Аксиологическая и праксеологическая оценка добродетельного обмана

3. Аксиологическая и праксеологическая оценка добродетельного обмана

Трудности концептуального подхода к проблеме добродетельного обмана усугубляется тем, что чисто аксиологический подход явно недостаточен. Наряду с ним необходим и праксеологический подход, а затем теоретическая увязка результатов аксиологического и праксеологического анализа проблемы.

Нередко результат добродетельного обмана, качество благодейственности оценивается сугубо праксеологически – с точки зрения интереса, пользы, повышения активности, достижения цели. Но эти характеристики могут втупать в противоречие с аксиологическими критериями, или могут соответствовать низшим ценностям и идти вразрез с высшими ценностями. К тому же бывают случаи, когда намеренный обман приносит несомненную пользу данному индивидуальному или коллективному субъекту, но ценой нарушения принципов нравственности. И это ведет нередко к тому, что другому субъекту тем самым причиняют вред.

Возможны и иные варианты, когда нет оснований считать, что обманывающий (с целью принести другому пользу) нарушает принципы нравственности, но вместе с тем очевидно, что результат от обманного действия, не причиняя зла никому другому, приносит обманутому такую пользу, которая препятствует ему осуществлять его высшее ценностные установки (реализуемые лишь ценой страданий, осознания горькой правды, ценой смертельного риска, неизвестных жертв). Диапазон вариантов, когда польза от добродетельного обман противоречит высшим ценностям или же не согласуется с ними в тех или иных отношениях, является трудно обозримым.

Рассмотрим пример. Человек знает, что жена его друга изменяет последнему, искусно обманывает его в течение длительного времени. Умалчивая об этом и рассматривая подозрения друга ( из самых лучших побуждений), он тоже обманывает его в течение длительного времени. Оба обманывают, стремясь предохранить обманываемого от тяжелых переживаний, последствия которых непредсказуемы, хотя мотивы обманных действий жены более разнообразны.

Большинство в такой ситуации, наверное, выбрало бы правду и страдание, но вместе с тем и надежду на обретение подлинных ценностей такого рода. Это знаменует выбор высшей ценности и представляет собой форму самоутверждения( утверждения в себе лучшего и высшего).

Этот эксперимент позволяет ясно показать частое рассогласование прагматических и аксиологических оценок, необходимость оценки добродетельных целей обмана в системе координат высших ценностей, т.к. в противном случает, стремясь принести добро нередко причиняют зло. Подобная ошибка не исключена и в тех случаях , когда добродетельная цель обмана определяется с позиции высших ценностей.[6]

На каждом шагу мы сталкиваемся с рассогласованием прагматической и аксиологической оценок, и часто мы обнаруживаем рассогласование надличностной нормы и связанной с ней ценностной установки личности. Субъект добродетельного обмана никогда не располагает полной информацией об условиях достижения благого результата, так как они выявляются лишь в будущем, а он действует сейчас.

Нередки случаи, когда акт добродетельного обмана по своему результату амбивалентен, то есть приносит одновременно добро и зло, в одном отношении – пользу, в другом – вред, и главное, трудно или невозможно определить, чего же больше.

Анализ аспекта проблематичности добродетельного обмана показывают невозможность альтернативного решения многих задач нравственного выбора, так как сами возможности выбора заданы в многомерном ценностно-смыслововм поле, которые включают не только иерархическую упорядоченность, но и конкурирующие между собой однопорядковые ценности. Линейность создаваемых правдоподобных теоретических клише препятствует глубокому пониманию человеческого духа, обладающего в действительности непредсказуемыми степениями свободы. Когда же под видом абстрагирования наше теоретическое сознание вытесняет все то, что не укладывается в его готовые категориальные структуры, игнорирует игру дешевых сил, духовные новообразования, оно приходит к резкому «сужению» сознания вообще. Это создает благоприятную почву для утверждения в массовом сознании упрощенных стереотипов морального выбора и этической оценке, а стереотипы такого рода в свою очередь предопределяют формирование соответствующего общественного мнения.

Анализ темы проблематичности добродетельного обмана обнажает механизмы соскальзывания общественного мнения на уровне упрощенных решений и его нетерпимости к иным решениям. Здесь обнаруживается не только фиктивность добродетельной интенции (когда она искусно имитируется, не будучи на самом деле добродетельной) и не только самообман и самооправдание( когда субъект уверяет себя в благородной цели, в гуманном характере производимого им обманного действия, хотя его подлинный смысл состоит в защите личного или группового интереса). Здесь нередко выявляются относительность самого качества добродетельности, невозможность его выражения в краткой и однозначной формуле такой привлекательной для общественного мнения обнаруживается такие неожиданные метаморфозы добродетельности, вплоть до перехода в свою противоположность, что их осмысление способно повергнуть в скепсис и в этический релятивизм. Все это связано со сложной структурой социальных отношений, с противоречиями между различными социальными субъектами, в взаимообусловленностью их интересов. Конкретное рассмотрение акта добродетельного обмана, цель которого достигнута, выявляет обычно и таких социальных субъектов (индивидуальных, коллективных и массивных), для которых тот же акт добродетельного обмана оборачивается злом. Автор статьи «Проблема добродетельного обмана» Дубровский Д.И. показывает это на примере злободневных вопросов о причинах «признаний» Н.И. Бухарина на процессе по делу так называемого правотроцкистского блока.

Ясно, что утверждения Бухарина о его участии в шпионаже и диверсиях, о его контрреволюционной деятельности – чудовищная ложь.

Для общественного мнения ложь Бухарина является благонамеренной. Но в чем именно заключалась эта благонамеренность? Чье благо пытался отстоять Бухарин ценой такой ужасающей лжи? Скорее всего он стремился таким путем спасти жизни любимой жене и маленькому сыну приняв условия Сталина. Маловероятно, что к этому его склонили пытками или угрозой пыток, хотя скорее всего такие угрозы и действия имели место и могли сыграть определенную роль.

Автор утверждает, что ложь во избежание пыток и мучительной смерти, «Признание» как средство прекращения пыток трудно относить к категории добродетельного обмана.

Дала ли желаемый для Бухарина эффект его ложь, касавшаяся не только собственной личности, но и его коллег по процессу? Скорее всего на этот вопрос следует ответить отрицательно. Жена его была репрессирована и выжала чудом. «Кому же принесла пользу благонамеренная ложь Бухарина»: -задает вопрос автор статьи.

Тому, кто в ней был заинтересован: Сталину и его близкому окружению. Это ложь служила обоснованию кровавого деспотизма Сталина, укрепляла заблуждение народа, оправдывала дальнейший террор и произвол. «Признания» и покаяния Бухарина великолепно подкрепляли чудовищную систему обмана, созданную сталинским режимом. Эта наглая, всепроникающая система лжи вывернула наизнанку, растлила привычные значения и смыслы: злейшие враги народа почитались его друзьями, лучшие же представители клеймились как его враги, деспотичное насилие над врагом вдавалось за служение ему, гнусная низость – за возвышенную духовность коварное хитроумие – за мудрость. И все это шло под флагом борьбы за счастье народа, за идеи коммунизма, против безнравственных предателей интересов народа.[7]

Народ верил тому, что говорили на процессе Бухарин и его «сообщники». Поэтому хотя их ложь и считается благонамеренной, она ни под каким предлогом не может рассчитывать на какое–нибудь оправдание. Объективно это ложь служила существенным фактором обмана народа деформации его самосознания , способствовавшей углублению самообмана.

Обманывая народ, тщательно организуя систему дезинформации и фальсификации, Сталин вполне искренне считал, что народу лучше не знать правду, что такое неведение является для него благом, а те кто стремиться выяснить истину и говорить ее людям несут народу зло и являются поэтому его врагами. Тогда получается, что ложь Сталина нужно определять как благонамеренную.

Такой пример дает повод различать понятия благонамеренной лжи ( благонамеренного обмана) и добродетельной лжи (добродетельного обмана). Хотя добродетельный обман и предполагает благое намерение, но благое намерение далеко не всегда по – настоящему добродетельно, то есть содержит реальную возможность добра, способно приносить и приносит действительное добро. В некоторых случаях благонамеренного обмана само это намерение субъекта заведомо является морально нереальным, прожектерским, и тогда эти случаи трудно отнести к благодетельному обману. Субъективное намерение само по себе недостаточно для определения благодетельного обмана, с самого начала оно должно коррелировать с нормами нравственности и справедливости, допускать вместе с тем объективные оценки. Конечно, подобные оценки и прогнозы носят вероятностный характер, но этого достаточно, чтобы отбросить крайние проявления субъективизма, всевозможные патологические и аморальные установки, выступающие в форме субъективного переживаемого благого намерения .

4.Добродетельный обман со стороны государства

Далее рассмотрим вопрос о возможности добродетельного обмана со стороны государства и его органов. В связи с этим обратимся к Платону, на которого всего ссылаются при обсуждении добродетельного обмана. Платон различал «подлинную ложь», и «словесную ложь». Первая из них есть зло и она не может считаться полезной ни под каким видом, так как «вводить свою душу в обман относительно действительности, оставлять ее в заблуждении и самому быть невежественным и проникнутым ложью – это ни для кого не приемлемо: здесь всем крайне ненавистна ложь». Подлинная ложь –«это укоренившееся в душе невежество, свойственное человеку, введенному в заблуждение. А словесная – это уже воспроизведение душевного состояния, последующее его отображение и это- то уже не будет беспримесной ложью в чистом виде»[8]

По Платону, ложь для человека бывает полезной «в виде лечебного средства». Поэтому «Такое средство надо предоставить врачам, а несведущие люди не должны к нему прикасаться». «Уж кому-кому, а правителям государства надлежит применять ложь как против неприятеля, так и ради своих граждан – для пользы своего государства, но всем остальным к ней нельзя прибегать. Если частное лицо станет лгать подобным правителям, мы будем считать это таким же – и даже худшим – проступком, чем ложь больного врачу»[9]

Высказывания Платона касающиеся добродетельной лжи предполагают различные интерпретации. Однако есть и слабый пункт позиции Платона: ассиметрия в информационном контуре «правитель–граждане». Эта ассиметрия, допускающая ложь правителя и исключающая ложь граждан, не поддается рациональному обоснованию. Ведь правитель- человек и он подвержен человеческим слабостям и недостаткам. Можно представить себе такие случаи, когда частное лицо лжет правителю, который, будучи в состоянии исступления, способен «совершить что-нибудь плохое». Или когда правитель, руководствуясь интересами государства, обманывает нижестоящего правителя, а тот в свою очередь лжет ему, тоже руководствуясь интересами государства. Чаще всего мы имеем дело не с ложью правителя, а с ложью многих правителей, объединенных в иерархически организованную систему ( которая включает правителей одного уровня, ранга, способных и вынужденных лгать друг другу). В такой ситуации, по Платону, остается признавать право лгать лишь за вышестоящим правителем. Но все это придает качеству добродетельности еще большую проблематичность.

Во-первых, это качество здесь сводится исключительно к пользе (государства) то есть определяется сугубо прагматическими критериями. В плане этической оценки такие обманные действия в лучшем случае остаются неопределенными, но чаще всего они вступают в противоречие с нормами нравственности.

Во-вторых, трудно дифференцировать личные интересы правителя и интересы государства, ибо часто они переплетаются слишком тесно, не говоря уже о том, что сплошь и рядом правители выдают свои интересы за государственные. В истории, конечно, есть примеры, когда ложь правителя преследует личный интерес, но это отвечает и государственному интересу. В таких случаях вряд ли допустимо говорить о добродетельном или благонамеренном обмане. Так, например, Талейран, искусно обманывая своих контрагентов, не только получал от них огромные взятки, но вместе с тем и заключая с ним выгодные для Франции договоры. Таким образом, то, что определяется как польза государству, может достигаться и путем самой низкой лжи , лицемерия, вероломства. Качество добродетельности обязательно предполагает этическую координату. Если эта координата устранена, то тем самым полностью утрачивается возможность оценки добродетельности, в том числе и того, что называется добродетельным обманом.

В этическом отношении обман со стороны государственных деятелей и государственных органов не может получить оправдания. Остается одно -польза государства. Но и здесь дело обстоит весьма сложно, так как нужно иметь четкое критерии для определения того, что является действительно полезным для государства и во имя чего допустимо обманывать отдельных граждан , коллективы, социальные группы, народ в целом.

Исторический опыт, и в частности опыт нашего государства, показывает, что различные формы правления намеренной дезинформации со стороны государственных и партийных органов, руководящих деятелей страны далеко не всегда могут быть оправданы с точки зрения интересов государства, страны, народа. Бюрократическая система не раз успешно выдавала свои интересы за народные, обманывая тем самым народ, скрывая от него принципиально важную информацию. Бюрократическое тайнодейство, кастовая закрытость и засекреченность, фетишизация государственных функций и роли функционеров – вот условия успешного обмана общества, развития коррупции, организованной преступности в государственных масштабах. До сих пор встречаются факты, когда под видом защиты государственных интересов пытаются лгать народу и выгораживать высокопоставленных преступников.

В деятельности государственных органов и их представителей следует все же различать акты сохранения закрытости информации и акты дезинформации. Конечно, у высшего эталона власти, у определенной группы управляющих могут быть секреты, тщательно скрываемые от общественности. Такое сокрытие определенной информации может использоваться для обмана народа, но может и не иметь характера обмана, преследуя полезные для страны цели. Акты же намеренной дезинформации общественности, осуществляемые официальными органами и лицами под предлогом государственной пользы оказываются как правило, сомнительными с точки зрения возможности их оправдания. Отсюда крайняя необходимость у общества иметь демократические способы и органы проверки любой информации, исходящей от государственных учреждений, от управляющих любого ранга. Возможность такой проверки является непременным фактором оптимизации деятельности управленческого аппарата.

Таким образом, допустимо считать, что намеренная дезинформация со стороны государства и его управителей , даже в тех случаях когда она оказывается в каких-то отношения полезной , не может подводиться под категорию добродетельного обмана. Это особый феномен.

Заключение

Из вышесказанного следует, что, несмотря на трудности этического оправдания добродетельного обмана даже в самых, казалось бы, несомненных случаях и несмотря на его многоликость, препятствующую охвату этого феномена единой концептуальной рамкой, отрицать его реальное существование невозможно. Добродетельность обмана может быть установлена лишь эмпирически, путем конкретного анализа вызвавших его обстоятельств и вызываемых ими следствий, а постольку - лишь ретроспективно, когда достаточно полно проявились последствия обманного действия.

Список используемой литературы.

1.      Бакштановский В.И. Моральный выбор личности:альтернативы и решения.,М.,1983

2.      Дробницкий О.Г., Проблемы нравственности.,М.,1977

3.      Дубровский Д.И., Обман.,М., 1994

4.      Дубровский Д.И., Проблема добродетельного обмана//Философские науки, 1989 № 6

5.      Зеленкова И.Л., Беляева Е.В. Этика., Минск., 1995

6.      Золотухина- Аболина Е.В. Современная этика. М., 2005

7.      Платон. Соч. В 3 т., М., 1971, Т 3, Ч.1.

8.      Свинцов В.И. Истина, добро, красота., М., 1972

9.      Толстой Л.Н. о литературе. Статьи, письма, дневники., М., 1955

10.   Щербатых Ю. Искусство обмана., СПб., 1997

[1] Дубровский Д.И. Проблема добродетельного обмана// Философские науки, 1989 № 6 с.73

[2] Дубровский Д.И. Обман., М., 1994 с.149

[3] Щербатых Ю. Искусство обмана., СПб., 1997

[4] Зеленкова И.Л.,Беллевва Е.В., Современная этика. М., 2005 с.143

[5] Толстой Л.Н. о литературе. Статьи письма, дневники., М., 1955 с.19

[6] Золотухина Аболина Е.В. Современная этика. М., 2005 с. 285

[7] Дмитреев с.81

[8] Платон. Соч. В 3 т., М., Т 3., Ч.1 с.162

[9] Платон. Соч. В 3 т., М., Т 3., Ч.1 с.169