ПРОЩЕНИЕ (НЕДЕЛЯ СЫРОПУСТНАЯ)

5. ПРОЩЕНИЕ (НЕДЕЛЯ СЫРОПУСТНАЯ)

Теперь только несколько дней осталось до начала Поста. Уже в течение мясопустной недели, завершающейся Прощеным Воскресением, два дня, среда и пятница, стоят как бы отдельно, они уже совершенно "великопостные": в эти дни не полагается совершать Божественную литургию и весь порядок богослужений имеет особенности, относящиеся к Посту. В среду на вечерне поется прекрасная стихира, приветствие Посту: Возсия весна постная, цвет покаяния, очистим убо себя, братия, от всякия скверны, Светодавцу поюще рцем: Слава Тебе, Едине Человеколюбче. Наступила весна Поста! Свет покаяния; очистимся, братия, от всякого зла, воспевая Светодавцу (Подателю Света) Слава Тебе, Едине Человеколюбче! Суббота Мясопустной недели посвящена памяти всех "мужей и жен подвигом поста просветившихся (спасшихся) ": святые, примеру которых мы должны следовать, учат нас трудному пути, трудному искусству поста и покаяния. Мы не одни, начиная подвиг Поста: "Восхвалим собор святых Отцов! Антония Великого, Евфимия Великого и всех их собратий, проходящих по жизненному пути своему, как будто сквозь райскую сладость..." У нас есть помощники и примеры: почитаем ваш пример, святые Отцы! Вы научили нас истинному пути; благословенны вы, потому что вы поработали для Христа... Наконец наступает последний день, обычно называющийся "Прощенным Воскресением"; но мы не должны забывать его второго литургического названия: "Изгнание Адама из рая". Это название действительно подводит итог всему подготовлению к Посту. Теперь мы знаем, что человек был создан для жизни в раю, для того, чтобы знать Бога и общаться с Ним. Грех лишил человека этой блаженной жизни, и существование его на земле стало изгнанием. Христос, Спаситель мира, отворяет двери рая всякому, кто идет за Ним, и Церковь, показывая нам красоту Его Царства, превращает нашу жизнь в паломничество к небесному отечеству. Итак, в начале Поста мы уподобляемся Адаму: Изгнан бысть Адам из рая снедию, темже и седя прямо сего рыдаше, стеня... Увы мне, что пострадах окаянный аз: едину заповедь преступих Владычню, и благих всяческих лишихся! Раю святейший, мене ради насажденный быв, и Евы ради затворенный, моли тебе Сотворшаго, и мене Создавшаго, яко да твоих цветов исполнюся. Темже и к нему Спас: моему созданию не хощу погибнути, но хощу сему спастися, и в познание истины прийти, яко грядущаго ко Мне не изгоняю вон. Изгнан был Адам из рая из-за пищи (из-за вкушения запрещенного плода), и, сидя прямо перед раем, рыдал и стонал... Увы мне, как пострадал я, окаянный: я не соблюл одной заповеди Владыки и лишился всех благ! Рай святейший, ради меня насажденный, и ради Евы затворенный, моли тебя и меня Создавшего, чтобы я вновь наполнился твоими цветами. И отвечал ему (Адаму) Спаситель: я не хочу, чтобы погибло мое создание, но я хочу, чтобы оно спаслось и пришло к познанию истины, потому что приходящего ко Мне я не изгоню. Пост освобождает нас от порабощения греху, от плена "этого мира". Но в Евангельском чтении последнего воскресения говорится об условиях этого освобождения (Матф. 6,14 — 21). Первое условие — пост: отказаться от того, чтобы считать желания и требования нашей падшей природы нормальными; усилие освободить дух от диктаторской воли плоти, материи. Но для того, чтобы пост наш был настоящим, подлинным, надо, чтобы он не был лицемерным, "показным". Мы должны "явиться постящимися не пред людьми, но пред Отцем (Нашим), Который втайне" (Матф. 6,18). Второе условие поста — прощение; "если вы будете прощать людям согрешения их, то простит и вам Отец ваш Небесный" (Матф. 6,15). Торжество греха, главный признак его владычества в мире, это ссоры, несогласия, разделения, ненависть. Поэтому первый пролом через крепость греха есть прощение: возвращение к единению, согласию, любви. Лучезарное всепрощение Самого Бога воссияет между мной и моим "врагом", если я ему прощу. Простить — это значит отвергнуть все счеты и рассчеты человеческих отношений, предоставив их Христу. Прощение — настоящее "вторжение" Царствия Небесного в наш грешный и падший мир. Пост по-настоящему начинается с вечерни этого воскресения. И эту единственную по своему глубокому значению и такую прекрасную вечерню не служат во многих наших церквах! Однако ничто лучше этой вечерни не показывает нам "настроения" Великого Поста в Православной Церкви, не вводит нас в него; нигде лучше не чувствуется ее глубокий призыв к человеку. Служба начинается, как торжественная вечерня; священнослужители в светлых облачениях. Стихира на "Господи, воззвах..." (следующая после "Господи, воззвах") возвещает наступающий Пост, а за ним — приближение Пасхи! Постное время светло начнем, к подвигом духовным себе подложивше, очистим душу, очистим плоть, постимся я коже в снедех от всякия страсти, добродетельми наслаждающеся духа: в нихже совершающеся любовию, да сподобимся вси видети всечестную страсть Христа Бога, и святую Пасху, духовно радующеся. Постное время светло начнем! Готовясь к духовным подвигам, очистим нашу душу, очистим тело. Воздержимся как от пищи, так и от всякой страсти, и насладимся духовными добродетелями. Дабы, усовершенствовавшись в любви, мы были достойны увидать страсти (страдания) Христа Бога и святую Пасху, в духовной радости. Потом, как обычно, следует Вход и пение "Свете Тихий..." Затем служащий священник идет на "горнее место", за престолом, и возглашает вечерний Прокимен, который всегда возвещает конец одного и начало другого дня. За этой вечерней "Великий Прокимен" возвещает начало Поста: Не отврати лица Твоего от отрока Твоего, яко скорблю, скоро услыши мя: вонми души моей, и избави ю. Не отврати лица Твоего от слуги Твоего, потому что я скорблю! Скоро услышь меня, обрати внимание на душу мою и избавь ее. Вслушайтесь в особенную мелодию этого стиха, этого крика души, внезапно наполняющего церковь: "... я скорблю" — и вы поймете исходный пункт Поста: таинственную смесь отчаяния и надежды, тьмы и света. Все приготовление теперь закончено. Я стою перед Богом, перед славой и красотой Его Царства. И я сознаю свою принадлежность к этому Царству, сознаю, что у меня нет другого дома, другой радости, ни другой цели; и я сознаю также, что я изгнан из этого Царства во тьму и печаль греха, и... "я скорблю"! И в конце концов я сознаю, что только Бог может помочь моей скорби, только Он может избавить и спасти мою душу. Покаяние, — прежде и больше всего, — отчаянная мольба к этой божественной помощи. Прокимен повторяется пять раз. И вот Пост уже наступил! Светлые облачения заменяются темными, постными, тушат яркое освещение. Когда священник или дьякон начинает вечернюю ектению, хор отвечает ему постным напевом. Первый раз читается великопостная молитва Ефрема Сирина с земными поклонами. В конце службы молящиеся подходят сперва к священнику, прося прощения, потом просят прощения друг у друга. Но в то время, как происходит этот обряд "прощения", и т.к. Пост начинается именно этим актом любви, единения и братства, хор поет Пасхальные песнопения. Нам предстоит сорокадневный путь по пустыне Поста, но в конце этого пути уже сияет свет Пасхи, свет Царства Христова.

Глава 2 ВЕЛИКОПОСТНЫЕ БОГОСЛУЖЕНИЯ 1. "СВЕТЛАЯ ПЕЧАЛЬ"

Для многих, если не для большинства, православных христиан Пост состоит из ограниченного количества формальных, большей частью отрицательных правил: воздержание от скоромной пищи (мяса, молочного, яиц), танцев, может быть и кинематографа. Мы до такой степени удалены от настоящего духа Церкви, что нам иногда почти невозможно понять, что в Посте есть "что-то другое", без чего все эти правила теряют большую часть своего значения. Это "что-то" другое можно лучше всего определить как некую атмосферу, "настроение", прежде всего состояние духа, ума и души, которое в течение семи недель наполняет собой всю нашу жизнь. Надо еще раз подчеркнуть, что цель Поста заключается не в том, чтобы принуждать нас к известным формальным обязательствам, но в том, чтобы "смягчить" наше сердце так, дабы оно могло воспринять духовные реальности, ощутить скрытую до тех пор жажду общения с Богом. Эта постная атмосфера, это единственное "состояние духа" создается главным образом богослужениями, различными изменениями, введенными в этот период поста в литургическую жизнь. Если рассматривать в отдельности эти изменения, они могут показаться непонятными "рубриками", формальными правилами, которые надо формально исполнять; но взятые в целом они открывают и сообщают нам самую сущность Поста, показывают, заставляют почувствовать ту светлую печаль, в которой подлинный дух и дар Поста. Без преувеличения можно сказать, что у святых Отцов, духовных писателей и создателей песнопений Постной Триоди, которые мало-помалу разработали общую структуру постных богослужений, придали Литургии Преждеосвященных Даров эту особую, свойственную ей красоту, было одинаковое, единое понимание человеческой души. Они действительно знают духовное искусство покаяния, и каждый год, в течение Поста, они дают всем, кто имеет уши, чтобы слышать, и глаза, чтобы видеть, возможность воспользоваться их знанием. Общее впечатление, как я уже сказал, это настроение "светлой печали". Я уверен, что человек, входящий в церковь во время великопостного богослужения, имеющий только ограниченное понятие о богослужениях, почти сразу поймет, что означает это с виду противоречивое выражение. С одной стороны, действительно известная тихая печаль преобладает во всем богослужении; облачения — темные, служба длиннее обычного, более монотонная, почти без движений. Чтение и пение чередуются, но как будто ничего не "происходит". Через определенные промежутки времени священник выходит из алтаря и читает одну и ту же короткую молитву, и после каждого прошения этой молитвы все присутствующие в церкви кладут земной поклон. И так в течение долгого времени мы стоим в этом единообразии молитвы, в этой тихой печали. Но в конце мы сознаем, что эта продолжительная и единообразная служба необходима для того, чтобы мы почувствовали тайну и сперва незаметное "действие" в нашем сердце этого богослужения. Мало-помалу мы начинаем понимать или скорее чувствовать, что эта печаль действительно "светлая", что какое-то таинственное преображение начинает совершаться в нас. Как будто мы попадаем в такое место, куда не достигают шум и суета жизни, улицы, всего того, что обычно наполняет наши дни и даже ночи, — место, где вся эта суета не имеет над нами власти. Все, что казалось таким важным и наполняло нашу душу, то состояние тревоги, которое стало почти нашей второй природой, куда-то исчезает, и мы начинаем испытывать освобождение, чувствуем себя легкими и счастливыми. Это не то шумное, поверхностное счастье, которое приходит и уходит двадцать раз в день, такое хрупкое и непостоянное; это — глубокое счастье, которое происходит не от одной определенной причины, но оттого, что душа наша, по словам Достоевского, прикоснулась к "иному миру". И прикоснулась она к тому, что полно света, мира, радости и невыразимой надежды. Мы понимаем тогда, почему службы должны быть длинными и как будто монотонными. Мы понимаем, что совершенно невозможно перейти из нормального состояния нашей души, наполненной суетой, спешкой, заботами, в тот иной мир, без того, чтобы сперва "успокоиться", восстановить в себе известную степень внутренней устойчивости. Вот почему те, которые думают о церковных службах только как о каких-то "обязательствах", которые всегда спрашивают о "минимальных требованиях" ("как часто мы должны ходить в церковь?", "как часто мы должны молиться?") никогда не смогут понять настоящего значения богослужений, переносящих нас в иной мир — в присутствие Самого Бога! — но переносят они нас туда не сразу, а медленно, благодаря нашей падшей природе, потерявшей способность естественно входить в этот "иной мир". И вот, когда мы испытываем это таинственное освобождение, легкость и мир, печальное однообразие богослужения приобретает новый смысл, оно преображено; оно освящено внутренней красотой, как ранним лучом солнца, который начинает освещать вершину горы, когда внизу, в долине, еще темно. Этот свет и скрытая радость исходят из частого пения аллилуйя, от общего "настроения" великопостных богослужений. То, что казалось сперва однообразием, превращается теперь в мир; то, что сперва звучало печалью, воспринимается теперь как самые первые движения души, возвращающейся к утерянной глубине. Это то, что возвещает нам каждое утро первый стих великопостного Aллилуия: От нощи утренюет дух мой к Тебе, Боже, зане свет повеления Твоя. С раннего утра мой дух стремится к Тебе, Боже, потому что Твои повеления — свет (на земле). "Печальный свет": печаль моего изгнания, растраченной жизни; свет Божьего присутствия и прощения, радость возродившейся любви к Богу и мир возвращения в Дом Отца. Таково настроение великопостного богослужения; таково его первое соприкосновение с моей душой.