Сократ. Диалектика и софистика в древнегреческой философии

4. Сократ. Диалектика и софистика в древнегреческой философии

Содержание философских идей V в. до н.э. определяли, в чем мы могли убедиться, две основные проблемы:

как совместить единое бытие и множество его частей?

как объяснить возникновение того, что еще не существует, и исчезновение того, что существует?

Наивно-материалистической атомистике Эмпедокла, Анаксагора, Левкиппа и Демокрита, представлявших картину мира как множество перемещающихся материальных частиц, противостояла антиномично заостренная диалектика элеатов. Из сферы наглядной "физической" картины мира диалектика возникновения и уничтожения, единого и многого была оттеснена ими в область умозрительного, "теоретического" мышления. На первый план вышла, таким образом, не диалектика материального бытия, а диалектика понятий и мыслей, т.е. логика.

Так сформировались скептицизм и индивидуализм, которые отразили в полной мере кризис философского мышления, запутавшегося в космологических спекуляциях и блестяще сформулированных, но неразрешимых антиномиях. Прекрасные умозрительные гипотезы, опровергая одна другую, обнаруживали и способность человеческого разума проникнуть в тайны материи. Отсюда появилось стремление философов V в. до н.э. воздерживаться от рассуждений о Космосе и природе и обратиться к человеку. Своеобразный антропоцентризм выражен яснее ясного уже у Протагора (ок. 490 — ок. 420 до н.э.): "Человек — мера всех вещей".

На этой ветви формируется позднее то движение, которое историки называют древнегреческим просвещением. Неопределенность идейных установок древнегреческого просвещения отразила двойственность его значения в античном мире. Создавая духовные предпосылки просвещения, рабовладельческая демократия сама не могла пользоваться ее плодами, а именно услугами платных учителей, которые в лице софистов выступили в качестве его носителей. Преимуществами просвещения пользуются олигархия и аристократы, злейшие враги демократии. Таким образом, просвещение неизбежно подрывало устои демократии с ее принципом равенства. Неоднозначными были и сами идейные устои просвещения. Софисты, слывшие мудрецами, превратили свое искусство мышления в средство обретения материальных благ, с одной стороны, и доказательства своей правоты любой ценой — с другой, путем уводящего в лабиринты логики хитроумного способа рассуждения.

К этому движению волею судеб примыкает и Сократ из Афин (ок. 470—399 до н.э.) Характеризуя его философию, А.С. Богомолов писал: "Провести четкую грань между софистами, с одной стороны, Сократом и сократовцами — с другой, крайне сложно, если вообще возможно. Рассуждения Сократа не менее, если не более утонченны, чем мышление софистов. Они мало различаются и по своим результатам". Однако главное в деятельности Сократа, разумеется, не эта внешняя сторона, тем более что его бесконечные беседы с целью обнаружить истину были бесплатными в отличие от уроков, преподаваемых софистами. Главное — это его непревзойденная школа диалогов, позволяющих выявить возможность и пределы, формы и деформации, гибкость и косность мысли. И еще одно, не менее важное — способы его полемического мышления, выяснения ошибок, развития представлений о мире и особенно о человеке. В них изощренно переплетаются и наивная диалектика космоса, и рождающийся в ее контексте релятивизм с принципом относительности истины, и диалог как способ разрешения парадоксов. При всей своей парадоксальности это было важное движение философской мысли к диалектике Платона и логике Аристотеля.

Принцип "Познай самого себя" стал не только философским, но и жизненным принципом Сократа. Он провозглашает этот принцип как призыв к познанию вообще, к выяснению смысла, роли и пределов человеческого знания в соотношении с божественной мудростью. Его стремление проникнуть в суть человеческих проблем требовало поворота от прежней натурфилософии к вопросам морали, справедливости с точки зрения их соответствия истинности познания.

Молодой Сократ еще был увлечен познанием природы, исследованием причин земных и небесных явлений, их происхождением и исчезновением. Размышляя над этими вопросами, он изучал труды Анаксимандра, Эмпедокла, Гераклита, пифагорейцев, однако очевидные для Сократа противоречия в их суждениях не могли его удовлетворить. Так он выбрал для себя другой жизненный и интеллектуальный труд, который привел его к трагическому концу. Находясь в тюрьме по обвинению в пренебрежении религией и "развращении умов" молодежи, он философски принял нелепый приговор суда и выпил чашу с ядом, смертью своей еще раз подтвердив твердость духа и верность своим принципам.

Вернемся, однако, к его философским идеям.

В натурфилософских подходах Сократ видел желание овладеть силами природы и управлять ими. Однако подобные усилия, с его точки зрения, представляли собой тщетную попытку вмешаться в сферу божественных установлений. Его телеология, т.е. учение о цели и причине, подразумевала отношение к бытию как взаимосвязи души и тела. Причина явлений коренится не в них самих, а в божественной мощи. Признав бесполезным исследование причин бытия эмпирическим путем, на основе чувственных данных, Сократ предпочел рассмотрение истины бытия в отвлеченных понятиях. Проблемы познания, таким образом, были отнесены в новую плоскость — трактовки понятий, анализа самого знания. А знание выступает как результат осмысления божественной по своему характеру причины. Это не результат одних лишь мысленных усилий субъекта, а некая умопостигаемая объективность разума.

Прекрасное, например, согласно Сократу, выступает само по себе, независимо от частных проявлений: прекрасной лошади, прекрасной женщины или прекрасной книги. Понятие прекрасного не является результатом индуктивного обобщения на основе сходства предметов. Оно предшествует этим предметам и придает им значение прекрасного. Однако было бы исторически неверно характеризовать философию Сократа как уже сформировавшуюся объективно-идеалистическую концепцию. Он всего лишь строит первый мостик между человеческим знанием и божественной истиной. Традиционная мифологическая тематика трансформируется им в философскую.

Сократовское обращение к вопросам целесообразности в устройстве мира, космической гармонии, божественной предопределенности всеобщей связи явлений нацелено было прежде всего на выяснение этической стороны познавательных усилий человека. Сократу была чужда "исступленность" споров о камнях, эфире, воде, земле и т.п. Его равнодушие к подобным спорам между натурфилософами становится понятным, если учесть, что реальная значимость их не выходила сколько-нибудь заметно за пределы самих практических результатов ремесленничества, земледелия, врачевания, мореплавания и т.п., не привнося ничего нового в понимание мира.

Истинное познание в духе Сократа давало верные ориентиры для повседневной жизни человека. Разумно вести реальные человеческие дела — в этом Сократ видел ценность всякого познания, направлено ли оно на природные, общественные или божественные явления. Возвысив разум и признав за ним универсальную силу, Сократ поставил его на ступень выше всех космических и земных проблем. Знание он представил в качестве главного регулятора человеческих поступков.

Беседы, в которых протекала жизнь Сократа, были не обычными житейскими разговорами, а хорошо продуманным, хотя и не лишенным импровизации и блестящих озарений способом исследования философских, моральных, политических проблем. Его стиль беседы резко отличался, по свидетельствам современников, от внешне эффектной, напыщенной, изобилующей иногда излишними красотами риторики софистов. Беседовать для него — означало не только спрашивать и отвечать, но и советовать, сомневаться, испытывать, опровергать и наставлять собеседника. А собеседниками его становились не только философы и софисты, но и политики, военачальники, торговцы и художники, влиятельные граждане полиса и простолюдины. Постоянный поиск истины и справедливости пронизывал все темы его бесед о богах и людях, о законах, уме и глупости, свободе и долге, душе и теле, жизни и смерти.

Есть вполне определенная граница между манерой ведения бесед софистами и сократовским методом. В первом случае спор нацеливался на достижение эффектной победы над оппонентом любыми средствами. Словесные ухищрения и уловки не считались чем-то предосудительным в подобных спорах. Для Сократа же беседа была прежде всего формой обретения истины, использованием и испытанием диалектики в действии.

Эристика, используемая софистами,— ведение спора, в котором участник во что бы то ни стало доказывает не столько истину, сколько собственную правоту. Диалектику же Сократ сравнивает с "майевтикой" (повивальное искусство), которая состоит в умении ставить вопросы и разрешать их, помогать рождению истины. Только так, по его мнению, можно раскрыть сущность обсуждаемого предмета и достичь истинного знания. Выяснение конкретных явлений всегда приводит к общим понятиям, выражающим их сущность, вынуждает определить, что же такое добродетель и справедливость, добро и зло, прекрасное и безобразное и т.д. Здесь человек должен обращаться неизбежно к божественной мудрости и, пользуясь дедукцией, вывести из нее сущность всего частного, равно как и саму способность человека к познанию.

Научное определение достигается, с точки зрения Сократа, не перебором множества фактов, а переходом от единичного ко всеобщему. Сократ объединяет усилия собеседников вокруг получения объективной истины. Он ставит, таким образом, большой важности проблему получения знания, имеющего характер всеобщего и необходимого.

Нельзя не отметить, что Сократ чрезмерно пренебрежителен к наукам о природе и натурфилософии. Но его позиция значительно выше софистической, поскольку отстаивает всеобщее и объективное знание и основывается на нем. Из того, что всеобще может быть раскрыто с помощью "ума", он делает вывод, что оно и находится в "уме", а стало быть, из него и выводится. Вместо признания внешнего мира и наивного понимания его изменчивости и постоянства, свойственного досократикам, Сократ отстаивает убеждение в реальности всеобщего, т.е. "идей". Они же, постигаемые умозрением, столь же реальны, сколь и предметы окружающего нас мира, постигаемые чувствами. Эти наивные, но основополагающие представления о познании положили начало идеалистической диалектики Платона.