Году у него случился первый инфаркт. Однако даже после этого "звонка"

1962 году у него случился первый инфаркт. Однако даже после этого "звонка"

Галич не распрощался с "зеленым змием". На совместных посиделках, которые

он с женой посещал в те годы в домах своих коллег, он умудрялся напиваться

даже под недремлющим оком своей Нюши. Та порой сетовала друзьям: "Я умираю

хочу в уборную, но боюсь отойти, Саше тут же нальют, он наклюкается, а ему

нельзя, у него же сердце!"

В начале 60-х в Галиче внезапно просыпается бард-сатирик, и на свет одна

за другой появляются песни, которые благодаря магнитофонным записям

мгновенно становятся популярными. Самой первой песней этого цикла была

"Леночка" (о девушке-милиционере, в которую влюбляется некий заморский

шах), написанная Галичем бессонной ночью в поезде Москва - Ленинград в

1962 году.

Хронологически цикл магнитиздатских песен Галича начался "Леночкой",

после которой появились и другие его песенные вирши. Среди них

"Старательский вальсок", "У лошади была грудная жаба", "Тонечка", "Красный

треугольник", "Аве Мария", "Караганда", "Ночной дозор", "Памяти

Пастернака", "Баллада о Корчаке", "На сопках Маньчжурии", "Летят утки" и

др. Однако его творчество развивалось как бы в двух руслах: с одной

стороны -лирический мажор и патетика в драматургии (пьесы о коммунистах,

сценарии о чекистах), с другой - пронзительная, гневная печаль в песнях.

Эта раздвоенность многих раздражала. Когда Галич впервые исполнил

несколько сатирических песен на слете самодеятельной песни в Петушках,

многие участники слета обвинили его в неискренности и двуличии.

Между тем слава Галича-барда продолжает расти. В марте 1968 года его

пригласили на фестиваль песенной поэзии в новосибирском академгородке

"Бард-68". Этот фестиваль вызвал небывалый аншлаг. Под него был выделен

самый обширный из залов Дворца физиков под названием "Интеграл", и этот

зал был забит до отказа, люди стояли даже в проходах. На передних креслах

сидели члены фестивального жюри.

Галич начал с песни "Промолчи", которая задала тон всему выступлению

("Промолчи - попадешь в палачи"). Когда же через несколько минут он

исполнил песню "Памяти Пастернака", весь зал поднялся со своих мест и

некоторое время стоял молча, после чего разразился громоподобными

аплодисментами. Галич получает приз-серебряную копию пера Пушкина,

почетную грамоту Сибирского отделения Академии наук СССР, в которой

написано: "Мы восхищаемся не только Вашим талантом, но и Вашим

мужеством..."

В августе того же года, потрясенный вводом советских войск в

Чехословакию, он пишет не менее "крамольную" вещь, чем "Памяти

Пастернака", - "Петербургский романс". Но на этот раз "звонок" прозвучал

гораздо ближе - под боком у Галича. Его вызвали на секретариат Союза

писателей и сделали первое серьезное предупреждение: мол, внимательнее

отнеситесь к своему репертуару. Кислород ему тогда еще не перекрывали. В

те дни Галич был завален работой: вместе с Марком Донским писал сценарий о

Шаляпине, с Яковом Сегелем выпускал в свет фильм "Самый последний

выстрел", готовился к съемкам на телевидении мюзикла "Я умею делать

чудеса". Однако параллельно с этим Галич продолжает писать песни. И хотя

жена чуть ли не требует от него быть благоразумнее, на какое-то время

прекратить выступления, Галич не может остановиться. Для него, человека

пьющего (позднее в столичной тусовке будут ходить слухи и о наркотической

зависимости Галича), домашние застолья - единственный способ хоть как-то

разрядиться. Видимо, понимая это и устав бороться, жена просит его не

позволять записывать себя на магнитофон. Галич дает такое слово, но и это

обещание не держит. Магнитофонные записи с домашних концертов Галича

продолжают распространяться по стране. Одна из этих записей становится для

Галича роковой.

В начале 70-х дочь члена Политбюро Дмитрия Полянского выходила замуж за

актера Театра на Таганке Ивана Дыховичного. После шумного застолья

молодежь, естественно, стала развлекаться - сначала танцевать, затем

слушать магнитиздат: Высоцкого, Галича. В какой-то из моментов к

молодежной компании внезапно присоединился и отец невесты. До этого, как

ни странно, он никогда не слышал песен Галича, а тут послушал... и

возмутился. Чуть ли не на следующий день он поднял вопрос об

"антисоветских песнях" Галича на Политбюро, и колесо завертелось. Галичу

припомнили все: и его выступление в академгородке, и выход на Западе (в

"Посеве") сборника его песен, и многое-многое другое, на что власти до

поры до времени закрывали глаза. 29 декабря 1971 года Галича вызвали в

секретариат Союза писателей - исключать. Вот как он вспоминал об этом: "Я

пришел на секретариат, где происходило такое побоище, которое длилось часа

три, где все выступали - это так положено, это воровской закон - все

должны быть в замазке и все должны выступить обязательно, все по кругу...

Было всего четыре человека, которые проголосовали против моего

исключения. Валентин Петрович Катаев, Агния Барто - поэтесса,

писатель-прозаик Рекемчук и драматург Алексей Арбузов, - они проголосовали

против моего исключения, за строгий выговор. Хотя Арбузов вел себя

необыкновенно подло (а нас с ним связывают долгие годы совместной работы),

он говорил о том, что меня, конечно, надо исключить, но вот эти долгие

годы не дают ему права и возможности поднять руку за мое исключение. Вот.

Они проголосовали против. Тогда им сказали, что нет, подождите,

останьтесь. Мы будем переголосовывать. Мы вам сейчас кое-что расскажем,

чего вы не знаете. Ну, они насторожились, они уже решили - сейчас им

преподнесут детективный рассказ, как я где-нибудь, в какое-нибудь дупло

прятал какие-нибудь секретные документы, получал за это валюту и меха,

но... им сказали одно-единственное, так сказать, им открыли:

- Вы, очевидно, не в курсе, - сказали им, - там просили, чтоб решение

было единогласным.

Вот все дополнительные сведения, которые они получили. Ну, раз там

просили, то, как говорят в Советском Союзе, просьбу начальства надо

уважить. Просьбу уважили, проголосовали, и уже все были за мое исключение.

Вот как это происходило..."

Прошло всего лишь полтора месяца после исключения Галича из Союза

писателей, как на него обрушился новый удар. 17 февраля 1972 года его так

же тихо исключили и из Союза кинематографистов. Происходило это достаточно

буднично. В тот день на заседание секретариата СК было вынесено 14

вопросов по проблемам узбекского кино и один (c7) - исключение Галича по

письму Союза писателей СССР. Галича исключили чуть ли не единогласно.

После этих событий положение Галича стало катастрофическим. Еще совсем

недавно он считался одним из самых преуспевающих авторов в стране, получал

приличные деньги через ВААП, которые от души тратил в дорогих ресторанах и

заграничных вояжах. Теперь все это в одночасье исчезло. Автоматически

прекращаются все репетиции, снимаются с репертуара спектакли,

замораживается производство начатых фильмов. Оставшемуся без средств к

существованию Галичу приходится пуститься во все тяжкие - он потихоньку

распродает свою богатую библиотеку, подрабатывает литературным "негром"

(пишет за кого-то сценарии), дает платные домашние концерты (по 3 рубля за

вход). Но денег - учитывая, что Галичу приходилось кормить не только себя

и жену, но и двух мам, а также сына Гришу (родился в 1967 году от связи с

художницей по костюмам киностудии имени Горького Софьей Войтенко), - все

равно не хватало. Все эти передряги, естественно, сказываются на здоровье

Галича. В апреле 72-го у него случается третий инфаркт. Так как от

литфондовской больницы его отлучили, друзья пристраивают его в какую-то

захудалую клинику. Врачи ставят ему инвалидность второй группы, которая

обеспечивала его пенсией... в 60 рублей.

Вообще все последующие после исключения Галича из всех Союзов события

наглядно показывали, что он совершенно не был к ним готов. Таких репрессий

по отношению к себе он явно не ожидал. Хотя это-то и было странно. Ведь,

сочиняя свои откровенно антипартийные песни, он должен был понимать, что

играет с огнем.

Тем временем весь 1973 год официальные власти подталкивали Галина к

тому, чтобы он покинул СССР. Но он стоически сопротивлялся.

Однако силы Галича оказались небеспредельны. В 1974 году за рубежом

вышла его вторая книга песен под названием "Поколение обреченных", что

послужило новым сигналом для атаки на Галича со стороны властей. Когда в

том же году его пригласили в Норвегию на семинар по творчеству

Станиславского, ОВИР отказал ему в визе. Ему заявили: "Зачем вам виза?

Езжайте насовсем". При этом КГБ пообещал оперативно оформить все документы

для отъезда. И Галич сдался. 20 июня он получил документы на выезд и билет

на самолет, датированный 25 июня.

Вспоминают очевидцы тех событий.

Р. Орлова: "В июне 1974 года мы пришли прощаться. Насовсем. Они улетали

на следующее утро. Саша страшно устал - сдавал багаж на таможне.

Квартира уже полностью разорена. Но и для последнего обеда красивые

тарелки, красивые чашки, салфетки.

Он был в обычной своей позе - полулежал на тахте. Жарко, он до пояса

голый, на шее - большой крест. И в постель ему подают котлетку с гарниром,

огурцы украшают жареную картошку, сок, чай с лимоном..."

А. Архангельская-Галич: "Его провожало много народу. Был там Андрей

Андреевич Сахаров. Когда отец выходил из дома, во дворе все окна были

открыты, многие махали ему руками, прощались... Была заминка на таможне,

когда ему устроили досмотр. Уже в самолете сидел экипаж и пассажиры, а его

все не пускали и не пускали. Отцу велено было снять золотой нательный

крест, который ему надели при крещении, дескать, золотой и не подлежит

вывозу. На что папа ответил: "В таком случае я остаюсь, я не еду! Все!"

Были длительные переговоры, и наконец велено было его выпустить. Отец шел

к самолету совсем один по длинному стеклянному переходу с поднятой в руке

гитарой..."

Путь Галича и Ангелины Николаевны лежал в Вену. Оттуда они отправились

во Франкфурт-на-Майне, затем в Осло. Там они прожили год, Галич читал в

университете лекции по истории русского театра. Затем переехали в Мюнхен,

где Галич стал вести на радиостанции "Свобода" передачу под названием "У

микрофона Александр Галич" (первый эфир состоялся 24 августа 1974 года).

Наконец они переехали в Париж, где поселились в небольшой квартирке на

улице Маниль.

Оказавшись в эмиграции, Галич много и плодотворно работал. Он написал

несколько прекрасных песен, пьесу "Блошиный рынок", собирался ставить

мюзикл по своим вещам, в котором сам хотел играть. Кроме этого, совместно

с Рафаилом Голдингом он снял 40-минутный фильм "Беженцы XX века".

Галич, даже будучи за границей, не изменил своим привычкам,

приобретенным на родине. Например, амурные дела преследовали его и там.

Причем дело иногда доходило до курьезов. Известно, что одна из его

любовниц, зная, что не вынесет разлуки с ним, уехала из СССР вслед за ним.

Но у Галича она была не единственная пассия - были и другие. Муж одной из

них, уличив жену в неверности, вместо того, чтобы как следует наказать

неверную или в крайнем случае подать на развод, по старой советской

привычке пошел жаловаться на Галича на радиостанцию "Свобода", где тот

работал. По словам Наума Коржавина, тамошние работники "совершенно

охреневали от этого".

Как вспоминают люди, которые тесно общались с Галичем в те годы, за

время своего пребывания за границей тот смирился с изгнанием и не верил в

возможность возвращения на родину. На Западе у него появилось свое дело,

которое приносило ему хороший доход, у него была своя аудитория, и мысли о

возвращении все меньше терзали его. Казалось бы, живи и радуйся. Однако

судьба отпустила Галичу всего лишь три с половиной года жизни за границей.

Финал наступил в декабре 1977 года.

В тот день - 15 декабря - в парижскую квартиру Галича доставили из

Италии, где аппаратура была дешевле, стереокомбайн "Грюндиг", в который

входили магнитофон, телевизор и радиоприемник. Люди, доставившие

аппаратуру, сказали, что подключение аппаратуры состоится завтра, для чего

к Галичам придет специальный мастер. Однако Галич не внял этим словам и

решил опробовать телевизор немедленно. Благо жена на несколько минут вышла

в магазин, и он надеялся, что никто не будет мешать ему советами в сугубо

мужском деле. А далее произошло неожиданное. Мало знакомый с техникой,

Галич перепутал антенное гнездо и вместо него вставил антенну в отверстие

в задней стенке аппаратуры, коснувшись ею цепей высокого напряжения. Его

ударило током, он упал, упершись ногами в батарею, замкнув таким образом

цепь. Когда супруга вернулась домой, Галич еще подавал слабые признаки

жизни. Когда же через несколько минут приехали врачи, было уже поздно - он

умер на руках у жены.

Естественно, смерть (да еще подобным образом) такого человека, как

Галич, не могла не вызвать самые противоречивые отклики в эмигрантской

среде. Самой распространенной версией его смерти была гибель от длинных

рук КГБ. Этой версии придерживались многие. В том числе и его дочь Алена

Архангельская-Галич. Вот ее слова на этот счет: "Летом 1977 года мы

говорили с ним по телефону, и он сказал, что сейчас стало спокойнее и он

надеется, что я как сопровождающая бабушку (а бабушку-то уж точно выпустят

к нему) смогу приехать. Он не знал, что за несколько месяцев до этого

бабушка получила письмо без штемпеля, в котором печатными буквами,

вырезанными из заголовков газет, было написано: "Вашего сына Александра

хотят убить". Мы решили, что это чья-то злая шутка. Кто же это прислал?

Может, это действительно было предупреждение? Ведь он погиб при очень

загадочных обстоятельствах, в официальной версии концы с концами не

сходятся. Неправильное присоединение телеантенны в гнездо, сердце не

выдержало удара током. Отец сжимал антенну обгоревшей рукой... Специалисты

утверждают, что этого не могло быть, что напряжение было не настолько

большим, чтобы убить. При его росте, под два метра, он не должен был так

упасть, упершись в батарею. Ангелины в доме не было всего пятнадцать

минут, она уходила за сигаретами. Она кричала. Улица была узенькая,

напротив находилась пожарная охрана, первыми, услышав крик Ангелины,

прибежали пожарные, они вызвали полицию, полиция вызвала сотрудников

радиостанции "Свобода". Почему? Почему не увозили его, пока не приехала

дирекция "Свободы"? И никто не вызвал "Скорую". Меня уверяли, что полиция

в Париже исполняет функции и "Скорой помощи", но не реанимации же. Один

факт не дает мне покоя, мне намекнули, что если бы расследование

продолжалось и было бы доказано, что это убийство, а не несчастный случай,

то Ангелина осталась бы без средств к существованию. Ибо гибель папы

рассматривалась как несчастный случай при исполнении служебных

обязанностей - он ставил антенну для прослушивания нашего российского

радио, он должен был отвечать на вопросы сограждан, у него на "Свободе"

была своя рубрика. Ангелина поначалу не соглашалась с этой версией и

настаивала на дальнейшем расследовании. Но потом ее, видимо, убедили не

рубить сук под собой - "Свобода" стала платить ей маленькую ренту, сняла

квартирку. Расследование было прекращено. Но до сих пор очень многие

сомневаются в достоверности этой версии..."

Известный писатель Владимир Войнович - один из тех, кто не сомневается в

том, что смерть Галича наступила в результате несчастного случая. Вот его

слова: "Его смерть-такая трагическая, ужасно нелепая. Она ему очень не

подходила. Он производил впечатление человека, рожденного для

благополучия. Но ведь смерть не бывает случайной! Такое у меня убеждение -

не бывает. Судьба его была неизбежна, и это она привела его в конце концов

к такому ужасному концу, где-то в чужой земле, на чужих берегах, от

каких-то ненужных ему агрегатов. Я спрашивал: у тамошних людей нет никаких

сомнений, что эта смерть не подстроенная".

22 декабря 1977 года в переполненной русской церкви на рю Дарью

произошло отпевание Александра Галича. На нем присутствовали руководители,

сотрудники и авторы "Континента", "Русской мысли", "Вестника РСХД",

журнала и издательства "Посев", писатели, художники, общественные деятели,

друзья и почитатели, многие из которых прибыли из-за границы-например из

Швейцарии, Норвегии. Вдова Галича получила большое количество телеграмм, в

том числе и из СССР - от А. Д. Сахарова, "ссыльных" А. Марченко и Л.

Богораз.

Помянули покойного и его коллеги в Советском Союзе. На следующий день

после его кончины сразу в двух московских театрах - на Таганке и в

"Современнике" - в антрактах были устроены короткие митинги памяти Галича.

Еще в одном театре - сатиры - 16 декабря после окончания спектакля был

устроен поминальный вечер. Стихи Галича читал Александр Ширвиндт.

Последним пристанищем Галича стала заброшенная женская могила на

кладбище Сен-Женевьев-де-Буа в Париже. Девять лет спустя в эту же могилу

легла и супруга Галича Ангелина Николаевна. Причем ее смерть тоже была

трагической и тоже окутана туманом недомолвок. Согласно официальной версии

30 октября 1986 года, будучи в подпитии, она заснула в постели с горящей

сигаретой в руке. Возник пожар, в результате которого Ангелина Николаевна

задохнулась от продуктов горения. Вместе с нею умерла и ее любимая собачка

Шуша. Однако, как утверждает дочь Галича Алена, когда близкая подруга

погибшей по вызову полиции приехала на место происшествия, она не

обнаружила в доме некоторых вещей. В частности, кое-каких документов и

второй части романа Галича "Еще раз о черте". Кому понадобились эти

рукописи, непонятно.

За два года до гибели вдовы Галича в СССР умерла ее 42-летняя дочь

Галина. Мать на ее похороны не пустили.

В конце 80-х годов имя и творчество Александра Галича вновь вернулись на

родину. 18 января 1988 года в Доме архитектора состоялся вечер,

посвященный его 70-летию. В том же году был снят документальный фильм о

нем - "Александр Галич. Изгнание".

Библиография

Материал взят из сети Интернет:

www.peoples.ru