Наступление реакции в Пруссии и Австро-Венгрии как второй этап революции 1848–1849 гг. в трактовке В. Блоса

3. Наступление реакции в Пруссии и Австро-Венгрии как второй этап революции 1848–1849 гг. в трактовке В. Блоса

3.1 Начало реакции в Пруссии и Австрии

Вильгельм Блос отмечал, что поворотом к реакции стало удовлетворение радикальной части движения и недовольство ею буржуазных кругов Австрии и Пруссии, что вызвало к жизни необходимость восстановления домартовского порядка.

Весной и летом 1848 г. политическая жизнь Берлина каждый день приносила новые собрания и новые плакаты, что сильно возмущали буржуазию, аристократию и бюрократию, в особенности ежедневные собрания на улицах во всех частях города. Клубы и газеты росли как грибы. Свобода мнений и союзов была до известной степени осуществлена, хотя еще и не обеспечена конституцией. Рабочие в тот момент до известной степени поправили свое положение благодаря уступчивости хозяев и общественным работам. Буржуазия возлагала все надежды на «Палату соглашения» и на франкфуртский парламент [11, с. 269–270].

К концу марта образовалась новая камарилья, деятельность которой наложила такой сильный отпечаток на весь дальнейший ход событий в Пруссии. Она составляла «маленькую, но могущественную партию», сгруппировавшуюся вокруг только что возникшей газеты «Kreuzzeitung» («Крестовая газета»); членами этой партии были исключительно представители непреклонного феодального, исконно-прусского дворянства (юнкерство), для которых не было мысли ненавистнее той, что Пруссии предстоит раствориться в Германии. Идеалом этих господ было растворение Германии в Пруссии. Во главе клики стоял генерал-адъютант Фридриха-Вильгельма IV Леопольд фон-Герлах, которому был ненавистен либерализм, воплощаемый министерство Камигаузена[41]. Леопольд фон-Герлах прикладывал все силы к тому, чтобы склонить короля на сторону «маленькой, но могущественной партии» и обеспечить возврат к абсолютизму[42]. «Крестовая газета» расписывала радужными красками домартовкое положение дел. Сам германский король мечтал о великой германской империи под своим руководством, и искренне ненавидел либерализм. В этих условия Камарилья заняла выжидательную позицию, чтобы вмешаться в удобный момент, который вскоре представился [11, с. 270–274].

Демократы предприняли попытку ликвидировать кабинет министров Кампенгаузена. Испугавшись возможности возвращения на родину принца прусского (а он не разделял взглядов демократии) и передачи ему всей власти, они организовали мирное шествие (вооруженным организация был дан совет устраниться от участия в шествия, чтобы не нарушать его мирного и законного характера) к дворцу. Многотысячная толпа народа, поддерживала образцовый порядок. Депутация потребовала от министерства Кампенгаузена, чтобы принц Прусский возвратился не раньше, чем его призовет назад палата соглашения; несогласные министры должны были подать в отставку. Кабинет вынужден был согласиться: «его королевское высочество не вернется в отечество никак не ранее назначенного на 22 мая открытия собрания народных представителей» [11, с. 275–276].

Неудачной попыткой демократов низвергнуть министерство воспользовались юнкеры – министр полиции фон-Минутоли выступил с циркуляром против «незаконного» распространения печатных произведений, – и это в самом разгаре новорожденной «свободы». Таким образом, когда 22 мая в Берлине собралась палата народного соглашения, реакционеры уже наступали, свобода слова уже была под ударом [11, с. 277–278].

Между тем прусская палата соглашения открыла свои заседания в консерватории. Но вместо того, чтобы энергично приступить к обсуждению конституции, собрание занималось целой массой второстепенных вопросов и попусту тратило время. Предложенный правительством вариант конституции не удовлетворил даже тех членов прусской палаты соглашения, кто был склонен рассматривать все исходящее от начальства как проявление высшей мудрости. Проект устанавливал систему двух палат, систему двухстепенных выборов[43]. Генерал Ашоф предпринял попытку создать настроение в пользу проекта конституции. С этой целью Гражданское ополчение должно было 23 мая провести перед королем так называемый «парад доверия»; однако, несмотря на все усилия парад оказался неудачным [11, с. 281–285].

Рабочие в Берлине все еще оставались реальной революционной силой проблемой для сил реакции. Целый ряд обстоятельств раздувал возбуждение среди рабочих. Министр труда фон-Патов поставил своей задачей мало-помалу удалять их из Берлина, как наиболее опасный революционный элемент. Однако мероприятие это не удалось осуществить с желаемой быстротой, и прежде чем выполнение было закончено, в Берлине еще раз разразилась катастрофа. В воздухе носились неопределенные слухи о готовящемся государственном перевороте в реакционном духе. Правительство, опасаясь завладения народом оружия из государственного арсенал, стало охранять его силами солдат. Это возбудило негодование буржуазии и гражданского ополчения [11, с. 287].

29 мая 1848 г. восемь тысяч рабочих собрались в манеже пере Пренцлаускими воротами, откуда многолюдной толпой двинулись к ратуше, требуя, чтобы уволенные работники были вновь приняты на работу. Под нажимом было обещано дать работу 3 тысячам рабочих. Но они были выполнены лишь отчасти, и в следующие дни 2 тысячи человек все еще оставались без работы – магистрат заявил, что не может дать им работу [11, с. 282]. Поползла недовольная молва среди рабочих. 14 июня выступление спровоцировали закрытые ворота королевского дворца. Возбужденная толпа сорвала створки ворот и утопила их в Шпре. Возмущение охватило весть город; массы народа вступали в стычки с гражданским ополчением. В городе росло напряжение. Опасения возможной реакции охватили и вооруженную буржуазию. Депутации с требованиями к военному министру очистить арсенал от войск и передать его национальной гвардии не имели успеха [11, с. 288].

26 июня арсенал окружила толпа, полетели камни в гражданских ополченцев, кто-то выстрелил. Последовали ответные выстрелы гвардейцев, убившие и радевшие несколько человек. Толпа была рассеяна, но кровь и трупы возбудили яростное негодование масс, раздались призывы к мести, началось строительство баррикад, разграблены оружейные лавки. Народ захватил арсенал. Но большинство «самоворужившихся» были разоружены союзом ремесленников и студентами; кроме того, как только стало известно о захвате, 24 полка народного ополчения двинулись к арсеналу.

Демократы, организовавшие комитет общественного спасения под руководством Брасса, ни на что не решились. Таким жалким финалом закончился штурм арсенала, начавшийся кровопролитием и возбудивший столь сильное волнение. Демократы показали себя слабой и неумелой политической силой [11, с. 290–291].

Провал демократов подтолкнул реакционеров к действиям. На них, – как пишет Блос, – обрушилась грубейшая ругань, их обвинили в попытки завладеть секретом игольчатых ружей и его продажи французам. Гражданское ополчение обвинено в неспособности поддерживать порядок и правительство получило возможность ввести в город семь батальонов армейских частей. Также в окрестностях столицы стали концентрироваться войска, раньше сражавшиеся в Шезвиг-Голштинии. Вместе с тем были приняты меры по удалению из города рабочих. Значительное их число отправилось на работы на Восточную дорогу, пообещав хорошую плату [11, с. 292–293].

Посреди этих шумных стычек между революцией и реакцией, демократией и аристократией, палата соглашения заседала сосредоточенная, глубоко погруженная в свою конституционную работу. На следующий день собрание объявило своих членов неприкосновенными, и этот закон был санкционирован королем, – первый плод принципа соглашения.

Таким образом, исход июньской битвы неблагоприятно повлиял на германское движение, но в то же время ободрил реакционные элементы. Когда на место французской демократии стала «благородная» военная власть с ее реакционными стремлениями, европейская реакция почувствовала себя свободной от тяготившего над ней кошмара демократической Франции.

Берлинская демократия скоро убедилась, что ей нечего ждать от собрания в консерватории. В то же время реакция в провинции и в самом Берлине поднимала голову. В Померании, Бранденбурге и Саксонии все чаще раздавались голоса, требовавшие покончить с берлинской «анархией» силой оружия. Одной из мер ликвидировать рабочих, было их массовое выселение. По данным В. Блоса около 20 тысяч рабочих направились на Восточную железную дорогу и в провинции [11, с. 318].

6 августа все немецкие войска должны были присягнуть правителю империи. Демократы устроили по этому поводу большую демонстрацию с целью показать необходимость растворения Пруссии в Германии. Около здания оперы собралось около 20 тысяч человек. Перед необозримой толпой демократов реакционеры были вынуждены отступить. Над толпой было трехцветное знамя [11, с. 319].

Реакционеры, раздраженные их деятельностью, также как и в Австрии, ждали удобного случая. Неудачная попытка демократов свергнуть правительство Ауэрсвальда была искусно использована реакционерами. Довиат был арестован и приговорен к шести годам заключения, Эдгар Бауэр скрывался, бежал за границу, но вскоре перешел в лагерь консерваторов; строитель баррикад Шрам стал почитателем Бисмарка и в его правительстве занял пост консула. Это была маленькая. Но важная победа юнкерских сил в Пруссии [11, с. 319–320].

Между тем палата соглашения продолжала свои работы. Несправедливо ее обвинять в том, что она немного сделала, т. к. ей приходилось обсуждать много вопросов, кроме конституции. Реакционеры оспаривали ее право заниматься чем-либо другим, кроме выработки конституции, демократы признавали это право. Но ее «посторонние постановления» не раз имели большее значение. В вопросе феодальных повинностей палата не обнаружила решительности, но все-таки покончила с ними (хотя крестьяне восточных провинций в ходе мартовских событий уже сами освободили себя от барщинных работ), но собрание не сочло возможным безвозмездно даровать всему крестьянскому населению; условия выкупа предлагалось облегчить. Но эти работы собрания не были завершены [11, с. 322–323].

12 октября 1848 г. в Берлине собрание приступило к обсуждению проекта конституции. Уже первые параграфы послужили поводом к столкновениям старой и новой Пруссии. Споры вызвала формулировка: «милостью Божьей король Пруссии даровал конституцию» [11, с. 283].

Демократия продолжала разжигать революционные настроения. Возник конфликт между рабочими и мещанством: рабочие разрушили на площади машину. Национальная гвардия приняла это за беспорядки и выстрелила в толпу, десять рабочих погибли. Рабочих это привело в ярость, появились баррикады, но были рассеяны силами национальной гвардией. В этих условиях дворцовые реакционеры действовали очень энергично [11, с. 384].

Император назначил новое правительство под руководством Бранденбурга. Палата соглашения не замечала, что стояла на краю пропасти, но потребовала от короля отставки этого реакционного правительства. Король отверг требования собрания, заметив, что ни в коем случае не откажется от министерства Бранденбурга, «которое посвятит себя утверждению и развитию конституционных свобод». Министерство обратилось к гражданскому ополчению, сможет ли оно насильственно распустить национальное собрание, что говорит о его последних днях [11, с. 390].

9 ноября (в тот самый день, когда Блюм был расстрелян под Веной) в палате соглашения выступило новое министерство и прочли королевское послание, в котором говорилось, что «члены палаты и ранее уже неоднократно подвергались оскорблениям за те или иные постановления, но с особенной остротой это проявилось 31 октября, когда здание заседаний палаты было осаждено разъяренной толпой республиканцев». Из-за отсутствия охраны собранию предлагалось разойтись, чтобы 27 ноября собраться снова в Бранденбурге. Рабочие выразили готовность защищать палату. Но у демократического Берлина, окруженного силами реакции, не было шансов успешно провести вооруженное сопротивление. 10 ноября в город вошли 20 тысяч солдат [11, с. 390–392].

Палата соглашения продолжала пассивное сопротивление, но войска каждый раз разгоняли ее, когда она пыталась собраться. Попытки франкфуртского парламента вмешаться были оставлены без внимания. В это же время происходи важные события в австрийской столице, имевшие для демократического движения этой страны важные последствия. Рост осложнений в Австро-Венгрии, также как и в Берлине, возродил к жизни реакционные настроения [11, с. 394–395].

После шумных майских движений в Австрии наступило некоторое затишье; демократия бесцельно растрачивала свои силы в демонстрациях по второстепенным поводам. В упоении достигнутой свободой пресса отдавалась невинному удовольствию показать новые политические силы [11, с. 301].

После того как 26 июня прошли выборы в австрийский рейхстаг, который должен был собраться 22 июля, венская демократия сочла мартовские приобретения вполне гарантированными и спокойно предоставила парламенту преобразование столь запутанных австрийских отношений. Реакционные элементы старались извлечь из бездеятельности демократии возможную выгоду и мало-помалу им удалось забрать в свои руки правительственную власть [11, с. 301].

Австрийский парламент, подобно франкфуртскому и берлинскому не был свободен от ошибок, присущих парламентаризму, но все-таки он осуществил освобождение крестьян от средневековых оков феодальных отношений[44]. Угрозы крестьян прибегнуть к революционному способу действий напугал двор и правительство и они пошли на уступки.

Рабочие еще не обладали тем классовым сознанием, которое составляет характерный признак социального движения – ремесленные подмастерья, фабричные рабочие, землекопы держались отдельно друг от друга. Социальный вопрос они хотели решать путем «касс взаимопомощи» [11, с. 308].

Землекопы были самым многочисленным и наиболее радикальным, движущим элементом венских событий. Народные волнения вызвали кризис в хозяйственной жизни; разразились многочисленные банкротства в провинции и столице, и многие фабрики вынуждены были распустить своих рабочих. Само собой понятно, что безработные массами устремись на земляные работы[45]. Мещанство было недовольно расходами по содержанию армии безработных, эти работы казались им бессмысленными и опасными. В Вене развернулась кампания по удалению лишних рабочих, выдавая каждому по 10 гульденов на дорогу, но все равно, вскоре число землекопов возросло до 50 тысяч. Государство просто не могло дать нужный объем работ для такой массы рабочих – государственная казна была истощена[46]. Рабочие, оказавшиеся без средств к существованию, обратились за помощью к демократическому комитету. Последний постановил, что рабочие вправе требовать работы у государства по обычной плате [11, с. 309–311][47].

Демократический комитет обнаружил в эти дни самую жалкую беспомощность и незрелость. Вербовка рабочих в правительственную армию испугала его: все понимали, что такая мера рассеет кадры рабочих и может привести к гибели демократии. Они пытались всеми силами помещать этому, что иногда удавалась (рабочие, взбудораженные речами студентов, прогоняли армейских вербовщиков). Реакционеры делали все, чтобы раздуть эти противоречия, вбить клин между рабочими и ослабить их. Столкновение между ними произошло на троицу 1848 г. Одна часть рабочих получила плату за праздничные дни, другая – нет; и так как комитет не соглашался выдать деньги последней части, полагая, что уступка поколебала бы его авторитет среди рабочих. Буржуа гражданского ополчения сочли момент удобным для выступления против рабочих; их поддерживали капиталисты, которые стремились обезопасить себя от возможных неприятностей со стороны беспокойных рабочих. Так буржуазия расправилась с активной частью рабочих [11, с. 311].

Триумф «честной» буржуазии над рабочими был на руку реакции, т. к. комитет с этого времени окончательно утратил доверие рабочих, а конфликт между пролетариатом и буржуазией стал глубоким и непримиримым. Реакция почувствовала себя сильной, чтобы отнять у комитета его власть. Уже давно раздавались требования учредить «министерство труда» и вот был назначен министр труда г-н Шварцер. Он взял в свои руки заведывание общественными работами, устранив комитет. Таким образом, комитет покорно уступил власть, которой не умел пользоваться. Г-н Шварцер знал, что ему обеспечена поддержка «честных буржуазии» против рабочих, и действовал быстро и решительно. Уже 22 августа дневной заработок землекопов был уменьшен на пять крейцеров. Демократия и студенты держали себя спокойными зрителями этой борьбы [11, с. 312].

Сила демократии была сломлена; демократический и студенческий комитеты убедились, наконец, в своей ненужности и объявили себя распущенными. Академический легион был сильно ослаблен наступлением каникул, когда молодые реакционеры стремились по домам. Для того, чтобы разделаться с рабочими, правительство открыло общественные работы в других местах и массами переправлял туда рабочих из Вены. Так легко была отняла власть у неспособной венской демократии, потому что она не понимала положения и беспомощно колебалась из стороны в сторону между антагонистическими интересами. Реакция чувствовала в эти дни особенный подъем духа благодаря победам Радецкого в Италии [11, с. 312].

Во второй половине 1848 года вся ярость австрийского народа, понесшего во время борьбы за революцию большие потери, целиком направилась против военного министра Латура: в ходе демонстрации против реакционного правительства, перешедшей в погромы, толпа растерзала министра и несколько его гренадер, охранявших. Император Фердинанд согласился назначить «дружественное народу» правительство. Но это событие было использовано реакцией по мере сил и возможности и 7 октября император подписал манифест иного содержания и уехал в Ольмюц. Во главе правительство стал Краус (который сохранял должность до 1851 г.). Многое говорило о подготовке к новому витку борьбы. Военные силы венцев исчерпывались 25 тысячами человек, в то время как имперское войско было вчетверо больше [11, с. 360–364].

Центральное правительство во Франкфурте попыталась вмешаться в конфликт между императорскими и демократическими силами и командировано имперских посредников Велькера и Мосле. Но уже 22 октября появился имперский декрет, закрывший «постоянный и не подлежащий роспуску» рейхстаг Вене и предлагавший перенести его в Креземир, где работе собрания никто не мог помешать. Это было осуществлено, другими словами, парламент продолжал работать, но он лишился защиты рабочих. Это расшатало ситуацию в Вене и город впал в новый хаос. Началась подготовка к взятию Вены правительством. В ходе осады и взятия число погибших инсургентов в Вене исчисляется шестью тысячами человек, армия потеряла 56 офицеров и более тысячи солдат. Утром 9 ноября по приговору военного суда был расстрелян Роберт Блюм, что вызвало в Германии и Австрии ряд демонстраций [11, с. 376–380].

В этих условиях, чтобы примирить враждующие силы и дать надежду всем сторонам, император Фердинанд подписал 2 декабря 1848 г. манифест с отречением от престола в пользу его восемнадцатилетнего племянника Франца-Иосифа I. Венгерский парламент отказался признать его императором, что спровоцировало национально-освободительную войну венгров против австрийской короны [11, с. 381].

Цель реакционных сил Австрии состояла в том, чтобы соединить все распавшиеся части Австрийской империи. Препятствием для этого в самой Австрии был рейхстаг, продолжавший работать в Каземире, который совершил движение влево. В проекте конституции, выработанной рейхстагом, первый параграф гасил: «Всякая государственная власть исходит от народа», что вступало в прямое противоречие с правительственной установкой: «Для Австрии абсолютизм – единственно пригодная форма правления» [11, с. 407].

6 марта, когда рейхстаг почти закончил свою работу, король предложил свой вариант конституции, и после решительного отказа октроировать правительственный вариант, распустил его. Никогда не вступавшая в силу конституция объединяла все земли империи в единое государство, территории разных народов были лишь административными единицами. Государственно-правовой споры, возникшие по этому поводу, не имели никакого значения – государство взяло всю полноту власти в свои руки [11, с. 408].