Мифологическая картина загробного мира в представлениях жителей Боспорского царства

1. Мифологическая картина загробного мира в представлениях жителей Боспорского царства

1.1 Религиозные представления о загробном мире в античности

Погребальные обряды греков и связанные с ними представления о загробном мире восходят к глубокой древности. Эти представления восходят к древнейшим анимистическим верованиям в существование души – смертной или бессмертной, покидающей тело в момент смерти и блуждающей затем в царстве мертвых бесплотной тенью, подобием своей земной оболочки. Отношение древних к смерти было неоднозначным. «Осознав процесс умирания, античный человек воспринимает смерть как величайшую тайну. Именно это понимание смерти отличает человека от растений и животных: «лишь теперь страх животного перед миром становится человеческим страхом перед смертью, именно он порождает любовь между мужчиной и женщиной, отношение матери к сыну, череду предков вплоть до внуков, из которой вытекает семья, народ, и, в конце концов, история человечества вообще в качестве вопросов и фактов судьбы. К понятию смерти, которой не может избежать ни один человек, примыкают идеи вины и наказания, существования как кары, новой жизни по ту сторону освещенного мира и избавление, которое покончит со страхом смерти» [115;24].

Античные философы считали душу гармонией, которая должна стремиться к чистоте и освобождению от всего бренного, земного. Для величайшего мыслителя античности Сократа именно эта чистота, принцип аполлоновского очищения есть сознание бессмертия, оттого он не боится смерти. И это – истинное освобождение, к которому должен стремиться философ, ибо что есть занятие истинной философией как не подготовка к смерти, когда душа уходит в подобное ей самой безвидное место, божественное, бессмертное, разумное и обретает блаженство [72; 80е - 83 с.]?

Однако в жизни философским теориям предшествовали мифологические представления, согласно которым человека после смерти ожидало подземное царство мертвых. У греков существовал образ подземной бездны – Тартара, удаленного от земли на то же расстояние, что и небосвод. Так, по Гесиоду (Gesiod. Teog., 720ff), наковальня, сброшенная с земли, летела бы до Тартара девять дней – столько же, сколько бы она летела с неба до земли. Тартар – это нижнее небо, в противоположность верхнему небу – Олимпу. Великой бездны Тартара страшатся даже боги, он был темницей для свергнутых олимпийцами титанов и обиталищем всякого рода ужасов. В Тартаре жилище Никты (Ночи), здесь залегают корни земли и моря, все концы и начала. Он огорожен медной стеной, и ночь окружает его в три ряда [97; 495].

Был еще Аид, тоже подземная сфера, обитель бесплотных теней умерших. Здесь правит Аид (Гадес, Плутон, «Зевс подземного царства») вместе со своей супругой Персефоной, дочерью Деметры. Аид не пользовался популярностью у эллинов по вполне понятным причинам, почти не возводили ему храмов и святилищ, даже избегали называть его имя. Ему приносили в жертву животных черного цвета, при этом отворачивая лицо [63;30]. Даже жену себе он похитил. Аид жаден и неумолим. Его божественная супруга Персефона, напротив, восприимчива к людскому горю, она была тронута песнями и слезами Орфея, просившего вернуть на землю его возлюбленную Эвридику [95;51]. У Аида и верной ему Персефоны нет детей (бездна смерти бесплодна). Здесь обитает Эреб (Мрак), богиня колдовства Геката, ужасные Эринии – Тисифона, Алекто и Мегера – богини мести [21;88]. Великие подземные боги Аид и Геката не имели общегреческого публичного культа, зато занимали видное место в черной магии. Римский автор Апулей (II в. до н. э.) оставил нам сведения о народных суевериях, связанных с черной магией и верой в способность колдуний использовать для своих отвратительных целей души мертвых, которые не получили должного погребения [4;1,6].

Подземное царство Аида находится на крайнем западе за рекой Океан, где заходит солнце. Его окружают с четырех сторон Кокит – «стенающий», Стикс – «ненавистный», оледеневший поток людских слез, Ахеронт – «поток печали», Пирифлегетон –«огненная река». В центре Преисподней течет река забвения Лета. Посвященные в орфические таинства избегают пить из Леты, чтобы не забыть своей судьбы на земле [21;87-88]. Проводником душ умерших в Аид считается Гермес Психопомп. Через Ахеронт души переправляет за соответствующую плату лодочник Харон. С конца V в. до н. э. в рот покойнику вкладывают монету – «обол Харона». Когда к его лодке приходят души непогребенных, он гонит их прочь и несчастные вынуждены скитаться, не зная покоя, пока на земле родные не похоронят их останки и не совершат положенные обряды [63;31]. Вход в Аид охраняет ужасный трехглавый с медными глотками пес Кербер, для его задабривания в руку покойнику по обычаю вкладывали медовую лепешку. Тени умерших печально бродят по асфоделевым лугам. Праведники обитают на елисейских полях или в элизиуме [19;IV,561-569]. Души умерших героев – на «островах блаженных», которые античная традиция поместила в Северном Причерноморье, на берегу Океана (по одной из версий). Здесь царствует Ахилл с Ифигенией. Существовала и идея посмертного наказания за проступки и преступления, совершенные на земле. Самыми тяжкими считались прегрешения против богов – непочтение, неповиновение, обман. Навлекшие на себя особый гнев богов – Сизиф, Тантал, Данаиды – терпят различные мучения в Тартаре [98;391].

 Суд над мертвыми вершат Минос и Радаманф. Идея искупления оформилась уже в гомеровскую эпоху и нашла отражение в «Одиссее» Гомера, у Платона, у Вергилия [50;23-25].

Взгляды древних на жизнь после смерти могут быть противоречивыми, но все они объединены надеждой на бессмертие, на счастливую загробную жизнь. Надежду на спасение эллинам давала религия богов производительных сил природы, плодородия и любви. Образ спасения слит с образом растительности и плодородия. Божество, как образ спасения, представляется в образе растения [120;259]. Эллины связывали свои надежды на бессмертие с религией богини зерна и плодородия Деметры и ее дочери Персефоны. «Образ зерна, которое зарывают в землю для того, чтобы оно взошло для новой, высшей жизни, естественно, вызывал в сознании людей аналогию с человеческой судьбой и укреплял в людях надежду на то, что для человека за гробом, в неизвестном мире, излучающем высшее сияние, начнется лучшая, более счастливая жизнь» [109;373]. Как зерно, попавшее в землю, прорастает ростками, так же умерший прорастает новой жизнью, сливаясь с Матерью-землей. «Женское божество умерщвляет и рождает: это земля…Мужское божество, умерщвляемое и рождаемое землей, представляется растением. Таков Адонис, представляющий собой проросшую зелень; таков египетский Осирис – проросший злак…» [108;79]. Если принять предложенную Л.И. Акимовой [1;68] метафору плача как оплодотворяющего семени-дождя, а плакальщиков как носителей жизни, выраженной в плаче, то умерший представляется переживающим некую метаморфозу – переход к новому рождению подобно семени в земле. Подобные представления о живительной силе дождя существовали у многих народов (см.: [81;168]). Известны они и у греков, достаточно вспомнить миф о союзе Данаи-земли и Зевса в образе золотого дождя. Даже бесплодный Тартар человеческая надежда наделила регенерирующей функцией, как плодородный слой земли.

Древнее хтоническое происхождение Деметры засвидетельствовано ее именем – «Земля-мать», ее эпитеты (Хлоя – «зелень», Карпофора – «дарительница плодов», Фесмофора – «законодательница», «устроительница») указывают на функции богини плодородия [96;364-365].

С культом Деметры и Персефоны связаны знаменитые элевсинские мистерии. «Идейной основой этого культа стали учение о загробной судьбе душ и мистические обряды, посредством которых верующие надеялись обеспечить себе благополучие на том свете» [98;418].

Посвящения в таинства* или мистерии занимали в древней эллинской религии важное место. Во время мистерий разыгрывался миф о похищении Плутоном Персефоны, о долгих и бесплодных поисках дочери Деметрой, во время которых земля перестала давать плоды, и наступил великий голод. Боги, лишившись жертвоприношений, обеспокоились. В результате Зевс упросил Деметру пойти на компромисс: три четверти года Персефона будет жить на земле с матерью, когда расцветает весной природа, остальное время – проводить в Аиде с супругом. Коварный Аид дал отведать Персефоне пищу мертвых перед уходом, зернышко граната – символ верности. Во время пребывания Персефоны в подземном царстве жизнь на земле замирает. Так древние объясняли смену времен года [53;305]. Элевсинские мистерии символически представляли горе Деметры, странствования ее в поисках дочери, нисхождение в Аид с зажженными факелами, тайную связь между миром живых и миром мертвых, физическое и духовное очищение. Образ великой богини Деметры – источник всех религиозных и мистических благ человечества. С таинствами традиционно ассоциировались такие понятия и ситуации, как боговдохновление, состояние транса, видения, тайные общества, одержимость и высшая форма духовного опыта. Кульминацией посвящения в таинства был момент обретения посвящаемыми мистического опыта [69;17]. Для посвященных обретение мистического опыта становилось поворотным событием в их жизни.

На развитие элевсинских таинств Деметры оказал влияние орфизм. Мистические полусектантские объединения орфиков появляются в VII –VI вв. до н. э. В основе их верований лежал культ Диониса – бога винограда и виноделия, шире – плодородия и бессмертия. С культом Диониса оказалась связана идея спасения. Орфики связали его с мифом о Загрее, сыне Персефоны и Зевса в облике змея. Загрея растерзали титаны, но его оживил Зевс в виде юного Диониса. Этот умирающий и воскресающий бог стал спасителем людей, как восточные боги Осирис, Таммуз, Адонис и др. [98;419]. Как виноград умирает в процессе осеннего сбора урожая и затем воскресает в виде живого виноградного вина, дающего возможность отрешиться от тягот земной жизни, точно также представляли себе древние эллины свое воскресение после смерти в новой жизни и в новом качестве. С дионисийством связано учение о воскресении, воплощаемое каждый раз в мистериях. Кроме того, по одной версии мифа, Дионис спускался в Аид за своей матерью Семелой и сумел воскресить мать и вернуться в поднебесный мир [109;365].

В честь Диониса устраивались экстатические мистерии – Великие и Малые Дионисии и Ленеи, в которых участвовали вакханки, сатиры, менады, силены – постоянные спутники Диониса. Они все сокрушали на своем пути с криками «вакх, эвое», славили своего хмельного бога, разрывали на части животных, били в тимпаны и предавались буйному веселью и пляскам [52;380-381]. «Воздействие мистического опыта на душу имело революционный характер. Посвященный утрачивал страх смерти, у него коренным образом изменялись жизненные установки: отныне в своем земном существовании нужно все делать так, чтобы заслужить посмертное единение с блаженными» [69;20].

Боги плодородия – также и брачные боги. В античных мифах плодородия растительные образы спасения неразрывно связаны с любовью бога или богини к человеку, с браком. Источником жизни является аллегорический брак. Вместе с тем, брачные боги – боги смерти (на этрусских саркофагах брачная постель уподоблялась смертному ложу). Так сливаются представления о смерти и свадьбе [120;259]. Основное для жизни в потустороннем мире, согласно орфическому культу, - любовь и таинство брака. Такие представления характерны для многих древних обществ. У древних славян Жива (Жизнь), Леля (Любовь) и Мара-Морена (Смерть) – сестры. В русском фольклоре Морена и воинственная Марья-Моревна, живущая у моря, и одновременно ненаглядная краса, чародейка, возлюбленная Даждьбога, умирающая и воскресающая. Б.А.Рыбаков отождествлял Морену с греческой Персефоной [81;402-410]. Известно, что брачный и погребальный обряды имеют много общего. Причина их сходства заключена в том, что брак и смерть – это своего рода инициация, переходный момент между двумя пограничными состояниями. Посредством брака происходит слияние умершего с божеством и через священный брак – деизация, обожествление умершего или умершей. Таким образом, должна осуществиться надежда на воскресение в новой жизни и бессмертие, и счастливое посмертное существование.

Как покровительница брака в загробном мире выступает богиня любви и плодоносных сил природы Афродита. В росписях погребальных ваз, отражающих представления о смерти, Афродита представлена вместе с Эротом – воплощением чувственной любви, символ брачных, любовных связей по ту сторону бытия. Эроту часто сопутствует Ника как символ успеха, знак благополучного завершения предпринятого дела [119;122].

Кроме того, существовало представление о связи могилы с материнским лоном, утробой по аналогии с земледельческими образами плодородия. В этом проявились отголоски мифологических представлений, связанных с идеей Матери-земли. Здесь следует оговорить еще один аспект символики античных мифов. В культе плодородия сын богини-матери может быть и ее возлюбленным. Таким образом, в мифах плодородия произрастание как спасение было неразрывно связано с идеями рождения, смерти и погребения, а также священного брака богини-матери и ее возлюбленного [120;259-260].

С погребальным культом связан аристократический культ героев. Героями первоначально были духи–покровители отдельных родов, предки–родоначальники. С выделением аристократии родоначальники аристократических родов выделяются как особый предмет почитания [98;393]. Своих героев греки чтили как особую разновидность божеств, хотя и уступающих в степени могущества верховным богам-олимпийцам, но все же очень много значивших в жизни общества и отдельного индивида. В архаических надгробных надписях слово hrwx (герой) означало просто умершего. В честь героев приносили жертвы, как правило, в ночное время и непременно животных черного цвета, что говорит о том, что первоначально греки видели в героях хтонических божеств, обитающих под землей. Почитание героев было тесно связано с культом мертвых и культами плодородия. В их честь возводились особые храмы-герооны, устраивались великолепные празднества, сопровождавшиеся различными видами состязаний. Во время этих празднеств иногда разыгрывались импровизированные представления, которые рассказывали о жизни героя, его подвигах и страданиях (страстях) [3;170].

Эллины придавали очень большое значение исполнению последнего долга перед мертвыми. Традиции предков являлись для них неписаным законом, которому они слепо, без рассуждений должны повиноваться. И именно погребальные традиции свято чтились, так как от их выполнения или не выполнения, считалось, зависит судьба умерших родных и близких, а в конечном счете и своя посмертная доля. Смерть сама по себе не внушала особого страха, но мысль о том, что после смерти тело может остаться не погребенным и будет отдано на съедение собакам, казалась ужасной [98;391-392]. Недаром Гектор угрожает нерадивым троянам за нарушение главной заповеди воина – храбро сражаться с врагом, оставить мертвые тела мародеров и трусов на растерзание псам:

Если ж кого-либо я от судов удаленным замечу,

Там же ему уготовлю и смерть! И несчастного, верно,

Мертвое тело ни братья, ни сестры огня не сподобят;

Но троянские псы растерзают его перед градом!

[18; XV. 348-351].

В трагедии Софокла «Антигона» героиня добровольно идет на смерть, лишь бы выполнить священную обязанность – предать земле тело убитого брата. Подобные представления подтверждает история: афинские стратеги были преданы осуждению и казни за то, что оставили непогребенными на поле битвы тела убитых в Аргинусском сражении (406 г. до н. э.) греческих воинов [98;392].

Обожествленным умершим принято было приносить жертвы. Уже в архаическую эпоху кровавые жертвы заменили бескровными – возлиянием на алтарь – жертвенник молока, меда, вина. Считалось, что души мертвых слетаются на запах дыма, вдыхая его и питая свои силы. В эпоху архаики также из погребений исчезает мясная напутственная пища. Таким образом, прослеживается эволюция в мировоззрении греков. Представления эллинов о бесплотной, безвидной природе души превосходили примитивные представления варваров о загробном существовании в таком же социальном и имущественном качестве, что и при жизни. У греков перед смертью все равны, смерть делает человека бессмертным - божеством или героем. Благополучие в потустороннем мире зависит от памяти и почестей потомков. Совершается вечный круговорот: жизнь сменяет смерть, за смертью следует жизнь в загробном мире, за скорбью и смертью идет радость и жизнь. Ничто не может взять верх над другим. И потому:

Листьям в дубравах древесных подобны сыны человеков:

Ветер одни по земле развевает, другие дубрава,

Вновь расцветая, рождает, и с новой весной возрастают;

Так человеки: сии нарождаются, те погибают.

[18;VI.146-149].

Таково отношение древних эллинов к смерти – скорбное и жизнеутверждающее одновременно.