Приватизация в Москве

2.1.3 Приватизация в Москве

 Приватизация в Москве началась в 1992 году по указу Президента РФ, которым столице представлялось право проводить ускоренную приватизацию муниципальной собственности по самостоятельно разработанному плану и графику. Как результат, значительная часть небольших предприятий в Москве была продана еще до начала активной фазы ваучерной приватизации (1993 год). К середине 1994 года не более 20% всех предприятий и организаций города находились в государственном секторе. Доля приватизированных торговых предприятий значительно превышала среднюю долю по России в целом. Количество акционированных предприятий в строительстве была втрое больше аналогичного показателя по стране. На начало 1996 года приватизация в Москве принесла более четверти всех доходов, полученных от нее в России[94].

Положение в столице может дать очень сильный аргумент сторонникам приватизации, особенно если вспомнить ожесточенные дискуссии по методам приватизации между руководством Москвы и ГКИ. Город, переживающий состояние "бума со всеми его чертами, характерными для западных экономик, стал против всех ожиданий абсолютным финансовым центром страны. По некоторым оценкам на нее приходилось до 70% всего банковского оборота страны. Для Москвы в отличие от России в целом характерен был инвестиционный подъем - в первые полгода 1995 года темп роста капитальных вложений в городе составлял 111,21% при общем падении его по стране на 22%[95]. Одна из важнейших причин этого - обслуживание бурно развивающейся экономики города. Имущественное расслоение между жителями Москвы и остальной России интенсивно нарастало.

В московской модели приватизации с самого начала на чековые аукционы выставлялись не 29% акций, а 12-15%%. За городом сохранялись крупные пакеты акций, которые позднее стали реализовываться на специализированных аукционах и инвестиционных конкурсах. По мнению Фонда имущества Москвы, это позволило не только получить дополнительные финансовые средства, но и удалось привлечь инвестиции в модернизацию и реконструкцию производства[96].

Примером несоответствия московской приватизации требованиям ГКИ стал завод "Калибр". Пакет в 49% в ценах 1992 года составлял 35 млн. руб., по методикам ГКИ его нужно было выставлять на продажу не дороже, чем за 700 млн. руб., но по итогам проведенного инвестиционного конкурса завод был куплен за 11 млрд. руб., причем в условия победителя конкурса были включены обязательства инвестиций на 7 млрд. руб. и погашения долгов предприятия на сумму в 9 млрд. руб. То есть общая цена сделки превысила 27 млрд. руб., что в 40 раз выше рассчитанной по методике ГКИ[97].

Вместе с тем следует отметить, что завод "Калибр" носил уникальный характер: во - первых, он располагается в центре города в очень дорогом и престижном районе, а во-вторых, он рассчитывал на получение крупного государственного оборонного заказа. Модель инвестиционных конкурсов, применяемая в Москве, дала гораздо больший эффект, чем в целом по стране. Реализация пакетов акций стоимостью в 7,6 млрд. руб., например, позволила привлечь инвестиций более чем на 2,4 трлн. руб. Одновременно развивалась и "малая" приватизация. За 1995 год было продано государственного и муниципального имущества на 1,368 трлн. руб.[98].

Тем не менее попытки серьезного анализа ставят под сомнение вывод о радикальном преимуществе московской методики приватизации над методиками ГКИ. Прежде всего уникальный характер носит географический характер города. Москва стала плацдармом для Запада в освоении России. Концентрация в столице лиц, принимающих государственные, инвестиционные, торговые и другие экономические решения, а также относительно развитая инфраструктура вынуждала многие западные компании осесть в столице, а неразвитость ее в стране часто вынуждала и ограничиваться в своей деятельности Москвой. Уже один факт наличия в ней огромного спроса со стороны иностранцев и новых российских деловых людей на недвижимость был трудно переоценимым фактором развития экономики города.

Система управления экономикой Москвы носила уникальный характер. Ей было свойственно удивительное взаимопереплетение функций государственных и частных организаций. При том, что практически не было отраслей экономики, в которых прямо или косвенно не участвовала бы мэрия города, частный сектор иногда даже выполнял функции муниципальных и государственных органов. Например, акционерное общество "Мосприватизация" официально регистрировало все жилищные сделки в столице. Естественно, такая запредельная экономическая либерализация создавала возможности неслыханно быстрого обогащения. Особую остроту приобретала не только проблема имущественного расслоения между Москвой и другими регионами, но и внутри самого города. По России доля доходов 20% самой богатой части населения в 1994 г, составляла 46,3% в 1994 году и 47,1% в I полугодии 1995 г, а по Москве - 62,3% и 72,5% соответственно[99].

Однако наиболее значимым негативным показателем были структурные изменения в московской деловой активности. Увеличивалась доля промышленности, обеспечивающей, прежде всего, потребности внутреннего рынка (пищевая, стройматериалы и др.), и сокращалась доля отраслей, работающих на страну в целом (машиностроение, автомобильная, металлообработка, ВПК). Москва, таким образом, потеряла статус одного из крупнейших промышленных городов и превратилась в торговый и финансовый центр. Очевидно, крупная индустрия столицы не выдержала конкуренции с быстрорастущим торговым и финансовым капиталом, в том числе и компрадорского характера, который и перераспределил в свою пользу финансовые и прочие активы промышленных предприятий. Итак, можно предположить, что корреляция между относительным успехом экономического развития Москвы и высокой скоростью приватизации носит во многом случайный характер, связанный со статусом столицы и ее географическим положением.

На примере России можно утверждать, что энергичная приватизация в России не показала повышения эффективности экономики. Есть основания полагать, что приватизация, предшествующая другим экономическим реформам, прежде всего в финансовой и фискальной сферах, обречена на провал.

Принципиальным моментом становится разделение чисто экономической и социальной задач приватизации. В социальной сфере ваучерная форма ведет к максимально ускоренному выполнению основной задачи - созданию и упрочнению позиций нового класса - крупной финансовой буржуазии и финансовой олигархии. При принятии концепции оценки приватизации в ее социальной ипостаси, нужно отметить прямо противоположные выводы о ее эффективности. Ваучерная приватизация в большой стране, проведенная крайне быстро, порождает новых сверхбогатых буржуа очень эффективно. Любая экономическая цена за такую возможность разбогатеть для них не может быть высокой, что убедительно подтверждается опытом России.

Этот же опыт говорит, что в общем виде приватизация не встречает поддержки со стороны трудящихся на приватизируемых предприятиях. Серьезные социологические исследования показали, что всего 17,8% работников государственных предприятий хотели бы работать в частной фирме. Каждый пятый выступает за сохранение государственной принадлежности предприятия и 49,6% хотят передачи его в собственность коллектива, причем государственную собственность гораздо чаще выбирают рабочие (25-32%) и мелкие служащие (27%). В России в 1994 году 61,3% респондентов опроса считали, что ваучерная приватизация это "показуха, которая ничего не изменит"[100].

Динамика приватизационных настроении также свидетельствует об этом. Если в апреле 1993 года 15% респондентов опроса, проведенного в РФ, полагали, что ваучеризация - это шаг к тому, чтобы люди могли стать собственниками, то уже к апрелю 1994 года доля сторонников этого мнения упала до 9,6%[101]. Интересно отметить, что во время массовых забастовок 1994-95 годов, требования бастующих к правительству о замене некомпетентного руководства выдвигались как по отношению к директорам общественных, так и приватизированных предприятий, без проведения различий между ними.

Таким образом, с самого начала уже при постановке задач приватизации можно обнаружить проявление как общих, так и особенных черт в приватизационных проектах. Понимание общей задачи приватизации как повышения эффективности деятельности предприятий. Задача формулировалась не в терминах повышения отдачи существующих организационно-правовых форм, но в росте эффективности отдачи их основных фондов. Это вело к применению разных методов - аренды, субподряда, создания совместных предприятий.

При этом ключевым фактором всегда была именно экономическая отдача производственных фондов. В России же понятие повышения именно их эффективности даже не формулировалась в качестве постановки задачи. Из этого вытекал целый ряд проблем, как например: дробление существующих интегрированных производственных комплексов, переориентация производств с отказом от использования существующего часто очень дорогого оборудования при том, что его моральное старение идет достаточно быстро и пр. Характернейшим примером является судьба предприятий по производству ЭВМ в Зеленограде, когда приобретенное в последние годы советской власти современное оборудование вынесено и заменено оборудованием по производству алкогольных напитков, которое безусловно по стоимости не может идти с ним в сравнение.

Важным является и тот момент, что в России доходы от приватизации должны были послужить целям укрепления финансового состояния государства. Другими словами, предполагалось очередное ослабление финансового состояния предприятий, когда средства, полученные от их приватизации, шли на решение текущих финансово-бюджетных проблем, содействие процессу финансовой стабилизации РФ. Программа приватизации предусматривала развитие социальной защиты населения и развития объектов социальной инфраструктуры за счет средств, поступивших от приватизации.

В России же ГКИ, РФФИ, Федеральное Управление по Делам о несостоятельности при ГКИ (ФУДН) "формально относились к вопросам управления государственной собственностью и контролю за эффективностью его использования". В результате комплексной аудиторской проверки РФФИ выяснилось, например, что на должность ведущего специалиста юридического отдела, ответственного за подготовку заключений по проектам законодательных актов, был назначен человек со среднетехническим образованием и стажем работы в 1,5 года, а обязанности по кодификации и систематизации нормативных актов и заключений по запросам региональных фондов имущества возлагались на студента I курса дневного отделения юридического факультета МГУ[102].

Низкая степень продуманности и планомерного характера приватизации в России может быть показана хотя бы тем, что на первом этапе приватизации Госпрограммой в 1992 г. одной из задач ставилось создание условий и организационных структур для расширения масштабов приватизации в 1993-94 гг.

В России банки (за исключением Сбербанка, и в меньшей степени Столичного банка сбережений, Инкомбанка и еще некоторых других) оказались не готовы работать с большим количеством индивидуальных инвесторов как чисто в техническом смысле, так и в области диверсификации условий для краткосрочных и долгосрочных кредитов. Вклады населения в коммерческих банках составляли около 0,5% от общей суммы их обязательств[103]. В этой связи руководители Министерства финансов России отмечали: "Хотя в нормально отлаженной экономике население, конечно же, имеет право покупать... ценные бумаги, но подавляющее большинство населения никаких... ценных бумаг не покупает, а свои средства хранит на счетах в сберегательных банках. А вот банки - это уже профессионалы на рынке ценных бумаг - работают с ценными бумагами и зарабатывают деньги и для себя, и для вкладчиков... К сожалению, наши банки не оказались на высоте положения и не были готовы работать с населением на справедливых началах (как принято в мировой практике). Даже Сбербанк России работает с населением не самым справедливым образом"[104].

Существенным моментом для РФ являлось и опасение появления и усиления новой социальной группы - "новых богатых", разбогатевших в результате спекулятивных действий в процессе приватизации. Опасения сверхвысокой концентрации богатства в одних руках, коррупции при продажах компаний, замены государственной монополии на монополию частную, - все это было фактором, замедляющим приватизацию в России.

Более того, настороженность вызывали и опасения возникновения новых социальных конфликтов между традиционными социальными группами в результате социального, национального расслоения. "Если установится капиталистический контроль над предприятием, - отмечает Лэнс Тейлор, - он, по-видимому, будет осуществляться узкой, однородной группой лиц, объединенной на родственной или конфессиональной основе. Эти черты проявятся при любом избранном механизме приватизации. Тенденция к образованию экономических "групп" на базе определенных сообществ обречена быть в центре социальных и политических проблем"[105].

В России также мы можем наблюдать, что некоторые национальные, конфессиональные или связанные общим социальным происхождением группы приобретают контроль над предприятиями[106]. Интересно в этой связи отметить муссирующиеся в определенных кругах слухи об активной роли русской православной церкви на фондовом рынке.

Форсированная приватизация в РФ была, в свою очередь, не столько результатом такого внешнего давления, сколько усилий авторов реформ. При этом РФ испытывала трудности в обеспечении своей задолженности даже при условии форсированного разгосударствления и широкого доступа иностранных финансовых кругов в национальную экономику, включая стратегические предприятия. Одновременно на финансирование приватизации западными институтами активно выделялись кредиты.

Рабочим в ходе приватизации приходится платить высокую социальную цену за приватизацию, так как она приводит к сокращению рабочих мест, увеличению трудового дня, сокращению зарплаты и ухудшению условий труда. В РФ особые опасения вызывала безработица.

Таким образом, можно отметить, что как традиционные элитные группы хозяйственного характера, так и трудящиеся массы были недовольны приватизационными программами как ведущими к потере преимуществ, характерных для развитого государственного сектора. Естественно возникающий вопрос, какие же социальные группы, существующие в экономике с преобладанием государственного сектора, "проталкивают" проведение программ приватизации, находит свой ответ в том, что в условиях глобализации экономики давление мирового общественного мнения, представленного западной общественно-политической мыслью, на политические элиты, принимающие решения стратегического характера, становится слишком сильным.

В России, исходя из статистических результатов приватизации, можно говорить об отсутствии равных де факто возможностей для граждан страны в участии в приобретении предприятий. Само отсутствие необходимой инфраструктуры и, между прочим, достаточно развитого фондового рынка предопределяло это[107]. Иностранцам был представлен национальный режим притом, что покупательная способность рубля падала быстрее, чем обменный курс.

В РФ в результате ваучерной приватизации на начальном этапе акции предприятий шире распределялись среди малоимущих работников, но крупные инвесторы постоянно скупали акции у населения, что вело к вымыванию доли мелких собственников.

Сожаление вызывает тот факт, что в России 90-х гг. трудно представить себе промышленное предприятие с рентабельностью выше средней ставки по кредитам (150-200% годовых), без чего не может быть реализован механизм ЛБО передачи компаний трудовым коллективам.

Аналогичные схемы неявно предполагались и российскими теоретиками, но в их схемах кредиты должен напрямую представлять Банк России. Многие экономисты, причем самого широкого спектра взглядов - от марксистов до монетаристов - требовали создания схем, подобных ЭЗОПам[108]. При этом не учитывались принципиальные отличия российских рабочих от западных. Чрезвычайно трудно ожидать, что российские рабочие, озабоченные крайне тяжелым и снижающимся сегодняшним жизненным уровнем и не имеющие опыта рыночной хозяйственной деятельности, смогут эффективно управлять предприятиями, например, заботиться об эффективном инвестиционном накоплении за счет потребления.

Во всяком случае опыт демократизации управления времен М.С.Горбачева свидетельствует об обратном. Директора покупали популярность не продуманной стратегией развития, но раздуванием фонда потребления за счет "проедания" ресурсов. Инвестиционного накопления не получилось и в результате приватизации, но вряд ли оно пошло бы за счет применения самоуправления. Председатель Фонда имущества Москвы (ФИМ) М. Климович отмечал, что трудовые коллективы, приватизировавшие малые предприятия, не смогли стать эффективными собственниками и оказались не в состоянии привлечь серьезные инвестиции, достаточные для выкупа и реконструкции помещений. В этой связи ФИМ, например, перешел к их адресной продаже с помощью аукционов и конкурсов[109].