ПАТРИАРХАТ

2.2.1. ПАТРИАРХАТ

Патриарх — глава рода, отец семейства, выполня­ющий по совместительству функции вождя. Слияние ро­лей Отца и Вождя (как и Отца и Учителя) — харак­тернейшая черта патриархальной культуры. В примитив­ном, дописьменном обществе, где нет сильной государ­ственной власти, отец может быть (а может и не быть) главой семьи — не более. Государство, будь то монар­хия или тирания, делает главу семьи опорой власти, формируя в семье сколок общественных отношений. Члены семьи повинуются отцу, как подданные монарху или диктатору и, далее, как все люди — единому Богу, Отцу небесному. Триада Отец — Правитель — Бог — основа патриархальной идеологии. Отношения их взаим­ны. С одной стороны, на отца (реального отца семьи) возлагаются функции монарха в миниатюре, с другой — правителю, а далее и Богу приписываются отцовские качества: сочетание строгости и справедливости, умение разрешить все конфликты «по-семейному».

До сих пор даже в такой «непатриархальной» стра­не, как США, дети склонны описывать обобщенный образ отца примерно в тех же словах, что и президента стра­ны. В протестантской культуре, где преобладал образ сурового Бога-отца, он вкладывался в головы реальных отцов, формируя идеал отношения к жене и детям. По­добно тому как маленький обрывок голографического снимка содержит в себе все изображение, так и патри­архальная семья несет свойства патриархального госу­дарства и космоса. Общество, семья и Вселенная взаим­но моделируют друг друга.

В традиционной китайской семье почтение к отцу распространяется и на сына, особенно старшего; уже с четырехлетнего возраста он пользуется большим уваже­нием женщин. Недаром в Китае выражение «старший брат» может служить в качестве почтительного обраще­ния к любому мужчине.

В традиционной японской семье отец еще более от­дален от детей. Он, как пишет один исследователь, по­четный гость в своей собственной семье. Через отца идет духовная нить, связывающая человека с Импера­тором, носителем божественной сущности.

Контраст традиционной восточной семье, где преоб­ладают почтительность и поклонение, представляет тра­диционная латиноамериканская семья, в которой доми­нирование властного, грубого, жестокого отца основано на специфическом культе мужественной силы (machis­mo) Отец с презрением относится к «возне с деть­ми», считая это занятие недостойным настоящего муж­чины

Отец в патриархальной немецкой семье проводит с детьми (особенно с сыновьями) много времени, отды­хает, играет с ними, постоянно заботится о них. Это не мешает ему не упускать из виду строгость и дисципли­ну. Даже в середине 70-х годов нашего века, когда о патриархальной немецкой семье можно было говорить только в прошедшем времени, дети из ФРГ оценивали своих отцов как значительно более авторитарных (но за­то и более заботливых), чем дети из США. Отношение к отцу в традиционной германской семье характери­зуется словом Ehrfurcht — «честь и страх». Отец не мо­жет быть не прав, и его слово является законом («не­погрешимость папы»). Мать также подчиняется ему бес­прекословно, в его присутствии одобряя его дисципли­нарные меры, хотя в отсутствие отца она добра и лас­кова с детьми.

По-разному относятся отцы к своим детям в этих семьях. Роль наказания, особенно физического, значи­тельно выше в западных патриархальных семьях, чем в восточных. Связь с детьми — от почти полного пре­небрежения ими, как в традиционной мексиканской семье, до внимания и постоянной заботы — в герман­ской. Однако во всех случаях есть одна общая черта: отец находится на недосягаемой высоте для ребенка, их отношения строго вертикальны, отец — прежде всего авторитет, прообраз и олицетворение той власти, кото­рой ребенок беспрекословно будет подчиняться, когда вырастет и сам станет отцом.

Переход к капиталистическому способу производства ознаменовал собой первый удар по традиционной семье. Юридическое выражение это получило, в част­ности, в законодательстве Великой французской рево­люции, которое освободило отца от всякой ответствен­ности за содержание семьи (в этот период, между про­чим, резко повысилась детская преступность). На раннекапиталистических фабриках и заводах женщины подвергались изнурительной эксплуатации наравне с мужчинами; широко использовался и детский труд. Это делало разделение семейных ролей на мужскую и жен­скую формальным и в какой-то мере приближало ре­бенка к отцу. Однако это своеобразное равенство поло­жения мужа и жены в пролетарской семье было равен­ством в горе и нищете и вело в конечном счете к рас­паду семьи. Разложение родительско-детских отношений в условиях развивающегося буржуазного общества луч­ше всего, пожалуй, было показано великим Золя в его романах «Жерминаль», «Западня».

По мере улучшения материальной стороны жизни ра­бочих индустриальных стран, развития законодательст­ва, запрещающего детский и ограничивающего женский труд, положение отца и матери в отношении детей вновь стало асимметричным. Традиции патриархальности, под­черкивающие значение отца как главы семьи, кормиль­ца и защитника, и матери как хранительницы очага и воспитательницы детей, за это время не были забыты. Они сохранялись в первую очередь в крестьянской сре­де и в какой-то степени могли быть восстановлены. При этом, с одной стороны, отец получил возможность об­щаться с детьми вне работы: играть с малышом, во­зиться с дочерью — тогда как раньше отец был глав­ным образом воспитателем сына и то лишь с того мо­мента, когда сын становился достаточно взрослым, что­бы продолжать отцовское дело. С другой стороны, именно эта функция отца в воспитании мальчика, функ­ция, выражающаяся словами «делай, как я» (вспомним единство ролей Отца и Учителя в патриархальной культуре), — эта функция в развитых обществах XX века явно утеряна.

Отец уже не является наставником сына, бережно направляющим его еще нетвердые шаги по пути своего ремесла — будь то охота (в примитивном обществе), крестьянское дело (в «классической» патриархальной культуре) или рабочая профессия (в обществе разви­вающейся индустрии). Сейчас отец (рабочий или служа­щий) отделен от ребенка. Он целые дни проводит «где-то там», на работе, причем эта работа — какая-то ми­стика, что-то для ребенка совершенно непонятное, не имеющее ни цвета, ни запаха. В школе ребенок учится совсем не тому, чем занимается его отец; классическая преемственность «сын — наследник моего дела» ушла в прошлое; разрыв между ролью Отца и ролью Учителя стал очевиден. В той же мере роль Отца полностью утратила и присущие ей ранее черты Вождя. Характер­ная для современных культур демократизация всех форм общественной жизни (в том числе и семейных отноше­ний) сразу обесценивает дисциплинирующую функцию отца в семье, уменьшает значение наказания как спе­цифически мужского средства воспитания.

Знаменитый американский психиатр Э. Фромм, ав­тор переведенной у нас недавно книги «Быть или иметь», анализируя традиционную семью, выделил отцовский и материнский подходы к детям как два принципиально разных типа любви. Отцовская любовь требовательна. она стремится к справедливости, к тому, чтобы любить ребенка в соответствии с его заслугами — не больше, но и не меньше. Материнская любовь слепа и не знает справедливости. Мать любит ребенка только за то, что он существует, за то, что он ее ребенок. Она не требует никаких заслуг; красивый и урод. умный и бестолко­вый, трудяга и лентяй — все в равной мере достойны материнской любви.

(Разумеется, это описание относится к идеальным типам отцовской и материнской любви. Отношения конкретных матерей и отцов к своим детям могут лишь в той или иной степени приближаться к этим типам Отцовская и материнская любовь, по Э. Фромму, — это скорее два полюса, между которыми располагаются ре­альные чувства реальных людей.)

По мнению Э. Фромма, любой человек для нормаль­ного развития нуждается и в отцовской, и в материн­ской любви. Человеку необходима справедливая оценка его достоинств, его реальных успехов и заслуг; но с дру­гой стороны, он нуждается и в безусловном принятии и понимании. Любой сдвиг в сторону преобладания од­ного из видов любви — отцовской или материнской — ведет к нарушению поведения. Современное западное об­щество, считает Э. Фромм, все в большей степени ста­новится «безотцовым». Падение авторитета отца свя­зано с крушением прочих авторитетов. Вспомним триаду Отец — Монарх — Бог: оказывается, стоит задеть один из ее столпов, как закачаются все остальные, и для современного «безотцового» молодого человека нет уже ни государства, ни церкви, нет авторитета ни на земле, ни на небесах. Преобладает «материнский» принцип аб­страктного гуманизма: все люди по-своему хороши, за­слуги и достоинства не имеют значения. С наибольшей полнотой этот взгляд выражен в идеологии хиппи. От­сюда, по Э. Фромму, характерная для современного За­пада тяга к анархии, к утрате социальной организации, к распаду рациональной культуры и высокого искус­ства.

В настоящее время во многих зарубежных странах пытаются преодолеть «безотцовое» общество. Однако выход видят не в возврате к патриархальным отноше­ниям, а в максимальном приближении мужчины к семье.

Патриархальная семья в нашей стране обладала все­ми достоинствами и недостатками патриархальной семьи.

Страшный удар, нанесенный патриархальной семье в конце 20-х — 30-е годы, имел множество причин и еще больше следствий. Для ускоренной индустриализации требовались миллионы женских рабочих рук; женщина была оторвана от детей и брошена на производство. Си­ротство при живых родителях стало (по сути, остается и до сих пор) массовым явлением. Колоссальные реп­рессии, затем неслыханная по числу жертв война, вновь вихрь репрессий — все это обрушилось в первую оче­редь на мужскую часть населения. Женщин, конечно, тоже арестовывали, но значительно меньше. Очевидно, что в этих условиях семья без мужчины стала нормой. Женщина поняла, что со всеми функциями в семье (кроме зачатия) она может справиться одна. Впрочем, другого выхода у нее просто не было.

Государство не только взломало крепость семьи, не дав ничего взамен, — оно еще и узурпировало ее функ­ции. Отец народов занял место родного отца. Думается, что мгновенное уничтожение вековых семейных тради­ций потому и удалось с такой неожиданной легкостью, что новые отношения основывались на тех же патриар­хальных чувствах благоговения, преклонения, безуслов­ного послушания, готовности в любой миг принять на­казание (даже незаслуженное), — только эти чувства были перенесены с главы семьи на Государство, Обще­ство, Партию. Вождя. Этот разрушительный процесс по­лучил свое идеальное воплощение в знаменитом образе Павлика Морозова.

История 20—40-х годов представляет широкий спектр разнообразных преступлений против отцов. На одном краю спектра — некто Успенский, сын священ­ника, убивший своего отца, чтобы доказать верность атеистическим принципам новой власти; по данным А. Солженицына, отцеубийца стал... заведующим куль­турно-воспитательной частью (!) Соловецкого концлаге­ря (и по совместительству исполнителем смертных при­говоров). На другом краю — десятки тысяч людей, от­рекшихся от отцов-кулаков», отцов — «врагов народа», отцов-интеллигентов, «забывших» упомянуть о них в ан­кете, сменивших — во избежание неприятностей — от­цовскую фамилию. Уместно вспомнить, что библейский персонаж, надругавшийся над своим отцом, носил имя Хам.

Авторитарная государственная власть опиралась на фигуру сильного отца. Сталинский режим, напротив, все свойства этой фигуры стремился как бы «вобрать в се­бя», предоставив настоящим родителям в лучшем слу­чае светиться отраженным светом. «Советские родители не лишены авторитета, — пишет американский иссле­дователь Д. Линн, автор единственной в мире моно­графии, посвященной роли отца в семье, — но этот ав­торитет — лишь отражение мощи государства».

В настоящее время роль мужчины во многих семьях сведена если не к нулю, то к минимуму. С одной сторо­ны, он утратил прежний авторитет, с другой — лишив­шись патриархальной высоты и недоступности, он сплошь и рядом не стал ближе к детям. Не так уж мало семей, где отец — просто «чужой среди своих».

Психолог Т. Юферева решила узнать, как восприни­мают московские подростки 13—14 лет положение муж­чины и женщины в семье. Женщина рассматривалась ими (особенно девочками) как мать и глава семьи, мужчину же и девочки и мальчики воспринимали в пер­вую очередь и в лучшем случае как помощника жены по хозяйству. «Приятно видеть мужчину в очереди в магазине, в прачечной», — сказала одна из девочек. Другие были более резкими в своих отзывах: «Мужчи­на — это три Т: тапки, тахта, телевизор»; «Мужчина — это не то, что женщина, он гораздо меньше работает, но гораздо больше ест».

Мальчики 8—9 лет на вопрос «На кого ты хочешь быть похожим, когда вырастешь?» чаще отвечают «На маму». Отец не является ни примером для подражания, ни старшим другом, передающим свои знания и опыт.

С детства на мальчиков оказывается давление, пре­пятствующее развитию их мужского, отцовского начала. Общество в целом и школа как его боевой авангард по­ощряют пассивную дисциплину, бездумное послушание и нетерпимо относятся к таким традиционно мужским качествам, как инициатива, выдумка, активность. В шко­лах девочек меньше наказывают и больше хвалят, чем мальчиков. Девочки, особенно в начальных классах, пользуются большим авторитетом и значительно чаще становятся формальными лидерами (старостами, звень­евыми). Так уже в школьном возрасте закладываются основы будущего доминирования женщины в семье.

По мнению американского социолога П. Ларссон, ситуация жесткого авторитарного доминирования власт­ной жены и матери чрезвычайно специфична для совре­менной России (в связи с ее особыми историческими условиями) и редко встречается в других культурах. Особенно часто такие отношения можно видеть в не­благополучных семьях. По данным ленинградского дет­ского психиатра А. И. Захарова, в семьях детей с нев­розами матери играют ведущую роль чаще, а отцы — значительно реже, чем в семьях здоровых детей. При этом доминирование матери часто носит жесткий харак­тер, проявляясь в физических наказаниях детей, в ме­лочном контроле, в гиперопеке. Нередко значительную роль в жизни современной городской семьи играет ба­бушка со стороны матери. При этом положение отца становится еще более тяжелым. Вялый и безвольный, он оттесняется двумя энергичными женщинами на перифе­рию семьи, теряя уважение и привязанность детей.

Таким образом, процесс отчуждения отца от детей в значительной мере представляется общим и для на­шего, и для западного общества. И в том и в другом случае в основе лежит распад патриархальной семьи с отцом-господином, послушной женой и беспрекословным подчинением младших старшим. И на Западе, и на Во­стоке действуют многочисленные факторы, ведущие к увеличению числа неполных семей, матерей-одиночек.

Вряд ли нужно говорить, что описанная мрачная кар­тина, конечно же, характеризует далеко не все наши семьи. Есть много прекрасных отцов и глубоко уважа­ющих и любящих их жен. Здесь лишь хотелось бы под­черкнуть реальность существования у нас такого «безотцового» общества, где не только сын за отца — отец за сына не отвечает тоже.

 

2.2.2. ПРОБЛЕМЫ ОТЦОВСТВА

Переход мужчины к состоянию отцовства, рождение у него первого ребенка — крупная веха. Важность это­го события часто недооценивается. Разумеется, сущест­вует много мужчин, которым все равно, есть у них ре­бенок или нет. Но для большинства это важнейший факт, символизирующий переход от одной стадии жиз­ненного цикла к другой. Действительно, именно рожде­ние ребенка, а не вступление в брак можно считать на­чалом взрослости. Свадьба сейчас мало влияет на жизнь мужчины и женщины, которые продолжают вести тот же образ жизни, работать там же, гулять в тех же ком­паниях. А вот появление ребенка — это действительно переломный момент, причем не только для женщины, как принято думать, но и для мужчины.

Это хорошо понимали столь полю­бившиеся нам в первой главе первобытные народы. У многих из них существовал обычай кувады, когда бу­дущий отец переживает в символической форме наряду с женой все тяготы беременности и родов: и тошноту, и отвращение к пище, и тяжесть в животе, и схваткообразные боли. Мудрый шаман внушает мужчине, что все это — и у него тоже, что и он страдает так же, как и его жена, и платит за счастье обретения ребенка ту же цену.

«Синдром кувады» — такой термин появился и в со­временной медицинской науке. Этими словами обозна­чают заболевания, появляющиеся или обостряющиеся у мужчин в период беременности жены или вскоре после рождения ребенка. Оказывается, ожидание ребенка и рождение его могут быть для отца настоящим кризисом. Можно выделить по крайней мере четыре стороны та­кого кризиса: материальную, временную, психологиче­скую и сексуальную.

Появление дополнительных расходов требует пере­распределения бюджета семьи, причем при отсутствии помощи со стороны предыдущего поколения проблема <где взять деньги?» может встать во весь свой грозный рост, и именно мужчина считает себя обязанным ее ре­шать (материальный кризис). Между тем для того что­бы искать приработок, нужно время, а неизбежное по­явление дополнительных домашних работ и без того спрессовывает сутки молодого человека (временной Кризис).

Беременность часто бывает связана с хотя бы ча­стичной потерей привлекательности, и это обстоятельство, как и медицинские ограничения в связи с беременно­стью, послеродовым периодом и кормлением грудью, на­рушает столь важную для молодого мужчины регуляр­ность половой жизни с любимой женой (сексуальный кризис). В этих условиях ему хочется хотя бы просто­го участия со стороны супруги, но ей зачастую не до него: ей тоже не хватает времени, она плохо себя чув­ствует, к тому же она эмоционально погружена в но­вые, захватывающие ее своей необычностью пережива­ния материнства (психологический кризис).

Результаты кризиса не заставляют себя ждать. У мо­лодых отцов нередко отмечают проявления эмоций стра­ха, тревоги и депрессии, чувство неуверенности в себе. Особенно часто это возникает при рождении «трудных» детей — беспокойных малышей, которые мало спят, мно­го кричат, которым невозможно навязать ритмичный ре­жим сна и кормления. И надо сказать, что изменения, происходящие в настроении, характере и личности муж­чины в связи с рождением ребенка и особенностями его темперамента, значительно больше, чем подобные изме­нения у молодой матери. Это противоречит общеприня­тому мнению, согласно которому появление ребенка для мужчины — менее важное событие, чем для женщины.

По имеющимся данным, в период от начала беремен­ности жены и до достижения ребенком годовалого воз­раста у мужчин увеличивается частота простудных и аллергических заболеваний, наблюдаются обострения хронического гастрита, язвенной болезни, пояснично-крестцового радикулита. В этот период мужчины совер­шают больше уголовных преступлений, больше супру­жеских измен, среди которых встречаются и гомосексу­альные связи. На этот переломный момент нередко при­ходится начало алкогольных «увлечений», чреватых серьезной болезнью.

Не стоит пытаться облегчить положе­ние мужчины, отстраняя его от семьи, освобождая от ухода за ребенком и других домашних дел, лишая его счастья видеть, как на его глазах маленький кричащий комочек превращается в осмысленно улыбающегося, лепечущего, громко выражающего свою радость чело­вечка. Однако нужно понимать, что положение мужчины в период становления его отцовства — такой же кри­зисный момент, как и подростковые годы.

Исследования неопровержимо показывают, что рождение ребенка — не только трудный и ответственный, но и очень важный этап в жизни мужчины, что преодоление этого кризиса выводит его на новый, более высокий уровень личност­ного развития.

Большинство мужчин, длительное время не имеющих детей в браке, испытывает депрессию и чувство вины не­зависимо от того, каковы истинные причины бесплодия. Очень многие мужчины воспринимают бесплодие как показатель неполноценности их мужских качеств, нару­шающий целостность их представлений о себе. В подав­ляющем большинстве случаев бездетные браки менее стабильны, чем браки, в которых родился хотя бы один ребенок. (Существуют, однако, и исключения: если оба супруга воспринимают бесплодие как свою общую про­блему независимо от того, кто действительно виноват, брак приобретает большую прочность. Здесь устойчи­вость семье придает чувство общего для мужа и жены кризиса, который они должны преодолевать сообща.)

Обследование мужчин, состоящих в браке, но не име­ющих детей, показывает, что очень многие из них ак­тивно ищут какую-то замещающую деятельность, ко­торая могла бы заполнить пустоту в их жизни. Иногда такая замещающая деятельность проявляется в виде фа­натичных хобби, часто она направлена на неодушевлен­ный предмет (например, автомобиль) или на самих себя. В последнем случае (вероятно, наиболее тяжелом для окружающих) бездетный мужчина начинает отно­ситься к самому себе как к ребенку, стремясь к макси­мальному удовлетворению своих разнообразных капри­зов. В других случаях активность проявляется в исклю­чительном стремлении ухаживать за чужими детьми, нянчить их и баловать.

Интересно, что выбор замещающей деятельности су­щественно влияет на последующую семейную жизнь без­детного мужчины. Эгоцентрическое, направленное на себя замещение, как правило, ведет к распаду семьи. Один исследователь наблюдал бездетных мужчин в те­чение семи лет. За это время развелись две трети тех, чьи интересы были сосредоточены исключительно на се­бе. Из оставшейся трети никто не стал отцом, никто не взял на воспитание приемного ребенка. Самым продук­тивным является замещение, направленное на других детей. Бездетные мужчины, которые любят чужих детей и с удовольствием занимаются ими, склонны сохранять семью, даже если они знают, что их жена по состоянию здоровья не может иметь ребенка. Они предпочитают искать выход не в разводе и смене половых партнеров, а в поисках лечения, а если лечение не помогает — в усыновлении. Такие мужчины очень часто оценивают свой брак как удачный.

Как уже говорилось, одним из важнейших условий, обеспечивающих влияние отца на ребенка, на их буду­щую взаимную привязанность, является как можно бо­лее раннее начало их общения. Решающими могут быть первые же два-три дня (или даже первые часы) после рождения, ког­да в мозгу новорожденного запечатлеваются первые сле­ды внешних событий, звуков.

Участие отца в воспитании связано не только с его ранним контактом с ребенком, но и с предварительным обучением. Исследователи анкетировали молодоженов— будущих отцов и матерей — с целью выяснить их от­ношение к детям и уходу за ними. Позже, когда супру­ги становились родителями, психолог изучал их игры и повседневное общение с ребенком. Оказалось, что чем увереннее чувствовал себя мужчина еще задолго до рождения ребенка, чем выше он оценивал свои навыки и умения, тем раньше и активнее он включался в вос­питание, когда младенец появлялся на свет. У женщин такой закономерности обнаружено не было. Их зани­маться ребенком заставляет сама жизнь — независимо от того; считают ли они себя подготовленными. В част­ности, об этом говорит и тот факт, что отношение женщины к своему маленькому ребенку не зависит от сте­пени ее женственности.

Мужчина же подключается к воспитательному про­цессу лишь постольку, поскольку сам считает себя го­товым и умеющим заниматься детьми.

Это не единственный вариант, когда отношение отца к ребенку является функцией его отношения к самому себе как к ребенку, как к человеку, чье детство еще не закончилось, а планы еще надлежит реализовать. В ча­стности, нередко мужчины, смирившиеся со своим вто­ростепенным положением в семье, уступающие все пра­ва авторитарной супруге, росли без отца. В детстве они были чрезвычайно привязаны к матери, с удовольст­вием подчинялись ей, и от своей семейной жизни ждут только повторения отношений с матерью.

2.2.3. РЕБЁНОК РАСТЁТ БЕЗ ОТЦА

Воспитание в неполной семье представляет собой со­вершенно особый процесс. Его особенности лишь в незна­чительной мере связаны просто с отсутствием отца. Го­раздо важнее отсутствие мужчины в окружении ребенка, но и это не является решающим фактором. Чаще всего источником отклонений в развитии ребенка является ошибочное поведение матери, поставленной в трудные условия и не сумевшей самостоятельно выбрать нужный курс. Отсутствие отца, таким образом, является не при­чиной, а лишь предпосылкой нарушений развития.

Мать, оставшуюся с ребенком без мужа, подстере­гает немало соблазнов.

Соблазн первый: жизнь для ребенка. Потеряв мужа, женщина возлагает на ребенка все свои надежды, ви­дит в его воспитании единственный смысл и цель сноси жизни.

Весь спектр отношений матери к ребенку окраши­вается в тревожные тона. Любая его неудача, любой проступок становятся трагедией: ведь это угроза краха всей родительской карьеры, а следовательно, и всей жизни матери. Чтобы избежать ошибок, ребенок не дол­жен ничем рисковать, ни в чем не должен быть слиш­ком самостоятельным, прежде всего в выборе друзей: ведь можно попасть в дурную компанию. Стремясь во всем угодить ребенку, мать резко сужает как круг свое­го общения, так и — постепенно — круг его общения. Ее жизнь лишена радостей и наполнена тревогами. В, ре­зультате пара мать — ребенок все больше замыкается сама на себя, и привязанность их друг к другу, вместо того чтобы с годами ослабевать, усиливается.

До поры до времени такие отношения могут нра­виться ребенку, но затем (чаще всего это происходит в раннем подростковом возрасте) он начинает чувство­вать себя неуютно.

В плане интересующей нас «отцовской» темы такая ситуация чревата серьезными последствиями как для мальчиков, так и для девочек. Первые вырастают в чи­сто женском окружении, что зачастую ведет, как мы уже видели, к нарушению процессов осознания себя как муж­чины, развития мужских качеств. Часто молодой человек всю жизнь ищет для себя подругу, созданную «по об­разу и подобию» мамы — такую же нежную и заботли­вую, так же с полуслова его понимающую, опекающую, любовно контролирующую каждый его шаг. Он боится самостоятельности, к которой не приучен в своей семье.

Второй соблазн — борьба с образом мужа. Хотя са­ма возможность развода, то есть возможность прекра­тить совместное существование, ставшее бессмысленной мукой для обоих супругов, есть безусловно благо, — тем не менее факт развода для подавляющего большинства жен­щин (как и мужчин) представляет собой серьезную драму. Чтобы оправдать это событие в своих глазах, жен­щина нередко утрирует, подчеркивает в своем сознании отрицательные черты бывшего супруга. Таким способом ей удается снять с себя свою долю вины за неудачу семейной жизни.

Гораздо чаще проявления негативных чувств матери к отцу не убеждают ребенка до конца. К сожалению, не все женщины понимают, что если муж был плохим по отношению к ней, то это вовсе не значит, что столь же плохим он был и для детей. Часто мужчина оказывает­ся повернут к детям своей лучшей стороной. Кроме то­го, детское восприятие своеобразно, и многое из того, что так раздражало мать, может нравиться сыну или дочери. Ребенок продолжает любить отца несмотря на все инвективы матери и мечется между равно любимы­ми и ненавидящими друг друга родителями.

Еще хуже, если мать начинает борьбу не только с образом отца, но и с теми его отрицательными (на ее взгляд) чертами, которые она находит у ребенка. Со­блазн третий — наследственность. Автор бесконечно уважает науку генетику, которой он посвятил несколько лет своей жизни. Речь идет не о том, чтобы отрицать наличие наследственных влияний на развитие ребенка, а о том, что многие родители предпочитают винить гены в тех чертах характера и личности, ответственность за которые несут они сами.

Нередко мать, не в силах справиться с сыном, ищет в нем наследственные черты ушедшего из семьи отца. Отец, таким образом, оказывается вдвойне виноват — мало того, что он бросил семью, он еще и подкинул ре­бенку негодные гены.

Мать навязывает ребенку свои взгляды, свой ритм жизни, свои представления о его будущем, не думая о том, что может тем самым пре­сечь его собственную активность, что под видом «отцов­ской наследственности» она отрицает в ребенке само­стоятельность, умение не подчиниться, пойти своим пу­тем. Плохо то, что при этом ошибки, неизбежно допу­скаемые в воспитании, не исправляются: раз все недо­статки ребенка происходят от генов давно покинувшего семью отца, то что делать? Остается лишь мыкать горе с тем, что есть.

А между тем в генетике человека накоплен большой материал, говорящий о том, что свойства личности ре­бенка в меньшей степени подвержены наследственным влияниям, чем, например, структура и характер его спо­собностей. Не существует генов лености и честности, альтруизма и эгоизма, искренности и порядочности. Все эти качества формируются в общении с матерью, учите­лем, другими взрослыми, родными, друзьями. Увидев, что поведение ребенка всерьез отклоняется от нормы, мать должна в первую очередь задуматься о своих ме­тодах воспитания, а не пытаться свалить с себя ответ­ственность, ссылаясь на несуществующие причины.

Наконец, соблазн четвертый — попытка купить лю­бовь ребенка. Расставшись друг с другом, родители, кик правило, остаются в неравном положении. Мать бывает с ребенком ежедневно, она смотрит, как сделаны уроки и как завязан шарф, а с отцом сын или дочь, скорее всего, будут встречаться по воскресеньям, ходить с ним в парки, в кино. Отец лишен повседневных забот и мо­жет целиком посвятить себя тому, что так любят де­ти, — преподнесению подарков. С мамой — тяжелые будни, с папой — веселый праздник. Не удивительно, что в какой-нибудь мелкой ссоре с матерью сын или дочь могут ввернуть что-то вроде: «А вот папа меня не ругает... а вот папа мне подарил...» Такие эпизоды боль­но ранят мать.

Возникает естественное желание превзойти бывшего мужа в этом отношении, «перекупить» у него детскую любовь.

В основе всех этих соблазнов — неуверенность в своей любви к ребенку, в прочности своих связей с миром. Порвана одна связь — с мужем, и теперь женщина боится больше всего на свете, что и ребенок может ее «разлюбить». Этот страх лишен всяких осно­ваний.

Смысл сказанного вовсе не в том, чтобы призвать любой ценой сохранять семью, лишний раз указав жен­щине на трудности, которые ее ожидают в случае раз­вода. Во многих отношениях отсутствие отца может быть лучше для ребенка, чем плохой отец. Однако, ре­шаясь на расторжение брака, мать должна ясно видеть возможные психологические проблемы и быть готовой решать их не за счет ребенка, как это происходит в опи­санных выше вариантах. Тем более что интересы мате­ри и ребенка отнюдь не противоположны. Прежде все­го матери нужно стремиться к тому, чтобы ее собствен­ный круг общения не был искусственно сужен рамками «жизни для ребенка». Чем больше у нее друзей и раз­нообразных занятий, чем интереснее ей самой ее жизнь, тем лучше не только для нее, но и для ребенка.

Женщина должна не ограничивать себя, замыкаясь в злобе на ушедшего мужа или на судьбу в целом, а, напротив, стремиться к возможно более полноценной жизни для себя, понимая, что лучшим гарантом счастья ребенка является ее собственное счастье.