с раннего детства, упражняясь во владении оружием, воспитывая телесную и духовную твёрдость, храбрость и решительность. Отличительной особенностью всех японских видов военных искусств (бугэй) являлось то, что основной акцент при овладении ими делался прежде всего на нравственно-моральную сторону и развитие "духовных способностей самурая", т.е. психической уравновешенности воина, а затем уже на формирование физически развитой личности. Моральное содержание таких дисциплин, как кэндо, кю-до и т.д., показывается иероглифом, который в сочетании с другими звучал как "до", являясь основой этих слов, говорящей о нравственном принципе и имеющей также глубокую связь с религиозными аспектами жизни военного сословия. Моральный принцип в военных тренировках японских воинов был обусловлен учением Конфуция. В Конфуцианстве "до" рассматривалось как определённая этическая категория. Что же касается религиозного аспекта, то основой сделать была непосредственная связь "до" с дзен-буддизмом.

Познание "до" ("правильного истинного пути", или "правды") считалось главным в фехтовании, стрельбе из лука, борьбе без оружия, плавании и т.д. (где оно являлось как бы образующим идеалом самурая, достижение которого означало в философском смысле познание самого себя), необходимым для гармонического развития индивидуума.

Восточная философская традиция часто называет "до" "путём", обладающим жизнедарящими силами, испускающим лучи света, подобно солнцу. В этом плане "до" идентично понятию "дао", трактуемому в философии и эстетике Китая как вечная и неотъемлемая первопричина всего существующего духовного и материального и отождествляемому объективным идеализмом с источником вещей и явлений мира, с "путём" природы. В соответствии с этим теоретики военных искусств считали, что "до" как первичная субстанция может однократно пробуждать в человеке "ценное" явление, понимаемое лишь инстинктивно, мистически, что позволяет индивидууму становится причастным цели "великого учения". В военных искусствах самураев "до" носило характер образующего идеала и начала, без которых эти искусства были невозможны. Целью и сутью борьбы было достижение и соприкосновение каждого воина с "до", т.е. слияние единичного и целого. Другими словами, "до" должно было помочь самураю найти "единичное бытиё во всём", "войти в соприкосновение с божественным (божеством), уловить его присутствие, увидеть его существование. Это согласуется с дзеновскими положениями об "изначальной природе Будды", присутствующей во всём (живом и неодушевлённом), которая постигается человеком посредством сатори, обретения нирваны на земле, среди живых.

Таким образом, самурай, познавая "до", должен был достичь военного мастерства, соприкасающегося с "истинным путём", и "войти в совершенную гармонию с природой", с которой человек составляет неразделимое целое. Преобладающее значение имела внутренняя подготовка воина, на что обращалось больше внимания, чем на напряжение внешних физических сил самурая. Решающим фактором в деле выработки силы духа была медитация. При помощи дзадзен - духовной основы военно-спортивного образования самураев, призванной, по выражениям толкователей дзен-буддизма, помочь в достижении гармонии с "отрицательным ничто", воины должны были развить у себя психически уравновешенное состояние для исполнения своих основных, военных функций, а также для не менее важного дела - тренировок в фехтовании, стрельбе и т.д., которые в свою очередь выступали как репетиции собственно боевых действий. Это было состояние "повышенной готовности", которое ни в коем случае не означало "малодушной сонливости".

Несмотря на ряд чисто мистических элементов, медитация по системе дзен имела и рациональное зерно. Прежде всего это касается постановки правильного дыхания, что крайне необходимо при любых физических упражнениях. Перед тренировочным боем самураи обычно принимали позы, характерные для дзен-буддийских монахов, приготовившихся к созерцанию, и старались дышать глубоко и равномерно. Это заранее готовило органы дыхания к физической работе и содействовало дальнейшему ритмическому функционированию лёгких во время самой схватки с противником, когда резко возрастала потребность организма в кислороде.

Преимущественное духовное напряжение, способствовавшее развитию самообладания, хладнокровия и трезвости мысли при всех упражнениях, однако, не означало что в военных искусствах самураев физический фактор (сила и выносливость) рассматривался как несущественный. Являясь вторым образующим элементом в военных дисциплинах, физическое воспитание требовало от воина кропотливого оттачивания техники, развития физической силы, выносливости, выработки почти инстинктивной феноменальной реакции и координации движений. Всё это достигалось в результате каждодневных и многочасовых тренировок.


Воинские искусства

Секреты воинских искусств (бу-дзюцу, или бу-до), самураи, как и все прочие смертные на Дальнем Востоке, осваивали в рамках традиционных школ (рюха, или просто рю). Система школ, дожившая до наших дней, например, в каратэ, уходит корнями в раннее средневековье и имеет аналогии в воинских искусствах Китая, Кореи, Вьетнама, Бирмы. Слово рюха состоит из двух иероглифов, где рю означает "течение" в прямом и переносном смысле, а "ха" - "школа", "секта", "группировка". Здесь подразумевается передача традиций бу-дзюцу во времени.

Японское слово "бу-дзюцу" образовано двумя иероглифами: "бу" - "воинский, военный, относящийся к военному делу", и "дзюцу" - "искусство, умение, способ, средство, уловка, магия". Под бу-дзюцу следует понимать всю совокупность военного искусства, в западном понимании этого термина, во всех его проявления - в сфере столкновений государств, армий или индивидуумов.

Ознакомимся с основными направлениями бу-дзюцу.

Мидзоку-бу-дзюцу

Под мидзоку-бу-дзюцу понимаются те формы воинского искусства, которые существовали до появления первых школ боевых искусств, т.е. с древнейших времен до рубежа XIII-XIV веков.

Мидзоку-бу-дзюцу представляли собой начальный этап развития военного искусства. Тактика ведения боевых действий и приемы единоборства еще пребывали в зачаточном состоянии. Они были слабо систематизированы и лишь проходили отбор и шлифовку. Поэтому до конца XIII века окончательно сложился только один вид будзюцу - сумо (борьба без оружия и одежды). Кроме сумо относительно высокого уровня развития достигли стрельба из лука с коня (кися) и борьба в доспехах (кумиути, ёрои-гуми). Остальные боевые искусства, по сравнению с последующим периодом, были крайне примитивны.


Говоря о воинском искусстве этого периода стоит упомянуть еще кэмбу - ритуальные танцы с мечами. Кэмбу были тесно связаны с культом меча в японской национальной религии синто. Возможно, что помимо чисто ритуальных функций, они служили и для обучения воинов фехтованию на мечах. Во всяком случае позже танцы-кэмбу были канонизированы в ряде самостоятельных школ, а также в некоторых школах фехтования на мечах кэн-дзюцу.

При всей недоразвитости воинских искусств недооценивать значение этого периода в истории японской воинской традиции нельзя.

Во-первых, в это время был заложен теоретический фундамент будущих классических бу-дзюцу. Это было связано, прежде всего, с активным заимствованием достижений военной мысли древнего Китая. Речь идет об импорте выдающихся военных трактатов - "Сунь-цзы", "У-цзы", "Лю тао", "Сыма фа", "Сань люэ", "Вэй ляо-цзы", "Ли Вэй-гун вэньдуй" и других. Начиная с VIII века они служили надежным подспорьем для японских военачальников, и, по сути дела, все последующее развитие будзюцу отталкивалось от идей китайских классиков. Во всех без исключения классических бу-дзюцу мы находим различные интерпретации гениальных мыслей Сунь-цзы об изменениях, о полноте и пустоте, о мощи.

Во-вторых, именно в эти дни сложилось военное сословие самураев, которое в дальнейшем превратилось в основного носителя воинской традиции в стране Восходящего солнца и стало питательной средой для совершенствования бу-дзюцу.

В-третьих, войны с айнами, сражения между самурайскими дружинами, столкновения с монголами послужили естественным отбором, благодаря которому удалось выявить наиболее эффективные методы ведения войны - от стратегии и тактики крупномасштабных сражений до рукопашного поединка.

Рюги-бу-дзюцу

Первая половина XIV века в истории японских бу-дзюцу ознаменовалась возникновением первых школ (рюха, рюги) воинских искусств. Споры о том, какая школа была создана первой, продолжаются по сей день, но большинство японских исследователей отдают предпочтение школе Нэн-рю, созданной дзенским монахом Дзионом и ставшей истоком для целого ряда крупных рюха бу-дзюцу. После Нэн-рю школы будзюцу стали плодиться как грибы, и к концу XIX века их число, по некоторым оценкам, достигло 9000.


Возникновение школ воинских искусств в этот период было вполне закономерным. В это время в Японии окончательно утвердилась власть военного сословия самураев во главе с родом Асикага, представителям которого в войне удалось сорвать последнюю попытку императорского двора восстановить свое былое господство. Установление сёгуната как формы правления самурайского сословия способствовало росту престижа военного дела и переосознанию его как особого военного искусства или даже священнодейства.

Раздробленность страны на многочисленные феодальные княжества, владельцы которых явно и тайно вели непрерывную борьбу друг против друга, также способствовала выделению из общего объёма древнего "национального" военного искусства особых территориально-родовых традиций и превращению их в отдельные самостоятельные школы, обслуживающие те или иные феодальные дома.

Школы Бу-дзюцу

К XVII веку существовало около сотни различных будзюцу. В целом в зависимости от специфики предмета канонизации их можно разделить на 11 групп:

1. Военная стратегия и оперативно-тактическое искусство ("гунпо" - "законы войны"):

Хэйхо - военная стратегия;

Сэндзё-дзюцу - тактика, управление и маневрирование войсками на поле боя;

Сорэн - подготовка и тренировка войск (перемещения, построения, разбивка лагеря и т.д.);

Гунгаку - военное искусство как наука (теория военного искусства, изучение его принципов и природы).

Сюда же следует отнести и некоторые гораздо менее масштабные, но очень важные дисциплины, канонизированные в некоторых школах будзюцу:

Гумбай (букв. "веер полководца") - управление войсками на поле боя при помощи полководческого веера;

Гункай, дзинкай, гунра - использование специальных раковин для подачи сигналов на поле боя.

2. Суйгун - ведение войны на море:

Сэнгунпо - тактика морского боя;

Сосэнпо - подготовка и тренировка экипажей боевых кораблей;

Суйгаку - искусство ведения военных действий на воде как наука.

3. Тикудзё-дзюцу - фортификация:

Построение крепостей, замков, полевых укреплений, выбор подходящих мест для строительства при помощи гадания (фусуй) и т.д.

4. Нин-дзюцу - военный шпионаж и разведка:

Полный набор методов агентурной (тёхо, кантё) и войсковой (сэкко) разведки, методы организации диверсий, тайных убийств.

В состав нин-дзюцу входит и целый ряд вспомогательных, но в то же время достаточно самостоятельных дисциплин:

Хэнсо-дзюцу - методы переодевания;

Онсни-дзюцу - методы маскировки;

Синоби-ири - проникновение во вражеский лагерь;

Интон-дзюцу - методы ускользания от погони и т.д.

5. Рукопашный бой без оружия:

Бу-дзюцу, связанные с борьбой без оружия, ввиду большого количества элементов классифицировать особенно трудно.

Борьба без оружия без одежды:

Сюда входит лишь один элемент - борьба сумо.

Кумиути - борьба без оружия в доспехах; в зависимости от типа используемых доспехов делится на:

Ёрои-кумиути;

Каттю-гуми;

Когусоку (коси-но-мавари);

Борьба без оружия в одежде:

Дзю-дзюцу- собственно японские методы борьбы:

Хобаку - методы захвата противника живьем в плен;

Торидэ - букв. "хватающие руки", полицейская подсистема;

Айки-дзюцу - разновидность дзю-дзюцу, основанная на использовании внутренней энергии ки;

Тай-дзюцу - Одни исследователи считают, что этим термином назывались методы физической подготовки, другие - что это упрощенное дзю-дзюцу, лишенное ударов по уязвимым точкам и болевых приемов, и практикуемое в народе, третьи полагают, что это особые методы борьбы без оружия, использовавшиеся шпионами и разведчиками ниндзя, четвертые вообще считают, что "тай-дзюцу" - это синоним "дзю-дзюцу".

Китаизированные и псевдокитайские стили(кэмпо), характерной чертой которых было преобладание ударов руками и ногами над бросками (о каратэ пока речи нет).

Кикэн-дзюцу - "опасные искусства"; они включают:

Коппо(букв. "учение о костях") - методы ломания костей;

Гохо("сильное учение", или кассацу-дзюцу - "искусство жизни и смерти") - использование малых и потайных видов оружия в сочетании с приемами дзю-дзюцу и кэмпо;

Косси-дзюцу (гэнкоцу, сито-дзюцу) - методы поражения уязвимых точек нажатиями и ударами;

6. Рукопашный бой с использованием холодного оружия:

Кэн-дзюцу - фехтование мечом; включая технику боя с коротким мечом-кодати (вакидзаси) и с двумя мечами - длинным и коротким (рёто);

Иай-дзюцу - мгновение обнажение меча для защиты или контратаки, как правило в положении сидя;

Батто-дзюцу - мгновенное обнажение меча для защиты или контратаки в нестандартном положении, например при ходьбе;

Нагината-дзюцу - фехтование алебардой;

Со-дзюцу - искусство боя копьем;

Кама-дзюцу - искусство боя серпом:

Кусари-гама - серпом на цепочке;

Дзин-гама - большим серпом-косой;

Нитё-гама - парные серпы;

Кусари-дзюцу - искусство боя цепью:

Тама-гусари - цепь с грузиком на одном конце;

Фундо-гусари- цепь с грузилами на обоих концах;

Гэкиган - кистень;

Бо-дзюцу - искусство боя шестом;

Дзё-дзюцу - искусство боя палкой;

Тэцубо-дзюцу - искусство боя стальной дубиной;

Дзюттэ-дзюцу - искусство боя металлической дубинкой с боковым отростком;

Тэссэн-дзюцу - искусство боя боевым веером;

Содэгарами-дзюцу - искусство боя багром;

Сасумата-дзюцу - искусство боя двузубыми вилами;

Танто-дзюцу - приемы боя ножом-танто;

7. Использование метательного оружия:

Кю-дзюцу - стрельба из лука:

Кися (или ябусамэ) - стрельба из лука с коня на скаку

Ханкю - применение малого "половинного лука";

Доки - применение катапульт, стреляющих большими стрелами и ядрами, при штурме вражеских укреплений;

Сюрикэн-дзюцу - приемы метания различных лезвий, ножей, "звездочек", гвоздей, игл и т.д.;

Утинэ - метание специальных утяжеленных и оперенных стрел;

Фуки-бари-дзюцу - стрельба ядовитыми иглами из трубки;

Фукуми-бари-дзюцу - выплёвывание отравленных игл изо рта;

Тоатэ-дзюцу - поражение противника с дистанции подручными средствами - засыпание глаз песком, специальными смесями, метание камней, ослепление при помощи зеркал и т.д.;

8. Ка-дзюцу - применение огнестрельного оружия и зажигательных средств:

Хо-дзюцу - применение огнестрельного оружия и артиллерии;

Дзюн-хо-дзюцу - "неразвитое хо-дзюцу"; методы стрельбы стрелами, пулями и ракетами из труб, начиненных порохом;

Нороси-дзюцу - применение сигнальных огней;

Энка - или эммаку; постановка дымовых завес для маскировки действий войск;

9. Вспомогательные искусства:

Суйэй-дзюцу - юэй-дзюцу; методы боевого плавания в доспехах;

Суйдзёхоко-дзюцу - организация и подготовка переправ, методы изготовления и использования плавсредств из подручного материала;

Ба-дзюцу - искусство верховой езды:

Суйба - переправа через реки верхом на коне;

Дакю - вид самурайского "спорта" типа современного поло, предназначенный для овладения джигитовкой;

Каттю-рю - методы быстрого и правильного надевания доспехов;

Тамэси - или суэмоно; методы тестирования меча разрубанием различных объектов;

Сокурё-дзюцу - определение расстояний и военная топография;

Ходзё-дзюцу - приёмы связывания противника;

Хаягакэ-дзюцу - методы повышения скорости в ходьбе и беге;

Каруми-дзюцу - искусство облегчения собственного веса для прыжков, лазанья;

10. Синпо - методы морально-психологической подготовки:

Тайсоку - "брюшное дыхание";

Найкан - внутреннее созерцание, медитация;

Саймин-дзюцу - искусство гипноза;

Сюнкан саймин-дзюцу- методы мгновенного гипноза противника;


Информация о работе «Культура Японии: Путь самурая»
Раздел: Культурология
Количество знаков с пробелами: 345396
Количество таблиц: 0
Количество изображений: 0

Похожие работы

Скачать
47257
0
0

... . Деятельность таких знаменитых мастеров чая, как Ноами (XV в.), Сэнно Рикю (XVI в.), Соами (XVI в.), а позднее Фурута Орибэ (XVII в.), оказало огромное воздействие не только на формирование канонов чайной церемонии, но и всей художественной культуры Японии. Первоначально чайная церемония проводилась в отгороженной ширмой части жилого помещения. В XV в. стали строить отдельный небольшие по объему ...

Скачать
307034
7
8

... на поминках ( аналогично стопка водки накрытая хлебушком ). ... в Японии числа '4' и '9' считаются несчастливыми. Раньше их не использовали в нумерации домов, квартир [7, с.12]. 2. Деловая культура Японии Таким образом, поведение японцев объясняется исключитель­ными историческими и географическими ограничениями, а также обусловливающим мышление языком, который сильно отличается от любого ...

Скачать
78061
0
0

... "Самураи. Путь меча" [14]. Его труд охватывает практически все стороны жизни самураев, включая и бытовой аспект. В книге Э. Брайанта "Самураи" [8] на прекрасном фактическом и иллюстративном материале рассказывается о том, какую роль сыграли самураи в истории средневековой Японии. Особенное внимание автор уделил военной истории и развитию вооружения. Хочется выделить также замечательную книгу ...

Скачать
32771
0
0

... Японии не было бы таким без дзэн-буддизма, синтоизма, учения Конфуция, все эти религиозно-философские системы оказали большое влияние на японцев. В своей книге Н. Цед рассказывает о появлении каждого из этих учений и их пришествии в Японию. Дзэн. В начале второго тысячелетия в Японии начало распространяться учение одной из наиболее влиятельных и популярных впоследствии ветвей буддизма - «дзэн ...

0 комментариев


Наверх