Современные реалии в баснях И.А. Крылова

1.4 Современные реалии в баснях И.А. Крылова

На фоне высокоторжественной патетической лирики двенадца­того года весьма резко выделяются басни И. А. Крылова.

Басня, как известно, не принадлежит к жанрам, в которых решаются большие исторические проблемы. Басни Крылова — удивительное исключение. Ибо не будет преувеличением сказать, что, по­жалуй, никто из русских писателей того времени не подошел к пониманию подлинно народного характера Отечественной войны так близко, никто не выразил именно народного взгляда на нее с такою отчетливостью, с какою это сделал великий русский баснописец.

Один из красноречивейших примеров в этом отношении — зна­менитая басня «Ворона и Курица».

Уже в экспозиции басни Крылов проводит мысль, отчетливо противостоящую точке зрения правительственных кругов,— мысль об исторической правоте М. И. Кутузова, который, «противу дерзо­сти искусством воружась, вандалам новым сеть поставил и на по­гибель им Москву оставил». Народ верит Кутузову, понимает его в этом нелегком, но единственно верном решении — оставить древ­нюю русскую столицу.

Тогда все жители, и малый, и большой,

Часа не тратя, собралися

И вон из стен московских поднялися,

Как из улья пчелиный рой.

И вот какой знаменательный разговор происходит между двумя обитательницами московских подворий — Вороной и Курицей:

Спокойно, чистя нос, глядит.

«А ты что ж, кумушка, в дорогу? —

Ей с возу Курица кричит.—

Ведь говорят, что у порогу

Вещунья ей в ответ. — Я здесь останусь смело.

Вот ваши сестры — как хотят;

А ведь ворон ни жарят, ни варят:

Так мне с гостьми не мудрено ужиться,

А может быть, еще удастся поживиться

Сырком, иль косточкой...»

Разговор и в самом деле знаменательный. Ибо в этом просто­душном диалоге двух «простодушных птиц» с предельной, поисти­не притчевой ясностью обнажается суть одной из сложных и весь­ма болезненных нравственно-социальных ситуаций того времени, ситуации, в которой проявляется поразительное несовпадение инте­ресов различных слоев русского общества в их отношении к вели­кому общенациональному делу — защите Отечества. В беззаботных речах Вороны — не просто беспечность существа, привыкшего жить «как бог на душу положит». Смысл их гораздо глубже, определен­нее, коварнее. За их внешним легкомыслием — лукавый умысел, тайная надежда на дружбу с врагом, с которым ей нечего делить, — словом, все то, что достаточно определенно проявилось в социаль­ной психологии известной части высшего общества того времени.

Тонкая и острая эпиграмма скрыта в басне «Щука и Кот», эпи­грамма на адмирала Чичагова, неумелые действия которого позволили Наполеону выскользнуть из окружения на Березине. Басню же «Волк на псарне» хочется назвать эпической — настолько отчетливо и полно выразил в ней Крылов самый «сюжет» народ­ной войны. Не случайно, как свидетельствует один из современни­ков, она так нравилась самому Кутузову. «И. А. Крылов, собствен­ною рукою переписав басню «Волк на псарне», отдал ее княгине Катерине Ильиничне, а она при письме своем отправила ее к свет­лейшему своему супругу. Однажды, после сражений под Красным, объехав с трофеями всю армию, полководец наш сел на открытом воздухе, посреди приближенных к нему генералов и многих офице­ров, вынул из кармана рукописную басню И. А. Крылова и прочел ее вслух.. При словах: «Ты сер, а я, приятель, сед», произнесенных им с особою выразительностью, он снял фуражку и указал на свои седины. Все присутствующие восхищены были этим зрелищем, и радостные восклицания раздавались повсюду».

Различные «реалии» эпохи прочитываются в подтексте и мно­гих других басен великого русского баснописца, и проницательные современники всегда умели их прочитать.

2. Осмысление событий войны

В первый день нового, 1813 года русская армия, преследуя остатки разгромленных наполеоновских войск, перешла Неман. Театр военных действий переносился на территорию Западной Европы. Впереди был еще долгий и трудный путь, тяжелые, крово­пролитные сражения, но самый главный, самый драматический период борьбы с наполеоновским нашествием был завершен: здесь, на берегах Немана, для России закончилась Отечественная война.

По окончании Отечественной войны в «военной литературе» наступает некоторое затишье, в общем-то вполне естественное и объяснимое: великая национальная эпопея требовала глубокого осмысления.

В самом изображении войны довольно долго продолжает гос­подствовать прежняя традиция. И это тоже понятно: о войне пи­шут ее современники, и неудивительно, что они лишь как бы про­должают свою прежнюю, давно определившуюся тему.

2.1 Поэзия Ф.Н. Глинки

Современник и участник войны Фёдор Николаевич Глинка писал четверть века спустя, что «события исполинские, прикосновенные к судьбе рода человеческого, зреют, созревают и дозревают в постепенном и непреодолимом ходе времени. Мы, — утверждал он, — может быть, видели первые буквы того, что вполне прочитает потомство на скрижалях истории человечества».

Величайшему в новой истории России событию — Отечествен­ной войне 1812 года — тоже предстояло «дозревать в постепенном и непреодолимом ходе времени». Ибо истинные масштабы того, что совершил русский народ в 1812 году, были столь огромны, а влияние, которое народная война оказала на исторические судьбы России, столь исключительно, что все это и в самом деле могло быть в достаточно полной мере осознано лишь со временем, через годы и годы.

Так, например, Ф. Глинка, написавший свою первую военную песню в июле 1812 г. у стен Смоленска, после войны создает целую «сюиту», отразившую (вернее, предназначенную отразить) наибо­лее значительные события Отечественной войны — битву под Смо­ленском («Прощальная песнь русского воина»), Бородинское сра­жение («Песнь сторожевого воина» и «Раненый воин после Бородинского сражения рассказывает мирным поселянам о наше­ствии неприятеля и возбуждает в них бодрость сразиться за спасе­ние Отечества»), пожар Москвы («Песнь русского воина при виде горящей Москвы»), наступление под Тарутином («Авангардная песнь») и др. Как и вся поэзия той поры, они лишены исторической конкретности — события угадываются лишь по именам действую­щих в них лиц да по географическим наименованиям. Некоторое исключение составляют, пожалуй, только стихотворения, посвященные Д. Давыдову, А. Сеславину и А. Фигнеру, особенно по­следнему, гибель которого описана весьма проникновенно и ярко.

Примечательной особенностью этих стихотворений является и достаточно оригинальная, по тем временам, ориентация Ф. Глин­ки на народную поэзию, на стиль солдатских песен, о чем он спе­циально говорит в послесловии к сборнику «Подарок русскому солдату». Но, как справедливо замечает исследователь творчества Глинки В. Г. Базанов, «народность военных песен Глинки условна, они не идут прямым образом от фольклора. Рассчитанные в конеч­ном итоге не столько на песенное исполнение, сколько на декламационное произношение, военные песни звучат местами необыкновенно торжественно, как гражданские оды и „думы"».