Февраля (29 января старого стиля) в два часа 45 минут дня Пушкина не стало

10 февраля (29 января старого стиля) в два часа 45 минут дня Пушкина не стало.

Гроб с его телом установили в гостиной. Он был в любимом своем коричневом сюртуке. Лицо было очень спокойным, каким не видели его давно: он перестал страдать, тоска, гнев – все, что отравляло ему жизнь последние годы, кончилось. В молчании стояли друзья вокруг него. Спит Егоза… примолк Сверчок. Веки опущены, губы плотно сжаты. Никогда, никогда уже не воскликнет он звучным своим голосом, самая память о котором неизгладима:

И мниться очередь за мной, –

Зовет меня мой Дельвиг милый,

Товарищ юности живой,

Товарищ юности унылой,

Товарищ песен молодых,

Пиров и чистых помышлений,

Туда, в толпу теней родных, –

Навек от нас утекший гений.

Тесней, о милые друзья,

Тесней наш верный круг составим,

Почившим песнь окончил я,

Живых надеждою поздравим.

А незнакомые люди все шли и шли проститься с ним; в недоумении смотрели друзья на этот нескончаемый поток посетителей, и мало-помалу, даже в горькие эти минуты, радостно становилось у них на сердце. Это шли все те, к кому донеслось его могучее поэтическое слово, которое вывел он на просторы России. Не было никакой возможности вместить в маленькой гостиной всю эту толпу; гроб, обитый красным бархатом, перенесли в переднюю. Не с парадного – с черного входа шел к гробу народ, со двора, через дверь, на которой углем было нацарапано "Пушкин". Сколько их, не узнанных им при жизни друзей, прошло через эту дверь? Считали – тридцать две тысячи. Иностранные наблюдатели говорили: пятьдесят тысяч. А они все шли, шли, день-ночь, день-ночь, и некоторые из них даже отрывали куски сукна от его сюртука – память о мертвом, а некоторые, отходя от гроба, сжимали кулаки, проклинали его убийц и вслух говорили о возмездии.

В этот день на набережной возле дома Пушкина видели молодого гусарского офицера. Он был бледен. Когда знакомый литератор, только что вышедший от Пушкина, сказал ему, что поэта уж нет, умер пол часа назад, он долго стоял у перил, пораженный страшной вестью. Потом ушел, а на утро по городу разнеслись в списках гневные, поистине пушкинской силы стихи:

Погиб поэт! – невольник чести –

Пал, оклеветанный мольвой,

С свинцом в груди и жаждой мести,

Поникнув гордой головой!

В тот же день, когда тысячи людей шли прощаться с телом Пушкина, вереница карет стояла у подъезда голландского посла, дворцовая чернь в гостиной Геккерена выражала свои восторги по поводу благополучного для его "сына" исхода дуэли. Но мало-помалу тревожными становились речи, с опаской подходили к окнам, шептались по углам, спешили разъехаться. Какие-то люди собирались в кучки на мостовой против посольства, что-то угрожающее было в их взглядах, в их движениях. Новые гости передали слух: толпа на Мойке растет, тысячи и тысячи бог весть какого народа идет к гробу убитого. Сынок графа Строганова был там, своими глазами видел этих неизвестного звания людей, о которых говорил с брезгливостью. И столько было их, что будто бы пришлось проломать стену в квартире покойного, и будто бы уже сговор ходит в толпе – выпрячь коней, когда подадут погребальную колесницу, и гроб нести на руках.

Смятение передалось двору. С 14 декабря 1825 года не было еще такого волнения.

И тогда жандармы оцепили особняк голландского посла. Десять жандармов и переодетые в штатское полицейские шпионы окружили красный с золотом гроб поэта.

Друзья вынесли гроб на паперть, впереди шли Крылов и Жуковский. Кто-то ничком лежал на ступенях, всем телом вздрагивал от рыданий, – это был Вяземский.

Гроб внесли в подвал соседнего дома.

А ночью по темным улицам Петербурга проехали сани, на которых лежало что-то длинное, обернутое рогожей. Сидел на санях ямщик, сидел закутанный в тулуп Никита Козлов. Позади скакал жандарм, а еще отступя ехали другие сани, крытые.

Тело Пушкина приказано было вывезти из города тайно. Сопровождать – камердинеру его и Александру Ивановичу Тургеневу, другу покойного.

Ни один человек не видел – разве что будочник в полосатой своей будке, – как выехали сани за заставу на заметенный снегом тракт Петербург – Псков.

Жандарм торопил ямщика. Один загнанный конь пал за Гатчиной. Когда над Петербургом вновь расцвело, тело Пушкина было уже далеко.

Приказано было похоронить в Святогорском монастыре, рядом с матерью, которую он сам проводил в прошлом году. Промерзлую землю не брали лопаты, пришлось рыть неглубоко – лишь до весны.

Александр Иванович Тургенев первым бросил на крышку гроба горсточку земли, другую завернул в платок. Две младшие дочери Осиповой, с которыми играл когда-то их веселый Михайловский сосед, опустили в могилу живые цветы. Тригорские и Михайловские крестьяне стояли вокруг, обнажив головы.

Жандарм был доволен. Похороны прошли согласно приказу. Два букета да несколько крестьянских слез не в счет. Все было тихо, только покряхтывали на ветерке монастырские древние сосны да стучал дятел.

Друзья-лицеисты переживали гибель Пушкина трагически.

Мореплаватель Матюшкин писал Яковлеву: "Пушкин убит! Яковлев! Как ты это допустил? У какого подлеца поднялась на него рука? Яковлев, Яковлев! Как мог ты это допустить?"

И.И. Пущин писал Малинковскому: "…если б я был на месте К. Данзаса, то роковая пуля встретила бы мою грудь: я бы нашел средство сохранить поэта-товарища, достояние России…"

"Светская чернь" была озабочена не гибелью Пушкина, а судьбой Дантеса.

Газетам было строжайше запрещено что-либо печатать о его смерти. Только одна успела в траурной рамке поместить всего лишь несколько строк: "Солнце нашей поэзии закатилось! Пушкин скончался, скончался во цвете лет, в середине своего великого поприща!. Более говорить о сем не имеем силы, да и не нужно; всякое русское сердце знает всю цену этой невознаградимой потери и всякое русское сердце будет растерзано…"

Свое последнее большое стихотворение "Памятник" Пушкин написал 26 августа 1836 года. Пушкин в этом знаменитом стихотворении с гордостью и полной уверенностью утверждает посмертную жизнь его "лиры", в которую он вдохнул всю свою душу, весь свой гений.

Пушкин велик как выразитель важной эпохи в истории русского народа. Пушкин – поэт, который свидетельствует всему миру о величие русского народа. В своей статье "Несколько слов о Пушкине" Н.В. Гоголь так писал об этом: "При имени Пушкина тот час осеняет мысль о русском национальном поэте. В самом деле, никто из наших поэтов наших не выше его и не может более назваться национальным; это право решительно принадлежит ему. В нем, как будто в лексиконе, заключалось все богатство, сила и гибкость нашего языка. Он более всех, он далее раздвинул границы и более показал все его пространство. Пушкин есть явление чрезвычайное и, может быть, единственное явление русского духа: это русский человек в конечном его развитии, в каком он, может быть, явиться через двести лет. В нем русская природа, русская душа, русский язык, русский характер отразились в такой же чистоте, в такой очищенной красоте, в какой отражается ландшафт на выпуклой поверхности оптического стекла".

Являясь великим русским поэтом, Пушкин в то же время был и поэтом многонациональной России. В условиях николаевской эпохи гений его воплотил в своих созданиях высокий гуманизм и идею дружбы народов. О гуманизме творчества Пушкина свидетельствует все содержание его произведений, направленных прежде всего на пробуждение и развитие лучших человеческих чувств.

Значение Пушкина заключается в том, что в его творчестве используется и развивается великий опыт европейской и мировой литературы. Он бесконечно раздвинул кругозор русского читателя, воспитывая в нем интерес, уважение и любовь к величайшим достижениям мировой культуры.

В Михайловском создан, а после Великой Отечественной войны восстановлен Пушкинский заповедник, последняя квартира Пушкина превращена в мемориальный музей. Организован богатейший музей А.С. Пушкина (в Ленинграде) и ряд музеев в городах, связанных с жизнь Пушкина. В научных институтах ведется большая работа по изучению наследия поэта.

Пушкин целиком принадлежит нам, нашему времени, он живой и долго еще будет жить в будущих поколениях. Пушкин – слава и гордость великого русского народа – не умрет никогда.

Михаил Лермонтов "Смерть поэта"

Погиб поэт! – невольник чести –

Пал, оклеветанный молвой,

С свинцом в груди и жаждой мести,

Поникнув гордой головой!.

Не вынесла душа поэта

Позора мелочных обид,

Восстал он против мнений света

Один, как прежде… и убит!

Убит!. К чему теперь рыданья,

Пустых похвал ненужный хор

И жалкий лепет оправданья?

Судьбы свершился приговор!

Не вы ль сперва так злобно гнали

Его свободный, смелый дар

И для потехи раздували

Чуть затаившийся пожар?

Что ж? веселитесь… Он мучений

Последних вынести не мог:

Угас, как светоч, дивный гений,

Увял торжественный венок.

Его убийца хладнокровно

Навел удар… спасенья нет:

Пустое сердце бьется ровно,

В руке не дрогнул пистолет.

И что за диво?… издалека,

Подобный сотням беглецов,

На ловлю счастья и чинов

Заброшен к нам по воле рока;

Смеясь, он дерзко презирал

Земли чужой язык и нравы;

Не мог щадить он нашей славы;

Не мог понять в сей миг кровавый,

На что он руку поднимал!.

И он убит – и взят могилой,

Как тот певец, неведомый, но милый,

Добыча ревности глухой,

Воспетый им с такою чудной силой,

Сраженный, как и он, безжалостной рукой.

Зачем от мирных нег и дружбы простодушной

Вступил он в этот свет завистливый и душный

Для сердца вольного и пламенных страстей?

Зачем он руку дал клеветникам ничтожным,

Зачем поверил он словам и ласкам ложным,

Он, с юных лет постигнувший людей?.

И прежний сняв венок – они венец терновый,

Увитый лаврами, надели на него:

Но иглы тайные сурово

Язвили славное чело;

Отравлены его последние мгновенья

Коварным шепотом насмешливых невежд,

И умер он – с напрасной жаждой мщенья,

С досадой тайною обманутых надежд.

Замолкли звуки чудных песен,

Не раздаваться им опять:

Приют певца угрюм и тесен,

И на устах его печать.

А вы, надменные потомки

Известной подлостью прославленных отцов,

Пятою рабскою поправшие обломки

Игрою счастия обиженных родов!

Вы, жадною толпой стоящие у трона,

Свободы, Гения и Славы палачи!

Таитесь вы под сению закона,

Пред вами суд и правда – всё молчи!.

Но есть и божий суд, наперсники разврата!

Есть грозный суд: он ждет;

Он не доступен звону злата,

И мысли, и дела он знает наперед.

Тогда напрасно вы прибегнете к злословью:

Оно вам не поможет вновь,

И вы не смоете всей вашей черной кровью

Поэта праведную кровь!

Используемая литература

1.   П.Е. Щеголев – "Дуэль и смерть Пушкина"

2.   Иван Новиков – "Александр Сергеевич Пушкин"

3.   Всеволод Воеводин – "Повесть о Пушкине"

4.   К.П. Лахостский и В.Ф. Фролова – "Пушкин в школе"