Приезд в Москву после ссылки (1826 – 1827)

2 Приезд в Москву после ссылки (1826 – 1827)

Москва... как много в этом звуке

Для сердца русского слилось!

Как много в нем отозвалось!

А. С. Пушкин. “Евгений Онегин”

Пушкин въезжал в Москву бодрящим осенним утром. Воспоминания далекого московского детства и радость возвращения в “края родные” охватили поэта – он взволнованно излил эти чувства в седьмой главе “Евгения Онегина”:

Ах, братцы! как я был доволен,

Когда церквей и колоколен,

Садов, чертогов полукруг

Открылся предо мною вдруг!

Как часто в горестной разлуке,

В моей блуждающей судьбе,

Москва, я думал о тебе!..

Москве Пушкин обрадовался. Но, как и вся Россия, находился под тяжелым впечатлением только что свершившейся казни пяти декабристов и сурового приговора 120 его “друзьям, братьям, товарищам”. В Москву Пушкин вынужден был прибыть в это время по приказу царя Николая I. Будучи еще великим князем, Николай I услышал из уст брата, императора Александра I, оценку Пушкина: “Прочел ли ты “Руслана и Людмилу”? Автор служит по коллегии иностранных дел, – это бездельник, одаренный крупным талантом”.

Вступив на престол и расправившись с декабристами, Николай I дал клятву: “Революция на пороге России. Клянусь она не проникнет к нам, пока я сохраню дыхание жизни”. Николай I вынужден был пойти на примирение с мятежным поэтом. Бенкендорф дал при этом царю совет: “Пушкин все-таки порядочный шалопай, но, если удастся направить его перо и речи, в этом будет прямая выгода”. Николай I внял совету шефа жандармов.

Пушкина доставили в Кремль прямо с дороги, небритого, покрытого дорожной пылью. В большом кабинете Чудова дворца встретились поэт и царь. Аудиенция длилась более двух часов. Николай I спросил:

– Пушкин, принял ли бы ты участие в 14 декабря, если б был в Петербурге?

– Непременно, государь, все друзья мои были в заговоре, и я не мог бы не участвовать в нем. Одно лишь отсутствие спасло меня... – ответил Пушкин.

– Довольно ты подурачился,– возразил император, – надеюсь теперь будешь рассудителен, и мы более ссориться не будем. Ты будешь присылать ко мне все, что сочинишь; отныне я сам буду твоим цензором.

Царская цензура оказалась для поэта новым тягчайшим ярмом. Из рук самодержца Пушкин получил лишь полусвободу.

12 сентября 1826 г. Пушкин впервые посетил Большой театр. Шла пьеса А. А. Шаховского “Аристофан” с участием М. С. Щепкина. “Когда Пушкин вошел в партер Большого театра, – рассказывали современники, – мгновенно пронесся по всему театру говор, повторявший его имя: все взоры, все внимание обратились на него...”.

16 сентября поэт посетил народное гулянье в честь коронации Николая I на Девичьем Поле, у Новодевичьего монастыря. На “царское угощение” собралось 200 тысяч человек. Играло 20 оркестров.

Пушкин привез с собой в Москву “Бориса Годунова”. Он много раз читал эту трагедию у друзей – Соболевского, Вяземского, Баратынского, у себя в гостинице. Она произвела на них неизгладимое впечатление.

В Москве Пушкин знакомится с членами “Общества любомудров” беллетристом В. Ф. Одоевским, поэтом Д. В. Веневитиновым и другими. Как-то зашла речь о выпуске журнала в противовес “Сыну отечества”, издававшемуся реакционными журналистами Ф. В. Булгариным и Н. И. Гречем. Идея пришлась по душе “Обществу”, и редактором нового двухнедельного “Московского вестника” выбрали М. П. Погодина. В первом номере “Московского вестника” была напечатана сцена из “Бориса Годунова” – “Ночь. Келья в Чудовом монастыре”.

В шумной, суетной Москве поэту часто вспоминалось тихое Михайловское. Вспомнилась няня Арина Родионовна, плакавшая навзрыд, когда фельдъегерь увозил его из Михайловского в Москву. Представляя себе как она озабочена, волнуется, Пушкин писал:

Подруга дней моих суровых,

Голубка дряхлая моя!

Одна в глуши лесов сосновых

Давно. давно ты ждешь меня.

Ты под окном своей светлицы

Горюешь, будто на часах,

И медлят поминутно спицы

В твоих наморщенных руках.

В первую годовщину казни декабристов, стремясь выразить свое сочувствие, преданность и верность делу декабристов, Пушкин создает произведение “Арион”. В основу его он положил миф о спасении дельфином греческого поэта и музыканта Ариона, прикрыв таким образом политический смысл стихотворения:

Нас было много на челне;

Иные парус напрягали,

Другие дружно упирали

Вглубь мощные весла. В тишине

На руль склонясь, наш кормщик умный

В молчанье правил грузный челн;

А я – беспечной веры полн

Измял с налету вихорь шумный...

Погиб и кормщик и пловец!–

Лишь я, таинственный певец,

На берег выброшен грозою,

И гимны прежние пою

И ризу влажную мою

Сушу на солнце под скалою.

Значительное общественное место в пушкинскую пору занимал в Москве салон Зинаиды Волконской на Тверской, 14, у нынешней площади Пушкина. Когда Пушкин впервые появился в салоне, Зинаида Волконская, приветствуя поэта, пропела романс на слова пушкинской элегии “Погасло дневное светило”:

Шуми, шуми, послушное ветрило,

Волнуйся подо мной, угрюмый океан...

Пушкин преподнес хозяйке салона поэму “Цыганы” и стихи:

Среди рассеянной Москвы,

При толках виста и бостона,

При бальном лепете молвы

Ты любишь игры Аполлона.

Царица муз и красоты,

Рукою нежной держишь ты

Волшебный скипетр вдохновений,

И над задумчивым челом,

Двойным увенчанным венком

И вьется и пылает гений...

Вернувшись в Михайловское, Пушкин снова и снова переживал яркие и волнующие впечатления двухмесячной московской жизни после шестилетнего заточения. Из Михайловского Пушкин писал Вяземскому: “Деревня мне пришла как-то по сердцу. Есть какое-то поэтическое наслаждение возвратиться вольным в покинутую тюрьму. Ты знаешь, что я не корчу чувствительность, но встреча моей дворни... и моей няни – ей-богу приятнее щекотит сердце, чем слава, наслаждения самолюбия, рассеянности и пр.”.

Зимним вечером 19 декабря 1826 г. Пушкин вторично после ссылки возвращается в Москву. Возвращается уже свободно, без фельдъегеря рядом. И не по вызову царя, а по зову сердца и друзей.

И вот Пушкин снова в блистательном салоне Зинаиды Волконской, на прощальном вечере, устроенном ею в честь Марии Николаевны Волконской, уезжавшей в далекую, суровую Сибирь, к осужденному на каторгу мужу-декабристу. Волконская уезжала на каторгу, к которой присуждены были два самых близких лицейских друга Пушкина – И. И. Пущин и В. К. Кюхельбекер. Пушкин написал стихотворение “Послание к узникам” и отправил их декабристам с А. Г. Муравьевой, также уезжавшей вслед за М. Н. Волконской. Пушкин начал свое послание декабристам призывом “Прощальной песни воспитанников Царскосельского лицея” – “Храните, о друзья, храните... В несчастье – гордое терпенье...”:

Во глубине сибирских руд

Храните гордое терпенье.

Не пропадет ваш скорбный труд

И дум высокое стремленье.

 

Несчастью верная сестра,

Надежда в мрачном подземелье

Разбудит бодрость и веселье,

Придет желанная пора:

Любовь и дружество до вас

Дойдут сквозь мрачные затворы,

Как в ваши каторжные норы

Доходит мой свободный глас.

 

Оковы тяжкие падут,

Темницы рухнут – и свобода

Вас примет радостно у входа,

И братья меч вам отдадут.

С А. Г. Муравьевой Пушкин передал И. И. Пущину другое стихотворение, написанное 13 декабря 1826 г., накануне годовщины дня восстания декабристов. Пушкин напомнил в нем Пущину, как тот навестил его самого, ссыльного поэта, в Михайловском:

Мой первый друг, мой друг бесценный!

И я судьбу благословил,

Когда в мой двор уединенный,

Печальным снегом занесенный

Твой колокольчик огласил.

 

Молю святое провиденье:

Да голос мой душе твоей

Дарует то же утешенье.

Да озарит он заточенье

Лучом лицейских ясных дней!