6 Лейферт А.В. Балаганы. - Пг., 1922. - С. 63.

7 Цит. по: Там же. - С. 8.

развратные объятия этой материи, как будто передает себя ей в жертву, и вот эта глупая и тупая материя <...> одурачена, обессилена и покорена; в этом смысле я «принимаю мир» — весь мир с его тупостью, косностью...»8 Таким образом, можно утверждать. культурная функция ярмарочного балагана — «оживление» повседневности за счет деструкции привычных поведенческих норм и хаотизации, чем, в свою очередь, достигается и примирение человека с жесткими условиями жизни за пределами празднества. Этой задаче подчинено и содержание балаганных представлений.

Собственно сам балаган (от персидск. «балахане» — верхняя комната, балкон 9) — это спектакль, сценическое действо. Фактически его фабула едва намечалась и не имела особой значимости, она лишь должна была соответствовать общей ярмарочной атмосфере суматохи, путанице понятий, беспорядку. Беспорядок собственно и являлся той «упорядочивающей» структурой, согласно которой организовывалась ярмарочная жизнь. «Бешеный темп», «пулеметная дробь акробатических трюков», «элементы абсурда» — таковы выдержки из анонсов газет по поводу арликинады англичан братьев Ганлон-Ли, выступавших в балагане на Марсовом поле в Санкт-Петербурге в 1875- 1877 гг.10

Композиционно сходным оказывался и кукольный театр Петрушки, ставший постоянным спутником ярмарки с 1840-х гг. Несмотря на незамысловатость и примитивизм, «комедия» пользовалась неизменным успехом. Полная алогизмов, нелепиц, бестолковой суеты, она внушала зрительские симпатии и тем, что главный герой по ходу действия расправлялся с персонами, олицетворяющими высший порядок — квартальным полицейским, воинским начальником, лекарем, т.е. производил поругание официально принятого порядка.

Помимо действий, важнейшим орудием воздействия на настроение публики являлось ярмарочное слово. Балаганное слово — это оксюморон, алогизм, скабрезная шутка или рассказ, острое и меткое высказывание в адрес толпы, балагурство. Последнее представляет собой непрерывный поток шуток, присказок, словесных сочетаний, образованных рифмованием и аллитерацией.

8 Цит. по: Маска и маскарад в русской культуре XVIII—XX веков: Сб. ст./ Под ред. Е.И. Стругинской. - М„ 2000. - С. 142.

9 Зоркая И. Фольклор. Лубок. Экран. — М., 1994. - С. 153.

10 Там же. - С. 177.

Это смеховой монолог «ни о чем», главное — его непрерывность, поскольку прекращение монологического процесса, удерживающего единство, слитность фона антимира, немедленно приводит к его исчезновению и возвращению от смеха к заботе и серьезности. Балагурство «разрушает значение слов и коверкает их внешнюю форму». «вскрывает нелепость в строении слов»11, т.е. обращает семантический порядок в хаос. Решению данной задачи способствует рифма, позволяющая выстраивать в один ряд слова принадлежащие различным, далеким друг от друга семиотическим кодам, но сходные по звучанию; рифма «оглупляет» слово, десемантизирует старые значения и создает новые, непривычные. Одновременно она маркирует текст, свидетельствуя, что перед нами мир недействительный, буффонный. Выполняя роль средства достижения комического эффекта. рифма создает морфологические симбиозы, соединяет логически несоединимое, порождая словосочетания — «монстры». Рифмованный поток сохраняет постоянную незавершенность, открытость текста, позволяя бесконечно присоединять к нему слова с новым значением.

Первоочередное право на слово — у балаганного «деда», раешника или зазывалы. После 1840-х гг. балаганный «дед» становится едва ли не самой приметной и одиозной фигурой, замыкающей на себе все ярмарочное пространство. Его задача — привлечение публики на зрелище, обещание всяческих чудес и диковинок (с непременным гиперболизированием), непрерывная болтовня с собравшимся народом. Внешний образ «деда» создавался специфическим набором атрибутов: старая солдатская шинель, длинные волосы, борода из пеньки, на шее — оловянные часы, в руках потрепанная книга, под мышкой — обязательный полуштоф 12. Среди действующих лиц ярмарки «дед» представлялся наиболее карнавализированным персонажем, средоточием внимания и нарушения норм. Своими речами он продуцирует дух «чрезмерности», «избыточности»: всегда немного «навеселе», постоянно намекает на свое пристрастие к вину и обжорству, что сближает его с картинами пира, материального изобилия,

11 Лихачев Д.С., Панченко А.М., Понырко Н.В. Смех в Древней Руси. - Л.. 1984. - С. 21.

12 Некрылова А.Ф. Русские народные... — С. 129.

каковым оно казалось народному сознанию. Его действия суетливы, беспорядочны; постоянная подвижность выдает желание быть одновременно «и здесь и там», вместить в себя все пространство праздника, заполнить его суетой и весельем. Резкие переходы от хохота к преувеличенной серьезности или плачу, активная жестикуляция и мимика, насмешки над толпой и самим собой, поток болтовни, состоящий из рифмованного соединения слов в некую нескончаемую цепь — все это нацеливалось на дестабилизацию нормы восприятия, подготавливая публику на прием любой информации, какой бы нелепой или абсурдной она не казалась. Область тематики речей «деда» была довольно ограниченной: гиперболизированные и сниженные образы еды и питья, перевернутый мир вещей, чрезмерная брань и хвала, фамильярность, комические разоблачения, сниженный женский персонаж и поощрительно-возвышенный тон по отношению к осуждаемым поступкам (драка, кража, обман и т.д.)13.

Образ балаганного «деда» — откровенно скоморошеский, его монологи о своей жизни — комические повествования о сплошных неудачах, побоях, ограблениях, пребывании в полицейском участке; он все делает «не так», «наизнанку». Его театральная «бутафория»: книга, старые часы, бутылка — все огромных размеров, несоответствующих норме. Отличие от фигуры скомороха лишь в том, что «дед», водрузишись на балаганный балкон (раус), устраивает представление перед большей массой народа и более разнородной по составу. Последнее усиливает разницу со скоморошеством: «дед» в большей степени поднадзорен взгляду власти, в результате социальная острота его комических повествований и степень их пикантности заметно сокращается. Указанные факторы снижают скоморошескую сущность «дедовских» выступлений, приближая их к образцу цирковой клоунады.

Еще одна примечательная и необходимая (хотя и невидимая) во время праздничного массового народного гуляния фигура — фигура вора. Вор на ярмарке подобен дураку в деревне, он более отдает, чем похищает. Благодаря его незримому присутствию атмосфера веселья обретает особый привкус. Если все праздничные факты предсказуемы в своей «непредсказуемости», то вор действительно непредсказуем. Не случайно «дед», балагуря с публикой, постоянно пугает ее тем, «кто выше его», усиливая общий накал впечатлений.


Информация о работе «Под знаком гротеска: антиповедение в русской культуре»
Раздел: Культура и искусство
Количество знаков с пробелами: 19468
Количество таблиц: 0
Количество изображений: 0

Похожие работы

Скачать
17979
0
0

... из центральных областей России, вынужденные под давлением обстоятельств менять место жительства и часто саму профессию. Странствующие ватаги исполнителей как явление народной культуры окончательно исчезают в царствование Петра I. Скоморохи исчезли из русской культуры в XVIII веке[9], хотя кукловоды и поводыри медведей известны ещё в начале XX века. Одним из последних свидетельств их деятельности ...

Скачать
59295
0
0

... разделе библиографического списка "Литература" были использованы различные словари, учебники и другие издания (Этимологический словарь русского языка, учебник по истории России, учебник по культурологии и др.).   Глава 1. История городской культуры в России 1.1 Первые русские города Вопрос о том, когда славяне появились на территории, где позднее сложилось Древнерусское государство, до ...

0 комментариев


Наверх