ВЕЧЕРНЕЕ ПРИЧАЩЕНИЕ

3. ВЕЧЕРНЕЕ ПРИЧАЩЕНИЕ

Первая и главная характеристика Литургии Преждеосвященных Даров — это вечернее богослужение. Выражаясь точнее, — это Причащение после вечерни. В ранние времена церковной жизни это богослужение было лишено теперешней его торжественности и тогда его связь с вечерней была еще более очевидна. Поэтому первый вопрос касается именно этой характерной черты Литургии, связанной с вечерней. Мы уже знаем, что православное предание требует совершенного поста перед Евхаристией. Этот общий принцип объясняет то, что Евхаристия, в отличие от всех других богослужений, не имеет своего определенного часа, ибо время ее совершения зависит главным образом от того дня, в который она совершается. Так, по большим праздникам по Типикону полагается служить Литургию очень рано, т. к. всенощная (всенощное бдение) заменяет пост для приготовляющихся к Причастию. Но когда праздник менее значителен и не бывает всенощной, Евхаристия совершается позднее, т.ч. хотя бы теоретически в обычные дни недели она заканчивается в полдень. Наконец, в те дни, когда положен строгий или совершенный пост, к Причастию ("нарушению поста") подходят уже после полудня. К сожалению, в настоящее время эти правила забыты и ими пренебрегают, хотя значение их очень просто: Евхаристия всегда бывает завершением приготовления к ней, как исполнение ожидания, и потому час ее совершения соотносителен с постом, приготовляющим к ней. Этот пост либо отождествляется с всенощным бдением, либо же должен быть исполненн индивидуально. А т. к. Великим Постом среда и пятница суть дни совершенного воздержания, то причащение, как завершение поста, совершается за вечерним богослужением. Следуя той же логике, в Сочельники Рождества и Богоявления, два дня совершенного поста, Евхаристия совершается после вечерни. Однако, если канун этих праздников случается в субботу или воскресенье, т. е. в дни Евхаристические по православной традиции, совершенный пост переносится на пятницу. Другой пример: если Благовещение попадает на один из этих будних дней Великого Поста, Литургия совершается после вечерни. Эти правила, которые стольким кажутся устарелыми, второстепенными, на самом деле показывают основной принцип православной богослужебной духовности: Евхаристия всегда — конец приготовления и завершение ожидания; а т. к. в Церкви пост есть самое главное выражение приготовления, то совершенный пост венчается Причащением после вечерни. Великим Постом, следуя церковному Уставу, по средам и пятницам полагается полное воздержание от пищи до захода солнца. Поэтому именно эти дни Великого Поста выбраны для Причащения, которое, как мы уже сказали, является главным оружием в великопостной духовной борьбе. Эти дни особенно напряженного физического и духовного подвига освящены ожиданием Причащения Тела и Крови Христовых, и это ожидание поддерживает нас в нашем подвиге, как духовном, так и физическом; цель этого подвига становится радостью ожидания вечернего Причащения. "Возведу очи мои к горам, откуда придет помощь" (псалом 120). Каким серьезным и важным становится день, который я должен провести в обычных занятиях, но который весь проходит во свете приближающейся встречи с Христом; как все то обычное и незначительное, заполняющее мое ежедневное существование, то, к чему я привык и на что не обращаю никакого внимания, приобретает новое значение. Всякое слово, сказанное мной, всякое действие, всякая мысль, приходящая мне в голову, становятся важными, единственными, непреложными; или они по существу связаны с ожиданием Христа, или противоречат ему. Само время, которое мы обычно так легко тратим, приобретает свое настоящее значение, как время либо спасения, либо погибели. Вся наша жизнь становится тем, чем она стала после пришествия Христа на землю: вознесением к Нему или уходом от Него во тьму и погибель. Действительно, нигде лучше и полнее не раскрывается значение поста, как в эти дни вечернего Причащения, значение не только Великого Поста, но и всей Церкви и христианской жизни в целом. Во Христе вся жизнь, время, история, сам космос стали ожиданием, приготовлением, надеждой, вознесением. Христос уже пришел, но Царство Его еще впереди! На земле, "в мире сем", мы можем только предвкушать славу и радость Царства Небесного; однако в Церкви мы покидаем "мир сей" и духовно встречаемся со Христом за Его трапезой, созерцая в тайниках своего сердца Его нетварный свет и славу. Это предвкушение, однако, дается нам для того, чтобы мы, возлюбив Царство Божие, чаяли совершеннейшего общения с Богом в грядущем "невечернем дне". И каждый раз, как бы в предварение вкусив "мира и радости Царства Небесного", мы возвращаемся в земную жизнь и опять перед нами длинный, узкий и трудный путь. Из праздника мы возвращаемся в жизнь поста, в жизнь приготовления и ожидания. Мы чаем вечера этой земной жизни, когда мы сделаемся участниками "Света тихого, святой славы бессмертного Отца Небесного", — начала, которому не будет конца.

4. ПОРЯДОК СЛУЖБЫ

В первохристианской Церкви, когда верующих было еще немного и вера их была засвидетельствована и испытана, существовал обычай раздавать после воскресной Литургии Святые Дары верующим, для того, чтобы, унося их к себе домой, они могли ежедневно причащаться; общая, радостная Евхаристия воскресного дня, таким образом, продолжалась в течение всей жизни. Однако, обычай этот прекратился, когда увеличилось число членов Церкви, когда христианство распространилось и неизбежно понизился уровень духовно-напряженной жизни, которой отличались первые христиане, и церковным властям пришлось принять меры, в предостережение возможного злоупотребления Святыми Дарами. На Западе это повело к причащению за ежедневной литургией; — это отличительная черта западной литургической традиции и благочестия, но одновременно и причина значительной перемены в самом понимании Евхаристии, переставшей быть праздничной, праздником Церкви и ставшей неотъемлемой частью дневного круга богослужения; таким образом, были созданы так называемые "частные" мессы, которые в свою очередь все больше и больше изменяли все другие части богослужения. На Востоке, наоборот, основное эсхатологическое, радостное понимание Евхаристии, устремленное к Царству Небесному, никогда не изменялось; и даже в настоящее время Божественная Литургия, по крайней мере в теории, не является одной из служб суточного круга. Совершение Литургии — всегда праздник, и день, когда он совершается, всегда приобретает духовное значение воскресного дня. Мы уже подчеркивали и еще раз повторим, что этот день несовместим с постом, и поэтому Евхаристия не совершается в будничные дни Великого Поста. Таким образом, когда ежедневное домашнее причащение было прекращено, его не заменили на Востоке ежедневным совершением Евхаристии, а возник новый вид причащения — Святыми Дарами, освященными в воскресенье, за праздничным совершением Литургии. Очень возможно, что Литургию Преждеосвященных Даров служили не только Великим Постом, но и в течение других постов церковного года. Но т. к. число праздников, больших и малых, увеличивалось, Евхаристию стали совершать гораздо чаще, и Литургия Преждеосвященных Даров стала характерным отличием одного Великого Поста, и мало-помалу, под влиянием великопостного богослужебного духа, той "светлой печали", о которой мы уже говорили, она приобрела ту единственную красоту и торжественность, что составляют духовную вершину великопостного богослужения. Богослужение начинается с Великой Вечерни, но первый возглас священника тот же, что и на Литургии: "Благословенно Царство Отца и Сына и Святого Духа"..; таким образом, все богослужение обращено к надежде Царства, оно есть то духовное ожидание, что и определяет собою весь Великий Пост. Затем, как обычно, следует вечерний псалом (103) "Благослови, душе моя, Господа...", Великая Ектения и 18-я Кафизма (часть) Псалтири. Эта Кафизма читается каждый день недели Великого Поста. Она состоит из псалмов 119—133, называемых "песнями восхождения". Их пели на ступенях Иерусалимского Храма, поднимаясь по ним; это была песнь людей, собиравшихся для молитвы, готовившихся к встрече с Богом: "Возрадовался я, когда сказали мне: пойдем в дом Господень..." (Пс. 121:1) — "Благословите ныне Господа, все роды Господни, стоящие в доме Господнем, во время ночи. Воздвигните руки ваши к святилищу, и благословите Господа. Благословит тебя Господь с Сиона; сотворивший небо и землю" (Пс. 133). Во время чтения этих псалмов священник берет Агнец (Святые Дары), освященный в предыдущее воскресенье и кладет Его на дискос. Затем, после перенесения дискоса с престола на жертвенник, он наливает вино в чашу и покрывает Святые Дары, как это обычно делается перед Литургией. Надо отметить, что все это делается молча, без каких-либо молитв священника. Устав подчеркивает эту особенность: все молитвы были уже прочтены за воскресной Литургией. После малого Входа и пения "Свете Тихий" читаются две указанные на этот день паремии, т. е. чтения из Ветхого Завета, взятые из книги Бытия и Притч. Между этими чтениями (паремиями) совершается обряд, напоминающий нам те времена, когда Великий Пост был главным образом посвящен приготовлению оглашенных к крещению. Во время чтения первой паремии из книги Бытия священник ставит зажженную свечу на Евангелие, лежащее на Престоле; по окончании чтения священник берет свечу и кадило и благословляет молящихся, возглашая: "Свет Христов просвещает всех!" Свеча — символ Христа, Света мира. То, что свечу ставят на Евангелие во время чтения Ветхого Завета, означает, что все пророчества совершились во Христе, который просветил своих учеников, чтобы "они могли разуметь писания". Ветхий Завет ведет к Христу, так же, как Великий Пост ведет к просвещению крещающихся. Свет Крещения, соединяющий оглашенных с Христом, открывает их разум для понимания учения Христова. После второго чтения из Ветхого Завета по указаниям устава полагается пение пяти стихов из вечернего псалма (140), начинающегося со стиха: "Да исправится молитва моя, яко кадило пред Тобою..." Этот 140-й псалом уже пели перед Входом; каково же значение пения тех же самых стихов во второй раз? Можно полагать, на основании некоторых указаний, что повторное пение этих стихов восходит к самому раннему периоду совершения Литургии Преждеосвященных Даров. Возможно, что в те времена, когда эта Литургия еще не приобрела теперешней своей торжественности и состояла просто в Причащении за вечерней, эти стихи пели во время Причащения. Но теперь они составляют как бы прекрасное покаянное введение ко второй части богослужения, т. е. к самой Литургии Преждеосвященных Даров. Эта вторая часть начинается с Литургии Оглашенных, целым рядом особых молитв и прошений о готовящихся к Крещению. В половине Поста, в среду на четвертой неделе, прибавляется еще ектения о "просвещаемых", т. е. "уже готовых к просвещению (озарению) ". Еще раз подчеркивается основной смысл Великого Поста как приготовления к Крещению. После удаления оглашенных Литургия верных начинается с двух молитв. В первой мы просим об очищении души, тела и чувств наших: ... око убо да не приобщено будет всякого лукавого зрения, слух же словесем праздным не-входен, язык же да очистится от глагол неподобных. Очисти же наши устне, хвалящие Тебе, Господи: руки наша сотвори злых убо отрятися деяний, действовати же точию яже Тебе благоугодная, вся наша уды и мысль Твоего утверждая благодатию. ... да не приобщатся глаза наши ко всякому лукавому зрению, и слух наш закроется к словам праздным. Очисти наши уста, хвалящие Тебя, Господи: да воздер жатся руки наша от злых дел, чтобы исполнять дела только благоугодные Тебе, укрепляя и утверждая все члены и мысль нашу Твоей благодатью. Вторая молитва готовит нас к перенесению Преждеосвященных Даров: ... се бо пречистое Его Тело и животворящая Кровь, в настоящий час входящая, на тайней сей предложиться имут трапезе, от множества воинства небеснаго невидимо дориносимыя. Их же причастие неосужденно нам даруй, да теми мысленное око озаряющее, сынове света и дне будем. ... Ибо вот Пречистое Его Тело и животворящая Кровь, в настоящий час входящие, будут предложены на этой тайной трапезе, невидимо переносимые множеством небесных воинств. Даруй нам неосужденно причаститься им, да просветится ими мысленное око наше, и мы станем сыновьями света и дня. Затем наступает торжественный момент перенесения святых Даров на престол. Внешне этот Вход похож на Великий Вход за Литургией, но по существу и духовному значению он, конечно, совершенно иной. В полном Евхаристическом богослужении Великий Вход есть перенесение (приношение) еще не освященных Даров: Церковь приносит себя, свою жизнь, жизнь своих членов и все творение Божие в жертву Богу, включая эту жертву в единую и совершенную жертву Самого Христа. Вспоминая Христа, Церковь вспоминает всех тех, кого Он воспринял, для их искупления и спасения. За Литургией Преждеосвященных Даров нет ни предложения, ни жертвы, ни Евхаристии, ни освящения, но нам открывается и становится явной тайна присутствия Самого Христа! Здесь надо отметить, что православное богослужебное предание не знает "поклонения" Святым Дарам, кроме как во время Причастия: это существенное отличие от латинской Церкви. Но в православной Церкви, конечно, практикуется сохранение Запасных Святых Даров для причащения больных и для других исключительных случаев. Мы уже говорили о том, что в первые времена в христианской Церкви существовал обычай частного "самопричащения" на дому. У нас, таким образом, существует постоянное присутствие Святых Даров и отсутствие поклонения им. Сохраняя одновременно оба положения, Православная Церковь избегла западного опасного сакраментального рационализма. Желая подтвердить — против протестантов — объективное, "реальное присутствие" Христа в Святых Дарах, католики на самом деле отделили поклонение Святым Дарам от Причастия. Этим они открыли дверь опасному духовному уклонению от настоящего назначения Евхаристии и даже самой Церкви. Потому что цель Церкви и Таинств не "сакрализация" части материи, противополагаемой таким образом в качестве святой и священной всему остальному как профанному и нечистому. Наоборот, цель Православной Церкви в том, чтобы человек в своей жизни был постоянно в общении с Богом, познавал Бога, восходил к Царствию Божию; Евхаристические Дары — средство этого общения, пища этой новой жизни, но не конечная цель. Потому что Царствие Божие — "не пища и питие, но радость и мир в Духе Святом". Пища в человеческой жизни исполняет свою функцию, только когда она съедена и превращена в жизнь; точно так же новая жизнь будущего мира дается нам через причастие "пищи бессмертия". Православная Церковь постоянно избегает всякого поклонения Святым Дарам вне Таинства Причащения, потому что единственное настоящее поклонение — когда мы, приобщаясь Тела и Крови Христовых, поступаем "в мире сем, как Он". Протестанты, со своей стороны, боясь всякого "магического" истолкования таинств, стремятся "одухотворить" Святые Дары до такой степени, что отрицают присутствие в них Тела и Крови Христовых вне самого момента причастия. В Православной Церкви, однако, запасные Дары хранятся для причащения больных; и этим опять восстанавливается равновесие. Святые Дары даются для Причащения, но реальность Причастия зависит от реальности Св. Даров. Церковь не вдается в рассуждения о том, каким образом Христос присутствует в Св. Дарах, но она запрещает употреблять их для чего-либо другого, кроме Причастия. Она, так сказать, не обнаруживает их присутствия вне Причастия, но она твердо верит, что так же, как Царствие Божие, которое должно еще придти и в то же время "уже среди нас", как Христос вознесся на небеса и сидит одесную Отца и в то же время с нами до скончания века, — так же и пища бессмертия всегда присутствует в Церкви. Это богословское примечание вновь отсылает нас к Литургии Преждеосвященных Даров и к "явлению" уже освященных Даров как к ее вершине. Этот "Великий Вход" произошел от необходимости перенесения преждеосвященных Даров, которые раньше были не на престоле, а сохранялись в каком-нибудь особом месте, иногда даже не в храме. Перенесение это естественно требует большой торжественности, потому что в богослужении оно символически изображает явление Христа и завершение поста, молитвы и ожидания, приближение той помощи, утешения, радости, которых мы ждали. Ныне силы небесные с нами невидимо служат, се бо входит Царь Славы. Се Жертва Тайная, совершенна, дориносится. Верою и любовию приступим, да причастницы жизни вечныя будем. Аллилуиа, аллилуиа, аллилуиа. Ныне силы небесные с нами невидимо служат, потому что вот входит Царь Славы. Вот Жертва Тайная, уже освященная, переносится. С верою и любовью приступим, чтобы быть участниками жизни вечной. Аллилуиа, аллилуиа, аллилуиа. Святые Дары теперь перенесены на престол, а мы, готовясь к Причастию, просим: ... освяти всех нас души и телеса освящением неотъемлемым: да чистию совестию, непосрамленным лицем, просвещенным сердцем божественных сих причащаюся святынь и от них оживотворяеми, соединимся самому Христу Твоему... рекшему: ядый плоть Мою и пияй Кровь Мою, во мне пребывает и Аз в нем... да будем Храм Пресвятого и поклоняемого Твоего Духа, избавлени всякия диавольская козни... и получим обетованная нам благая со всеми святыми Твоими... ... освяти души и телеса всех нас освящением неотъемлемым: чтобы чистою совестию, непосрамленным лицом, просвещенным сердцем причастившись святых Даров и получивши от них жизнь, мы соединились бы с самим Христом Твоим.., сказавшим: тот, кто ест плоть Мою и пьет кровь Мою, во Мне пребывает, и Я в нем... да будем мы Храмом Пресвятого и поклоняемого Твоего Духа, да будем мы избавлены всяких дьявольских козней... и получим обещанные нам блага со всеми святыми Твоими... За этим следует Молитва Господня, завершающая всегда наше приготовление к Причастию: произнося ее, молитву Самого Христа, мы тем самым принимаем дух Христов, как свой собственный, Его молитву к Отцу, как нашу, Его волю, Его желание, Его жизнь — как наши собственные. Начинается Причастие под пение причастного стиха: "Вкусите и видите, яко благ Господь (как добр Господь)!" Богослужение заканчивается, и священник возглашает: "с миром изыдем!" (приглашает нас расходиться в мире). Последняя ("заамвонная") молитва подводит итог значению этого богослужения, этого вечернего Причастия по отношению ко всему нашему постному подвигу. Владыко Вседержителю, Иже вся тварь премудростию соделавый и неизреченным Твоим промыслом и многою благостию, введый нас в пречестныя дни сия, ко очищению душам и телом, к воздержанию страстей, к надежде воскресения: Иже четыредеcятьмы деньми скрижали вручив, богоначертаная письмена, угоднику Твоему Моисеови, подаждь и нам, Блаже, подвигом добрым подвизатися, течение поста совершити, веру нераздельну соблюсти, главы невидимых змиев сокрушити, победителем же греха явитися, и неосужденно достигнути поклонитися и святому воскресению... Владыко Вседержителю, Который все творение создал премудро и несказанным Твоим промыслом и великой благостью ввел нас в эти пресвятые дни для очищения души и тела, для воздержания от страстей, в надежде воскресения; Ты, Который угоднику Твоему Моисею вручил скрижали, Богом написанные в течение сорока дней, — дай и нам, о Благой, подвизаться добрым подвигом, соблюсти пост в течение всего его времени, сохранить ненарушимую веру, сокрушить головы невидимых змей, явиться победителями греха и неосужденно достигнуть поклониться и святому Воскресению... Теперь за стенами храма темно, и ночь, в которую нам предстоит выйти, в которой нам придется жить, бороться, терпеть, может еще быть долго. Но теперь ее озаряет свет, который мы видели. Царство, присутствие которого как будто ничего еще не выявило на этом свете, было дано нам "втайне"; мы знаем, что радость и мир Царства сопровождают нас, готовящихся продолжать "течение Поста".

Глава 4 ПОСТНОЕ СТРАНСТВИЕ 1. НАЧАЛО: Великий Канон

Теперь нам надо вернуться к идее и опыту Великого Поста как духовного странствия, цель которого — перенести нас из одного духовного состояния в другое. Как мы уже сказали, большинство современных христиан не понимает этой цели Великого Поста и видит в нем только тот период года, когда они должны исполнить свои религиозные обязанности, причаститься (один раз в год!) и подчиниться некоторым ограничениям в пище, которые скоро будут возмещены полным "разрешением" поста в Пасхальные дни. И благодаря тому, что не только светские люди, но и многие священники, восприняли это простое и формальное понимание Великого Поста, его истинный дух почти исчез из жизни. Восстановление богослужебного и духовного значения Великого Поста — одна из важнейших и насущных задач наших, но восстановление это возможно только на основе подлинного понимания богослужебного ритма и строя великопостного богослужения. В самом начале Великого Поста, как тот исходный "тон", которым определяется вся великопостная "мелодия", мы находим великий покаянный канон св. Андрея Критского. Он разделен на четыре части и читается за Великим Повечерием, вечером, в первые четыре дня Поста. Его можно описать как покаянный плач, раскрывающий нам всю необъятность, всю бездну греха, потрясающий душу отчаянием, раскаянием и надеждой. С исключительным искусством св. Андрей переплетает великие библейские образы — Адама и Еву, рай и грехопадение, патриарха Ноя и Потоп, Давида, Обетованную Землю и выше всего Христа и Церковь — с исповеданием грехов и раскаянием. События священной истории явлены, как события моей жизни, дела Божий в прошлом, как дела, касающиеся меня и моего спасения, трагедия греха и измены, как моя личная трагедия. Моя жизнь показана мне, как часть той великой, всеобъемлющей борьбы между Богом и силами тьмы, которые восстают на Него. Канон начинается с глубоко личного вопля: Откуду начну плакати окаянного моего жития деяний? Кое ли положу начало, Христе, нынешнему рыданию? С чего начну я оплакивать окаянные дела моей жизни? Какое начало положу я, Христос, нынешнему рыданию? Один за другим раскрываются мои грехи в глубокой связи их со все продолжающейся трагедией отношений человека к Богу; история первого грехопадения — это моя личная история: Первозданного Адама преступлению поревновав; познах себе обнажена от Бога, и присносущного Царствия и сладости, грех ради моих... Я совершил преступление первозданного Адама; я знаю, что я отрешен от Бога и вечного Его Царства и сладости из-за моих грехов... Я потерял все божественные дары: Оскверних плоти моея ризу, и окалях еже по образу, Спасе, и по подобию. Омрачих душевную красоту страстей сластьми, раздрах ныне одежду мою первую, юже ми истка Зиждитель из начала, и оттуда лежу наг... Я осквернил одежду моей плоти, осквернил то, что было, Спасе, по образу и по подобию. Я омрачил душевную красоту наслаждениями страстей. Ныне я разодрал первую мою одежду, которую мне в начале соткал Зиждитель, и поэтому я наг... Итак, в течение четырех вечеров девять песен Канона говорят снова и снова о духовной истории мира, которая в то же время — история и моей души. Слова Канона призывают меня к ответу, ибо говорят они о событиях и делах прошлого, смысл и сила которых вечны, поскольку каждая человеческая душа — единственная и неповторимая — проходит тем же путем испытаний, стоит перед тем же выбором, встречается с той же высшей и важнейшей реальностью. Примеры из Священного Писания не просто "аллегории", как думают многие люди, считающие поэтому, что Великий Канон чересчур перегружен именами и происшествиями, не относящимися к ним. Такие люди спрашивают, зачем говорить о Каине и Авеле, о Соломоне и Давиде, когда проще было бы сказать: "я согрешил"? Они не понимают, что самое понятие слова грех в библейском и христианском предании имеет глубину и насыщенность, которых "современный человек" просто не в силах понять, и что поэтому исповедание им своих грехов глубоко отлично от настоящего христианского раскаяния. Действительно, та культура, в которой мы живем и которая образует наши современные взгляды, в сущности просто исключает понятие греха. Потому что грех это, прежде всего, падение человека с неизмеримой духовной высоты, отказ его от своего "высокого призвания". Но какое значение это может иметь для культуры, которая не знает и отрицает эту "духовную высоту", это "призвание" и оценивает человека не "сверху", а "снизу", — для культуры, которая если и не отрицает открыто Бога, то фактически вся, сверху донизу, материалистическая и потому рассматривает жизнь человека только с точки зрения материального благополучия, не признавая его высокого, трансцендентального призвания? В ней грех рассматривается главным образом как естественная "слабость", происходящая в основе от социального неустройства и поэтому исправляемая лучшей социальной и экономической организацией. Поэтому современный человек, если он и исповедует свои грехи, уже не раскаивается в них. В зависимости от того или иного понимания им своих "религиозных обязанностей", он либо формально перечисляет свои прегрешения и нарушения обрядовых правил, либо же говорит с духовником о своих "проблемах", ожидая от религии своего рода терапии, лечения, которое вернет ему счастье и спокойствие. Ни в том, ни в другом случае мы не видим раскаяния, потрясения человека, который, узрев себя как образ неизреченной славы, сознает, что он изменил этому "образу", запятнал и отверг его своей жизнью; нет раскаяния как печали о грехе, исходящей из самой глубины человеческого сознания, как желания вернуться, как отдачи себя Божьему милосердию и любви. Вот почему недостаточно просто сказать: "я согрешил". Эти слова приобретают свое подлинное значение и действенность только тогда, когда грех воспринят и пережит во всей его глубине и горести. Значение и цель Великого Канона именно в том и состоят, чтобы явить нам грех и тем самым привести нас к раскаянию. Но он являет нам грех не определениями и перечислениями, а неким глубоким созерцанием библейской истории, которая поистине есть история греха, покаяния и прощения. Это созерцание вводит нас в совершенно иную духовную культуру, призывает нас принять совершенно иное понимание человека, его жизни, его целей, его духовных "мотиваций". Канон восстанавливает в нас то духовное мироощущение, внутри которого раскаяние становится снова возможным. Когда мы слышим, например: Авелева, Иисусе, не уподобихся правде, дара Тебе приятна не принесох когда, ни деяния божественна, ни жертвы чистыя, ни жития непорочного... Я не уподобился, Иисусе, Авелевой правде, никогда не принес Тебе приятного дара, ни дел божественных, ни жертвы чистой, ни безгрешной жизни... — мы понимаем, что история первого жертвоприношения, так кратко упоминаемая в Библии, открывает нам нечто основное и в нашей собственной жизни, основное в самом человеке. Мы понимаем, что грех прежде всего есть отказ от жизни как приношения и дара, как жертвы Богу, или, другими словами — отказ от жизни для Бога и по Божьему. Мы понимаем, что корень греха — это отклонение нашей любви от высочайшего ее объекта. И благодаря этому откровению становится возможным произнести слова, бесконечно отдаленные от современного опыта жизни, но которые звучат глубочайшей правдой. Брение здатель живосоздав, вложил еси мне плоть и кости, и дыхание и жизнь: но, о Творче мой, Избавителю мой и Судия, кающася приими мя. Из праха создав жизнь, Ты вложил в мою плоть и кости, и дыхание, и жизнь: но, о Создатель мой, Избавитель мой и Судия, приими меня, кающегося. Для того, чтобы по-настоящему "услышать" Великий Канон, требуется, конечно, знание Библии и способность усваивать значение библейских образов. Если в наши дни столь многие находят его скучным и не относящимся к нашей жизни, это происходит оттого, что вера их не питается из источника Священного Писания, которое для Отцов Церкви было именно источником их веры. Мы должны вновь научиться воспринимать мир таким, каким он открывается нам в Библии, научиться жить в этом библейском мире; и нет лучшего способа научиться этому, как именно через церковное богослужение, которое не только передает нам библейское учение, но и открывает нам библейский образ жизни. Вот почему постный путь начинается с возврата к "исходной точке", к Творению мира, Грехопадению, Искуплению, к тому миру, где все говорит о Боге, все отражает Божью славу, где все, что происходит, все события непосредственно связаны с Богом, где человек находит настоящие измерения своей жизни, и, найдя их, кается. 2. ВЕЛИКОПОСТНЫЕ СУББОТЫ Отцы Церкви часто сравнивали Великий Пост с сорокалетним странствованием избранного народа по пустыне. Из Библии мы знаем, что для того, чтобы народ Его не впадал в отчаяние, а также для того, чтобы открыть ему главную и высшую Свою цель в течение этого сорокалетнего странствования, Господь совершил многие чудеса. По аналогии с этим странствием строят Св. Отцы и свое объяснение сорокадневного Поста. Его конечная цель — Пасха, обетованная земля Царствия Божия. Однако и в конце каждой недели Великого Поста происходит как бы некая "передышка", некое предвкушение этой цели. Это два дня, суббота и воскресение, когда совершается Евхаристия; эти дни на духовном пути поста имеют особое значение. Начнем с субботы. Ее особое положение в церковном уставе, а также исключение ее из великопостного типа богослужения, требуют объяснения, С точки зрения "рубрик", о которых мы говорили выше, суббота не есть постный день, а день праздника, установленного Самим Богом: "и благословил Бог седьмой день и освятил его, потому что в этот день Он отдохнул от всех дел Своих" (Бытия 2,3). Никто не может изменить или упразднить повеление Господне. Правда, многие христиане думают, что божественное установление субботы было просто перенесено на воскресенье, которое, таким образом, стало христианским днем отдыха и покоя. Ничто в священном Писании или священном Предании не подтверждает этого. Наоборот, у святых Отцов и во всем раннем Предании воскресенье называется первым или восьмым днем, и, таким образом, подчеркивается его особенность и известная противоположность его по отношению к субботе, которая навсегда остается седьмым днем, благословенным и освященным Богом. Это тот день, когда было засвидетельствовано, что мир сотворен "добро зело" (очень хорошо) и таково его значение во всем Ветхом Завете, значение, которое сохранялось при Самом Христе и в Церкви. Это значит, что, несмотря на грех и падение, мир остался добрым Божиим творением; он сохранил то существенное добро, о котором возрадовался Господь: "и увидел Бог все, что Он создал; и вот, очень хорошо". Поэтому хранить субботу с самого начала означало, что жизнь может быть полной смысла, счастливой, творческой; жизнь может быть такою, какой Бог хотел, чтобы она была. И суббота, день отдыха, когда мы радуемся о плодах своих трудов, навсегда хранит благословение Божие, почивающее на мире и на делах его. Но эта преемственность христианского понимания субботы от ветхозаветного не только не исключает, а, наоборот, подразумевает и различие между ними. Во Христе ничто не остается неизмененным, ибо в Нем все исполнено, все ограничения преодолены, все наполнено новым смыслом. Если суббота, в своем высшем духовном смысле, являет присутствие Божественного "добро зело" (очень хорошо) в самой ткани "мира сего", то именно "мир сей" Христос явил в новом свете и претворил в нечто новое. Христос даровал человеку Царство Небесное, которое "не от мира сего". В этом и есть высший "просвет", благодаря которому для христианина все делается новым. Все добро "мира сего" и всего, что в нем, отнесено теперь к исполнению в Царстве Божием, в Царстве будущего века, которое явится во всей своей славе только после конца "мира сего". Больше того, этот мир, отвергнувший Христа, показал, что он во власти "князя мира сего", что "весь мир во зле лежит" (1 Иоанн 5,19) и что путь ко спасению для него не через эволюцию, усовершенствования, "прогресс", а через Крест, Смерть и Воскресение. 'То, что ты сеешь, не оживет, если не умрет" (1 Кор. 15,36). Таким образом, христианин живет "двойной жизнью", не в том смысле, что он совмещает свою "религиозную" и "мирскую" деятельность, но в том, что вся жизнь его становится "предвкушением" и приготовлением к Царству Божьему, что каждый его поступок призван стать знаком, утверждением и ожиданием того, что еще "должно наступить". Таков смысл кажущегося противоречия в Евангелии: Царство Божие — "посреди нас" и Царство Божие еще должно придти. Ибо тому, кто не познал Царства "посреди" жизни, не может открыться оно и как объект любви, ожидания и вожделения, к которым призывает нас Евангелие. Можно все еще продолжать верить в наказание или награду после смерти, но никогда нельзя понять радость и силу христианской молитвы: "Да приидет Царствие Твое!" — "Ей, гряди Господи Иисусе". Христос пришел для того, чтобы мы могли ждать Его. Он вошел в жизнь во времени, для того, чтобы жизнь и время стали путем к Царствию Божию. Суббота, день Творения мира, день "мира сего", стала — во Христе — днем ожидания, предшествующим Дню Господню. Претворение субботы произошло в ту Великую и Святую Субботу, когда Господь "исполнив все дела Свои" почил (уснул) во гробе. На следующий день, "первый день после Субботы", Жизнь воссияла из животворящего гроба, мироносицам было сказано: "Радуйтесь!", ученики "от радости еще не верили и дивились" (Лука 24,41), и начался первый день Нового Творения. В этом новом дне Церковь участвует и вступает в него в воскресенье. Но она все еще живет и странствует в "мире сем", который в своей мистической глубине стал субботой, потому что, как говорит св. Апостол Павел: "вы умерли, и жизнь ваша сокрыта со Христом в Боге; когда же явится Христос, жизнь ваша, тогда и вы явитесь с Ним во славе" (Кол. 3,34). Все это объясняет единственное в своем роде место субботы — 7-го дня — в богослужебном предании: ее двойной смысл, как праздника и как дня смерти. Это праздник, потому что в "мире сем", в его времени, Христос победил смерть и открыл вход в Свое Царство, потому что Его Воплощение, Смерть и Воскресение являются завершением Творения, которому Бог радовался вначале. Но это и день Смерти, потому что в Смерти Христовой мир умер, и его спасение, завершение, преображение уже за пределами Смерти в "будущем веке". Богослужебное значение всех суббот годового круга связано с двумя всерешающими субботами: Воскрешение Лазаря, которое произошло в этом мире и было возвещением и "уверением" общего воскресения; и Великая и Святая Суббота Пасхи, когда смерть сама была побеждена и стала переходом в новую жизнь Нового Творения. В течение Великого Поста — это значение суббот выявляется особенно ярко, т. к. цель Поста — именно восстановить христианское значение времени как приготовления и странничества: "... прошу вас, как пришельцев и странников, удаляться от плотских похотей, восстающих надушу" (1 Петра. 2,11). Эти субботы связывают великопостный подвиг с будущим исполнением и, таким образом, придают посту его особый, духовный ритм. С одной стороны, великопостная суббота есть "евхаристический" день, отмеченный совершением Божественной Литургии Иоанна Златоуста, — а Евхаристия всегда означает праздник. Однако, особый характер этого праздника состоит в отнесенности к Великому Посту, как странствию, терпению и подвигу. Это как бы "передышка", цель которой — заставить нас задуматься над конечной целью этого паломничества. На это особенно ясно указывает порядок чтений из посланий апостольских, выбранных для великопостных суббот из Послания к Евреям, центральная тема которого есть путь спасения, странствования, обещания, веры в грядущее. В первую субботу мы слышим величественное вступление Послания (Евр. 1,1—12) с торжественным утверждением Творения мира, Искупления и вечного Царства Божия: Многочастне и многообразно древле Бог глаголавый отцем во пророцех, в поел едок дний сих глагола нам в Сыне, Егоже положи наследника всем, Имже и веки сотвори... Ты же тойжде еси, и лета Твоя не оскудеют. Бог, многократно и многообразно говоривший издревле отцам в пророках, в последние дни говорил нам в Сыне, Которого поставил наследником всего, через Которого и веки сотворил... Ты тот же и лета Твои не кончатся. Мы живем в "эти последние дни" — дни высшего подвига. Во времени мы все еще в "сегодня", но конец приближается. В субботу 2-й недели Поста читается (Евр. 3,12—14) : Блюдите, братия, да не когда будет в некоем от вас сердце лукаво исполнено неверия во еже отступите от Бога жива. Но утешайте себя на всяк день, дондеже днесь нарицается... причастницы бо быхом Христу, аще точию начаток состава даже до конца удержим. Смотрите, братья, чтобы не было в ком из вас сердца лукавого и неверного, дабы вам не отступить от Бога живого. Но наставляйте друг друга каждый день, доколе можно говорить "ныне"... ибо мы сделались причастниками Христу, если только начатую жизнь твердо сохраним до конца. Борьба трудна. Ценой страданий и искушений мы достигаем "обладания лучшим и навеки пребывающим". Поэтому поучение 3-й субботы побуждает нас (Евр. 10,35—38): ... Не отлагать убо дерзновения нашего еже имать мздовоздаяние велико. Терпения бо имате потребу, да волю Божию сотворше, примите обетование: еще бо мало елико елико, грядый приидет и не укоснит. ... Не оставлять упования нашего, которому предстоит великое воздаяние. Терпение нужно вам, чтобы, исполнивши волю Божию, получить обещанное: ибо еще немного, очень немного и Грядущий приидет и не умедлит. Для этой борьбы мы должны вооружаться верой, надеждой и любовью, как утверждает чтение послания (Евр, 6,10—12) в четвертую субботу: Не обидлив бо Бог, забыти дела вашего и труда любве, юже показасте во имя Его послуживше святым и служаше. Желаем же, да кийждо вас являет тожде тщание во извещению упования даже до конца, да не лениви будете, но подражателе наследствующих обетования верою и долготерпением. Ибо не неправеден Бог, чтобы забыть дело ваше и труд любви, которую вы оказали во имя Его, послуживши и служа святым. Желаем же, чтобы каждый из вас для совершенной уверенности в надежде оказывал такую ревность до конца, дабы вы не обленились, но подражали тем, которые верою и долготерпением наследуют обетования. Время сокращается, ожидание становится более напряженным, уверенность — более радостной. Это звучит в чтении послания (Евр. 9,28) пятой субботы: Христос единою принесеся, во еже вознести многих грехи, второе без греха явится, ждущим его во спасение. Христос, однажды принесши Себя в жертву, чтобы подъять грехи многих, во второй раз явится не для очищения греха, а для ожидающих его во спасение. Это последнее чтение перед Лазаревой Субботой, когда от времени ожидания мы переходим ко времени исполнения ожидаемого. Чтения Евангелия для великопостных суббот выбраны из Евангелия от Марка и тоже имеют свою последовательность. Евангелие первой субботы объясняет нам смысл и значение этой последовательности. Христос опровергает лицемерные запреты еврейских суббот и говорит (Марк. 2,27—28) : ... Суббота человека ради бысть, а не человек для Субботы. Тем же Господь есть Сын Человеческий и Субботы. ... Суббота для человека, а не человек для Субботы: посему Сын Человеческий есть господин и Субботы. Наступила новая жизнь, началось воссоздание человека. В субботу 2-й недели Поста мы слышим, как прокаженный говорит Христу: "Если хочешь, можешь меня очистить... (Христос) сказал ему: хочу, очистись" (Марк. 1,40—41). В 3-ю субботу мы видим, что вопреки всем запретам Христос "... ест с мытарями и грешниками..." (Марк. 2,14-17). В 4-ю субботу в ответ на "добро зело" творения мира (Бытия, 1) Евангелие радостно восклицает: "... все хорошо делает: и глухих делает слышащими и немых — говорящими" (Марк. 2,14—17). Наконец, в 5-ю субботу все завершается решительным исповеданием Петра: "Ты — Христос..." (Марк. 8,29). Это принятие человеком тайны Христа, тайны Нового Творения. Великопостные субботы, как мы уже сказали выше, заключают в себе вторую тему или измерение: тему смерти. За исключением первой субботы, которая по церковной традиции посвящена святому Федору Тирону, и пятой — субботы акафиста, три остающиеся субботы — дни всеобщего поминовения всех "в надежде воскресения и жизни вечной" усопших в Господе. Это поминовение, как мы уже сказали, готовит и предвозвещает субботу Лазарева Воскресения и Великую и Святую Субботу Страстной недели. Его надо рассматривать не только как акт любви, как "доброе дело", но и как откровение "мира сего" в его смертности и умирании. В мире сем мы обречены на смерть, как обречен на нее и сам мир. Но во Христе смерть побеждена изнутри, она, как сказал Апостол Павел, потеряла свое "жало", стала сама входом в полноту иной жизни, "жизни преизбыточествующей". Для каждого из нас вхождение это началось в нашей крещальной смерти, которая делает мертвыми тех из нас, кто жив ("...вы умерли" Кол. 3,3) и живыми тех из нас, кто был мертв, потому что "смерти больше нет". В народном благочестии глубокое отклонение от подлинного смысла христианской веры сделало смерть опять черной. Это выражается черными (траурными) одеждами на похоронах и панихидах. Мы должны, однако, знать, что для христианина цвет смерти — белый. Молиться за умерших — не означает скорбеть и печалиться, и нигде это лучше не выявляется, как в связи общих поминовений умерших с субботами вообще, а в особенности с великопостными субботами. Радостный день Творения стал в грехопадении днем смерти; потому что "тварь покорилась суете" (Римл. 8,20) и стала сама смертью. Но Христова смерть восстанавливает седьмой день, делая его днем нового творения, побеждая и уничтожая то, что превратило этот мир в торжество смерти. И главная цель Великого Поста — это восстановить в нас желание и надежду "откровения сынов Божиих" (Рим. 8,19), этого исполнения христианской веры, любви и надежды. Этой надеждой "мы спасены. Надежда же, когда видит, не есть надежда; ибо, если кто видит, то чего ему и надеяться? Но когда надеемся того, чего не видим, тогда оживаем в терпении..." (Рим. 8,24— 25). Значение христианской смерти и нашей молитвы за умерших — это свет Лазаревой Субботы и радостный покой Святой и Великой Субботы. 3. ВОСКРЕСЕНЬЯ ВЕЛИКОГО ПОСТА Каждое воскресенье Великого Поста имеет два значения. С одной стороны, каждое из них входит в тот ритм, которым выявляется духовная "диалектика" Поста. С другой стороны, в течение исторического развития Церкви почти каждое великопостное воскресенье обрело еще и второе значение. Так, в первое воскресенье Церковь празднует Торжество Православия, вспоминая победу над иконоборчеством и восстановление почитания икон в 843-м г., в Константинополе. Связь этого празднования с постом чисто историческая: первое Торжество Православия произошло именно в это воскресенье. То же можно сказать о посвящении второго воскресенья Поста памяти св. Григория Паламы. Осуждение его врагов и оправдание его учения было принято Церковью в XIV столетии как второе Торжество Православия, и поэтому его ежегодному празднованию было посвящено второе воскресенье Великого Поста. Хотя оба эти празднования очень важны, они сами по себе не зависят от Великого Поста как такового, и мы не будем здесь говорить о них отдельно. Память св. Иоанна Лествичника в четвертое воскресенье Поста и св. Марии Египетской в пятое воскресенье по существу имеют гораздо больше связи с Великим Постом. В обоих святых Церковь видит не только носителей аскетизма, но и самый совершенный его пример: у св. Иоанна Лествичника в его писаниях, а у св. Марии Египетской в ее жизни. Воспоминание этих святых во второй половине Поста явно должно служить ободрению и вдохновлению верующих в их духовной борьбе в течение всего великопостного подвига. И так как об аскетизме нельзя только вспоминать, но надо применять его на деле, и так как память обоих этих святых затрагивает наш личный постный подвиг, мы поговорим об этом отдельно в последней главе. Первое же и главное значение великопостных воскресений раскрывается в чтениях Апостола и Евангелия. Чтобы понять их порядок, надо еще раз вспомнить первоначальную связь Поста с крещением, т. е. смысл Поста как приготовления к крещению. Эти чтения действительно составляли неотъемлемую часть раннего христианского оглашения; они объясняют и как бы подытоживают приготовление оглашенных к пасхальному таинству крещения. Крещение открывает вход в новую жизнь, дарованную Христом. Эта новая жизнь еще только возвещена и обещана оглашенному, и он ожидает и принимает ее верой. Он подобен людям Ветхого Завета, жившим верой в обещанное, исполнения которого сами они не увидели. Таков смысл первого воскресенья. Упомянув всех праведников Ветхого Завета, Апостол Павел заканчивает словами (Евр. 11,24—26, 32—40; 12,2) : "... И все сии, свидетельствованные в вере, не получили обещанного, потому что Бог предусмотрел о нас нечто лучшее". Что же это такое? Ответ дается в Евангельском чтении первого воскресенья (Иоанн 1,43—51): "... увидишь больше сего... истинно, истинно говорю вам: отныне будете видеть небо отверстым, и Ангелов Божиих восходящих и нисходящих к Сыну Человеческому". Это означает: вы, оглашенные, которые верите в Христа, хотите креститься, готовитесь к Пасхе, — вы увидите наступление нового времени, исполнение всех обетовании, явление Царства Небесного. Но увидите вы это, только если поверите и раскаетесь, если перемените свое видение жизни, если возжелаете и если примете подвиг. Об этом нам напоминает чтение Апостола во второе воскресенье (Евр. 1,10; 2,3) : "... Посему мы должны быть особенно внимательны к слышанному, чтобы не отпасть... как мы избежим (праведного воздаяния), вознерадевши о толиком спасении?" В Евангельском чтении второго воскресенья (Марк 2, 1—12) образом этого усилия и желания является расслабленный (парализованный), которого спускают к ногам Христа сквозь крышу дома: "... Иисус, видя веру их, говорит расслабленному: чадо! прощаются тебе грехи твои". В третье воскресенье начинается поклонение Кресту, и мы слышим в Евангельском чтении (Марк. 8,34; 9,1) : "... какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит? Или какой выкуп даст человек за душу свою?" С этого воскресенья, в чтении Послания к Евреям начинает раскрываться смысл жертвы, которую принес Христос, той жертвы, которой для каждого из нас открывается вход "во внутреннейшее, за завесу", т. е. во святая святых Царствия Божьего (см. третье воскресенье: к Евреям 4,14; 5,6; в четвертое воскресенье: к Евр.6,13—20; в пятое воскресенье: к Евр. 9,11—14), в то время как в Евангелии от Марка возвещаются вольные страсти (страдания) Христа: "... Сын Человеческий предан будет в руки человеческие, и убьют Его..." (Марк 9,17—31) и Его Воскресение: "... и в третий день воскреснет" пятое воскресенье: (Марк 10,32—45) . Приготовление к великому таинству, оглашение, заканчивается, и решительный час, когда человек войдет и присоединится к Смерти и Воскресению Христа, приближается. В наши дни Великий Пост перестал быть временем подготовления оглашенных к крещению, но разве мы, хоть и крещенные и миропомазанные, не являемся ли все еще в некотором смысле "оглашенными"? И разве не следует нам возвращаться к этому состоянию каждый год? Разве не отпадаем мы опять и опять от того великого таинства, к которому мы были приобщены? Разве не нужно в нашей жизни, которая в сущности есть одно постоянное отпадение от Христа и Его Царства, — это ежегодное возвращение к самым корням нашей христианской веры? 4. "ПРЕПОЛОВЕНИЕ" (ПОЛОВИНА) ВЕЛИКОГО ПОСТА: КРЕСТ Третья неделя Великого Поста называется Крестопоклонной. За всенощной этого дня, после Великого Славословия, Крест торжественно выносится на середину церкви и остается там всю неделю; после каждой службы совершается особое поклонение Кресту. Надо обратить внимание на то, что о Кресте говорится во всех песнопениях этого воскресенья, но говорится не о страданиях на Кресте, а о победе и радости. Больше того, ирмосы второго воскресного Канона взяты из Пасхальной службы: "Воскресения день" и весь он является как бы парафразой пасхального Канона. Смысл всего этого ясен. Мы достигли середины Великого Поста. С одной стороны, физический и духовный подвиг, если он серьезен и последователен, начинает сказываться, чувствуется усталость. Нам нужна помощь и ободрение. С другой стороны, претерпев эту усталость, взойдя на половину горы, мы начинаем видеть конец нашего странствования, и сияние Пасхального света становится ярче. Великий Пост — это время нашего самораспинания, опыт, пускай и ограниченный, Христова призыва, который мы слышим в Евангельском чтении этого дня: "... Кто хочет идти за Мною, отвергнись себя и возьми крест свой, и следуй за мной" (Марк 8,24). Но мы не можем принять свой крест и следовать за Христом, если не примем Его креста, взятого Им для нашего спасения. Спасает нас Его крест, а не наш. Только Его крест сообщает не только смысл, но и силу нашим крестам. Это и объяснено нам в Синаксарии Крестопоклонного Воскресенья: "... В тот же день, в третью неделю Постов мы празднуем поклонение честному и животворящему Кресту, — вот по какой причине: во время сорокадневного поста мы как бы распинаем себя... и испытываем некоторую горечь, печаль и уныние, — нам предлагается Животворящий крест, освежающий и ободряющий нас; напоминая нам страдания Христа, он укрепляет и утешает нас... мы подобны тем, которые проходят долгим и трудным путем; утомленные, они видят прекрасное дерево и садятся отдохнуть в тени его листвы; немного отдохнувши, как будто обновленные, они продолжают свой путь; так и теперь, в постное время, среди прискорбного пути подвига, святые Отцы водрузили Живоносный Крест, подающий прохладу и освежающий нас, для того, чтобы мы могли мужественно и легко окончить остающийся путь... Или возьмем другой пример: когда приходит царь, то перед ним сперва появляются его знамена и скипетр, а затем и сам царь идет, радуясь и веселясь о победе, и с ним вместе веселятся и его подчиненные; так же и Господь наш Иисус Христос, который хочет показать свою победу над смертью и явиться во славе дня Воскресения, посылает впереди себя свой скипетр и царское знамя — Животворящий Крест, — наполняющий нас радостью и приготовляющий, насколько это нам возможно, встретить Самого Царя и восхвалить Его победу... Все это на неделе среди святой Четыредесятницы, т. к. святая Четыредесятница подобна горькому источнику проливаемых слез сокрушения, постного подвига и уныния... Но Христос утешает нас, как странствующих по пустыне, до тех пор, когда Он приведет нас к духовному Иерусалиму своим Воскресением... потому что Крест называется и есть Древо Жизни, которое было посажено посреди рая; поэтому и святые Отцы водрузили его среди святого Великого Поста, напоминая одновременно блаженство Адама и то как он его лишился, напоминая также, что вкушая от этого Древа мы больше не умираем, но оживляемся..." Итак, укрепленные и ободренные, мы вступаем во вторую половину Великого Поста. Еще одна неделя — и в четвертое воскресенье мы слышим: "... Сын Человеческий предан будет в руки человеческие, и убьют Его, и по убиении в третий день воскреснет" (Марк 9,31). Теперь главное ударение, которое ставилось до сих пор на наше раскаяние и подвиг, переносится на события, произошедшие "нас ради человек и нашего ради спасения". Господи, давый нам предварити днешний день, седмицу святую предсияющую светло, Господи, Ты дал нам предварить сегодняшний день, светло сияющий перед святой седмицей и Лазаревым страшным из мертвых восстанием, сподоби рабы Твои со страхом Твоим совершить весь остающийся путь поста. Достигши ныне половины поста, покажем на деле начало божественного образа жизни; постараемся с усердием окончить наш подвиг, чтобы получить нескончаемое блаженство. Лазареве от мертвых востание страшное, сподоби рабы Твоя страхом Твоим прейти поприще пощения все совершающия. Время пощения ныне преполовивше, начало Божественного жития яве покажем, и в конец добродетельного жительства достигнути тепле потщимся: яко да приимем сладость нестареемую. На утрене в среду пятой недели опять читается Великий Канон Андрея Критского, но на этот раз целиком. Если в начале поста этот канон служил как бы дверью, открывающей путь покаяния, теперь, в конце Поста, он звучит как итог покаяния и его завершение. Если в начале Поста мы только слушали Канон, теперь его слова стали нашими словами, нашим плачем, нашей надеждой, а также оценкой нашего постного подвига: что мы действительно сделали за этот Пост? До чего мы дошли на пути покаяния? Потому что теперь все, что касается нас лично, приходит к концу. Теперь мы уже следуем за учениками, "... когда были они на пути в Иерусалим, и когда Иисус шел впереди их". И Иисус сказал им: "Вот мы восходим в Иерусалим, и Сын Человеческий предан будет первосвященниками и книжниками, и осудят Его на смерть, и предадут Его язычникам; и поругаются над Ним, и будут бить Его, и убьют Его; и в третий день воскреснет" (Марк 10,32—45). Это Евангелие пятого воскресенья. Тон великопостных богослужений меняется. Если в первой половине Поста наши усилия были направлены на собственное очищение, теперь нам открывается, что это очищение не есть самоцель, оно должно было ввести нас в созерцание, уразумение и освоение Тайны Креста и Воскресения. Смысл нашего подвига открывается теперь как участие в этой тайне, к которой мы так привыкли, что просто забываем об ее значении. И, следуя за Ним в Иерусалим, вместе с учениками, мы "недоумеваем и ужасаемся".