Проблемы веротерпимости в российской империи

4. Проблемы веротерпимости в российской империи

В Российской империи, как и в других многонациональных государствах, до новейшей эпохи такие этнические факторы как язык, культура и, как правило, даже религия играли подчиненную роль. Важнейшими элементами легитимации и организации являлись государь и династии, сословный порядок общества и имперская идея. Лояльность по отношению к государю и империи и сословная принадлежность имели большее значение, чем принадлежность к этнической или конфессиональной группе.

Тем не менее с точки зрения имперского центра более сотни этнических групп царской империи, зафиксированных в переписи 1897 года, не обладали равными правами. Они были выстроены по иерархии, игравшей большую роль в царской политике.

Можно выделить три вида иерархии. Критерием одной является политическая лояльность, второй – сословно-социальные факторы, третья выстраивалась по культурным критериям, таким как религия, жизненный уклад и язык. Все три иерархии влияли друг на друга. Они не были статичны и изменялись в течение столетий. Менялось как положение отдельных этнических групп в этих иерархиях, так и реальное значение самих иерархических структур. Эта модель трех иерархий не дает конкретной, определенной картины, а носит идеально-типический характер.

Лояльность подданных по отношению к государю и правящей династии – основной стержень Российской империи. Безопасность власти и социально-политическая стабильность являлись приоритетами для центра. Поэтому лояльность нерусского населения окраин имела для него первостепенное значение. С точки зрения царского правительства положение этносов в неофициальной иерархии зависело от степени их лояльности (действительной или предполагаемой). Так, например, большинство кочевников, а позднее поляков и евреев считались ненадежными подданными, в то время как к прибалтийским немцам, финнам и армянам до середины XIX века относились как к верным слугам царя.

Ключевым принципом, гарантировавшим с XVI века целостность Российской империи, была кооптация нерусских элит в высшие круги империи. Это соответствовало основной сословной структуре царской империи и ее важнейшему политическому стержню – союзу правящей династии и дворянства. Образцом служило русское дворянство, зародившееся в Московском государстве и упрочившее свои позиции в XVIII веке.

Поэтому решающее значение для иерархического деления постоянно растущего числа нерусских этносов имело наличие у них собственной элиты, вопрос о ее лояльности к царю и соответствии модели русского дворянства. Если эта элита владела землей и крестьянами, обладала самобытной признанной высокой культурой, она признавалась равноправной с русским дворянством и занимала вместе с русскими высшие ступени в иерархии.

Уже в XVI веке лояльная мусульманская элита волжских татар (не подвергшихся уничтожению и не бежавших) была кооптирована в дворянство империи, ей даже были пожалованы русские крестьяне-христиане. Следующей за ней в XVII веке стала полонизированная шляхта Смоленска, в XVIII веке – дворяне – прибалтийские немцы и польская шляхта, в XIX веке финляндско-шведское, румыно-бессарабское и грузинское дворянство, а также, с определенными ограничениями, мусульманская аристократия Крыма, Закавказья и некоторых этносов Северного Кавказа. В последней же трети XIX века мусульманская аристократия Средней Азии более не кооптировалась в дворянство империи. Русские дворяне в принципе не имели никаких преимуществ по сравнению с нерусскими интегрированными дворянами, так же как и русские горожане и крестьяне, поставленные в правовом и социальном плане даже в худшие по сравнению с нерусскими условия.

Нерусской аристократии было гарантировано сохранение ее привилегий, веры и земельных владений (вместе с крестьянами), а с течением времени ее статус пришел в соответствие со статусом русского дворянства. В ответ они, как и русское дворянство, состояли на царской службе, военной или гражданской, и обеспечивали социально-политическую стабильность в своих регионах. Принцип кооптации сохранялся до середины XIX века. Тот факт, что среди кооптированной верхушки были неправославные и даже нехристиане, свидетельствует о том, что автократия большее значение придавала сословному фактору, нежели православию и народности.

Если кооптированная знать проявляла нелояльность к царю или подозревалась в этом, правительство, разумеется, отзывало часть привилегий. В первую очередь это затронуло поляков после восстаний 1830–1831 и 1863 гг. Такая реакция была логичной, т. к. лояльность по отношению к государю и правящей династии была необходимым условием союза с элитами. Таким образом, иерархия, основанная на сословных критериях, и иерархия по степени лояльности были тесно связаны друг с другом.

На следующей ступени социальной иерархии стояли этнические группы, высший слой которых не соответствовал модели русского дворянства. И этим высшим слоям были гарантированы привилегии и определенные права самоуправления, однако они не признавались полноценными, равноправными с русскими дворянами, и потому за исключением некоторых высокопоставленных вельмож не были кооптированы в дворянство империи. В XVII и XVIII веках к этой группе прежде всего относились этносы периферийных регионов Востока и Юга империи, кочевники – башкиры, калмыки, буряты и в XIX веке казахи.

Этнические группы, не имевшие собственной элиты, как правило, не могли стать партнерами царской империи. Это, правда, лишь отчасти относилось к мобилизованным диаспорным группам евреев, армян и греков, в XIX веке – волжских татар, – все они составляли средний городской слой и имели самостоятельные церковные организации. Царская империя долгое время была вынуждена ориентироваться на специфические способности этих групп и потому сотрудничала с ними. По этой причине их элиты были интегрированы в высшие городские сословия. Богатые купцы, высокопоставленное духовенство в определенной степени могли взять на себя исполнение роли дворянской элиты, выступив в качестве сотрудника и партнера империи. Эти группы поэтому можно поставить на третью ступень сословной пирамиды.

На четвертом уровне находились некоторые этносы, проживавшие на востоке. Они не имели собственного дворянства и состояли большей частью из крестьян, не зависевших, однако, от землевладельцев других этносов. Это относится к чувашам, мордве, черемисам, вотякам, коми-зырянам, якутам и прочим этническим группам Сибири, а также некоторым горным народам Кавказа, например, чеченцам.

Нижнюю ступень имперской иерархии занимали этнические группы, находившиеся в зависимости от элит других народов. Их значительную часть составляли крестьяне. Вместе с вышеупомянутыми этносами четвертой ступени, речь идет еще и о группах, описываемых исследователями национализма как «малые» или «молодые» народы, не обладающих ни собственной элитой, ни непрерывной государственной традицией, ни развитым языком, ни высокоразвитой культурой. В Российской империи к этой категории принадлежали финны, эстонцы, латыши, литовцы, белорусы и украинцы, до разделов относившиеся к Речи Посполитой. Долгое время эти крестьянские народы не рассматривались центром как самостоятельные этнические группы и субъекты политики, но воспринимались только в контексте отношений с владевшим ими дворянством. Такая опосредованность привела к тому, что имперский центр долгое время соединял эстонцев и латышей с прибалтийскими немцами, а литовцев, белорусов и правобережных украинцев с поляками.

Сословная иерархия – от этносов с поместным дворянством до земледельческих народов, не имевших собственного среднего и высшего слоя, представляла важный структурный элемент царской империи. Она прежде всего определяла иерархию культур и языков. В связи с этим считалось, что высокоразвитой культурой и языком могли обладать только этносы с собственной аристократией – поляки, шведские финны, прибалтийские немцы и татары, с некоторыми ограничениями – евреи, армяне и грузины. Языки прочих народов, зачастую долго не имевших письменных стандартов, среди них и украинский, официально не признавались.

Культурная иерархия этносов Российской империи определяла степень инаковости, основанную на различиях жизненных укладов, религии и языка/культуры.

В тоже время можно отметить, что одной из причин длительного и устойчивого развития Российской империи явилась способность имперского политического механизма осуществлять законодательно оформленную политику веротерпимости. В силу сложившихся исторических обстоятельств предметом политики веротерпимости являлись не только внутренние межконфессиональные и конфессионально-религиозные отношения, проблемы этнокультурные, социальные, административно-правовые и этические, но и внешнеполитические аспекты государственной политики. Главным инструментом политических практик монархии в этой сфере являлись прагматически обусловленные меры поддержания национально-религиозной и социально-политической стабильности российского общества, отличавшегося конфессионально-религиозным, этническим, социальным и экономическим многообразием. Важным условием сохранения такой стабильности являлась поддерживаемая в период поздней монархии традиционная политическая доминанта с ее приоритетом общеимперских династических и сословных принципов над этнорелигиозными и языковыми.

Имперский характер российского политического механизма в силу своего специфического устройства обеспечивал возможность управления государством, многочисленные народы которого находились на разных стадиях культурного, социального, экономического и политического развития. Российская империя обладала огромным конфессионально-религиозным и этнокультурным разнообразием, сложившимся еще в дореформенную эпоху. Важнейшим признаком этнокультурной идентичности было вероисповедание, определявшее групповую принадлежность в большей степени, нежели язык. Российское самодержавное государство позднего периода отличалось полиэтническим и мультирелигиозным характером, тем не менее, русские оставались в нём самым крупным, значительно превосходящим все другие народы этносом. Российская империя в силу преобладания христианских народов оставалась по своему этническому составу преимущественно европейским государством.

Большинство этносов России были конфессионально и религиозно едиными: свыше 98% русских, украинцев, румын, греков, коми, мордвы, чувашей и якутов были православными; почти все казахи, узбеки, киргизы, сарты, таджики, чеченцы и дагестанцы – мусульманами; свыше 98% поляков и литовцев – католиками; почти все финны и шведы – лютеранами и свыше 96% калмыков – ламаистами. На разные религиозные группы были расколоты немцы, среди которых было 13,5% католиков; среди белорусов католики, в том числе бывшие униаты, составляли 18%; среди латышей было 18% католиков, 4,5% – православных, остальные – лютеране; среди эстонцев 13,2% составляли православные, остальные – лютеране; 6–7% волжских татар и 24,6% черкесов были православными, остальные исповедовали ислам. Таким образом, в состав населения империи входили многочисленные этносы, исповедовавшие такие мировые религии, как христианство, ислам, буддизм и иудаизм; кроме того, малую часть населения России составляли многочисленные гетерогенные этнические группы поклонников пантеистических культов.

Принципы веротерпимости, провозглашенные в XVIII веке и законодательно закрепленные в Своде законов 1832 г., осуществлялись в тесном единстве с принципами национальной политики Российской империи. Это единство покоилось на общей прагматической основе, причем веротерпимость в ее традиционно московской, а затем имперской интерпретации распространялась в соответствии с церковно-государственным законодательством прежде всего на этнические группы и диаспоры, представляющие для императорского правительства религиозные общества и союзы. Такой исторически сложившийся подход свидетельствует о том, что вероисповедание рассматривалось в качестве главного отличительного признака наций, этнических групп и диаспор, населявших территорию Российского государства.

Заключение

Отличительная особенность нашего государства – его многонациональность. Расширяя границы на запад, юг и восток, оно включало в свой состав различные территории и народы. Процесс «собирания земель» носил мирные и военные формы, происходил в виде прямого присоединения или протектората, но результатом всегда было включение их в общую систему российской государственности. В ходе административного обустройства новых земель правительство и российские власти на местах стремились сохранить исторически сложившиеся управленческие структуры, что позволяло менее болезненно адаптировать очередных подданных к новым условиям жизни в пределах империи. Таким образом, полиэтническая держава складывалась постепенно, с сохранением в отдельных ее частях своего устройства, статуса и модели отношений с Центром. Управление Кавказом, например, отличалось от сибирских административных установлений. При всех этих контрастах Российская держава была весьма прочной и устойчивой, что объяснялось, кроме использования традиционных национальных институтов, рядом причин: монолитностью чиновничьего сословия и дворянства, общепризнанным главенством правящей династии, широким расселением и цементирующим воздействием русского народа.

Литература

1.   Грушевский М.С. Очерк истории украинского народа.

2.   История народов Северного Кавказа Конец XVIII в. – 1917 г. М., 1988.

3.   История СССР с древнейших времен до наших дней. М.: Наука, 1967.

4.   Потто В.А. Два века Терского казачества (1577–1811). Т. II.

5.   Преображенский А.А. Урал и Западная Сибирь в конце XVI начале XIX в. М., 1972.

6.   Федоров М.М. Правовое положение народов Восточной Сибири (XVII – начало XIX века). Якутск, 1978.

[1] Федоров М.М. Правовое положение народов Восточной Сибири (XVII — начало XIX века). Якутск, 1978. С. 11.

[2] Преображенский А.А. Урал и Западная Сибирь в конце XVI начале XIX в. М., 1972. С. 167.

[3] Потто В.А. Два века Терского казачества (1577–1811). Т. II. С. 144.

[4] История народов Северного Кавказа Конец XVIII в. – 1917 г. М., 1988. С. 114.

[5]История СССР с древнейших времен до наших дней. М.: Наука, 1967. Т. 3. С. 79–81.

[6] Грушевский М. С. Очерк истории украинского народа. С 249–250.