Жаргон северодвинских рок-музыкантов

Оглавление

Введение

Глава 1. Теоретические основы описания жаргона северодвинских рок-музыкантов

§ 1. Понятие о русском языковом пространстве и пространстве русской культуры

§ 2. О типах членения языка и формах его существования

§ 3. Жаргон, арго, сленг: о терминологической избыточности и омонимии в метаязыке социолингвистики

§ 4. О жаргоне как второстепенной коммуникативной системе национального языка и функциях жаргона

Выводы по первой главе

Глава 2. Лингвистическое описание жаргона северодвинских рок-музыкантов

§ 1. Рок-культура и язык

§ 2. Экстралингвистическая основа понятия «жаргон северодвинских рок-музыкантов»

§ 3. Лексико-семантические особенности жаргона северодвинских рок-музыкантов

§ 4. Заимствования в жаргоне северодвинских рок-музыкантов

§ 5. Фразеологизмы в жаргоне северодвинских рок-музыкантов

§ 6. Лексико-семантические группы в составе жаргона северодвинских рок-музыкантов

§ 7. Особенности морфемной структуры жаргонного слова и способы образования жаргонных единиц

§ 8. Семантический перенос как способ образования жаргона северодвинских рок-музыкантов

Выводы по второй главе

Заключение

Список использованной литературы

Список лексикографических источников

Приложение 1. Материалы к словарю жаргона северодвинских рок-музыкантов

Приложение 2. Список респондентов

Введение

Русский национальный язык представляет собой исторически сложившуюся языковую общность и объединяет всю совокупность языковых средств русского народа, в том числе все русские говоры и наречия, а также социальные жаргоны. Высшей формой национального русского языка является русский литературный язык. До недавнего времени филологическая наука, изучая динамику русской речи, преимущественное внимание уделяла положительному – словесному творчеству в высоком его понимании: книжному литературному языку, художественным текстам, поэтической речи, достойным проявлениям национального фольклора – и существенно меньше занималась стихией массовой городской речи, органической частью которой являются профессиональные подъязыки, социальные жаргоны, арго. Между тем городская речь как живой организм, существующий относительно самостоятельно, является частью общего русского языкового и культурного пространства, с которой посредством многих факторов связан и собственно литературный язык.

В силу географической отдаленности от других российских городов, а также ряда объективных социальных причин (род занятий жителей, влияние местных диалектов, условия жизни, природно-климатические условия, отдаленность от крупных центров), городская речь Северодвинска имеет свои индивидуальные черты. В рамках этой речи свое место занимают жаргоны, в числе которых и жаргон музыкантов – сравнительно небольшой социальной группы, для которых, по нашим наблюдениям, не характерны тесные контакты с себе подобными из других городов.

Изучение социальных диалектов связано с определенными трудностями. Подсистемы очень подвижны, они имеют некодифицированный характер и подчиняются законам, прежде всего социолингвистической нормы, которая значительно менее устойчива, чем языковая. Основная форма реализации социальных диалектов – устная. В письменных текстах элементы нелитературного языка встречаются эпизодически, выполняя разного рода стилистические функции. Сбор же образцов устной речи – задача всегда более трудоемкая и кропотливая, чем анализ письменных текстов, поскольку на этом материале очень наглядно прослеживаются корреляции между языковыми и социальными явлениями. Тем не менее, сам по себе предмет исследования еще не предопределяет непременно социолингвистический характер его описания. В принципе, каждый социальный диалект может быть изучен с чисто структурных позиций – описан его словарь, выявлены источники его пополнения (безусловно, что этим фактам может быть дана и социолингвистическая интерпретация, но они могут быть освещены и исключительно лексикологически), выявлены наиболее частотные морфологические модели, особенности фонетики и синтаксиса (если таковые существуют). Таким образом, обращение к такому динамически развивающемуся и меняющемуся идиому русской речи, как жаргон музыкантов, причем в территориально отмеченной форме (г. Северодвинск), надо полагать, является актуальным и научно перспективным. Тот факт, что жаргонная лексика Северодвинска никем не изучалась, определяет научную новизну исследования.

Материалом исследования послужили лексические единицы, репрезентирующие жаргон северодвинских рок-музыкантов, собранные автором.

Цель дипломного исследования – описать лингвистические особенности жаргона северодвинских рок-музыкантов.

В связи с обозначенной целью были поставлены следующие задачи:

–          изучить научную литературу по теме исследования;

–          охарактеризовать место жаргонной лексики в системе современного русского национального языка;

–           определить и охарактеризовать источники жаргонной лексики;

–          раскрыть понятие «жаргон музыкантов» и его место в русском языковом пространстве (в системе форм существования современного русского языка);

–          собрать и систематизировать примеры жаргонной речи северодвинских рок-музыкантов;

–          выявить признаки системной организации жаргонизмов;

–          описать основные способы (приемы) образования жаргонных единиц, выявить среди них доминирующие в образовании жаргонизмов, входящих в состав жаргона северодвинских музыкантов;

–          представить описание лексико-семантических групп жаргонной (собственно жаргонной и профессионально-жаргонной) лексики северодвинских рок-музыкантов.

На разных этапах работы нами использовались различные методы и приемы анализа. В качестве основного был избран метод лингвистического описания со всеми его приемами; а также частные методы: метод включенного наблюдения, сопоставительный метод. Метод включенного наблюдения позволяет делать определенные выводы о речевом поведении изучаемой референтной группы[1], откорректировать результаты конкретного языкового материала, полученные путем интервьюирования и анкетирования. В ряде случаев записи жаргонной речи осуществлялись без ведома информантов. Использовался также и прием самонаблюдения. В записях речи информантов, а также собственной речи зафиксировано использование лексических единиц в естественных условиях. При квалификации семантики жаргонных единиц продуктивными оказались приемы компонентного анализа; при характеристике словообразовательных особенностей изучаемой лексики, формальных связей внутри цепочек применялся перспективный словообразовательный анализ, в тех случаях, когда внимание обращалось на некоторые сочетаемостные свойства ЛСВ, использовались приемы дистрибутивного анализа.

Глава 1. Теоретические основы описания жаргона северодвинских музыкантов

§ 1. Понятие о русском языковом пространстве и пространстве русской культуры

Современная языковая ситуация в России характеризуется большой динамикой, особенно в сфере некодифицированной речи. Осмысление и анализ сложившейся ситуации – одна из насущных проблем, стоящих перед современной лингвистикой.

Изучению социальных диалектов с различных позиций посвящены труды многих ученых [Швейцер, Никольский 1976; Крысин 1989; Лисовский 1996; Грачев 1997; Химик 2000 и др.]. В настоящее время вышел целый ряд словарей различных жаргонов и арго [Быков 1994; Елистратов 2000; Большой словарь русского жаргона 2000; Квеселевич 2003; Словарь современного русского города 2003 и др.].

По утверждению многих лингвистов, русская речь – это использование русского языка в основных его функциях: общения, сообщения, воздействия и т.д. Однако из этого утверждения можно сделать вывод, что говорение, или русский язык в действии, – это разноплановый, разноаспектный процесс, зависящий, по утверждению В.В. Химика, от того, кто говорит, что сообщает, с кем общается, с какой целью и в каких условиях [Химик 2000: 3]. Русская речь – многообразна. И это «многообразие речевой стихии в целом и является русским языковым пространством» Лотман 1993: 15].

Языковое пространство составляет условие порождения и развития культурного пространства и средство его формирования и существования. Иными словами, «язык – зеркало культуры, главный источник истории народа и его духа» [Химик 2000: 8].

Свой взгляд на понятия русское языковое и культурное пространство в статье «Лингвистическое пространство как компонент парадигмы социокультурного пространства» отстаивает Н.К. Фролов: «понятие «пространство», ставшее в последние десятилетия модным, суперупотребительным в сфере науки, культуры, образования, выступает синонимом понятия «поле», «среда обитания», «сфера деятельности». Для примера можно привести слова и выражения типа духовное, национальное, языковое, политическое, юридическое, географическое пространство и даже моральное пространство <…>. Верования, нравы, убеждения, определенные знания, способы добывания средств существования, социально-политическая организация и др. закрепляется в устных фольклорных традициях, фиксируется языковыми средствами. Совокупность всех этих чувственно-познавательных, побудительно-коммуникативных факторов как раз и составляет форму пространственного бытия – духовную культуру <…>. Культурно-лингвистическая среда включает в себя ряд языковой и неязыковой компоненты: а) ортнический язык как готовую систему знаков и значений, известных писателям, творцам языка (вербально-сигнификативный компонент; б) материальные объекты (денотативный компонент); в) когнитивный этнокомпонент, т.е. комплекс знаний, убеждений, представлений и познавательных стереотипов; г) психологический компонент, представляющий собой фактор этнического сознания его лингвистических ориентаций. Языковое пространство объективируется в речевой деятельности» [www.philos.ru].

Cтихия русской речи многообразна. Вслед за Ю.М. Лотманом и В.В. Химиком ее можно рассматривать как русское языковое пространство [Лотман 1993: 15; Химик 2000: 3], при этом само понятие «пространство» понимается широко, во временном и социальном аспектах, что предполагает учет различных векторов изменения и использования языка – исторического, географического, функционального, социального. Каждый из этих векторов по-своему представляет живую русскую речь. «Историческое пространство русского языка свидетельствует о том, когда и как этот язык менялся. Географическое пространство – где и как говорят на русском языке. Социальное пространство – лингвистический взгляд на русский народ: кто и как пользуется русским языком как родным, каковы разновидности этого языка у разных социальных групп этого народа. И, наконец, функциональное пространство русского языка – это его реальная жизнь в зависимости от цели использования, или с какой целью и как русский человек употребляет разные языковые формы и виды русской речи». Второе определение в составе сложного понятия «русское языковое пространство» – языковое – указывает на объединение «многообразных проявлений речи вокруг языка как нормы, как инварианта, что призвано обеспечивать единство языка при всех его территориальных, социальных, возрастных и прочих речевых вариациях и модификациях, пространство, в котором речевая коммуникация достаточно понятна и более или менее доступна каждому носителю русского языкового языка независимо от того, где он живет, чем занимается, каковы его возраст, образование, социальное положение».

Что касается дескриптора «русское» в данном понятии, то он означает «вполне определенную национальную принадлежность языкового инварианта и всех его речевых реализаций в пределах этого пространства, русского по языковому признаку, в отличие от пространства нерусского. Русское – это пространство, в котором живая речь в целом строится и, главное, развивается на основе общепринятой системы русского языка, его грамматики, лексики, правил произношения и письма, норм стилистики и т.д. Русское – это пространство, где, несомненно, преобладает русская национальная ментальность, русская культура, русские традиции, выражающиеся в русской речи. Наконец, русское языковое пространство – это определенная территория, которая, впрочем, не всегда совпадает с территорией Российского государства» [Химик 2000: 7].

Русское языковое пространство является частью русского культурного[2] пространства, условие его порождения и развития, средство его формирования и существования [Химик 2000: 8]. Сравнение русского культурного пространства и русского языкового пространства, позволяет увидеть некий изоморфизм их структур в функциональном и внутрииерархическом планах. Так, отечественные лингвисты и культурологи утверждают о существовании корреляции между следующими социолингвистическими и культурными стратами:

литературный язык ↔ элитарная культура

просторечие ↔ «третья культура»

наречия, говоры ↔ народная культура

арго ↔ традиционно-профессиональная культура

Для обоих рядов может быть применен один и тот же набор различительных признаков: 1) нормированность – ненормированность, 2) наддиалектность (надтерриториальность) – диалектность (территориальная расчлененность), 3) открытость – закрытость (сферы, системы), 4) стабильность нестабильность. Каждый отдельный языковой или культурный страт характеризуется определенным сочетанием этих признаков» [Толстой 1995: 16 –17: Химик 2000: 8].

В концепции В. В. Химика соотношения между языковым и культурным пространствами представлено в виде двух наложенных друг на друга пирамид [Химик 2000: 9].

 

По утверждению ученого, крайние позиции двух стратификационных систем – традиционной и элитарной – представлены в русской научной традиции достаточно широко. Иначе обстоит дело со средней частью (просторечием и связанным с нею субкультурами) – в данном случае интерес к этим явлениям выражен слабо. «Особенно это касается культуры, и именно так называемой «третьей» культуры, которая в отличие от народной и элитарной культуры не имеет устоявшейся дефиниции, ср.: «городская», «массовая», «популярная», «низкая». Впрочем, каждое их этих определений справедливо и каждое открывает одну из многочисленных сторон «третьей» культуры. Определение «городская» указывает на сферу ее существования и отчасти на происхождение <…>. «Массовая» – подчеркивает ее количественное преобладание относительно элитарной. Атрибут «популярная» – означает известную доступность и широкую распространенность упрощенной «третьей» культуры. Думается, что содержание дескриптора «популярный» соразмерно понятию «кич», получившему распространение в культурологии. Этимология слова «кич» восходит к английскому «for the kitchen» (для кухни) или немецкому музыкальному жаргону начала ХХ века «Kitch», что значит «халтура». «Законы «кичевого» искусства одни, будь то литература, музыка или кино: повторяемость, погоня за внешними эффектами и примитив с точки зрения содержания» [www.engineer.bmstu.ru][3]. И, наконец, определение «низкая» выражает оппозицию этой культуры на шкале оценок относительно «высокой» элитарной культуры» [Химик 2000: 10].

Таким образом, можно говорить о существовании в современном русском языковом пространстве элементов, сообразных «массовой» культуре. Объяснить это явление можно следующим образом. Современное русское языковое пространство динамично и трудно предсказуемо, как динамична и почти непредсказуема ситуация в жизни современного российского общества, и данная корреляция свидетельствует в пользу связи языка и общества. Тем не менее, если и нельзя однозначно делать вывод о том, что состояние и развитие языка абсолютно детерминировано состоянием и развитием общества, объясняется только социальными причинами, все же существующие взаимонаправленные связи, соответствия между современным русским языковым и социально-культурным пространством лишний раз демонстрируют нам эту зависимость.

Во времена социальной и исторической стабильности процессы языкового развития происходят размеренно, поступательно, и языковые изменения касаются лишь отдельных, незначительных участков системы. В периоды же исторических и социальных потрясений и революций (а события в России последних 10 – 15 лет можно охарактеризовать именно так) процессы языкового развития ускоряются. Ускорение языковой эволюции приводит к тому, что на единицу времени приходится большее количество языковых изменений, они нагромождаются, не успевая адаптироваться, отчего создается впечатление хаоса и нестабильности. Кажется, что новшества затопляют язык, размывая его границы и угрожая его целостности [Владимирова 2001: 129]. Современное русское языковое пространство демонстрирует низкий уровень стабильности языковой системы. Основные тенденции этой нестабильности, по мнению Л.В. Владимировой, можно свести к следующему.

1. Одним из главных проявлений языковых преобразований нашего времени стало массовое вхождение в русское речевое пространство заимствований, что обусловлено возникновением большого количества новых реалий и понятий социального, политического и экономического характера, а также открытостью современного российского общества для международных контактов, вхождением России в систему мировых экономических отношений и, как следствие, необходимостью соответствия отечественной практики делового общения мировым стандартам, в том числе и на уровне терминологии (приватизация, консенсус, презентация, инаугурация, рейтинг, маркетинг, менеджмент и мн. др.).

2. Следующее проявление языковых инноваций нашего времени – лавинообразный характер современного словообразования: новые производные слова входят в употребление не постепенно и ступенчато, как это бывает в периоды «спокойного» языкового развития, а стремительно, одномоментно, когда в соответствии с потребностями членов современного языкового пространства сразу формируется целое словообразовательное гнездо: беспредел, беспредельный, беспредельщик; тусовка, тусоваться, тусовочный, тусня; балдеть, обалдеть, забалдеть, прибалдеть, обалденный, обалденно, балдеж, балдежный; биржа, биржевой, биржевые, биржевик и т.п.

3. Еще одна тенденция, подтверждающая нестабильность русского языкового пространства, – интенсивная демократизация языка, которая в сочетании с отменой цензуры достигла таких размеров на рубеже веков, что правильнее назвать этот процесс либерализацией, а еще точнее вульгаризацией языка: потоки сниженной, просторечной, жаргонной, а подчас и непечатной лексики вышли за пределы устной бытовой речи и буквально затопили все жанры современного русского языкового пространства: телевидение, радио, публицистику, художественную литературу и т.д. (беспредел, замочить, тусовка, лажа, кайф, фанера, бабки, зеленые и т.п.).

Лексика подобного типа в прежние времена считалась за гранью литературного употребления и крайне осторожно допускалась в словари нормативной лексики, между тем в наше время ее удельный вес в разных жанрах чрезвычайно вырос, нередко она абсолютно нейтрализуется, а ее социальная база выходит за пределы молодежного сленга и охватывает почти все слои населения. Для членов современного русского языкового пространства изменилась мера допустимости в языке, если не сказать, что она отсутствует вовсе. Можно утверждать, что в современном русском речевом пространстве, с одной стороны, практически существует два языка: язык, который служит (или должен служить) идеалом и образцом для его носителей, и язык вольный, на котором говорит большая часть социума. С другой стороны, в современном языковом пространстве наблюдается процесс, обратный тому, что в лингвистике принято называть диглоссией, а именно: языковая интеграция подсистем [Владимирова 2001: 129]. Предельная вольность, раскованность современного русского языкового пространства, не ограниченного жесткими нормами, составляют, как утверждает В.В. Химик, «своеобразный феномен культуры, изучение которого позволяет <…> дополнить естественную и живую картину функционирования русского языка» [Химик 2000: 10].

Итак, языковое пространство иерархически входит в круг социального пространства и неразрывно связано с пространством культуры. Человек живет и действует в естественном (окружающем) пространстве и социальной среде. Внутренний мир человека формируется в природно-социальном пространстве, повторяя его объемность и многомерность. Социальное, культурное и лингвистическое пространство находится в одном парадигматическом ряду духовных ценностей.

§ 2. О типах членения языка и формах его существования

Различные виды дифференциации общества обусловливают возникновение и функционирование различных языковых вариантов, которые пересекаются друг с другом, апплицируются, взаимодействуют.

В социолингвистике различают территориальное (диатопическое) членение языка, в соответствии с которым выделяются диалекты, наречия и некоторые недиалектные формы, связанные, тем не менее, с территориальным размещением языковых коллективов; социальное (диастратическое) измерение, предполагающее выделение таких языковых образований, как специальные языки (профессиональные, групповые языки и соответствующие языковые практики, или стили), а также идиомов, отмеченных по половому и возрастному признаку; коммуникативно-ситуативное (диаситуативное измерение), учитывающее особенности ситуации общения (коммуникативные партнеры, средство коммуникации, место коммуникации, тема) и предполагающее дифференциацию стилистических сфер (нейтральная, высокая, низкая, разговорная (обиходно-языковая), низкая (вульгарная) и т.п. [Головин 1969: 344; Миралаева 1994; Крысин 1989; и др.].

Следует отметить, что подобные типы дифференциации (измерения) языка во многом условны и представляют предмет научной дискуссии. Одни и те же языковые образования, рассматриваемые с точки зрения выделения обозначенных выше направлений, могут оцениваться по-разному. Например, диалекты, являющиеся результатом дифференциации языка по территориальному признаку, одновременно могут оцениваться и в сфере социальных вариантов языка, поскольку во многих языковых коллективах прослеживаются достаточно однозначные корреляции между использованием диалекта и социальным статусом говорящего [Крысин 1989; Миралаева 1994: 14].

Традиционно в русском национальном языке выделяют несколько его подсистем (форм существования): диалекты (территориальные), просторечие (речь неграмотных или недостаточно грамотных слоев городского населения), жаргоны (речь отдельных профессиональных и социальных групп с целью языкового обособления) и литературный язык. Подсистемы национального языка не разделены незыблемыми границами; напротив, они находятся в постоянном взаимодействии друг с другом: литературный язык влияет на диалекты и расшатывает их систему, диалектные лексические элементы проникают в литературный язык и в просторечие, узкопрофессиональные слова и обороты становятся широкоупотребительными, а некоторые из них попадают в литературную речь, и т. д. Местные говоры и городское просторечие издавна играют роль питательной среды для литературного языка: именно из этих источников литературный язык XVII – XIX вв. черпал новые выразительные средства [Крысин 1988: 81].

Особой формой русского национальной языка считается просторечие. Согласно взглядам Л.А. Капанадзе, просторечию свойственны такие отличительные особенности, как 1) ненормированность; 2) стилистическая недифференцированность; 3) факультативность употребления; 4) бесписьменность; 5) функциональная монотонность, распространенность полных синонимов, дублетов [Капанадзе 1984: 8 – 9].

Просторечие, которое реализуется в устной форме речи, отличается от территориальных диалектов тем, что оно не локализовано в тех или иных географических рамках, а от литературного языка (включая разговорную речь, являющуюся его разновидностью) – своей некодифицированностью, анормативностью, смешанным характером используемых языковых средств. Можно согласиться с определением просторечия, предложенным В.А. Хомяковым: «Это сложная система, занимающая определенное место в социально-стилистической иерархии компонентов словарного состава национального языка. Нестандартная лексика образует лексическое просторечие, которое понимается как сложная лексико-семантическая категория, известным образом упорядоченное и обладающее структурой иерархическое целое, представляющее совокупность социально-детерминированных систем (жаргон, арго и т.п.) и стилистически сниженных лексических пластов <…>, которые характеризуются существенными различиями и расхождениями в основных функциях и в социолингвистическом, прагматическом и стилистическом аспектах» [Хомяков 1992: 95].

Социолингвистами признается, что из всех видов дифференциации языка наиболее сложной является социальная дифференциация, так как «степень её осложненности тесно связана с уровнем дифференцированности социальных отношений в языковом коллективе в синхронии и диахронии, поскольку язык отражает не только состояние общественных отношений в данный период, но и их историю» [Миралаева 1994: 19]. Языковые образования («варианты языка»), полученные в результате социального (диастратического) измерения во многих исследованиях называются социальными диалектами, или иначе – социолектами [Лукашанец 1993: 6].

В лингвистической литературе принята следующая классификация социальных диалектов: 1) профессиональные языки (подъязыки); 2) условные языки (подъязыки); 3) жаргоны деклассированных; 4) групповые или корпоративные жаргоны [Бондалетов 1987: 4].

Основными признаками социолектов признаются следующие:

1.         Его носители принадлежат к определенной социальной группе, в то время как носители литературного языка, просторечия, диалекта и т.п. могут быть представителями разных социальных групп.

2.         Он служит лишь вторичным средством общения (недостаточным для полной передачи информации), первичной коммуникативной системой при этом может быть либо литературный язык, либо просторечие, либо территориальный диалект.

3.         Одной из причин вторичности социальных диалектов по отношению к другим формам существования языка является тот факт, что любой социальный диалект – это лишь лексико-семантическая система, использующая фонетику и грамматику первичной коммуникативной системы [Лукашанец 1993: 6].

О лингвистической «вторичности» социальных диалектов пишет и Л.П. Крысин: «все носители социальных диалектов являются и носителями ещё какого-либо функционально более мощного коммуникативного средства – литературного языка, просторечия и т.п., т.е. здесь мы имеем дело с ярко выраженным явлением диглоссии» [Крысин 1989: 67].

Дадим краткую характеристику социолектам.

Под профессиональными языками понимаются языковые подсистемы, обслуживающие специальные сферы общения, людей, объединенных общей профессиональной деятельностью. Профессиональные языки можно разделить на собственно специальные подъязыки и профессиональные жаргоны.

Ядро собственно специальных подъязыков, которые употребляются в официальных сферах профессионального общения – в письменных научных текстах, в выступлениях на конференциях и симпозиумах и т.д., составляют термины – слова и словосочетания, обозначающие понятия специальной области знания и деятельности, обладающие рядом специфических свойств, отличающих их от лексики общего языка.

В отличие от собственно специальных подъязыков, профессиональные жаргоны употребляются в неофициальном, неформальном общении специалистов, они обладают большим количеством слов – профессиональных жаргонизмов, которые представляют собой экспрессивные эквиваленты терминов [Миралаева 1994: 20].

К профессиональным языкам относят, например, язык программистов, язык шоферов, язык музыкантов и т.д. В данных социально-языковых образованиях соотношения между специальными и профессионально-жаргонными единицами будет различным и во многом обусловленным социальной дифференциацией внутри соответствующих референтных групп. Так в речи музыкантов, программистов удельный вес жаргонизмов будет выше, нежели в речи специалистов-теоретиков. Отдельные референтные группы пользуются профессиональным жаргоном, базирующемся на просторечии или/и диалекте (шоферы, «челноки», лесники и пр.).

Условные языки (арго) также являются своего рода профессиональными языками. Но в отличие от профессиональных языков, их основной функцией является функция криптологическая. Например, странствующие торговцы офени из-за боязни конкуренции старались скрыть выгодное дело, сделать недоступным для окружающих свои переговоры с компаньонами и т.д. По мнению специалистов, арго – это орудие профессиональной деятельности относительно закрытой социальной группы, это способ защиты и борьбы с окружающим миром. В секретности и заключается главное предназначение арго [Бондалетов 1987: 5].

Особое место среди социальных диалектов занимает воровской жаргон, который часто рассматривают в составе жаргона деклассированных. Он возникает из-за потребности в местах заключения и на свободе в таком языке, который был бы непонятен окружающим. Как и другие жаргоны, он выполняет коммуникативную и индикативную функции. Этот жаргон служит средством передачи информации с тем, чтобы никто из посторонних не понял смысл высказывания и одновременно является паролем принадлежности к преступному миру [Леонтьев 1977: 52]. На этом основании его относят к условным языкам.

Под групповыми (корпоративными) жаргонами обычно понимаются языковые образования, основанные на социальном обособлении людей, занимающихся той или иной деятельностью, имеющих продолжительный контакт, зачастую ощущающих себя в какой-то мере отделенными от остальных членов общества. Это жаргоны студентов, военнослужащих, спортсменов [Стойков 1957: 79; Крысин 1989: 73]. Они возникают не в силу деловой потребности, как это происходит с профессиональными языками, и не в силу необходимости сделать свою речь недоступной, что характерно для условных языков и жаргонов деклассированных, а в силу стремления к экспрессии, игре словами [Серебренников 1970: 482]. Отличие групповых жаргонов от профессиональных языков состоит еще и в том, что лексические элементы этой подсистемы, в отличие от терминов, характерных для профессиональных языков, именуют процессы и явления, уже имеющие регулярные и устойчивые обозначения в литературном языке [Крысин 1989: 77]. Например, жаргонным эквивалентом вполне традиционного баскетбольного термина блок-шот является слово горшок [Попов 2002: 95]. Л.Л. Федорова приводит пример из языка активных пользователей компьютеров, в котором термин e-mail дублируется жаргонным словом емеля [Федорова 2000: 3].

Высшей формой существования национального языка считается литературный язык – «исторически сложившаяся система общеупотребительных языковых элементов, речевых средств, прошедших длительную культурную обработку в текстах (письменных и устных) авторитетных мастеров слова, в устном общении образцовых носителей национального языка. Функциональное назначение и внутренняя организация литературного языка обусловлены задачами обеспечения речевой коммуникации в основных сферах деятельности всего исторически сложившегося коллектива людей, говорящих на данном литературном языке» [ЭРЯ 2001: 245]. Литературный язык принимается носителями языка как образцовая, престижная подсистема национального языка. Нормы литературного языка зафиксированы в грамматиках и словарях, воспитываются школой, отражаются в речи грамотных носителей языка, используются в средствах массовой информации.

В современных условиях литературный язык, не без влияния средств массовой информации, заметно меняет свой статус: норма становится менее жесткой, допускающей вариантность; более того, она оказывается сориентированной не на незыблемость и всеобщность, а скорее на коммуникативную целесообразность. Поэтому норма сегодня – это часто не столько запрет на что-то, сколько возможность выбора. Граница нормативности и ненормативности иногда бывает стертой, и некоторые разговорные и просторечные языковые факты становятся вариантами нормы. Становясь всеобщим достоянием, литературный язык легко впитывает в себя прежде запретные средства языкового выражения. Достаточно привести пример активного использования слова «беспредел», ранее принадлежавшего уголовному жаргону.

Исследователи отмечают, что в реальном словоупотреблении между просторечием и литературным языком (и жаргоном, и литературным языком) создаются некие переходные зоны за счет стремления носителей литературного языка привлекать в свою речь и внелитературные средства выражения, которые таким образом втягиваются в литературный оборот. Этим, в частности, объясняется путаница квалификационных помет в словарях [Колесов 1991; Лаптева 2003].

Таким образом, различные нестандартные (ненормированные, нелитературные) элементы (деревенские говоры, региолекты, многочисленные профессиональные подъязыки, социальные арго и жаргоны) находятся в определенных системных отношениях между собой и по отношению к языковому стандарту (норме). Для детального анализа данных ненормированных элементов необходимо рассмотреть ту социально-речевую среду, которая их формирует. По мысли В.В Химика, «это так называемые профессиональные и прочие подъязыки, или, точнее, лексические подсистемы: арго, жаргон, сленг. Одни из просторечных словоупотреблений начинают тяготеть к литературной норме, другие остаются ярко выраженными экспрессивами[4] нестандартной низкой речи» [Химик 2000: 11].

Итак, в языкознании представлены различные типы измерения языка (диатопический, диастратический, диаситуативный), однако вопрос о языковых образованиях, выделяемых в соответствии с данными типами дифференциации языка, является во многом спорным. В научной и учебной лингвистической литературе широкое признание получила классификация социальных диалектов, предполагающая существование таких форм, как: профессиональные и условные языки; жаргоны деклассированных; групповые или корпоративные жаргоны. В реальном словоупотреблении между различными социолектами создаются некие переходные зоны, свидетельствующие о взаимодействии идиомов друг с другом и общенародным языком [Серебренников 1970: 495]. Социальные жаргоны возникают из-за необходимости обслуживать сферу общения относительно обособленной социальной группы.

§ 3. Жаргон, арго, сленг: о терминологической избыточности и омонимии в метаязыке социолингвистики

Следует отметить, что в социолингвистике вопрос об употреблении и содержании терминов жаргон, арго, сленг является дискуссионным. Можно говорить о терминологической неустойчивости в разграничении этих понятий. Для сравнения: вполне обычные не только для массового, но и для научного употребления словосочетания: воровское арго и воровской жаргон, молодежный жаргон и молодежный сленг. Терминологическая аморфность не преодолевается и специальной справочной литературой. Так, в «Словаре лингвистических терминов» О.С. Ахмановой сообщается, что арго – это «то же, что жаргон», правда, «в отличие от последнего термин арго лишен пейоративного, уничижительного значения» [Ахманова 1966: 53]. «Лингвистический энциклопедический словарь» также признает, что «в собственно терминологическом смысле термин жаргон часто заменяют <…> терминами арго и сленг» [1990: 151], и далее: сленг – «то же, что жаргон» [там же: 461], при этом отмечается, что «термин арго чаще употребляется в узком смысле, обозначая способ общения деклассированных элементов (воровское арго)» [там же: 43]. Обычно в научной литературе в качестве универсального используется понятие жаргон, причем в самых его дифференциальных вариантах: профессиональные жаргоны, корпоративные жаргоны, жаргоны деклассированных элементов, жаргоны как условные языки [Серебренников 1970: 478-491]. Подобной точки зрения придерживается М.А. Грачев: понятие арго, с одной стороны, как бы дублирует термин жаргон, а с другой стороны, сужается до его частной разновидности: «арго – это воровской жаргон» [Грачев, 1997: 11]. Противоположное мнение высказывает В.С. Елистратов, который выступает за расширенное толкование понятия арго: это «любые герметические системы, от закрытых систем типа семейного арго, до открытых, массовых, типа так называемого московского арго» [Елистратов 1994: 599 – 663]. Для этих обеих позиций оказывается избыточной номинация сленг, которую иногда называют лишь результатом моды и позднего воздействия англоязычной культуры [Елистратов, 1994: 675].

В.В. Химик разграничивает понятия арго и жаргон. Арго – это закрытая лексическая система специальных номинаций, обслуживающих узкие социально-групповые интересы, чаще всего профессиональные. Арготизмы – рациональные номинации-терминоиды (подобные терминам), используемые в практических интересах профессии, ремесла, дела. Именно поэтому арготизмы обычно лишены яркой оценочной окраски, хотя и могут являться экспрессивными номинациями. В отличие от арго, жаргон – более широкое понятие, полуоткрытая лексико-фразеологическая подсистема, применяемая той или иной социальной группой с целью обособления от остальной части языкового сообщества. Жаргонизмы – это, как правило, эмоционально-оценочные экспрессивные образования, среди которых преобладают негативные снижающие номинации, поэтому и сам термин обычно воспринимается как знак отрицательно-оценочной окраски. Этим жаргон отличается от рационального арго: жаргонизм практически всегда экспрессивное слово, арготизм – не обязательно. У жаргонизма почти всегда имеется семантическая параллель в литературном языке, тогда как у арготизма её может и не быть. Жаргонизм легко узнаваем и более или менее понятен всем, для этого и его используют: употребляя жаргонное слово, говорящий манифестирует или имитирует свою принадлежность к определенной социальной группе и выражает свое отношение к окружающему – к объектам или партнерам по речи – с позиции этой социальной группы [Химик 2000: 12 – 13].

Интересной представляется точка зрения С.В. Вахитова на содержание понятие сленг – «это лексическая подсистема языка, противопоставленная официальной литературно нормированной лексической системе, обслуживающая речевые потребности какой-либо устойчивой социальной группы. В более широком плане под сленгом понимают стилистически сниженную, эмоциональную разговорную речь <…>. В данной социальной среде сленг воспринимается как языковой идеал, образец для подражания. При широком понимании сленга учитывается критерий официальности / неофициальности» [Вахитов 2001: 6 – 7]. Между тем В.В. Химик утверждает, что сленг – это «практически открытая подсистема ненормативных единиц разговорно-просторечного языка, его стилистическая разновидность, или особый регистр, предназначенный для выражения усиленной экспрессии и особой оценочной окраски (обычно негативной). Сленг – это надсоциальный «общий» жаргон, т.е. совокупность популярных, но субстандартных слов и речений, привлекаемых из частных жаргонных подсистем лексики (поэтому открытая система), представляющая собой наддиалектное интегральной явление. <…> В отличие от арго и жаргона, сленг не имеет отчетливой социально-групповой ориентации: использовать его могут представители разных профессий, разного социального и образовательного статуса и даже различного возраста» [Химик 2000: 14].

В связи с подобными терминологическими расхождениями О.А. Лаптева применительно к русскому национальному языку говорит о необходимости в использовании трех терминов. Один из них должен быть общим для обозначения некой совокупности языковых средств, выходящей за рамки литературного языка и созданной для обслуживания какой-либо социальной группы. Другой должен обозначать такую совокупность для выполнения профессионально направленных функций (таких как стремление к обособлению данной группы от остальной части общества с помощью средств языкового общения; стремление соблюсти профессиональную тайну; стремление обеспечить средствами языка удобство профессионального общения путем создания узкоспециальной условной терминологии), третий – для средств создания повышенной экспрессии. Таким образом, родовой термин «жаргон» соотносится с видовыми терминами «арго» и «сленг». Термин «жаргон» может одновременно употребляться и как видовой для функции, обеспечивающей стремление утвердить свою принадлежность к некоторой социальной или возрастной группе. «Можно говорить о профессиональном арго старых ремесленников, у которых были свои тайные языки, об арго людей самых разных современных профессий, трудном и даже непонятном для непосвященных, о молодежном сленге, о воровском арго и одновременно жаргоне — в зависимости от преобладания той или иной функции и аспекта рассмотрения этого образования. Можно все это объединить под общим названием «жаргон». Такое разграничение и одновременно обобщение позволит избежать терминологических разночтений и сохранить смысл этимологического первоисточника, согласно которому французское слово jargon имеет три значения: 1) испорченный, неправильный язык, говор; 2) непонятный иностранный говор, тарабарщина; 3) своеобразный, специальный язык того или иного класса, круга» [Лаптева 2003: 103].

В своей работе мы будем придерживаться понимания содержания понятия жаргон, которое представлено в работах О.А. Лаптевой.

§ 4. О жаргоне как второстепенной коммуникативной системе национального языка и функциях жаргона

Жаргон как второстепенная коммуникативная подсистема национального языка использует в своих целях лексико-семантические, словообразовательные ресурсы литературного языка. Отличительной особенностью жаргона, в противовес диалекту и просторечию, является то, что он не обладает своей фонетической и грамматической системами, фонетика и грамматика у него общерусские (обычно литературные), что лишний раз говорит об его условном, искусственном происхождении. Для жаргона характерно возникновение новых, переносных значений на основе слов общеупотребительной лексики (весло – гитара, кухня – барабанная установка). Об этой особенности жаргона пишет, в частности, Т. Г. Никитина: «образы, рождающиеся в сознании, чаще всего носят коллективный характер» [Никитина 1999: 116].

Жаргонизм, по мнению О.А. Лаптевой, возникает двумя путями: как новое слово и как новое значение уже имеющегося (в литературном языке, просторечии, иногда – в диалекте) слова. При этом складывается своего рода двуязычие: если человек склонен употреблять жаргонизмы и понимает их, он может переходить с литературного языка на жаргон в зависимости от речевой ситуации. Но если у говорящего стойкая привычка к жаргону как к родному естественному языку, как это бывает в уголовной среде, он употребит жаргонизм в любой обстановке [Лаптева 2003: 106]. Исследователи отмечают влияние на жаргон со стороны условных «закрытых» языков (арго), а также просторечия, особенно его так называемого инвективного пласта: «беспредел» – полная свобода, разгул, «ксива» – документы, «мочить» – бить, убивать, «ништяк» [Лукьянова 1986: 8]. Рассматривая вопрос о взаимодействии жаргона с другими частями национального языка, О.А. Лаптева пишет: «Организуясь в лексическую систему, жаргонизмы наиболее отчетливо представлены в центре зоны наибольшего употребления. Эта зона соприкасается с просторечием и разговорной речью. На границе образуются переходные зоны, где признаки жаргонизма выражены не столь отчетливо, и потому его лексикографическая квалификация затруднена. Именно поэтому в толковых словарях нередки случаи, когда одно и то же слово трактуется либо как жаргонизм, либо имеет помету вульг., либо рассматривается как просторечное или разговорное. И действительно, такие слова лишены отчетливых признаков того или другого разряда. Слова же, принадлежащие к старым профессиональным арго ремесленников, к тайным языкам, соприкасаются с диалектизмами и имеют региональные различия» [Лаптева 2003: 107].

Очевидно, что взаимодействие различных жаргонов и литературного языка не в последнюю очередь обусловлено социальными факторами. Так замечено, что в последние 10 – 15 лет в области социальной жизни декларируется, с одной стороны, отказ от жестких канонов и норм советского прошлого, с другой, свобода как в общественно-политической и экономической сфере, так и в человеческих отношениях. Все это сказывается, в частности, и на новых оценках некоторых языковых фактов и процессов: то, что раньше считалось принадлежностью социально непрестижной среды (преступной, мафиозной и просто малокультурной), начинает приобретать «права гражданства» наряду с традиционными средствами литературного языка. В этой связи В. Шляхов отмечает, что в «начале жаргонные новообразования появляются и функционируют в закрытых социальных системах, затем под влиянием ментальных и социальных сдвигов в обществе, названных выше, происходит разрушение сдерживающих факторов и заполнение жаргоном ранее недоступных для него сфер языка. Жаргон превращается таким образом в стилевую разновидность устной и письменной русской речи, порывая со своей прежней социально-возрастной ограниченностью» [www.mapryal.org].

Л.П. Крысин причины жаргонизации русского литературного языка видит в миграционных процессах – перемешивании разных слоев населения, оттоке сельских жителей в города, усложнении социального состава горожан, интенсификации общения между представителями разных (в том числе и по своим языковым навыкам) групп и т. п. [Крысин 2002: 3]. Думается, что причиной жаргонизации литературного языка является и влияние средств массовой информации, видеопродукции, засилье радио- и телеэфира низкопробными, рассчитанными на низкий языковой и культурный вкус (или отсутствие такового) различного рода ток-шоу, «криминальных» и «бытовых» сериалов и пр.

По словам О.А. Лаптевой, своим появлением жаргоны обязаны «реакции отторжения понятийного и – соответственно – языкового официоза <…>. Это совсем другая лексика, резко отличающаяся от общелитературной, диалектной и даже просторечной. Отличия эти двоякого рода: это или вовсе не известная лексика, или немотивированные, неожиданные и потому яркие сдвиги в значении общеизвестных слов, несущие мощный заряд экспрессии и этим притягивающие внимание и для многих становящиеся привлекательными. Отношение к жаргонным словам – их неприятие или использование в целях речевой экспрессии – характеризует индивидуальную речевую манеру, в которой проявляется сам человек с его свойствами и особенностями. Жаргонизмы в речи – это резкие мазки, активно участвующие в создании облика личности при его восприятии другими людьми. Экспрессивность жаргонизма проявляется только в случае его нехарактерности для речи данного человека или вообще данного текста, например в газете. Если же это привычное средство выражения, как это бывает в некоторых молодежных или узко ограниченных уголовных кругах, экспрессивность не может возникнуть из-за шаблонности, затертости слова. Это общая закономерность употребления нового или специально найденного приема выражения мысли: при массовом употреблении первоначальная экспрессия языкового средства ведет к его обезличенности и превращению в стандарт» [Лаптева 2003: 100 – 101].

Лингвисты отмечают сходство жаргонов с терминосистемами: «с жаргонизмами и происходит то же самое, что с терминами: они организуются в систему. Но дальше сходство кончается: термины должны быть однозначными и не иметь синонимов, а жаргонизмы организуются в огромные синонимические ряды, отражающие социально-возрастную, региональную и культурную стратификацию общества » [Лаптева 2003: 104].

Не вызывает сомнения тот факт, что у жаргонизмов есть своя синонимия, антонимия и омонимия и паронимия. Иначе говоря, лексический уровень жаргонов организован системно. Но стоит заметить, что множество жаргонных слов с каждым поколением увеличивается. От перенасыщенности спасает только краткость и быстротечность жаргонизмов. В невозможности систематизации и описания заключается кардинальное отличие жаргонизмов от литературных слов. Не последнюю роль при этом играет и языковая мода.

Исследователи говорят о таких функциях жаргона, как сигнификативно-маркирующая, креативная, игровая, редуцирующая. Охарактеризуем их.

Сигнификативно-маркирующая функция, в основе которой лежит внутригрупповой конформизм, сплоченность группы. Это функция узнавания своих, когда с помощью жаргонного слова обозначается принадлежность к данной референтной группе.

Креативная функция, которая связана с тем, что жаргон отражает реалии, никак не обозначенные в литературном языке (дополнительная коннотация и денотация). Кроме того, это феномен игровой, с его помощью носитель языка обживает и осваивает язык не только как потребитель, но и как творец. Приобщение к его специфическому словарю помогает осознать состав, границы и функции кодифицированного литературного языка, освоить своеобразную «диглоссию», отказываясь от употребления жаргонных слов и выражений в официальной ситуации. Наличие игрового элемента подтверждает тот факт, что для номинации одного и того же понятия имеется большое количество синонимов.

Редуцирующая функция жаргона проявляет себя в сокращении высказывания. Данная функция представляется очень важной в силу активно действующего в настоящее время закона экономии языковых средств. Одно-два слова подчас могут заменить целое словосочетание, сохраняя при этом оттенки и обертоны фразы (надыбал крутую электруху – “купил замечательную электрическую гитару”).

Жаргонная речь преимущественно эмоционально и экспрессивно окрашенная, что отмечается многими исследователями. В основном эмоционально-экспрессивная окраска бывает четырех типов: ироническая, шутливо-фамильярная, неодобрительная, угрожающая.

Наконец, жаргон выполняет и аксиологическую функцию, являясь показателем ценностной ориентации определенной группы. Например, «попсовый» в общеупотребительном молодежном жаргоне означает «модный», «престижный», тогда как для молодого человека, ориентированного на альтернативные общепринятым формы культуры, нет более уничижительного слова, чем «попса» [Лисовский 1996: 350 – 353].

Таким образом, жаргон – это полуоткрытая лексико-фразеологическая подсистема, применяемая определенной социальной группой с целью узнавания своих членов и обособления от остальной части языкового сообщества. Носители жаргона сознательно или подсознательно участвуют в языковой игре, тем самым искусственно создают ситуацию диглоссии (ведь они могут являться и носителями нормативного литературного языка). Причина использования жаргонных слов и выражений, помимо обособления и узнавания, кроется и в установке на экономию речевых усилий (средств). Жаргонная речь в характеризуется наличием ярко выраженной эмоционально-экспрессивной окраски. Жаргон также может выступать и показателем ценностной ориентации его носителей.

Выводы по первой главе

В данной главе был представлен основной понятийный аппарат, используемый исследователями при описании социолектов, прежде всего жаргона, сферы их существования, выполняемых функций.

1. Использование русского языка в основных его функциях: общения, сообщения, воздействия и др., все многообразие речевой стихии можно рассматривать в рамках коррелирующих понятий «русское языковое пространство» и «пространство русской культуры» (Ю.М. Лотман, Н.И. Толстой, В.В. Химик и др.). При этом русское языковое пространство является частью русского культурного пространства, выступает условием и средством его порождения, существования и развития. Современное русское языковое пространство динамично и трудно предсказуемо. Основные тенденции этой нестабильности можно свести к следующему: 1) массовое вхождение в русское речевое пространство заимствований, преимущественно американизмов и англицизмов; 2) интенсивный характер современного словообразования; 3) охватывающая все сферы речевой практики демократизация языка, которая зачастую принимает характер вульгаризации (Л.В. Владимирова, В.В. Колесов, В.В. Химик и др.)

2. В социолингвистической стратификации языка традиционно выделяются языковые образования, получившие названия социолектов. В их числе с учетом диастратического измерения языка называются 1) профессиональные языки (подъязыки); 2) условные языки (подъязыки); 3) жаргоны деклассированных; 4) групповые или корпоративные жаргоны; а также 5) возрастные и 6) половые идиомы (В.Д. Бондалетов, Л.П. Крысин, О.Д. Миралаева, Б.А. Серебренников, В.А. Хомяков и др.). Также обосновывается лингвистическая вторичность социолектов как вторичного средства общения, использующего грамматику и фонетику литературного языка.

3. В диастратических исследованиях отсутствует единообразное понимание терминов жаргон, арго, сленг. Вслед за О.А. Лаптевой, считаем, что применительно к русскому национальному языку целесообразно использовать три названных термина в зависимости от преобладания той или иной функции и аспекта рассмотрения этого образования. Таким образом, за каждым из терминов закрепляется признак доминирующей функциональной направленности, кроме того им придается статус родового и/или видового понятия. Так, термин «жаргон» предлагается рассматривать в качестве общего, родового обозначения некой совокупности языковых средств, выходящей за рамки литературного языка и созданной для обслуживания какой-либо социальной группы. В то же время термин жаргон может употребляться и как видовой термин для функции, обеспечивающей стремление утвердить свою принадлежность к некоторой социальной или возрастной группе.

Термин арго обозначает совокупность языковых средств, служащих для выполнения таких профессионально направленных функций, как стремление к обособлению данной группы от остальной части общества; стремление соблюсти профессиональную тайну; стремление обеспечить средствами языка удобство профессионального общения путем создания узкоспециальной условной терминологии (арго старых ремесленников, у которых были свои тайные языки, арго людей самых разных современных профессий). Соответственно, термин сленг используется для обозначения средств создания повышенной экспрессии. Таким образом, родовой термин «жаргон» соотносится с видовыми терминами «арго» и «сленг». Следовательно, можно говорить о молодежном сленге, о воровском арго и одновременно о молодежном жаргоне, воровском жаргоне, учитывая факт доминирования той или иной функции, а также аспект рассмотрения социолекта. Все эти образования объединяются под общим названием «жаргон». Такое разграничение и одновременно обобщение позволяет, по мнению О.А. Лаптевой, избегать терминологических разночтений и сохранять смысл французского этимологического первоисточника.

4. Жаргон как второстепенная коммуникативная подсистема национального языка использует в своих целях лексико-семантические, словообразовательные ресурсы литературного языка. Это принципиально отличает жаргон от диалектов и просторечия.

5. Основными функциями жаргона по мнению многих исследователей являются следующие: сигнификативно-маркирующая, креативная, редуцирующая, аксиологическая.

6. Значительная часть жаргонной лексики является эмоционально-экспрессивно окрашенной.

Глава 2. Лингвистическое описание жаргона северодвинских рок-музыкантов

§ 1. Рок-культура и язык

Понятие «рок-музыка» возникло в 50 – 60-е годы ХХ века в Великобритании. Сам термин появился в результате усечения английской основы rock and roll. Изначально это была область поп-культуры, однако в конце 60-х и в 70-е гг. рок-движение противопоставило себя традиционной поп-эстраде; критериями противопоставления был «жесткий культ «революционаризма» и художественная притязательность рок-музыки, отсутствующие в сугубо прикладном развлекательном искусстве» [Лексикон нонклассики 2003: 344]. Главная особенность рок-музыки, отличающая её от джаза и традиционной классической музыки, заключается в ритмической основе – это «гипертрофия метроритмического начала (с акцентом на четные доли такта)» [Музыка 1998: 467]. Иными словами, когда появились первые рок-группы, исполняющие смесь ритм-энд-блюза и кантри-энд-вестерна (эти два музыкальных стиля и легли в основу рок-музыки), где ритмическому заполнению уделялось большое внимание, мировая общественность отреагировала незамедлительно. В качестве примера можно привести феноменальный успех английских групп «The Beatles» и «Rolling Stones».

Можно выделить основные признаки рок-музыки:

–          опора на блюзовую композиционную структуру;

–          краткие ангемитонные подпевки;

–          применение электрического и электронного преобразования и усиления звука;

–          повышенная экспрессия вокального и инструментального интонирования [Музыка 1998: 467].

К перечисленным признакам мы добавим ещё и манеру поведения на сцене, внимание к подаче произведения, направленность на массовую аудиторию и использование достаточно узкого набора музыкальных инструментов (как правило, электрических – гитара, бас-гитара, синтезатор, ударная установка).

Идеология рок-музыки изначально заключалась в протесте против общепринятых социальных норм поведения, против агрессивной политической деятельности, в стремлении уйти от реальности и т.п. Тем не менее, армия поклонников рок-музыки постоянно увеличивается. Пример этому – фестивали в Вудстоке и Калифорнии в Америке, фестиваль «Нашествие» в России, многотысячные аудитории на концертах гастролирующих групп.

Одним из главных принципов рок-действ (от фестиваля до концерта) является реализация декларируемого контркультурой в противовес общественному индивидуализму пафос живого общения внутри органического коллектива, сообщества, что способствует эмоционально-психическому самовыражению и отвечает контркультурному требованию самораскрытия личности. Этому служит и практика самодеятельного музицирования, свойственная рок-культуре. Активизировать это общение призван художественный синтетизм рок-культуры В рок-действе слиты воедино текст, музыка, свет, танец, костюм. Этот синтетизм направлен в первую очередь на подсознание, вызов неведомых ощущений и реакций. Синтетизм рок-музыки способствует тому, что эмоции моделируются в единстве двух признаков: чувств, окраски и физических ощущений. «Синестезия» – межчувственное восприятие – следствие культурного синтетизма рока.

Ярко выраженное ритмическое начало, единство чувственных и физических ощущений, коллективная общность, громкий звук, – все это наделяет рок способностью к музыкальной суггестии (внушению) [Лексикон нонклассики 2003: 344]. Рок-концерты поражают общностью переживаний – достаточно вспомнить недавние концерты Пола Маккартни на Красной площади в Москве и около Зимнего дворца в Санкт-Петербурге.

Таким образом, под понятием «рок-музыкант» мы будем считать музыканта, играющего в стиле «рок».

Систему норм и ценностей, отличающих группу от большинства обществ, В.Г. Лисовский называет субкультурой. «Она формируется под влиянием таких факторов, как возраст, этническое происхождение, социальная группа или местожительство. Ценности субкультуры не означают отказа от национальной культуры, принятой большинством, они обнаруживают лишь некоторые отклонения от неё. Однако большинство, как правило, относится к субкультуре с неодобрением или недоверием» [Лисовский 1996: 332].

Содержание контркультуры явно противоречит формам и содержанию господствующей культуры. Это выражается в специфичных нормах или ценностях. Известный пример контркультуры – движение хиппи в 60 – 70-х гг. ХХ века.

Вопрос об отношениях официальной и рок-культуры является дискуссионным. Можно утверждать, что рок-культура претендует стать частью официальной культуры. В доказательство можно привести регулярные концерты рок-групп в Государственных концертных залах, лояльное отношение власти к поклонникам данного стиля. Многие заслуженные рок-музыканты нередко получают правительственные награды. В то же время рок-музыка изначально несёт в себе протест против многих сторон общественно-политической жизни общества – это выражается и в направленности текстов песен, и в манере поведения как на сцене, так и в повседневной жизни, в стиле одежды, в образе жизни самого рок-музыканта. Тем не менее, несмотря на известную ангажированность, интерес общества к данному культурному явлению существует.

В связи с существованием и признанием рок-культуры в сфере общественной жизни можно говорить о её влиянии на язык. Несомненно, как и во всякой профессиональной деятельности, для обозначения характерных предметов и явлений в языке рок-музыкантов существуют определенные выражения – и общелитературные (гастролировать, концерт, популярный), и термины (модуляция, каденция, ритм), и жаргонизмы (лабать, весло, качовый). На лексическое расслоение языка музыкантов указывает В.Г. Дубинина: «в музыкальный подъязык входят как межстилевые лексические единицы (петь, выступать, музыка), так и профессионализмы (лейбл, саундтрек, релиз), жаргонизмы (ударный, забойный, улетный), разговорная лексика (пригласилка, диск) [www.tpl1999.narod.ru]. Язык музыкантов является одним из наиболее быстро развивающихся. Особый интерес для лингвиста представляет именно функционирование жаргонной лексики.

Так как рок-музыка завоевала популярность во всем мире, можно утверждать, что это явление интернациональное. Принципы существования этого направления остаются неизменными в любом государстве. Однако они дополняются национальными, региональными, языковыми особенностями. Эти особенности могут выражаться прежде всего в языке исполнения (английский, японский, французский и т.п.), в тематической и идейной направленности текстов музыкальных произведений, в качестве исполнения (зависящем от того, насколько представлено рок-течение в данном регионе), а также в обозначении понятий и явлений рок-культуры. Ниже мы рассмотрим особенности жаргона северодвинских рок-музыкантов.

§ 2. Экстралингвистическая основа понятия «жаргон северодвинских рок-музыкантов»

В нашей работе понятие «северодвинский рок-музыкант» охватывает референтную группу, отмеченную следующими признаками: проживающие в г. Северодвинске; в течение продолжительного времени занимающиеся музыкальной деятельностью (как профессионалы, или как любители); играющие в стиле рок.

В качестве респондентов выступили 41 человек, которые активно употребляют в своей речевой практике жаргонные слова, номинирующие понятия и явления сферы музыкальной деятельности и рок-музыки и культуры. 20 человек из общего количества опрошенных профессионально занимаются музыкальной деятельностью (сочинение и исполнение музыкальных произведений) – это солисты ансамбля «Северное сияние», музыканты, работающие в ресторанах города, а также композиторы и аранжировщики. В подавляющем большинстве это мужчины (среди респондентов оказалось всего две женщины в возрасте 29-ти и 36-ти лет), социальный статус которых различен.

Как и в любой социальной группе, объединенной общими интересами, внутри сообщества северодвинских музыкантов – открытой референтной группы, – существуют тесные связи. Причем, профессиональное владение теми или иными музыкальными инструментами для данной группы является признаком факультативным, так как в нее, помимо музыкантов, входят звукорежиссеры, организаторы концертов, меломаны и просто заинтересованные люди.

Северодвинских рок-музыкантов можно дифференцировать по возрастному критерию, а также по профессиональному отношению к музыкальной деятельности.

По возрастному признаку северодвинских рок-музыкантов (41 человек) можно разделить на две группы. Первую группу (19 человек) составляют лица старше 30-ти лет, которые довольно давно (более 10-ти лет) занимаются музыкальной деятельностью, вторую группу (22 человека) составляют лица, которые занимаются этим сравнительно недавно. Стоит отметить, что в наблюдаемую референтную группу вошли музыканты, с которыми автор данной работы имел непосредственный речевой контакт.

Возрастной критерий позволяет понять некоторые особенности в системных отношениях музыкальных жаргонизмов, функционирующих в речи респондентов. Например, при анализе собранного материала мы обратили внимание на различные номинации, используемые для обозначения устройства преобразования спектра гитарного звучания: в речи представителей второй группы это устройство называется педалью, примочкой, тогда как представители первой группы предпочитают номинации фузз, эффект. В качестве примера семантического различия в употреблении жаргонного слова можно привести слово сейшн: в понимании первой группы – это “встреча и выступление музыкантов и их поклонников в дружественной обстановке концерта”, в понимании второй группы – это “рядовой, ничем не примечательный концерт”. Кроме этого, мы заметили, что большинство жаргонизмов, которые появились сравнительно недавно и встречаются преимущественно в речи «молодого поколения» северодвинских рок-музыкантов (рубилово, дерибасить, мидюшный и др.), количественно превосходят состав традиционных музыкальных жаргонизмов (лабáть, пáрнас, кабак и др.).

Группа респондентов, выделенная по признаку – профессиональнее отношение к музыкальной деятельности, – насчитывает 20 представителей разного возраста (от 28 до 55 лет). Это лица, получившие музыкальное образование и профессионально занимающиеся музыкальной деятельностью. Их речь в меньшей степени жаргонизирована и в большей степени, нежели речь первой группы, отмечена использованием музыкальной терминологии (синкопа, каденция, бас-барабан).

Представители всех перечисленных групп постоянно контактируют между собой – как в рабочей обстановке (концерт, выступление в ресторане и пр.), так и в неформальной обстановке. Можно отметить, что на отношения внутри референтной группы накладывает отпечаток условия конкуренции.

Таким образом, под представителем группы северодвинских рок-музыкантов мы понимаем человека, который интересуется рок-музыкой, владеет соответствующим музыкальным инструментом и выступает как музыкант-исполнитель на сцене.

§ 3. Лексико-семантические особенности жаргона северодвинских рок-музыкантов

Под жаргоном северодвинских рок-музыкантов мы понимаем профессиональный язык (групповой жаргон), включающий в себя две подсистемы – специальный подъязык (терминологизированная лексика, термины и номены) и профессиональный жаргон. Кроме того, в него входят а) слова, не имеющие ярко выраженной профессиональной направленности, слова-экспрессивы, оценочные слова, тематически связанные с теми или иными особенностями деятельности музыкантов; б) слова, которые могут употребляться в других жаргонных образованиях, при этом иногда с иным значением, и которые, следовательно, составляют периферию музыкального жаргона. Приведем примеры:

1)         термины и терминологизированные слова: модуляция – «муз. переход из одной тональности в другую» [СИС 1985: 319]; процессор – “цифровое устройство для тембрального изменения звучания струнного инструмента” (отметим, что в Большом словаре русского жаргона слово процессор представлено, однако с иной пометой: «Проц, процик – (комп.) процессор» [БСРЖ 2000: 487]); аппарат – “совокупность средств звукоусиления и сопутствующих принадлежностей (стоек, подставок, проводов и т.д.)”; портал – “группа колонок, обеспечивающих звук в зале”;

2)         номены: Пэйст, Сабиан, Зилжан – “марки барабанных тарелок”; Шурик – “микрофон фирмы «Shure»”; В Ленкоме Шурики радийные поставили. «Шурик – (муз.) микрофон фирмы «SHURE» [БСРЖ 2000: 705];

3)         экспрессивно-оценочная лексика: кривой – “кто-либо играющий неровно, с нарушениями ритма, что-либо сыгранное неровно, неритмично”; гриб, грибан – “молодой, как правило, неопытный музыкант”; нестрояк, нестроевич – “игра на расстроенном инструменте”;

4)         интержаргонная лексика: хильнуть – “попросить уйти; выгнать”; колбасный – “зажигательный, веселый”; косяк, лажа – “ошибка, в том числе и в исполнении”; косячить (накосячить) – “сыграть неправильно, допустить ошибку”.

Как и в любом другом жаргоне, в жаргоне музыкантов большую роль играет эмоционально-экспрессивная функция, выражающая субъективные аспекты восприятия действительности, способствующая созданию определенного стилистического эффекта. При этом в конкретных лексемах данная функция может отодвигать номинативную функцию на второй план [Крысин 1989: 77; Серебренников 1970: 483].

Эмоции – одна из форм отражения мира, причем отражаются не предметы и явления реального мира, а отношения, в которых они находятся к человеку, т.е. не свойства предметов и явлений, а их значение для жизни человека. Эмоции являются способом оценки этого значения. Эмоции есть только там, где есть интерес и отношение. Эмотивность, соответственно, признается разновидностью коннотативной[5] части лексического значения слова. Эмотивность закреплена в сознании языкового коллектива, адекватно воспринимается его коммуникантами [Шаховский 1987: 23]. Выражая свою эмоцию посредством эмотивной лексики, мимики, жестов, говорящий выражает свое отношение к предмету речи, а не стремится вызвать эмоцию у слушающего. «Слово не только называет денотаты, но и выражает их эмоциональную оценку: домик – это не только «дом очень небольших размеров», это «дом очень небольших размеров, по отношению к которому говорящий испытывает какие-то добрые, теплые чувства, выражая при этом позитивную оценку самого денотата» [Солодуб, Альбрехт 2003: 53]. Ср. в описываемом нами жаргоне: процик (процессор) и звукан. В жаргоне музыкантов представлена не только эмотивно окрашенная лексика. Есть в ней и слова с коннотативно-номинативным значением, т.е. значением, в котором «преобладает коннотативная функция, функция же номинативная отходит на второй план» [Солодуб, Альбрехт 2003: 69]: хер наряженный; и слова с прямым коннотативным значением, которые непосредственно выражают различного рода эмоционально-оценочные реакции [Солодуб, Альбрехт 2003: 70]. Например, для выражение восхищения используется слово чума: «Ибанез», японец – чума! Ср. «Чума – что-то неординарное, производящее сильное впечатление, шокирующее» [Никитина 2004: 809]. А для выражения неудовольствия может использоваться бранное слово жопа: Звук – полная жопа. Как эмоционально-оценочное слово музыканты часто употребляют междометие джага-джага, оценивая качество исполнения: Он играет…джага-джага...круто! Отметим, что в известных нам словарях это выражение не зафиксировано.

Эмоция всегда сопряжена с оценкой, поскольку и та и другая синхронно участвуют в актах отражения и познания. Оценка, по словам Н.Д. Арутюновой, есть «наиболее яркий представитель прагматического значения» [Арутюнова 1987: 5]. Под оценкой понимается суждение о ценности предмета, т.е. о соответствии или несоответствии его качества каким-либо ценным категориям (хорошо – плохо, желательно – нежелательно и т.д.) [Вольф 1988: 55]. Оценка представляет одну из сторон познавательной деятельности человека, в которой в тесном единстве выступают объективное и субъективное, рациональное и эмоциональное, необходимое и случайное [Телия 1988: 30].

Оценочность – это не просто оттенок в лексическом значении, а возможный компонент его семантической структуры, которая может модифицировать значение слова. Оценочность на лексическом уровне нельзя рассматривать вне связи с эмоциональным и экспрессивным. Появление новых слов с оценочным значением – основной путь обновления экспрессии.

Исследователи отмечают, что «категория коннотативности опирается прежде всего на эмоционально-оценочные возможности слова. Однако для их реализации необходимо, чтобы слово воспринималось как экспрессивная лингвистическая единица: оно должно быть с помощью каких-либо языковых средств специально выделено на фоне других, лишенных экспрессивности слов (сравните: русск. поэт – поэтишка, нем. (der) Dichter – (der) Dichterling, англ. (а) poet – (a) poetaster, исп. (el) poeta – (el) poetastro, франц. (le) poete – (le) rimailleur, от франц. (la) rime – «рифма» + суффикс со значением агенса, ср. с русск. рифмач). Почти во всех приведенных примерах экспрессивность слова создается на основе семантического взаимодействия корневой морфемы с суффиксом агенса, выражающим презрительно-пренебрежительное отношение к лицу» [Солодуб, Альбрехт 2003: 53 – 54]. Ср. в нашем материале: вокалюга (вокалист); пультяшник, звукач (звукорежиссер); слухач (музыкант, играющий на слух), соляк. Важно также и то, что язык располагает многими другими языковыми средствами для создания экспрессем (экспрессивных слов). Достаточно часто «таким средством является специфика самой фонетической организации слова, его звуковой образ: нежными переливами мягких боковых сонантов (л'), соединенных узким звуком переднего ряда (э), глагол лелеять прекрасно передает свою семантику «нежно беречь»; в лексико-семантической группе (ЛСГ) терминов родства словам, выполняющим чаще всего собственно номинативную функцию (русск. мать, отец, дочь, сын), могут быть противопоставлены экспрессивно-стилистические синонимы с богатым диапазоном мелиоративной (положительной) эмоциональной тональности и постоянной позитивной оценкой: русск. мать – мама, мамочка, мамуся, мамуленька, англ. mother – mum, mummy, mom». Ср. в нашем материале: шуршать – “играть тихо, негромко”, бзенькать – “слабое звукоизвлечение”, вдарь по крэшу. Отметим также роль просодических средств в создании экспрессивности, в частности ударения. Отклонение от акцентологической нормы литературного языка – это также явный показатель экспрессивной отмеченности слова. Вот характерные примеры: цифрá, низá, ладúть. К важнейшим условиям возникновения экспрессивности относят также образность, под которой понимается результат взаимодействия в его глубинной семантике двух значений – вторичного переносного, образно мотивируемого, и первичного прямого, образно мотивирующего [Солодуб, Альбрехт 2003: 54, 55]. Ср. в нашем материале: гипс – “безысходная ситуация”; Лом Петрович – “громкое исполнение”, кач – “ритмичное исполнение, заставляющее зрителей двигаться”, иначе говоря – «качаться». В этом ряду особое место занимают слова, возникшие на основе приема паронимической аттракции, которая может рассматриваться как мотивирующее средство (условие) для создания экспрессивного жаргонного слова. При этом мотивирующим словом выступает слово, называющее реалию, способную вызывать отнюдь не нейтральное в этическом и эстетическом планах представление, чем создается эффект эпатажа, например: гитарист и педераст, гетера → гетераст; гетерастить – “играть на гитаре”; медиатор и менструация→ менструатор.

Это своеобразная игра, но она привлекает говорящих, так как слово обретает особую силу эмоциональной выразительности. От частого употребления оценочные слова превращаются в речевые штампы, экспрессия тускнеет, поэтому на смену приходят другие слова. В речевой практике носителей северодвинского музыкального жаргона оценочная лексика представляет обширный пласт. К ранее приводимым примерам добавим хотя бы следующие: гадюшник (презр.) – “ресторан низкого уровня”. Фуфло, а не кабак! Я в том гадюшнике и месяца не отработал! Ср.: «Гадюшник – ресторан (обычно невысокой категории» [БСРЖ 2000: 119]; рак мозга – “выражение оценки сложного по исполнению и для восприятия музыкального произведения”. Чувак выдал…рак мозга! Данный фразеологизм также не зафиксирован в словарях жаргона. Жлоб, быдло – “скупой, невоспитанный посетитель ресторана”. Жлобье одно собралось. В словарях данное слово толкуется следующим образом: «Жлоб – скупой, жадный человек»; «Быдло – тупая, духовно не развитая, покорно выполняющая работу толпа» [Квеселевич 2003: 219, 66].

Разумеется, для жаргона северодвинских рок-музыкантов характерны системные парадигматические отношения. Так, жаргонные единицы образуют синонимические ряды с отношениями полной или точной синонимии, при помощи которой связываются слова, не обнаруживающие никаких семантических различий. Важно отметить, что если в литературном языке точная синонимия – явление достаточно редкое, то в описываемом жаргоне оно чрезвычайно распространено. Надо полагать, это объясняется небольшим количеством (или даже отсутствием) оппозиций «нейтральное / стилистически маркированное». Можно постулировать наличие, с одной стороны, межсистемной коннотативности (литературный язык – жаргон), с другой – внутрисистемной (внутрижаргонной) коннотативности. Например, такие жаргонные единицы, как репа и репет (“репетиция”); весло, лопата, топор, балалайка, деревяга – (“гитара”) с позиции носителя литературного языка будут восприниматься как стилистически отмеченные, экспрессивные; между тем как с позиции носителя жаргона данные единицы могут восприниматься как неотмеченные. Отметим, что данное положение справедливо не только для синонимов, но и для слов, которые не образуют синонимические ряды. Например, веревки – “струны для бас-гитары”, кухня – “ударная установка” и др. Частота употребления приводит к стиранию коннотативности.

Синонимы могут отличаться друг от друга тем, что, обозначая один и тот же денотат, будут выражать (в зависимости от точки зрения говорящего) разные эмоционально-экспрессивые, оценочные оттенки, связанные с обозначаемым предметом: ресторан, кабак, гадюшник; динозавр, старпёр, пердун – ‘старый, заслуженный музыкант’; народник, пузочес – “музыкант, играющий на народном инструменте”. Мы в училище с народниками не дружили. Отметим, что такие примеры в нашем материале единичны.

Синонимы вырабатывают обозначения, детализирующие то, что не имеет отдельных обозначений в литературном языке. К тому же, каждое поколение вводит свои слова (синонимы) для уже существующих и оставляет их для следующих поколений, в качестве возрастного наследства [Крысин 1989: 77; Серебренников 1970: 480]. Например, в литературном языке существует номинация рычаг струнодержателя, в жаргоне ей соответствуют две единичные номинации: кочерга, кузнечик. Отметим, что в словарях жаргона зафиксировано слово кочерга, но с иными значениями: «1) пистолет-пулемет; 2) милиционер» [БСРЖ 2000: 287]. А слово кузнечик – не зафиксировано. Не имеет отдельного обозначения в литературном языке и понятие «деньги, полученные от заказов песен». В описываемом жаргоне это явление обозначают слова пáрнас и левые. Пáрнаса сегодня по сотне. Слово парнус со значением ‘деньги’ зафиксировано в [БСРЖ 2000: 420], а левые – не зафиксировано.

Анализ лексических рядов синонимов показывает наличие в них заимствований. Если в литературном языке заимствованное слово связано с книжностью, служит символом учености и считается социально престижным [Крысин 1992: 64; Швейцер 1978: 33], то для жаргона данное положение не представляется справедливым. Например, американизм брейк имеет вполне адекватный эквивалент в жаргоне северодвинских рок-музыкантов – сбивка, т.е. “короткий барабанный рисунок”.

Многозначность в описываемом жаргоне имеет место как среди заимствований, так и среди исконных слов.

Так, заимствованное слово сейшн имеет два значения: 1) “рок-концерт”; 2) “встреча и выступление музыкантов и их поклонников в дружественной обстановке концерта”. В «Стройке» в субботу сейшн, ты собираешься? Словарь отмечает лишь одно значение у этого слова: «рок-концерт» [Никитина 2004: 625]. Два значения свойственны и ассимилированному заимствованию джазня: 1) “джаз”; 2) “вкрапления элементов джаза в композицию”. В пятнице в «Стройке» джазня, ты идешь? Играют панк с джазней. В словарях данное слово отсутствует.

Многозначными являются такие исконные слова, как линия, линейка; голова; башка. Линия, линейка – 1) “линейный вход или выход на усилителе”; 2) “положение частотных ручек на эквалайзере”. Выход через линию идет. На пульте все в линию. Отметим, что данные значения не соответствуют тем значениям, которые зафиксированы в словарях. Голова – 1) “верхняя часть гитарного грифа”; 2) “усилитель”. Гитара упала, голова треснула. В Большом словаре русского жаргона это слово также является многозначным и представлено двумя значениями: «1) бюст; 2) угол» [БСРЖ 2000: 187].

Отметим, что слово башка каждым из своих значений входит в разные ЛСГ: 1) ‘инструменты и их составляющие’: башка – “наконечник барабанной палочки”. Башка треснула; 2) ‘технические приборы’: башка – “усилитель”. Башка погорела.

Омонимические (асистемные) отношения представлены в описываемом жаргоне немногочисленными примерами. Полными лексическими омонимами являются слова слить: “небрежно отыграть композицию” (Последнее отделение слили полностью) и слить: “продать”. Портостудию слили молодому какому-то. В специальных словарях зафиксировано только одно значение этого слова: «слить – продать» [Словарь современного русского города 2003: 217]. Cлова жопа в значении “нечто плохое” (Звук – полная жопа!) и жопа – “любой процессор фирмы «Digitech»” также являются полными омонимами. Андрюха на жопе лет пять играет и менять не собирается.

В результате наблюдений мы выяснили, что многие однозначные единицы жаргона северодвинских рок-музыкантов вступают в омонимические отношения с единицами других жаргонов. Например, у слов робот – “представитель рабочего класса, посетитель ресторана” и робот –1) «(угол.) дверь; 2) (комп.) компьютер фирмы «USROBOTICS» [БСРЖ 2000: 510], насморк –“перкуссионный инструмент”) и насморк – «кокаин» [БСРЖ 2000: 376] наблюдаются отношения полной омонимии.

Антонимия в описываемом жаргоне также представлена немногочисленными примерами. По качественному признаку ‘воздействие на слушателей’ антонимами являются глаголы грузить – “играть вяло, оказывая усыпляющий эффект на слушателей” и зажигать – “играть весело, заставляя публику вставать с мест”. Антонимическую парадигму по возрастному признаку составляют слова гриб – “молодой, как правило, неопытный музыкант” и динозавр – “старый, заслуженный музыкант”.

Таким образом, наличие в жаргоне северодвинских рок-музыкантов парадигматических отношений эксплицирует его системные отношения.

§4. Заимствования в жаргоне северодвинских рок-музыкантов

Анализируя словарь изучаемых жаргонных единиц, мы обнаружили, что 89 % его состава – это русская лексика и лишь 11 % – иноязычные заимствования, причем все они являются англо-американизмами.

Процесс заимствования представляет собой перемещение различных элементов, чаще всего лексических, из одного языка в другой. При этом соблюдаются следующие условия, способствующие превращению иноязычного слова в заимствование (не каждое иноязычное слово становится заимствованием):

1) необходима передача слова фонетическими и грамматическими средствами принимающего языка;

2) фонетическое освоение;

3) грамматическое освоение;

4) семантическое освоение;

5) наличие в слове словообразовательной активности;

6) регулярная употребляемость в речи [Миралаева 1994: 53].

Вхождение иноязычного слова в лексико-семантическую систему языка обусловлено теми причинами, которые привели к необходимости заимствования слова. В основном – это социальные контакты между носителями этих языков.

Можно предположить, что говорящий сознательно стремится показать знание другого языка. Употребление иноязычного слова помогает выделить его в потоке, сконцентрировать на нем внимание [ Лукашанец 1993: 25].

Как отмечает Е.И. Диброва, одним из решающих факторов на этапе вхождения иноязычного слова в язык является его морфологическая и синтаксическая адаптация: заимствованное слово сразу же входит в систему грамматических согласований со словами языка-преемника [Диброва 2001, I: 298]. В описываемом жаргоне мы наблюдаем: крэш-тарелка – вдарь по крэшу, а потом на рабочий переходи.

Как известно, грамматический строй является самой устойчивой частью языка, так как он складывается в течение многих лет и обладает исключительной сопротивляемостью, препятствующей проникновению в него иноязычных элементов, особенно элементов словообразования. Освоение заимствований на морфологическом уровне заключается в том, что эти слова начинают соотноситься с лексико-грамматическими разрядами и грамматическими категориями, согласно нормам русского языка. При морфологической адаптации заимствований грамматическая принадлежность в языке-источнике имеет определенное значение лишь в момент заимствования. Затем она теряет свое влияние, основную роль при этом играет характер заимствованной основы, которая может влиять на окончательное включение слова в тот или иной грамматический класс.

В описываемом жаргоне мы выявили 24 заимствованные единицы, все они существительные. Для них характерна соотнесенность в процессе функционирования с родовой системой русского языка. Даже если слово заимствуется без изменений, оно соотносится с одним из трех родов (Зилжан, чайна, комбо).

В описываемом жаргоне можно выделить группу слов, которые выполняют функцию называния новых предметов, для которых в русском языке не находится соответствующих эквивалентов – том, хэт, крэш, райд, чайна, ковбелл, слэп, дистершн, делэй, хорус, флэнжер, халл, кода, джек.

Данную группу слов можно квалифицировать как сориентированную на отраслевую терминологию, поскольку она включает единицы, используемые для логически точного определения специальных понятий, установления содержания понятий, их отличительных признаков. Исследователи отмечают, что «для термина (в отличие от нетермина, т.е. любого слова вообще) основной характерной функцией является функция определения, называемая дефинитивной, а само терминологическое раскрытие содержание понятия – дефиницией» [Фомина 2001: 216].

Остальную часть заимствованных слов можно рассматривать с позиции жаргонизмов. В целом, для них характерны те же функции, что и для русских жаргонизмов. В речи они нередко выступают в макаронической роли, выполняя гротесково-шуточную, юмористическую, ироническую и сатирическую функцию [Диброва 2001, I: 314]. Например: Что-то сегодня пипл грустноватый.

§ 5. Фразеологизмы в жаргоне северодвинских рок-музыкантов

Обогащение словарного состава жаргона северодвинских музыкантов происходит не только за счет словообразования, заимствования, и семантического переосмысления общелитературных слов, но и за счет пополнения его новыми устойчивыми выражениями – фразеологизмами, которые представляют собой особые сочетания слов. В результате подсчета мы выявили 16 устойчивых сочетаний слов, которые активно употребляются в речи северодвинских музыкантов. Данные фразеологизмы можно подразделить по следующим группам: 1) имеющие профессиональную направленность: 2) оценочно-профессионально направленные: 3) связанные с темой физиологических отправлений. К первой группе относятся следующие фразеологизмы: уйти в ритм, волну погнать, верха (низа) задраны, верха (низа) подрезать, картошки вешать, Лом Петрович. Ко второй мы отнесли жопкин хор, грузовый ансамбль, хер наряженный, рак мозга, рак уха. К третьей группе относятся такие устойчивые сочетания, как работать с бумагами, личинку отложить, коней привязать.

Как известно, значение фразеологизма не является результатом сложения компонентов. Доказательством спаянности компонентов во фразеологии является возможность замены фразеологизма одним словом: бить баклуши – бездельничать, петь Лазаря – лгать и т.д.

Причиной превращения свободного словосочетания во фразеологическое является развитие переносного значения. Сочетание становится фразеологическим, когда одно из слов полностью или частично теряет свободное значение и приобретает значение фразеологически ограниченное [Шанский 1985: 18]. Превращению свободных словосочетаний во фразеологические способствует и частота их употребления, связанная с актуальностью выражаемых ими понятий. Именно это обстоятельство способствовало превращению во фразеологические сочетания таких характерных для речи северодвинских музыкантов выражений, как картошки вешать “играть целыми нотами”, грузовый ансамбль “вяло играющий музыкальный коллектив”, волну погнать “выйти на сцену”, хер наряженный “вокалист”.

Все профессионально направленные фразеологические обороты, используемые в речи северодвинских рок-музыкантов, не имеют эквивалентов в литературном языке.

Часть фразеологических единиц жаргона северодвинских музыкантов формируется из общелитературных слов.

Интересным представляется трансформация семантического значения фразеологизма волну погнать. В Большом словаре русского жаргона дается следующая дефиниция: 1) (мол., неодобр.) – выражать негативное отношение к кому-либо; 2) проявлять волнение, возбуждение [БСРЖ 2000: 105]. В жаргоне северодвинских рок-музыкантов данный фразеологизм употребляется в значении выйти на сцену.

§ 6. Лексико-семантические группы в составе жаргона северодвинских рок-музыкантов

Изучая лексико-семантическую систему языка, лингвисты часто используют понятия тематическая группа (ТГ) и лексико-семантическая группа (ЛСГ). Различаются данные понятия по критерию экстралингвистическое / лингвистическое содержание языковых единиц [Филин 1982: 230]. Так, ТГ основывается на классификации «самих предметов и явлений», а ЛСГ «представляют собой объединения двух, нескольких или многих слов по их лексическим значениям» [там же: 231]. Согласно мнению Л.М. Васильева, «термином лексико-семантическая группа можно обозначать любой семантический класс слов (лексем), объединенных хотя бы одной общей лексической парадигматической семой (или хотя бы одним общим семантическим множителем)» [Васильев 1971: 109]. При этом лингвисты указывают на то, что в ЛСГ объединяются слова одной части речи, которые имеют общие, интегральные, семы и занимают в предложении общие синтаксические позиции[6]. Например, сема ‘максимальная степень проявления признака’ позволяет объединять в одну ЛСГ такие слова, как абсолютно, весьма, гигантски, исключительно, колоссально, невиданно, необычайно, неслыханно, совершенно, страшно, ужасно, чрезвычайно и др. Очевидно и то, что эти слова имеют общие грамматические значения.

Таким образом, в одну ЛСГ объединяются ЛСВ с однородными, сопоставительными значениями. Многозначное слово разными своими значениями может входить в разные ЛСГ. Голова – часть тела (живот, руки, ноги, шея и пр.). Голова – руководитель, начальник, лидер, шеф и пр.

В отдельных случаях ЛСГ и ТГ может совпадать (названия частей тела, названия воинских чинов и др.).

Лексико-семантическая группа с ее разновидностями (синонимическими рядами, антонимами, гиперо-гипонимическими гнездами) является разновидностью семантических парадигматических полей.

При исследовании семантического поля как совокупности ЛСГ интерес представляют, прежде всего, внутрисловные и межсловные связи. Так, А.А. Уфимцева характерным признаком лексико-семантической структуры считает смысловые связи слова на трех уровнях:

а) внутрисловные смысловые связи (связи на уровне отдельного слова);

б) межсловные связи в микросистемах (смысловые связи на уровне рядов и групп слов);

в) смысловые связи на уровне всей системы (лексико-грамматическая омонимия на уровне частей речи, лексическая полисемия различных структурно-семантических групп глаголов) [Уфимцева 1968: 265].

Межсловные связи в семантических полях разного объема четко определены и не вызывают сомнений, а лингвистическая разработка внутрисловных связей до сих пор не дает ответов на все вопросы.

Лексико-семантические группы как разновидности семантического поля характеризуют следующими признаками:

1. Семантическое поле – совокупность слов, имеющих хотя бы одну общую сему и находящихся по отношению друг к другу в разнообразных связях. «Связь, целостность и обусловленная ими структура – таковы отличительные свойства любой системы». В системе должно быть не менее двух типов связей (может быть и больше).

Любая система является частью другой системы, а каждый ее элемент тоже система. Семантическое поле органично входит в семантическое пространство языка, являясь частью его внутренней формы. В то же время поле представляет собой систему систем: в нем можно выделить микросистемы (синонимы, антонимы, гиперо-гипонимические гнезда, отдельное слово как наименьшую систему).

2.         Источник изменения системы лежит, как правило, в самой системе. Семантическое поле – самоорганизующаяся система. Причины ее эволюции заложены прежде всего в самом поле, имманентно присущи ему.

3. Система выполняет классифицирующую функцию: она классифицирует фрагмент мира.

4. Система отличается динамичностью, открытостью, гибкостью [Кезина 2003: 84 – 85].

Лексико-семантическое пространство поля открыто для проникновения в него новых элементов. Подвижность семантического поля обусловлена его способностью к самоорганизации, развитием абстрактного мышления, созданием новых артефактов и открытием новых признаков в предметах окружающего мира.

Семантический анализ собранной лексики позволил нам выделить основные лексико-семантические группы, наиболее характерные для описываемого нами жаргона: «Музыканты», «Технический персонал», «Ресторан», «Репетиция», «Сценарий концерта», «Исполнение», «Звук», «Технические приборы», «Инструменты и их составляющие», «Публика», «Оценочные средства».

При составлении лексико-семантической классификации описываемого жаргона мы использовали метод компонентного анализа лексических значений. Он предполагает выявление в значениях слов сем, из которых складывается их содержание. Выявление этих компонентов может быть осуществлено с помощью интуиции, подкрепляемой семантическими сопоставлениями слова с другими, близкими по значению словами, в ходе которых осмысляются семы, дифференцирующие их значения. Но выявление компонентов слов таким путем требует много времени и таит в себе опасность ошибок, обусловленных тем, что интуиция каждого отдельного исследователя субъективна. Как подчеркивает исследователь, в этих условиях естественно обращение к одноязычным толковым словарям, в основе которых лежит интуиция лексикографов-профессионалов. В нашем исследовании каждое значение жаргонного слова мы сопоставляли со значениями, приведенными в специальных словарях жаргона (БСРЖ, 2000; Квеселевич, 2003; Словарь современного русского города, 2003; Никитина, 2004 и др.).

Наибольшую ценность для проведения компонентного анализа имеют развернутые, аналитические определения, которые представляют собой образцы более или менее адекватного разложения значения одних слов на значение других. Обычно такие определения состоят из двух частей: идентификатора и словарных конкретизаторов. Идентификатор содержит в себе указание на наиболее общие, родовые признаки того понятия, которое выражено в определяемом слове. Идентификатор как бы полностью укладывается в значение определяемого слова, но не исчерпывает его: наряду с наиболее общими признаками, которые выражены с помощью идентификатора, в содержании определяемого слова всегда имеются конкретные признаки дифференциального характера, которые выражаются словарными конкретизаторами [Кузнецова 182: 36 – 37].

Проиллюстрируем ход компонентного анализа на примере слова лабать. Основное значение слова лабать толкуется в БСРЖ следующим образом: «играть на каком-либо музыкальном инструменте; исполнять музыкальное произведение» [БСРЖ 2000: 305]. Данная дефиниция соответствует нашему определению значения слова лабать, функционирующего в описываемом жаргоне: “играть на музыкальном инструменте в оркестре (рок-группе)”. Идентификатором является слово играть. Поскольку значения слов, входящих в определения, состоят из компонентов, в свою очередь отраженных в их толкованиях, необходимо выявить эти компоненты и обобщить. Слово-идентификатор играть обладает достаточно общим значением, которое не поддается дальнейшему членению с помощью других слов. Оно связано отношениями взаимной идентификации со словом исполнять (ср. играть – исполнять (музыкальное произведение, пьесу на сцене, роль), исполнять – воспроизводить перед слушателями, зрителями (какое-нибудь произведение искусства). Слово произведение толкуется как “создание, продукт труда, творчества”. Дважды представлено в толковании слово музыкальный. Значение слова музыка – “исполнение таких произведений на инструментах, а также само звучание этих произведений”. Таким образом, в трех словах музыка, играть, произведение содержится один и тот же семантический множитель исполнение, что позволяет отнести слово лабать (как жаргонный эквивалент словосочетания играть на музыкальном инструменте) к ЛСГ «Исполнение».

Первую ЛСГ «Музыканты» представляют лексические единицы с общим значением ‘человек, который занимается игрой на музыкальном инструменте’:

банда, группа, ансамбль, команда – “музыканты, представляющие коллектив”;

басюк – “ музыкант, играющий на бас-гитаре”;

вокалюга – “певец, участвующий в рок-концерте”;

гетераст – “гитарист, музыкант, играющий на гитаре”.

гриб, грибан – “молодой, как правило, неопытный музыкант”;

грузовый ансамбль – “вялоиграющий музыкальный коллектив”;

жопкин хор – “слабый, нестройный музыкальный коллектив”;

кабатчик – “музыкант, играющий в ресторане (кабаке)”;

пердун, старпер, динозавр – “старый, заслуженный музыкант”;

слухач – “музыкант, играющий на слух”;

стукач, барабáнер – “музыкант, играющий на барабанах”;

хер наряженный – “вокалист, исполняющий песни под аккомпанемент рок-музыкантов”.

Для ряда единиц, входящих в данную ЛСГ, характерны синонимические отношения: пердун, старпер, динозавр; стукач, барабанер; банда, группа, ансамбль, команда.

Слова гриб и динозавр являются антонимами по возрастному признаку. К словам с ярко выраженным оценочным значением относятся жопкин хор, грузовый ансамбль; пердун, старпер и др.

В ЛСГ «Технический персонал» входят слова с общим значением “человек, обслуживающий технические стороны концерта или записи”. В нашем материале данная группа представлена тремя единицами с одинаковым значением ‘звукорежиссер’:

звукач;

пультяшник;

режизвукоссер.

ЛСГ «Музыкальное произведение» объединяет слова с общим значением ‘продукт творчества’, ‘компоненты музыкального произведения’, ‘соотношение, взаимное расположение частей’, ‘музыкальный стиль’:

блюзевич – “блюз”;

быстрогон – “быстрая музыкальная композиция”;

джазня – 1) “джаз”; 2) “вкрапления элементов джаза в музыкальную композицию”;

картошка – “целая нота”’;

кода – «последняя, завершающая часть музыкальной пьесы, не принадлежащая к ее основной теме» [СИС 1985: 233];

медляк – “медленная, спокойная композиция”;

судорога – “синкопа”, т.е. «смещение музыкального ударения с сильной (ударяемой) доли такта на слабую» [CИС 1985: 456];

телега – “песня, композиция”;

Следующую ЛСГ «Исполнение» представляют слова с общими значениями ‘процесс исполнения’, ‘манера исполнения’, ‘прием, способ’:

бардак – “импровизированное исполнение концовки композиции”;

басить – “играть на бас-гитаре”;

брейк – “короткий барабанный рисунок”;

сбивка – “короткий барабанный рисунок”;

встряхнуть – “удивить публику, заставить её танцевать’;

прокачать – “удивить публику, заставить её танцевать’;

гетерастить – “играть на гитаре”;

дерибасить – “играть намеренно небрежно”;

дубасить – “играть жестко, но в то же время четко и аккуратно”;

зажигать – “играть весело, заставить публику встать с мест”;

запендюрить – “показать свое мастерство”;

 вмазать – “показать свое мастерство”;

картошки вешать – “играть целыми нотами”;

кач – “ритмичное исполнение, заставляющее публику двигаться”;

качать – “играть четко, с выделением сильной доли”;

косяк, лажа – “ошибка в исполнении”;

косячить – “совершать ошибки в исполнении”;

кривой – “кто-либо играющий неровно, с нарушениями ритма, что-либо сыгранное неровно, неритмично и т.п.”

лабать – “играть на музыкальном инструменте или в оркестре”;

Лом Петрович – “громкое исполнение”;

нестрояк – “исполнение на расстроенном инструменте”;

 нестроевич – “исполнение на расстроенном инструменте”;

полив – “быстрое соло”;

поливать – “солировать 16-ми или 32-ми нотами в быстром темпе”;

слэп – “прием игры на бас-гитаре (способ удара по струнам)”;

снять, содрать – “воспроизвести музыку на слух”;

спетушить – “сфальшивить на высокой ноте”;

уйти в ритм – “ситуация, когда музыкант только аккомпанирует”;

хорáл – “подпевка, бэк-вокал”;

шуршать – ‘играть тихо, негромко’;

Для данной группы также характерны синонимические отношения: нестрояк, нестроевич; снять, содрать; косяк, лажа и др.

Антонимические отношения обнаруживают следующие слова: косячить и качать; медляк и быстрогон.

Особенностью данной группы является наличие большого количества оценочной лексики: дубасить, дерибасить, кривой, лажа и др.

В ЛСГ «Музыкальные инструменты и их составляющие» входят слова с общим значением ‘музыкальный инструмент и его детали’:

альты – “переходные барабаны”;

балалайка – ‘гитара’;

бас – “бас-гитара”;

басевич – “бас-гитара”;

басуха – “бас-гитара”;

башка – “наконечник барабанной палочки”;

 белл – “разновидность перкуссии”;

бочка – “напольный барабан, по которому удар производится посредством педали”;

веревки – “струны для бас-гитары”;

весло – ‘гитара’;

голова – “верхняя часть гитарного грифа”;

датчики – “гитарные звукосниматели”;

дацы – “гитарные звукосниматели”;

джек, пятерка – “разновидности разъемов”;

дрова – “барабанные палочки”;

железо – “тарелки для барабанной установки”;

журавль – “стойка для барабанной тарелки”;

звучки – “гитарные звукосниматели”;

кардан – “двойная педаль для бас-бочки”;

клавесин – “клавишные инструменты”;

клавиши – “клавишные инструменты”;

ковбелл – “разновидность перкуссии”;

колотушка – “часть педали”;

котлы – “любые барабаны без пластиков”;

кочерга – “рычаг струнодержателя”;

крэш – “вид барабанной тарелки”;

кузнечик – “рычаг струнодержателя”;

кухня – “ударная установка”;

ладúть – ‘дребезжание струн гитары при звукоизвлечении’;

лопата – “гитара”;

машина – “гитарный струнодержатель”;

машинка – “устройство, фиксирующее струны малого барабана”;

медик – “медиатор”;

менструатор – “медиатор”;

мидюшный – “принадлежащий к разряду MIDI-инструментов”;

молоток – “часть педали”;

насморк – “перкуссионные инструменты”;

палки – “барабанные палочки”;

педаль – “педаль для бас-бочки”;

перо – “верхняя часть гитарного грифа”;

погремушки – “перкуссионные инструменты”;

Пэйст, Сабиан, Зилжан – “марки барабанных тарелок”;

рабочий – “малый барабан”;

райд – “вид барабанной тарелки”;

ребро – “обод барабана”;

сетап – “индивидуальное расположение компонентов барабанной установки”;

сплэш – “вид барбанной тарелки”;

том – “напольный барабан с низким звучанием”;

топор – ‘гитара’;

фоно – “клавишные инструменты”;

хэт – “подставка с двумя тарелками”;

чайна – “вид барабанной тарелки”;

червяки – “гитарные колки”;

шнур – “кабель, провод”;

электруха – “электрическая гитара”;

Данная ЛСГ характеризуется большим количеством терминологизированной лексики (кардан, машина, кочерга), среди которой есть и заимствования: хэт, райд, крэш, сплэш и др.

ЛСГ «Технические приборы» включает слова с общими семами ‘музыкальный’ ‘аппаратура’, ‘функционирование’:

аппарат – “совокупность средств звукоусиления и сопутствующих принадлежностей”;

башка – “усилитель”;

верха (низа, середина) задраны – “верхние (низкие) частоты на предельном уровне”;

верха (низа, середину) подрезать – “убрать на эквалайзере высокие (низкие, средние) частоты”;

голова – “усилитель”;

жопа – “любой процессор фирмы «Digitech»”;

кабинет – “колонка, динамик”;

квакушка – “устройство, преобразующее звук эффектом wah-wah”;

квакер – “устройство, преобразующее звук эффектом wah-wah”;

комбик – “устройство для воспроизведения звука, в котором усилитель и динамик расположены в одном корпусе”;

линия, или линейка – “1) линейный вход или выход на усилителе; 2) положение частотных ручек на эквалайзере”;

мартышка – “маленький комбик”;

микшер – “микшерный пульт”;

монитор – “колонка, обеспечивающая звук на сцене”;

педаль – “устройство, которое придает звучанию инструмента различную тембровую окраску”;

писаться – “звукозапись собственных композиций”;

портал – “группа колонок, обеспечивающих звук в зале”;

примус, или примочка, – “устройство, которое придает звучанию инструмента различную тембровую окраску”;

прострел – “колонка, обеспечивающая звук на сцене”;

процессор – “инструментальный процессор для преобразования звука”;

процик, или проц – “инструментальный процессор для преобразования звука”;

пульт – “микшерный пульт”;

саундчек, чек – “настройка аппаратуры, звучания перед концертом”;

усилок – “усилитель”;

уши – “наушники”;

фузз – “устройство, которое придает звучанию инструмента различную тембровую окраску”;

чайник – “устройство для воспроизведения звука, в котором усилитель и динамик расположены в одном корпусе”.

Данная группа одна из многочисленных, что объясняется, с одной стороны, широким использованием рок-музыкантами технических средств, с другой стороны – развитием музыкальных технологий. В данной группе представлены синонимы, различающиеся едва уловимыми коннотациями, например: башка, голова, усилок, которые обозначают усилитель; чайник, комбик, обозначающие устройство для воспроизведения звука, в котором усилитель и динамик расположены в одном корпусе. Обширный пласт в рамках данной группы составляет терминологизированная лексика и слова-термины: процик, проц, микшер, монитор и др.

В рамках представленной выше ЛСГ можно выделить менее многочисленную группу «Звук», которая включает слова, значение которых характеризует качество производимого и воспроизводимого звука:

верха – “верхние частоты”;

гудеж – “низкий, гудящий звук”;

гудеть – “играть с низким, «гудящим» звуком”.

делэй – “разновидность звукового эффекта”;

дистёршн – “разновидность звукового эффекта”;

звукан – “звук”;

низа, или басы – “низкие частоты”;

перегруз, или пердеж – “хрипящий звук”;

песок – “высокочастотный шум”;

песочить – “издавать высокочастотные шумы”;

середина – “средние частоты”;

флэнжер – “разновидность звукового эффекта”;

халл – “разновидность звукового эффекта”;

хорус – “разновидность звукового эффекта”;

цифрá – “оцифрованный звук”;

частотка – “линия частот на эквалайзере”.

Немногочисленной является ЛСГ «Репетиция», которая включает в себя слова с общим значением ‘подготовка к выступлению’:

наживить – “порепетировать”;

репа, или рéпет – “репетиция”;

точка – “место проведения репетиций”.

В ЛСГ «Ресторан» входят слова, называющие реалии, связанные с одним из мест работы музыкантов – рестораном:

гадюшник – “ресторан низкого уровня”;

жлоб, или быдло – “скупой, невоспитанный посетитель ресторана”;

кабак – “ресторан, место работы”;

пáрнас, или левые – “деньги, полученные от заказов песен”.

сенокос – “череда праздников, во время которых музыкант, работающий в ресторане, зарабатывает больше обычного”;

халдей, или полотер – “официант”.

Большая часть слов данной группы имеет эмоционально-оценочную окраску (халдей, полотер, жлоб, быдло, гадюшник), что можно объяснить специфическим отношением музыканта к публике, хозяину ресторана, условиям работы и т.п.

В рамках данной группы можно представить слова-урбанонимы, которые называют городские объекты (рестораны, Дворцы культуры), в которых обычно работают музыканты:

Алики – ресторан «Алые паруса»;

Метла – ресторан «Метелица»;

Остров – ресторан «Остров сокровищ»;

Полтинник – Дворец культуры им. 50-летия Октября;

Примус – ресторан «Приморский»;

РБН – ресторан «Белые ночи»;

Стройка – Дворец культуры «Строитель».

Следующая ЛСГ «Концерт» включает в себя слова с общим значением ‘публичное исполнение музыкальных произведений’:

волну погнать – “выйти на сцену для участия в концерте”;

грибовница – “концерт с участием только молодых, неизвестных команд”;

разогрев – “выступление мало известного музыкального коллектива, которое предваряет выступление известной музыкальной команды”;

сейшн – “1) рок-концерт; 2) (устар.) встреча и выступление музыкантов и их поклонников в дружественной обстановке концерта”.

В ЛСГ «Публика» входят слова с общим значением ‘зрители, пришедшие на концерт, и их характеристика’:

пипл – “люди, посетители концерта”;

робот – “представитель рабочего класса, посетитель ресторана”;

рубилово – “активно танцующая толпа зрителей”;

рубиться, или колбаситься – “активно танцевать, прыгать под музыку”.

В отдельную группу мы объединили слова, имеющие прямое коннотативно-номинативное значение (фирмá) и прямое коннотативное значение: гипс, чума и др.

Что касается слова фирмá – “изделие известного иностранного брэнда”, то оно часто употребляется как яркая коннотативная номинация, обозначающая качественный товар, что, отметим, нашло отражение в словарях: «высококачественное изделие западного производства» [БСРЖ 2000: 627]. Отметим, что в русском языке имеется достаточно большая группа слов, «почти утративших свою денотативную направленность и обозначающих чаще всего резкое неприятие какого-либо явления, явное отвращение к нему: гадость, мерзость, пакость. Слова этой категории уже максимально сближаются с междометиями, которые (по мнению Ю.П. Солодуба и Ф. Б. Альбрехта. – С.К.) характеризуются непосредственно выраженным (прямым) коннотативным значением [Солодуб, Альбрехт 2003: 70].

При помощи оценочных слов с прямым коннотативным значением носитель описываемого жаргона выражает свое отношение как к сфере профессиональной (оценка музыкальной композиции, выступления музыкального коллектива), так и к конкретным жизненным ситуациям. Приведем состав данной ЛСГ:

гипс – “безысходная ситуация”;

джага-джага – “положительная оценка процесса исполнения”;

ёптарма – ёптаръю – “ситуативное междометие, шутливой ругательство, употребляемой при неожиданной встрече друзей”;

рак мозга – “выражение оценки сложного по исполнению и для восприятия музыкального произведения”;

рак уха – “оценка некачественного исполнения”;

расколбас – “выражение удовольствия, активный отдых”;

фирмá – “изделие известного иностранного брэнда”;

чума – “выражение восхищения”.

§ 7. Особенности морфемной структуры жаргонного слова и способы образования жаргонных единиц

В лексической системе отражаются разнообразные изменения общественной жизни. Среди лингвистов, изучающих влияние социальных факторов на развитие лексико-семантической системы, распространено мнение о том, что в основе формирования лексической системы языка, кроме собственно лингвистических факторов, лежит комплекс социальных, психологических и других экстралингвистических факторов: уровень развития духовной культуры, экономики, идеологии. Воздействие внешних факторов на лингвистическую семантику происходит через стимулирование в языке развития тех или иных свойств лексики. В результате действия социальных факторов лексические значения приобретают социально детерминированные оттенки [Миралаева 1994: 43].

Лексическая система является наиболее реагирующей системой языка на изменения, происходящие в жизни его носителей. Экстралингвистические изменения являются как бы внешним толчком, приводящим в движение отдельные части языкового механизма, т.е. внеязыковые факторы во многом предопределяют развитие лексики, но не делают это развитие независимым от внутриструктурного влияния.

В морфемной структуре изучаемого жаргонного слова представлены аффиксы, большинство из которых имеют ярко выраженную стилистическую окраску. Наиболее типичными суффиксами, наделенными яркой экспрессией, являются следующие:

- як- – медляк, косяк, нестрояк, соляк;

- ок- – звучок, усилок;

-н(ик)- – комбик, шурик, чарлик, пультяшник;

-ан- – звукан, грибан;

-евич- – басéвич, блюзевич, нестроевич;

-ач- – стукач, слухач, звукач;

-т(к)- – частотка, репет, линейка;

-ух- – басуха, электруха;

-юк- – басюк;

-юг- – вокалюга;

-яг- – соляга;

-ёж- – гудеж, пердеж;

-ер- – барабáнер.

При образовании существительных встречаются примеры фонетической игры – образование нового слова по созвучию: гетераст (гитарист) – от педераст; режизвукоссер – от звукорежиссер; клавир (клавишный инструмент) – по аналогии с сортир, пунктир.

При образовании глаголов и прилагательных используются суффиксы:

-ов- – качовый, песковый;

-н- – колбасный, дерибасный, дубасный;

-а-(ть) – лабать, качать;

-и-(ть) – дубасить, дерибасить, ломить;

-ну-(ть) – встряхнуть, качнуть, хильнуть;

-я-(ть) – срулять, кирять.

При образовании жаргонных существительных используется нулевая суффиксация:

пере - – перегруз;

рас - – расколбас.

Среди глаголов часто встречается префиксация, которая несет в себе значение совершенного действия:

в- – встряхнуть, врубить;

за- – запендюрить, задрать, вмазать;

с- (со-) – спетушить, слить, содрать.

на- – наживить;

про- – прокачать;

за- – зажечь.

Как считает Е.А. Земская, словарный состав языка в разных условиях реагирует на воздействие внешних факторов неодинаково. Так, при необходимости номинации того или иного понятия, образование нового слова может происходить одним из известных способов. К таковым относятся:

1.  Образование новых слов по существующим в языке образцам с помощью аффиксации, словосложения и других средств (морфологический способ).

2.  Образования у слов новых значений.

3.  Пополнение словарного состава языка путем заимствования из других языков, через устное общение или письменным путем.

4.  Образование новых слов по правилам аналитического наименования и сокращения слов.

5.  Искусственный способ образования [Земская 1992: 204 – 205].

Ниже мы рассмотрим основные способы образования жаргонных единиц северодвинских музыкантов.

1. Морфологический способ словопроизводства представляет собой образование новых слов на основе исконных и заимствованных лексических единиц по существующим в языке словообразовательным элементам. Необходимо отметить, что особенностью жаргона северодвинских музыкантов является малое количество «чистых» форм образования лексических единиц по сравнению с русским литературным языком. Здесь часто происходит сочетание семантического переноса с морфологическим способом образования.

А) аффиксальный способ образования жаргона северодвинских музыкантов.

Под аффиксальным способом образования понимается создание новых слов, в результате присоединения к основе или к слову тех или иных аффиксов: суффиксов и префиксов. Основа может быть как исконная, так и заимствованная, но о заимствованиях мы будем говорить отдельно. Суффиксация (как в чистом виде, так и в сочетании с другими словообразовательными средствами) широко используется в описываемом жаргоне для образования существительных (бас → басевич, звук → звукан, кабак→ кабатчик и др.), прилагательных (песок → песковый, дубасить → дубасный, МИДИ → мидюшный и др.) и глаголов (гул ← гудеть, лом ← ломить, кир←кирять и др.).

Префиксация в описываемом жаргоне чаще всего используется для образования совершенного вида глаголов: качать → прокачать, жечь → зажечь и др.

Группа слов, образованных постфиксальным способом немногочисленна и представлена следующими примерами: колбасить → колбаситься, спетушить → спетушиться.

Б) словосложение.

Одним из способов образования элементов жаргона северодвинских рок-музыкантов является словосложение, причем не в чистом виде, а в смешанном. Дериватологи отмечают, что «при смешанном словообразовании – сложении в сочетании с суффиксацией, в том числе и нулевой, к словообразовательному значению сложения добавляется словообразовательное и категориальное (части речи) значение дополнительного форманта. В сложно-суффиксальных словах возможны лишь подчинительные отношения компонентов» [Быкова 1974: 82]. Состав компонентов сложного слова может быть следующим: наречие и глагол (быстрогон); существительное + глагол (сенокос, пузочес). Единичные случаи образования сложных слов представлены аббревиацией – сочетанием начальных частей слов (старпёр). Группа слов, образованная по данным моделям, немногочисленна.

В) усечение.

Следующий способ образования жаргонизмов – усечение (сокращение). Усеченная форма в жаргоне образуется от исконных корней и от заимствований. В данном способе словообразования реализуется редуцирующая функция жаргона: усеченная форма слова экономит время и позволяет (иногда в ущерб ясности) передать больше информации (звучки “звукосниматели”; дацы “датчики”; низа “низкие частоты” и т.д.).

Существует несколько типов усечения. Наиболее часто встречающийся тип усечения в молодежном жаргоне – апокопа, которая предполагает усечение конца слова. Мы обнаружили следующие разновидности этого типа усечения:

в чистом виде: рéпет, репа (репетиция); вступа (вступление);

груз (грузить), кач (качать), полив (поливать);

аффиксальные образования от усеченной основы:, звучок (звук + -ок) – звукосниматель, медик (мед + -ик) – медиатор.

Отметим, что способ усечения основ иначе называется способом нулевой суффиксации или способом флективного словообразования. «Наличие нуля обнаруживается в сопоставлении с материально выраженным суффиксом того же словообразовательного значения. <…> Слова с нулевыми и материально выраженными суффиксами могут выступать как словообразовательные синонимы: синь – синева, хворь – хвороба [Быкова 1974: 63 – 64]. Ср.: вступа – вступление.

Следующий тип усечения – аферезис, характеризующийся усечением начала слова: чек (саундчек), белл (ковбелл).

Г) конденсация.

Представлен в жаргоне и способ образования, называемый конденсацией, когда слово образуется при помощи суффикса от одного из членов словосочетания: медляк – “медленная музыка”, электруха – “электрическая гитара”.

§ 8. Семантический перенос как способ образования жаргона северодвинских рок-музыкантов

Характерной особенностью жаргона северодвинских рок-музыкантов является переосмысление слов кодифицированного литературного языка, т.е. носителями жаргона используются общелитературные слова для обозначения актуальных для них предметов и понятий. По мнению Т.В. Зайковской, эти слова, в отличие от иноязычных заимствований, способных сохранять свою семантику, претерпевают обязательное изменение значения [Зайковская 1993: 4]. Появление у слов новых значений вызвано не только потребностью номинировать новые предметы и явления, но и социально значимой переоценкой уже известных предметов и явлений.

Переносы наименований затрагивают практически все тематические группы лексики северодвинских рок-музыкантов:

название музыкантов: народник – “музыкант, играющий на народном (-ых) инструменте (-ах)”; динозавр – “старый, заслуженный музыкант”; стукач –“барабанщик”; название инструментов – весло, лопата, топор (гитара), кухня (ударная установка); номинации характера исполнения – в лоб (одновременное вступление инструментов в игру), шуршать (играть тихо), качать (играть четко, с выделением сильной доли); качество звука – песок (высокочастотный шум), середина (средние частоты), заводиться (издавать акустический фон); музыкальный коллектив – банда, группа, ансамбль, команда.

Переносное значение возникает благодаря перемещению слова в новое лексическое окружение, в необычный для него контекст. Механизм переноса наименований или семантической деривации (т.е. появление у слова нового значения) может быть описан на основании тех семантических признаков слова, которые делают возможным его применение к новым явлениям и предметам. Перенос наименования может протекать различно, в зависимости от типа ассоциативных связей, возникающих в процессе становления новых лексических значений, на основе старых наименований: это прежде всего сходство внешних и внутренних признаков (метафора) и сходство функций, ассоциаций по смежности (метонимия) [Миралаева 1994: 49].

Метафоризация – процесс, приводящий к получению нового значения о мире, о ходе его «оязыковления» путем использования уже имеющихся в языке наименований [Телия 1988: 46]. В основе метафоры лежат объективированные ассоциативные связи, отраженные в коннотативных признаках, несущие сведения либо об обиходно-практическом опыте данного языкового коллектива, либо о его культурно-историческом значении. Метафоричность признается исследователями основным способом языкового творчества [Лукашанец 1993: 35].

В жаргоне северодвинских музыкантов метафорический перенос представлен следующими словами: полив – “быстрое соло”, содрать – “подобрать или воспроизвести композицию на слух”, песок – “высокочастотный шум”, шнур – “кабель (провод)’, погремушки –“перкуссионные инструменты” и др.

В основе приобретения словом вторичного значения через посредство метонимии могут лежать пространственные, событийные, понятийные и другие отношения между предметами, явлениями и т.д.

Метонимия в жаргоне северодвинских рок-музыкантов встречается значительно реже. Тем не менее, в нем можно выделить следующие модели метонимических замен: наименование предмета по характерному признаку: клавиши “синтезатор”, уши “наушники”, пятерка – вид разъема; обозначение предмета по материалу, из которого он изготовлен, создан: железо – “барабанные тарелки”, дерево – “барабанные палочки”, деревяга – “гитара”, цифра – “оцифрованный звук”; наименование музыканта по инструменту: барабаны – “барабанщик”, бас – “бас-гитарист”, клавиши – “клавишник” и т.д.

Выводы по второй главе

В данной главе были рассмотрены понятия «рок-музыка», «рок-культура», «северодвинский рок-музыкант», дана общая характеристика жаргона северодвинских рок-музыкантов, описаны его лексико-семантические особенности и, в частности, выявленные наиболее характерные для него лексико-семантические группы; обозначен состав и особенности фразеологических единиц, определена роль заимствованной лексики. Кроме того, были рассмотрены особенности морфемной структуры жаргонного слова, выявлены регулярные способы словообразования.

1. Рок-культура обладает рядом специфических черт, позволяющих её рассматривать как проявление контркультуры в различных сферах общественной жизни, и прежде всего в жизни молодежи. Несомненно влияние рок-культуры на речевое поведение ее носителей и через их посредство на литературный язык. В то же время, следует отметить, что в нашей стране в силу сложившихся в последние десятилетия обстоятельств действует тенденция сближения рок-культуры с официальной культурой.

2. Северодвинские рок-музыканты – это достаточно открытая социальная группа людей, проживающих в г. Северодвинске и в течение продолжительного времени занимающихся музыкальной деятельностью (как профессионально, так и на аматорской основе), играющих в стиле рок.