Взгляд Н.А.Бердяева на развитие культуры

2. Взгляд Н.А.Бердяева на развитие культуры

Философия Н.А.Бердяева явилась гениальным выражением духовного драматизма переломной эпохи, когда человеческий дух обнаруживает, что старые культурные формы стали тесны для его развития и ищет для себя новых форм и способов воплощения. Трудно найти серьезную философскую или культурологическую проблему, которая бы так или иначе не получила своего осмысления в трудах Бердяева. Для культурологии работы Бердяева значимы прежде всего тем, что в них раскрывается драма культурного творчества, понятого как реализация изначальной и неотъемлемо присущей человеку свободы.

2.1. Свободный человеческий дух как творец культуры Бердяев исходит из нового философского понимания духа, преодолевая обезличивающую трактовку классического рационализма (прежде всего гегелевского). Здесь он мыслит в русле христианской традиции, но наполняет ее новым содержанием. По Гегелю, дух обезличен и, в конечном счете, сводится к разуму с его логической необходимостью. По Бердяеву, дух есть такое внерациональное начало в человеке, которое выводит его за пределы необходимости, ставит человека «по ту сторону» предметного мира, по ту сторону рационального мышления. И в то же время дух принадлежит человеку, сотканному из плоти и вписанному в порядок общественной жизни; именно дух соединяет сферу человеческого со сферой божественного: «Дух одинаково и трансцедентален (т.е. запределен, потусторонен, надмирен. – Авт.[1]) и имманентен (т.е. посюсторонен, укоренен в мире. – Авт.[1]). Дух не тождественен сознанию, но через дух конструируется сознание, и через дух же переступаются границы сознания …» (Бердяев Н.А. Философия свободного духа. М., 1994. -– С.380, цитировано по [1]). По Бердяеву, дух есть свобода, но дух и свобода не безличны, они всецело принадлежат личности. Именно личность, а не безличный разум есть подлинный субъект творчества, подлинный творец культуры. Дух у человека – от Бога, но свобода, присущая духу, имеет не только божественное происхождение: свобода коренится в том безначальном и до-бытийном «ничто», из которого Бог сотворил мир. Свобода есть великая неопределенность и великий риск, в ней кроется как возможность добра и бесконечного возвышения человека, так и возможность зла и бесконечного падения. Свобода духа есть подлинный источник всякой творческой активности. Свобода не связана ограничивающими путами и условиями бытия, но сама способна творить новое бытие. «Дух есть свобода, свобода же уходит в добытийственную глубину. Свободе принадлежит примат над бытием, которое есть уже остывшая свобода… Поэтому дух есть творчество, дух творит новое бытие. Творческая активность, творческая свобода духа первична … Но дух не только от Бога, дух также от начальной добытийственной свободы … Он свобода в Боге и свобода от Бога … Эту тайну нельзя рационализировать …» (Бердяев Н.А. Философия свободного духа. М., 1994, С.379, цитировано по [1]).

Таким образом, Бердяев отстаивает достоинство человека как творца культуры.

2.2.Свободный дух и символические формы культуры: внутреннее

противоречие культурного творчества

Согласно Бердяеву личность есть подлинный субъект культуры. Такое понимание позволило Бердяеву заглянуть в святая святых культурного творчества и увидеть подлинный драматизм отношений человека и культуры.

У Шпенглера даже не ставится вопрос о человеке как творце культуры. Наоборот, Шпенглера в первую очередь интересует, как специфическая культура («душа культуры») формирует соответствующего ей человека. У Бердяева же на первый план выходит именно человек как личность, и свободная творческая личность здесь стоит выше культуры. Такой подход дает возможность увидеть противоречие, коренящееся внутри самого культурного творчества – противоречие между безграничностью духа и сковывающими его символическими формами культуры.

Если у Шпенглера трагедия культуры начинается лишь с ростом цивилизации, то Бердяев смотрит на вещи глубже. Как и Шпенглер, Бердяев видит, какую опасность несут для культуры те формы цивилизации, которые заявили о себе в начале ХХ века (см.: Там же). Однако уже в самой сущности культуры кроется начало, ограничивающее и притягивающее вниз творческий порыв духа. Культура и ее формы нередко противостоят личности как нечто принудительное и сковывающее творческую свободу. Это оберегает от опасного произвола и своеволия (и тогда это благо), но здесь же кроются и существенные ограничения творческой свободы. Как понять эту «принудительную» и отчасти обезличивающую роль культуры? У Гегеля все объясняется изначально безличной и рациональной природой культуры. Но Бердяев не приемлет такого объяснения.

Для Бердяева определяющая человека культурная форма есть не что иное, как «остывшая свобода» личного духа, это – отделившиеся от человека результаты личного творчества, а не выражение некого безличного мирового разума (по Гегелю). Но отсюда вытекает и трагедия культурного творчества: дух вынужден воплощаться в предметно-символические формы, сковывающие его свободу и устремленность в беспредельное. Согласно представлениям Бердяева «все достижения культуры – символичны, а не реалистичны. Культура не есть осуществление, реализация истины жизни. Она осуществляет лишь истину в познании, в философских и научных книгах…; красоту – в книгах стихов и картинах, в статуях и архитектурных памятниках, в концертах и театральных представлениях; божественное – лишь в культе и религиозной символике. Творческий акт притягивается в культуре вниз и отяжелевает. Новая жизнь дается лишь в подобиях, образах, символах (Бердяев Н.А. Воля к жизни и воля к культуре//Бердяев Н.А. Смысл истории. М., 1990. С.164, цитировано по [1]).

Как же решать эту вечную проблему? У Бердяева нет однозначного ответа на этот вопрос. В одном контексте, когда речь идет о соотношении культуры и цивилизации, Бердяев говорит о величайшей значимости «воли к культуре» в противовес упорной, но прагматично бескрылой воле к «жизни». Жизнь здесь выступает как синоним бездуховного благоустройства. (Там же. С.164-165). Но, обсуждая исторические судьбы России, Бердяев надеется на «чудо религиозного преображения жизни» как альтернативу сковывающему символизму культуры и механически-бездушному порядку цивилизации, хотя при этом и считает, что России «придется пройти путь цивилизации» (Там же., С.174). Известно и другое его более позднее высказывание: «Техника, порожденная духом, материализует жизнь, но она же может способствовать освобождению духа …» (Бердяев Н.А. Духовное состояние современного мира//Новый мир, 1990. №1.С.218, цитировано по [1]).

2.3.Взгляд Бердяева на всемирную историю и культуру,

историю культуры России по его книге «Русская идея»

Во взгляде на всемирную историю Бердяев прошел путь от марксизма до христианского либерализма. От марксизма в его мировоззрении сохранилась вера в прогресс и так и не преодоленная европоцентристская ориентация. Присутствует в его культурологических построениях и мощный гегелевский пласт. Если по Гегелю, движение всемирной истории осуществляется силами отдельных народов, утверждающих в своей духовной культуре различные стороны или моменты мирового духа и абсолютной идеи, то и Бердяев, критикуя концепцию «интернациональной цивилизации», полагал: «Есть только один исторический путь к достижению высшей всечеловечности, к единству человечества – путь национального роста и развития, национального творчества». Всечеловечество не существует само по себе, оно раскрывается лишь в образах отдельных национальностей. При этом национальность, культура народа мыслится не как «механическая бесформенная масса», но как целостный духовный «организм». Политический аспект культурно-исторической жизни народов раскрывается Бердяевым формулой «один – многие – все», в которой гегелевские деспотия, республика и монархия заменены самодержавным, либеральным и социалистическим государствами. От Чичерина Бердяев заимствовал идею «органических» и «критических» эпох в развитии культуры.

«Умопостигаемый образ» России, к которому стремился в своей историко-культурной рефлексии Бердяев, получил завершенное выражение в «Русской идее» (1946). Русский народ характеризуется в ней как «в высшей степени поляризованный народ», как совмещение противоположностей. Россия, с одной стороны, - самая безгосударственная, самая анархическая страна в мире, с другой стороны, - самая государственная, самая бюрократическая страна в мире. Россия – страна безграничной свободы духа, самая не буржуазная страна в мире, и в то же время – страна, лишенная сознания прав личности, страна купцов, стяжателей, невиданного взяточничества чиновников. Бесконечная любовь к людям, Христова любовь соединяется у русских с жестокостью, рабской покорностью. Противоречивость и сложность «русской души» (и вырастающей из этого русской культуры) Бердяев объясняет тем, что в России сталкиваются и приходят во взаимодействие два потока мировой истории - Восток и Запад. Русский народ не есть чисто европейский, но он и не азиатский народ. Поэтому «всегда в русской душе боролись два начала, восточное и западное». Русская культура соединяет два мира. Она есть «огромный Восток-Запад». Открытая Бердяевым «антиномичность России» и «жуткая противоречивость» русской культуры обусловливают ее двоеверие, двоемыслие и раскол. В силу борьбы западного и восточного начал русский культурно-исторический процесс обнаруживает момент прерывистости и даже катастрофичности. По Бердяеву, русская культура уже оставила за собой пять самостоятельных периодов-образов (киевский, татарский, московский, петровский и советский), которые дают разные образы и, возможно, - полагал мыслитель, - «будет еще новая Россия».

Бердяев задавался вопросом о том, как объяснить долгое отсутствие просвещения в России, у народа очень одаренного и способного к восприятию высшей культуры, как объяснить культурную отсталость и даже безграмотность, отсутствие органических связей с великими культурами прошлого. Бердяев объясняет это тем, что «русский народ был подавлен огромной тратой сил, которой требовали размеры русского государства. Нужно было овладеть русскими пространствами и охранять его… Общепринято мнение, что татарское иго имело роковое влияние на русскую историю и отбросило русский народ назад. Влияние же византийское внутренно подавило русскую мысль и делало ее традиционно консервативной. Необычайный, взрывчатый динамизм русского народа обнаружился в его культурном слое лишь от соприкосновения с Западом и после реформы Петра. Герцен говорил, что на реформу Петра русский народ ответил явлением Пушкина». Бердяев добавлял: «не только Пушкина, но и самих славянофилов, но и Достоевского и Л.Толстого, но и искателей правды, но и возникновением оригинальной русской мысли». Бердяев анализирует историю культуры России. Он считает, что «западная культура в России XYIII века была поверхностным заимствованием и подражанием. Уровень научного образования был низок… Образование народа считалось вредным и опасным… Только в XIX в русские по-настоящему научились мыслить.. Ломоносов был гениальным ученым.. Но его одиночество среди окружавшей его тьмы было трагическим». Бердяев указывает на причины возникновения масонства и его прогрессивное влияние на первоначальный период развития русской мысли, русской литературы, подчеркивая, что оно было первой свободной самоорганизацией в России, ненавязанной сверху. Правда, Бердяев оговаривается, что имеет в виду те течения в масонстве, которые были связаны со стремлением к духовности, нравственности, к возрождению христианства, к устранению социального неравенства, ориентированы на широкую просветительскую деятельность. Неудовлетворенность официальной церковностью, в которой ослабела духовность, была одной из причин возникновения мистического масонства в России. По мнению Бердяева, в масонстве произошла формация русской культурной души, оно давало аскетическую дисциплину души, оно вырабатывало нравственный идеал личности. При этом Бердяев не отрицает, что православие было, конечно, более глубоким влиянием на души русских людей, но в масонстве образовывались культурные души петровской эпохи и противопоставлялись деспотизму власти и обскурантизму. Декабристы прошли через масонские ложи, хотя не разделяли с ним консервативного духа, повиновения правительству. Бердяев пишет, что масоны и декабристы, родовитые русские дворяне не являлись еще типичными интеллигентами, имели лишь некоторые черты, предваряющие явление интеллигенции. «Не был еще интеллигентом Пушкин, величайшее явление русской творческой гениальности первой трети века, создатель русского языка и русской литературы». Бердяев ведет русскую интеллигенцию от Радищева. «Когда Радищев в своем «Путешествии из Петербурга в Москву» написал слова «Я взглянул окрест меня – душа моя страданиями человечества уязвлена стала», - русская интеллигенция родилась. Радищев – самое замечательное явление в России XYIII в». Бердяев отмечает, что русские задолго до Шпенглера делали различие между «культурой» и «цивилизацией», и они обличали «цивилизацию». Неприятие условной жизни «цивилизации», «идеальной» культуры для избранных, критическое отношение к поклонению и абсолютизации на западе ценностей греко-римской культуры, к отнесению всей другой культуры к категории «варварской» характерны для русской мысли и русского сознания XIX в. Бердяев пишет: «Русский нигилизм был нравственной рефлексией над культурой, созданной привилегированным слоем и для него лишь предназначенной… Так и Достоевский, враг нигилистов, восставал против «высокого и прекрасного… Разоблачение возвышенной лжи – один из существенных русских мотивов». Русская литература XIX в., которая была самым большим проявлением русской культуры, не была культурой в западном классическом смысле слова. Великие русские писатели чувствовали конфликт между совершенной культурой и совершенной жизнью, и они стремились к совершенной, преображенной жизни. Во второй половине XIX в. ставится вопрос о грехе культуры. Ей было свойственно желание добраться до подлинного, правдивого ядра жизни. Это обнаруживается в творчестве Л.Толстого.

Особенностью русской литературы XIX века Бердяев признает жажду спасения народа, человечества и всего мира, печалование и страдание о неправде и рабстве человека. «Раскол, отщепенство, скитальчество, невозможность примирения с настоящим, устремленность к грядущему, к лучшей, более справедливой жизни – характерные черты интеллигенции». Поэтому, по мнению Бердяева, в 70-гг XIX столетия интеллигенции шла в народ, чтобы уплатить ему свой долг, искупить свою вину. Народничество по началу носило культурный характер, революционную окраску оно приняло после того, как правительство начало его преследование за культурно-просветительную деятельность в народе.

В «Русской идее» Бердяев уделяет много места многостороннему анализу творчества Ф.М.Достоевского и Л.Н.Толстого. Бердяев называет Л.Толстого гениальным выразителем религиозно обоснованного нигилизма в отношении к культуре. В нем сознание вины относительно народа и покаяния достигли предельного выражения. В повести «Казаки», в «Войне и мире» и «Анне Карениной» утверждалась правда первичной народной жизни и ложь цивилизации, ложь, на которой покоится жизнь русского общества. Толстой изображает своих героев, с одной стороны в обществе с его условностями, в цивилизации, с ее обязательной ложью, с другой стороны, то, что думают его герои, когда они не стоят перед обществом, когда они поставлены перед тайной бытия, перед Богом и природой. Это есть различие между князем Андреем в петербургском салоне Анны Павловны и князем Андреем перед звездным небом, когда он лежит на поле раненый. Бердяев пишет: «Повсюду и всегда Толстой изображает правду жизни, близкую к природе, правду труда, глубину рождения и смерти по сравнению с лживостью и неподлинностью так называемой «исторической» жизни в цивилизации. Правда для него в природно-бессознательном, ложь в цивилизованно-сознательном. Мы увидим. что тут было противоречие Толстого, ибо религию свою он хотел основать на разуме… По своим исканиям правды, смысла жизни, исканиям Царствия Божьего, своим покаяниям, своему религиозно-анархическому бунту против неправды истории и цивилизации он принадлежит русской идее».

Бердяев уделяет много места в «Русской идее» анализу особенностей развития русской культуры в XX веке. Он признает, что в начале XX века был настоящий культурный ренессанс. По его мнению, для этого периода характерны «расцвет поэзии и философии, напряженные религиозные искания, мистические и оккультные настроения». Начался интерес к философии, образовалась культурная философская среда. Изменилось эстетическео сознание и стали придавать большое значение искусству.

Бердяев видит несколько источников, связанных с русским ренессансом.

1). Марксизм.

Марксизм в России возник во вторую половину 80-х гг. в результате неудачи русского народнического социализма, который не мог найти опоры в крестьянстве, и срыва партии Народной Воли после убийства Александра II. Марксизм делал упор на рабочий класс и захватывал все более широкие круги интеллигенции, меняя душевный тип интеллигенции на более жесткий, чем народнический В части марксистов второй половины 90-х гг. очень повышается уровень культуры, особенной культуры философской, пробуждаются более сложные культурные запросы, происходит освобождение от нигилизма. «Для старой народнической интеллигенции революция была религией, отношение к революции было тоталитарным, вся умственная и культурная жизнь была подчинена освобождению народа, свержению самодержавия. В конце XIX в. начался процесс дифференциации, высвобождения отдельных сфер культуры от подчинения революционному центру. Философия искусства, духовная жизнь вообще объявляются свободными сферами. Но мы увидим, что тоталитаризм возьмет реванш.» Бердяев считает, что на почве марксизма стало возможным умственное и духовное движение, которое почти прекратилось в народнической интеллигенции. Однако довольно быстро произошло разделение марксистов на принимавших его тоталитарно (марксисты, державшиеся за материализм) и принимавших его частично. Во второй группе и произошел переход от марксизма к идеализму, а затем к религии, к христианству, к православию. Эта часть интеллигенции, к которой причисляет себя и Бердяев, обратились к проблемам духовной культуры. Бердяев пишет: «Как участник движения могу свидетельствовать, что процесс этот сопровождался большим подъемом. Раскрывались целые миры … Было чувство, что начинается новая эра». Было обращение к западным философам (Ницше, Кант, Гегель), был возврат к традициям русской мысли XIX в. (Достоевский, Вл. Соловьев и др.).

2). Литературный источник ренессанса

Бердяев связывает его с работами Д.С. Мережковского и его ролью в пробуждении религиозного интереса и беспокойства в литературе и культуре. Мережковский не только обратил внимание на религиозную проблематику двух величайших русский гениев – Л.Толстого и Достоевского, но и в своих работах Мережковский осуществил синтез христианства и язычества, ошибочно отождествляя его с синтезом духа и плоти. Религиозная тема в России, которая долгое время среди интеллигенции была под запретом, была выдвинута на первый план. Вопросы о творчестве, о культуре, о задачах искусства, об устройстве общества, о любви приобретали характер религиозных.

3).Расцвет русской поэзии как источник ренессанса

Русская поэзия ХХ в. создала замечательную поэзию. То была эпоха символизма (А.Блок, А.Белый, В.Иванов и др.).. Вл.Соловьев так формулировал сущность символизма:

Все, видимое нами,

Только отблеск, только тени

От незримого очами.

Обращенность к грядущему, ожидание необыкновенных событий в грядущем очень характерны для поэтов-символистов. Они чувствовали, что Россия летит в бездну, что старая Россия кончается и должна возникнуть новая Россия, еще неизвестная.

Для России характерно в этот период быстрая смена поколений и настроений, взвинченность, склонность к преувеличениям, раздувание иногда незначительных событий.

Бердяев признает, что в начале ХХ в. был разрыв между интересами высшего культурного слоя и интересами революционного социального движения в народе и в левой интеллигенции, не пережившей еще духовного и умственного кризиса». Жили в разных этажах культуры, почти в разных веках». К 1917 г. старый режим сгнил и не имел приличных защитников. «Пала русская империя, которую отрицала и с которой боролась целое столетие русская интеллигенция. В народе ослабели и подверглись разложению те религиозные верования, которые поддерживали самодержавную монархию… В России революция либеральная, буржуазная, требующая правового строя, была утопией, не соответствующей русским традициям и господствовавшим в России революционным идеям. В России революция могла быть только социалистической… Все русские идеологии были всегда тоталитарными, теократическими или социалистическими. Русские -–максималисты, и именно то, что представляется утопией, в России наиболее реалистично… Слово «большевизм» оказалось отличным символом для русской революции… Мессианская идея марксизма, связанная с миссией пролетариата, соединилась и отождествилась с русской мессианской идеей». Бердяев высказывает мнение, что коммунистическая революция была универсальным мессианством, т.к. она хотела принести всему миру благо и освобождение от угнетения. При всей разорванности русской культуры и противоположности между революционным движением и ренессансом между ними было что-то общее. Дионисическое начало прорывалось и там, и там, хотя и в разных формах». «Я, - пишет Бердяев, - называю ренессансом тот творческий подъем, который был у нас в начале века... Русское революционное движение, русская устремленность к новой социальности оказались сильнее культурно-ренессансного движения; движение опиралось на поднимающиеся снизу массы и было связано с сильными традициями XIX в. Культурный ренессанс был сорван, и его творцы отодвинуты от переднего плана истории, частью принуждены были уйти в эмиграцию». Бердяев пишет, что в это время некоторое время торжествовали поверхностные материалистические идеи, и культуре произошел возврат к старому рационалистическому просвещению. Но Бердяев считает, что весь запас творческой энергии и творческих идей не пропал даром и будет иметь значение для будущего. Произошедший разгром духовной культуры он считает только диалектическим моментом в судьбе русской духовной культуры. «Духовная жизнь не может быть угашена, она - бессмертна».

В последних строках своего произведения Бердяев высказывает свое убеждение в религиозности русского народа по своему типу и по своей душевной структуре. Он считает, что религиозное беспокойство свойственно и неверующим. «Русские «атеизм, нигилизм, материализм приобретали религиозную окраску. Русские люди из народного, трудового слоя, даже когда они ушли из православия, продолжали искать Бога и Божьей правды, искать смысла жизни. В русском православии больше свободы, чувства братства, больше доброты, истинного смирения, меньше властолюбия. чем в христианстве западном… У русского народа нет любви к историческому величию в отличие от народов Запада… Русские моральные оценки определяются более по отношению к человеку, а не к отвлеченным началам собственности, государства, не к отвлеченному добру. У русских иное отношение к греху и преступлению, есть жалость к падшим, униженным, есть нелюбовь к величию».

Бердяев верит в будущее России.

4.   Мое отношение к работам Н.А.Бердяева

Бердяев покоряет прежде всего необыкновенной широтой взглядов, эрудицией, умением всесторонне охватить широкий круг явлений общественной жизни, связать их, создать из хаоса явлений и подробностей нашего бытия единую картину мира, картину развития культуры, общества, народа, национального характера. Мне более всего близки его работы, посвященные России. «Русская идея» оказалась для меня открытием. Кажется, что черты русского характера Бердяевым гениально угаданы, интуитивно почувствованы. Но интуиция автора основана на огромных знаниях. Никогда еще не удавалось встречать в одном произведении такого вдумчивого и всеобъятного анализа истории развития нашего общества, нашей культуры, такой многогранной оценки философии, истории, политики, литературы. Очень непривычным кажется нам, живущим в начале ХХI века, встреча с такой яркой личностью, живым свидетелем переломного периода в истории нашего общества, нашей культуры в начале ХХ века.

Очень интересен его взгляд на человека как субъекта творчества, на взаимоотношение и противостояние культуры и личности, на противоречия внутри культурного творчества,. Поражают красотой представления Бердяева о духе как внерациональном начале в человеке, способном выводить его за пределы предметного мира, о «свободе», которая выходит за пределы божественного происхождения в добытийное «ничто».

Первое знакомство с работами Н.А.Бердяева рождает желание не более серьезного изучения его наследия, но и получения более глубоких знаний по культурологии.

Заключение

Подлинный мыслитель не ищет упрощенных решений и всегда готов уточнить свои взгляды, открывая новые стороны бесконечной проблемы. Его творческий дух последовательно и пытливо открывает для нас эту проблему во всей ее сложности и глубине, и это открытие навсегда остается в истории науки и культуры, вдохновляя нас на новое понимание мира и самих себя. В этом и состоит бессмертие мысли Н.А.Бердяева.

Список использованных источников:

1.   Культурология. Учебное пособие для высших учебных заведений/Под ред. А.А.Радугина.- Москва, Центр. – 1996. -. 397 С.

2.   Культурология//Под науч. ред. д.философ.н. Г.В.Драча. – Ростов-на-Дону:Феникс. – 2000 .

3.   Бердяев Н.А. Самопознание (Русская идея. Самопознание). - Москва; Фолио, Харьков: Эксмо-пресс. – 2000 г. – 621 С.

4.   Культурология ХХ века. Энциклопедия. Спб.: Университет. Кн. - 1998 . – Т.1. – С.69-71 .