Января 1775 года состоялась казнь Е.И. Пугачева

10 января 1775 года состоялась казнь Е.И. Пугачева.

На следующий день Вяземский так писал об этом генерал-адъютанту Г.А. Потемкину: "Вчерашнего числа в одиннадцать часов утра действие исполнено. Пугачев был в великом раскаянии, а Перфильев и Шигаев толиком суевери­ем и злобою заражены, что и после увещания от священника не согласились приобщиться. Перфильев же и во время экзекуции глубоким молчанием доказывал злость свою, однако, увидя казнь Пугачева, смутился и оторопел.

Таким образом, совершилось наказание злодеям, и завтрашнего дня как тела, так и сани, на которых везен был Пугачев, и эшафот — все будет сожжено".

"СМОТРЯТ И БДЕНИЕ ИМЕЮТ О СОХРАНЕНИИ

ПОРЯДКА"

Значительное внимание генерал-прокурор Вяземский уделял организации работы нижестоящих прокуроров: кол­легий, приказов, контор, губерний и провинций. Он вел с ними весьма обширную переписку, направлял их деятель­ность в нужном русле посредством "предложений" и "орде­ров", следил за тем, чтобы они надлежащим образом выполняли свои обязанности.

В декабре 1763 года, когда на посту генерал-прокурора находился еще Глебов, Екатерина II именным указом пове­лела представить ей для утверждения в качестве прокуроров коллегий, губерний и провинций кандидатуры из числа "честных и способных людей". Заниматься этим вопросом пришлось уже Вяземскому вместе с обер-прокурорами. К апрелю 1764 года он сумел разобраться со своими кадрами и 14-го числа представил императрице рапорт "О назначении и распределении прокуроров по коллегиям, губерниям и провинциям", приложив к нему именной список представ­ленных к утверждению прокуроров. Этот доклад вместе с генерал-прокурором подписали обер-прокуроры Ф. Орлов, В. Всеволжский и М. Соймонов.

В докладе Вяземский писал: "Употребя все возможные силы, по мере нашего знания, старались сходствовать высо­чайшему Вашего Императорского величества соизволению, чтоб определены были люди способные, рассмотрели не только тех, которые вновь на порозжия места определить должно, но и о прежних, кои уже действительно в своих должностях находятся".

В этом докладе одних прокуроров предлагали на вакант­ные должности, других — на места прокуроров, которых "по незнанию их" Вяземский решил заменить. В отношении этих последних он просил императрицу дать поручение Сенату, чтобы "определить их к другим делам по их способности".

Всего Вяземским было представлено к утверждению им­ператрицы 52 человека, из них: 10 — на должности проку­роров коллегий и приказов; 8 — губерний и 34 — провин­ций. Екатерина II согласилась с этим списком, начертав на нем резолюцию: "Быть по сему".

Так, например, в Камер-коллегию на место прокурора Степана Волкова, "за его старостью", предлагался "обрета­ющийся в Казани при гимназии" надворный советник Алексей Кожин. Согласившись с этим, императрица, одна­ко, предложила, чтобы Кожин оставался на своем месте, пока "на его место способного изыскать будет можно". Замена Кожину нашлась только спустя несколько месяцев.

Прокурор Юстиц-коллегии Воронцов был заменен на­дворным советником Алексеем Колошиным, а в судный приказ вместо Давыдова был определен "бывший в Сыск­ном приказе, а ныне не у дел находящийся" Федор Хвощинский. Были заменены прокуроры также в главном ма­гистрате, в штате-конторе и в некоторых других учрежде­ниях. В Московской губернии на "порозжую вакансию" был назначен Черниговского пехотного полка секунд-майор Сергей Беклемишев, а в Петербургской губернии вместо Матвея Иванова — коллежский асессор Федор Колокольцев.

Наиболее полную регламентацию местный прокурорский надзор получил с введением в действие в 1775 году специаль­ного закона — Учреждения для управления губернией. Этот закон был разработан с учетом материалов, подготовленных еще Комиссией по составлению проекта нового Уложения.

Закон устанавливал, что в губерниях при наместническом правлении находятся прокурор и стряпчие казенных и уго­ловных дел. Такие же должности вводились при верхнем зем­ском суде, при губернском магистрате и верхней расправе.

Вследствие усиления прокурорской власти в губерниях значительно расширилась переписка генерал-прокурора. К нему чаще стали обращаться генерал-губернаторы и губер­наторы, другие должностные лица, намереваясь быстрее до­биться решения какого-либо вопроса.

К генерал-прокурору постоянно обращались губернские прокуроры. Они писали ему о рассмотрении тех или иных дел, о событиях, которые происходили в губерниях и кото­рые, по их мнению, могли его заинтересовать. Исследовате­ли пишут, что "никто из лиц, стоящих у власти, не знал так обстоятельно, как генерал-прокурор, всего, что соверша­лось в провинции, и всех, кто там служил".

И это действительно было так. Губернский прокурор Могилевского наместничества Тейлс, например, докладывал генерал-прокурору Вяземскому о пребывании Екатерины II в наместничестве с 22 по 30 мая 1780 года. Он самым под­робным образом описывал, где, как и кто встречал императ­рицу, что она говорила, какие происходили балы по этому случаю и т.п.

Каковы же были основные права и обязанности местной прокурорской власти во время генерал-прокурорства Вяземского?

Статья 404 главы XXVII Учреждений для управления гу­бернией устанавливала, что "губернский прокурор и губернские стряпчие смотрят и бдение имеют о сохранении везде всякого порядка, законами определенного, и в производстве и отправлении самих дел. Они сохраняют целость власти, ус­тановлений и интереса императорского величества, наблюда­ют, чтоб запрещенных сборов с народа никто не собирал, и долг имеют истреблять повсюду зловредные взятки".

Губернский прокурор, если где "усмотрит злоупотребле­ния, противные законам, учреждениям или указам", обязан был уведомлять об этом наместническое правление и гене­рал-прокурора, "дабы злоупотребление поправлено было".

Однако прокуроры это не всегда исполняли. 21 декабря 1781 года Вяземский, напоминая всем прокурорам об этой их обязанности, направил им специальный "ордер" о том, чтобы они немедленно докладывали ему о всех замеченных в присутственных местах злоупотреблениях.

Губернскому прокурору были подчинены все прокуроры и стряпчие наместничества, и он должен был принимать от них "доношения и об оных предлагать, где надлежит".

Прокурорам и стряпчим предоставлялось право в любое время входить как в наместническое правление, так и в па­латы. Всем чиновникам присутственных мест специально предписывалось, чтобы прокурорам "никто не перебивал речь, но терпеливо и в молчании выслушивали их заключе­ния и предложения по должности".

В соответствии с законом одна из основных обязанностей губернского прокурора — попечение о "прокормлении под стражею содержащихся, и чтоб дела сих людей скорее реше­ние получили, и они бы скорее отправлены или выпущены были". Для этого прокурору предлагалось "ходить чаще по тюрьмам, по крайней мере единожды в неделю, а именно по пятницам после обеда, дабы посмотреть состояние в тюрьме содержащихся, и доходит ли до них все то, что им определе­но, и содержат ли их сходственно их состоянию и человеко­любию".

В последующих, изданных в екатерининское время зако­нодательных актах прокурорам и стряпчим предлагалось неукоснительно наблюдать за правильностью применения статей Учреждений для управления губерний, при этом они даже предупреждались, что "за молчание" о неисполнении или нарушении этого закона будут подвергнуты "неупустительному взысканию". Если где-либо в губернии по присут­ственным местам обнаруживалось "упущение или расстройство", о котором прокурорские чины не представили кому нужно донесений, то они сами подлежали "ответу и взысканию законному".

Чиновники обязаны были беспрекословно давать проку­рорам и стряпчим все "реестры и дела присутственных мест". Прокурорские же заключения они должны были де­ржать в тайне от "тяжущихся", и те не имели права заяв­лять "подозрения" на прокуроров или требовать их отвода. Наряду с этим и самим прокурорам предлагалось "не при­сваивать себе не принадлежащей им власти", не задержи­вать журналы присутственных мест и не подписывать их вместе с членами присутствия.

Необходимо заметить, что права прокуроров часто нару­шались. Генерал-губернаторы и наместничества почти по­всеместно подминали под себя прокуроров и стряпчих. Дело доходило до того, что губернские правления назначали стряпчих своими секретарями, а губернаторы возлагали на них "письмоводство". Нередко прокурорам и стряпчим не отводились особые "камеры", то есть комнаты для работы, а в губернском правлении или палате "забывали" поставить для них стол.

Сенат, по предложению Вяземского, неоднократно ука­зывал губернаторам на подобные нарушения, но это мало меняло положение, и местный прокурорский надзор екате­рининского времени в действительности далеко не соответ­ствовал тому значению, которое было отведено для него за­коном.

При введении Учреждений для управления губерний прокурорами была проведена большая работа. Генерал-про­курор Вяземский направил на места "ордера" о доставле­нии к нему сведений о том, как будет рассмотрен этот закон в наместничествах. Прокурорам вменялось в обязанность сделать в правлениях специальные заключения и проконт­ролировать принятие резолюций.

В соответствии с законом в губерниях создавались мно­гие новые учреждения, и прокуроры разъясняли им сущ­ность новых узаконений. В своем рапорте генерал-прокуро­ру от 12 января 1782 года могилевский губернский проку­рор Тейлс писал: "Во исполнение Высочайшего Ее Импера­торского Величества Указа о управлении губерний учрежде­ния, Могилевское наместничество во всех присутственных местах, где срочное заседание положено, сего генваря 10-го числа каждое присутственное место вступило в правление своей должности, и при вступлении во оные, от прокуроров и стряпчих читаны были из Высочайших учреждений статьи и приличные к тому законы".

На свои должности прокуроры губерний, верхнего зем­ского суда, магистрата и верхней расправы назначались Се­натом по предложению генерал-прокурора, а губернские стряпчие — только Сенатом. Стряпчие же верхнего земского суда, магистрата и верхней расправы назначались на долж­ность Сенатом по представлению палат, а уездные стряпчие — наместническим правлением.

Губернскими прокурорами работали в то время многие довольно активные и инициативные чиновники. В начале 1780-х годов губернскую прокуратуру в Полоцком намест­ничестве возглавил Менделеев — человек волевой и думаю­щий. Он не только активно отстаивал закон, но и вносил интересные предложения. В марте 1782 года он представил в Полоцкое наместничество обширную записку, состоящую более чем из десяти пунктов, в ней он внес предложение о лучшем устройстве судебной части и всего управления в на­местничестве. Доказывая ненужность некоторых магистра­тов, он писал: "Есть магистраты в .Белоруссии новых горо­дах ненужные, такие, в коих меньше пятидесяти душ и в такие города выбрано полное число судей магистратских, что не согласуется со статьей 278 XX главы Высочайших учреждений; а причем и судьи в иных магистратах заодно все безграмотные, чего ради не благоволено ли будет, чтоб в тех городах, в коих нет грамотных годных в судьи людей и в коих меньше полутораста душ, магистраты уничтожить. Через то не будет напрасной казне убыток произвождением жалованья, а мещан причислить к другим городам и маги­стратам поблизости".

Затем он обосновывал ненужность многих уездных су­дов. "В каждом городе, — отмечал Менделеев, — учрежде­ны уездные судьи, а как есть такие уезды, в коих весьма мало число дворян... следовательно, при случае выборов су­дей выбрать неоткуда и судить им некого".

Оригинальные идеи Менделеев высказывал по вопросам рассмотрения уголовных дел, подчеркнув, что многие судьи не знают формы судопроизводства, о переписке с генерал-губернатором и др.

Прокуроры екатерининского времени, даже самые чест­ные, справедливые и толковые, не были застрахованы от наказаний и подвергались взысканиям за малейшие нару­шения. Они должны были соблюдать особую осторожность в официальной переписке; в частности, в своих предложениях и представлениях воздерживаться от резких и уж тем более оскорбительных выражений. Сенат и генерал-прокурор сле­дили за этим строго. В этом отношении характерно такое дело, рассмотренное Сенатом.

В мае 1779 года и в апреле 1780 года были объявлены Всемилостивейшие Манифесты об амнистии в отношении беглых крестьян. Вскоре после их опубликования в Полоц­ком наместничестве появились вернувшиеся из-за границы крепостные крестьяне надворного советника Философа: некий Николай Иванов с женой Агафьей, Михаил и Семен Са­мойловы и девица Василиса Федотова с незаконнорожден­ной дочерью Марусей. Уездный суд в ноябре 1780 года, на основании Манифестов Екатерины II, вынес определение о том, чтобы владельцам их не отдавать, а записать, с их со­гласия, в мещанское состояние. Однако капитан Усольцев, длительное время разыскивавший беглых крестьян по дове­ренности их владельцев, обжаловал это решение в Верхний земский суд, который постановил отдать крестьян их преж­ним хозяевам, обосновывая это тем, что вернулись они из-за границы не добровольно.

В дело вмешались губернский прокурор Менделеев и гу­бернский стряпчий Некрасов. Прокурор Менделеев на реше­ние Верхнего земского суда подал "предложение" о рассмот­рении этого дела вновь. Суд с ним не согласился. С другой стороны, стряпчий Некрасов, под давлением Полоцкого на­местника генерал-поручика Ребиндера, направил в Палату уголовного суда представление, в котором просил ее взять это дело к себе и "учинить следствие". Палата также не со­гласилась со стряпчим.

Несмотря на то что прокурор и стряпчий по-разному смотрели на это дело, тем не менее Менделеев опротестовал решение Верхнего земского суда и Палаты уголовного суда перед генерал-прокурором Вяземским. Тот счел нужным поддержать своего подчиненного и перенес рассмотрение этого вопроса в Сенат. Им отмечалось, что "означенные кре­стьяне содержатся под стражей долгое время может быть безвинно и на поруки не освобождаются".

Первый департамент Сената, рассмотрев дело в марте 1782 года, вынес решение. Он отменил решение Верхнего земского суда, "яко несогласное" с Манифестом, подчерк­нув, что суд должен был основывать свое мнение на "истине и точном разуме законов", а отнюдь не на "догадках, ника­кого внимания не заслуживающих". Верхний земский суд, по мнению Сената, поступил не только "весьма неосмотри­тельно, но даже не хотел исправить погрешность и тогда, когда наместнического правления прокурор рекомендовал приступить ко вторичному рассмотрению". Сенат предло­жил наместническому правлению взыскать с суда штраф "за неисправное решение" в пользу приказа общественного призрения.

Сенат определил также: крестьян освободить и записать по их желанию в мещанское состояние.

Сенат усмотрел, что прокурор Менделеев и стряпчий Не­красов со своей стороны "не соблюли должной благопри­стойности в своих переписках". Так, замечание прокурора в протесте о том, что Палата уголовного суда "сыскать закона не могла". Сенат расценил как объявление выговора Пала­те, на что прокурор не имел права. Усмотрев нарушение, от­мечал Сенат, прокурор должен был "не с укоризною писать, а пристойным образом". Стряпчий Некрасов был подверг­нут штрафу, а в отношении прокурора Менделеева, кото­рый подчинялся непосредственно генерал-прокурору, поста­новлено представить дело на его рассмотрение.

Для занятия должности прокурора или стряпчего в кон­це XVIII века не требовалось какого-либо специального об­разования. В то же время при генерал-прокуроре Вяземском на эти должности нередко зачислялись очень грамотные лю­ди, имевшие даже университетское образование. Некоторые прокуроры, наряду с исполнением своих служебных обя­занностей, активно занимались литературной деятельно­стью.

Поэт и прозаик Владимир Трофимович Золотницкий, получивший образование в Московском университете, в те­чение 14 лет служил прокурором в Кременчуге и Катеринославле.

В 1773 году прокурором в Юстиц-коллегию лифляндских, эстляндских и финляндских дел был определен Иван Иванович Акимов. Он вышел из семьи бедного канцеляри­ста. В 12-летнем возрасте поступил "казеннокоштным" уче­ником в Академическую гимназию, по окончании которой получил звание переводчика. Акимов много и успешно за­нимался переводами. К концу жизни он занимал уже пост вице-президента Юстиц-коллегии и имел чин действитель­ного статского советника.

Длительное время работал прокурором известный поэт конца XVIII — начала XIX века Иван Иванович Бахтин. В молодости он служил в армии, участвовал в русско-турец­кой войне. Затем перешел на штатскую службу и занял дол­жность стряпчего в Тобольском верхнем земском суде; после этого работал в Перми — вначале губернским стряпчим, а потом прокурором Пермского верхнего земского суда. С марта 1788 года по май 1794 года он работал губернским прокурором в Тобольске. Именно в этот период своей жизни Бахтин плодотворно занимался литературной деятельно­стью. Он был одним из основных сотрудников журнала П.П.. Сумарокова "Иртыш". В его творчестве преобладали сатирические темы и жанры. Писал Бахтин, в основном, са­тиры и эпиграммы, проявляя в своих произведениях истин­ное сочувствие к людям труда.

Бахтин известен своей непримиримостью ко взяточниче­ству. Современники ценили в нем "высокую честность, об­ширный, саркастический ум и особенное расположение к добру в отношении к своим ближним".

ОТСТАВКА

 

В начале 1790-х годов А.А. Вяземский стал все чаще и чаще болеть. Он уже не мог в полную силу выполнять гене­рал-прокурорские обязанности и просился в отставку, но Екатерина II все тянула с этим вопросом. В сентябре 1792 года, когда он был уже прикован к постели, она приняла его отставку. Его обязанности она разделила между четырех человек. Генерал-прокурорскую должность "на короткое время" поручила А.Н. Самойлову.

Статс-секретарь Екатерины II Храповицкий записал в своих "Записках" выражение императрицы: "Жаль князя Вяземского, он мой ученик, и сколько я за него вытерпела".

Генерал-прокурор Вяземский постоянно пользовался ми­лостями Екатерины II. Вскоре после вступления в долж­ность он получил чин генерал-поручика и был пожалован орденами Белого Орла и Св. Анны. В последующем он на­граждался орденами Св. Александра Невского, Св. Андрея Первозванного и многими другими. В качестве награды за свои труды он получал также от императрицы крупные де­нежные суммы и крепостных крестьян.

Вяземский был женат на дочери бывшего генерал-проку­рора Н.Ю. Трубецкого — Елене Никитичне.

Отзывы о нем весьма противоречивы. А.М. Тургенев пи­сал о нем: "Скажут, что и при Екатерине видали людей с свинцовыми головами на важных государственных местах, например, генерал-прокурор князь Вяземский, от которого, по тогдашней организации управления империи, все зави­село. Согласен, все знали, что Вяземский был человек с оси­новым рассудком. По каким уважениям, по каким расчетам Екатерина держала Вяземского на столь важном посту в го­сударстве — угадать и объяснить трудно, скажу — реши­тельно невозможно".

Резко отрицательно отзывался о Вяземском Г.Р. Держа­вин в своих "Записках", считая его виновником многих своих бед и неприятностей по службе. Это, однако, не меша­ло ему написать стихи в честь князя и княгини Вяземских, когда в 1791 году они праздновали годовщину своего супру­жества.

Д. Бантыш-Каменский в своем "Словаре достопамятных людей русской земли" писал: "Князь Вяземский отличался верностью своею престолу, бескорыстием, был чрезвычайно трудолюбив, умел избирать достойных помощников; враг роскоши, но скуп и завистлив, как отзывались о нем совре­менники". Умер А.А. Вяземский 8 января 1793 года.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ:

1. Заичкин И.А. и Почкарев И.Н.: "Русская История от Екатерины Великой до Александра II". — М.: "Мысль", 1993.

2. Звягинцев А.Г. и Орлов Ю.Г.: "Око государево. Российские прокуроры. ХVIII век." — М.: "Российская политическая энциклопедия", 1994.

3. "Россия и мир: Учебная книга по истории. Часть I." — М.: "ВЛАДОС", 1994.

4. "Энциклопедия для детей. Т. 5, ч. 2." — М.: "Аванта+", 1997.

5. "Энциклопедия Брокгаузъ и Ефронъ". — СПб. 1895.