История античного города Тиры

Содержание

введение

Глава. I Греческая Колонизация в Северо-Западном Причерноморье. Возникновение и ранняя история Тиры

§ 1. Причины и характер греческой колонизации

§ 2. Тира в VI—V вв. до н.э.

Глава II. Тира в позднеклассическое раннеэлинистическое время (IV —первая половина III в. до н.э.)

§ 1. Археологические памятники и экономика Тиры

§ 2. Социально-политическая структура, культура и религия Тиры

Глава III. Тира в позднеэллинистическое время

§ 1. Социальный строй, культура и религия Тиры в конце III — начале I в. до н. э.

§ 2. Исторический очерк Тиры (середина III—I вв. до н. э.)

Глава IV. Тира в римское время (I – IV вв. н.э)

§ 1 Северо-Западное Причерноморье под властью Рима

§ 2. Археологические памятники и экономика Тиры в I—III вв.

§ 3. Общественно-политическая структура, культура и религия римской Тиры

§ 4 Общественно-политическая структура, культура и религия римской Тиры

§ 5 Исторический очерк Тиры (86—214 гг. н. э.)

§ 6. Кризис Римской империи и начало великого переселения народов

§ 7. Тира и нападение карпов на нижнедунайскую границу (214 г. н. э.)

§ 8. Тира в середине III в. н. э. Разгром города готами н их союзниками

§ 9. Тира в конце III—IV в. н. э. Конец античного города

Заключение

Библиография

Приложение

ПРимечАние

введение

Античные государства, основанные греками в Северном Причерноморье, сыграли важную роль в развитии народов, населявших юг современной Украины. Тесное взаимодействие античной и варварской цивилизаций позволяет выяснить то общее и особенное, что было характерно для античной культуры в этом регионе, а также определить вклад в сокровищницу мировой культуры, который внесли племена и народы, населявшие в древности Северное Причерноморье.

Одним из таких городов-государств была Тира, которая располагалась на месте нынешнего г. Белгорода-Днестровского в Одесской области. Раскопками на территории Тиры открыты строительные остатки классического, эллинистического и римского времени. Но недостаточное финансирование со стороны государства не позволило полностью сохранить открытые памятники. Поэтому сейчас можно осмотреть только оборонительные сооружения, остатки стен, фундаменты и подвалы домов IV — II вв. до н. э., а также I — IV вв., улицы, переулки и фундамент здания, которое определено как постройка римской вексилляции. В XIII — XIV вв. на месте Тиры возник золотоордынский город, а в конце XIV — XV вв. господарями Молдавского княжества здесь была построена величественная крепость, получившая название Четатя Албэ (Белая крепость).

Нижнее Поднестровье являлось одной из зон греческой колонизации Северо-Западного Причерноморья, где во второй половине — VI в. до н. э. были основаны два греческих поселения — Тира и Никоний, ставшие впоследствии сравнительно крупными античными центрами. Первоначально Тира была небольшим греческим поселением, которое, вероятно, входило в состав единого полиса, центром которого являлся Никоний. Основным занятием тиритов было сельское хозяйство. Отсутствие городской монетной чеканки говорит о том, что хозяйство города было натуральным, а труд рабского и вообще зависимого населения мог применяться лишь в незначительной степени. Это была античная гражданская община, благосостояние членов которой базировалось на мелкой земельной собственности.

В IV — III вв. до н. э. на правом берегу Днестровского и Буджакского лиманов появляются сельскохозяйственные поселения. Они были основным условием экономического подъема Тиры в IV — III вв. до н. э. Во второй половине IV — начале III в. до н. э. в Тире начинается чеканка монеты, что является ярким показателем развития внутреннего рынка. Однако этот подъем продолжался недолго. С середины III в. до н. э. фиксируются признаки кризиса. В основе этого лежали причины внешнеполитического порядка. В середине — второй половине III вв. до н. э. в Нижнее Поднестровье с запада вторглись племена кельтов, что привело к изменению экономической ситуации во всем Северо-Западном Причерноморье.

С 80 — 70-х годов II в. до н. э. Тира попадает в орбиту политики Понтийского царства, а с приходом к власти Митридата VI Евпатора, который контролировал все Западнопонтийские греческие города, ее политические и, видимо, экономические связи с Понтийским царством укрепляются. Это позволило тиритам заручиться поддержкой могущественного покровителя. Тира, находясь в сфере политического влияния Митридата, оставалась формально самостоятельным полисом и ее государственное устройство не претерпело существенных изменений. После 72 — 71 гг. до н. э. Тира освобождается от власти Митридата VI Евпатора. История Тиры после его смерти неизвестна. Но историческая ситуация, сложившаяся в Северо-Западном Причерноморье, позволяет предполагать, что Тира была разгромлена гетами под предводительством Буребисты. После его смерти (около 45—44 г. до н. э.) непрочное государственное образование гетов было разделено преемниками Буребисты. Античные центры Северо-Западного Причерноморья освобождаются от гетской зависимости, жители возвращаются в города и уже в конце I в. до н. э. — начале I в. н. э. наблюдается активизация городской жизни и постепенное возрождение экономики.

Начало нового, римского периода в истории Северного Причерноморья относится к середине — второй половине I в. до н. э., когда после гибели Митридата VI Евпатора греческое население античных городов региона вступает в тесные и разносторонние контакты с Римской империей. Это было решающим фактором в исторических судьбах греческого населения. Возрождение жизни на территории Тиры хронологически совпадает с активизацией римской политики на Балканах и укреплением на территории Фракии союзного Риму Одрисского царства. Римская империя становится той единственной реальной силой, которая была способна защитить греческое население региона и обеспечить стабилизацию военно- политической обстановки. Поэтому тириты в начале I в. н. э. были заинтересованы в расширении политических связей с Римом.

На основании имеющихся данных нельзя говорить, что Тира уже в это время была включена в состав римской провинции Мезия. Отношения между тиритами и Римской империей изменились с приходом к власти императора Нерона (54 — 68 гг.). Выпуск специальной серии монет (около 56—57 г. н.э.) свидетельствует, что римский сенат принял в отношении Тиры специальное постановление. Оно касалось юридического статуса города, на основе которого регулировались отношения империи с Тирой. Постановление сената могло быть облечено в форму закона, которым определялись права и обязанности тиритов. Этим актом городу милостиво могла быть дарована определенная политическая организация, а также ряд очень важных привилегий. Можно предполагать, что Тире было даровано внутреннее самоуправление, находившееся под контролем администрации римской провинции Мезия. Утверждение специального постановления сопровождалось существенными привилегиями, видимо, относительно пошлин. Освобождение граждан города от ряда пошлин было весьма выгодно и такая мера должна была способствовать стабилизации и подъему экономики.

После дакийских войн Траяна и образования провинции Дакия в Тире надписью (116—117 г.) фиксируется наличие римского гарнизона. На протяжении II — III вв. состав его не был стабильным. В первой половине II в тирский гарнизон состоял из солдат V Македонского легиона и вспомогательных войск римской армии. Ее ядро составляли легионеры, а во главе стоял центурион V Македонского легиона. Во второй половине II в., после перевода штаба V Македонского легиона в Дакию, в Тиру были введены солдаты I Италийского и ХI Клавдиевого легионов. С этого времени римский гарнизон Тиры возглавлял центурион уже I Италийского легиона. Также Тира использовалась в качестве стоянки военных кораблей Мезийского флота.

Размещение в городе в начале II в. римского гарнизона привело к стабилизации военно-политической обстановки вокруг Тиры и способствовало подъему экономики, что хорошо прослежено по археологическим данным. Как и прежде, основной отраслью экономики было сельское хозяйство, базировавшееся на выращивании зерновых. На территории городских кварталов шло интенсивное строительство. Одной из характерных особенностей этого времени является появление производственных комплексов на территории жилых кварталов. В это время Тира выступала в качестве достаточно крупного центра посреднической торговли между античным миром и варварским населением Северо-Западного Причерноморья. Этому способствовало выгодное географическое положение города в устье Днестровского лимана, откуда по речной магистрали и сухопутным путем могли поддерживаться устойчивые связи с районами, значительно удаленными от границ Римской империи. Торговые операции через Тиру осуществлялись водным путем, так как наличие в Северо-Западном Причерноморье значительной массы гето-дакийского и кочевого сарматского населения делало перевозки товаров сухопутным путем опасными.

В 214 г. Тира подверглась нападению карпов, в ходе которого часть городских кварталов была разрушена, а население нашло убежище в цитадели. На помощь гарнизону Тиры был послан римский флот, моряки которого, наряду с другими воинскими подразделениями, участвовали в сухопутном сражении с карпами. В 30-х годах III в. усиливается натиск задунайских варваров на границы Римской империи. Начинается период так называемых готских войн. Однако Тира не погибла в ходе бурных событий 30 — 40-х годов III в. В связи с обострением обстановки на Дунае и вновь усилившимся натиском варваров на границы Римской империи из Тиры был выведен римский гарнизон. Вместе с римскими солдатами из Тиры могла уйти часть гражданского населения. В конце 50 — середине 60-х годов III в. Тира была захвачена и разрушена варварами.

На основе разнообразного археологического материала можно заключить, что с утверждением господства варваров в Нижнем Поднестровье Тира приобретает статус военно-политического и экономического центра готского раннеклассового объединения, в которое, помимо собственно германцев, входили представители сарматских и гето-карпатских племен. В IV в. Тира являлась раннегородским центром вестготского варварского объединения.

Судьба Тиры в конце IV в. не известна. Но есть все основания предполагать, что город погиб в результате гуннского нашествия. В 376 г. гунны форсировали Днестр и через Буджакские степи устремились к границам Римской империи. Показательно, что самая поздняя римская монета из Тиры относится ко времени правления императора Валентиниана (364 — 375 гг.) и в настоящее время является последним точно датированным предметом из раскопок этого античного центра.

Данный дипломный проект разработан как историко-археологический очерк, построенный на всей совокупности имеющихся источников. Такой очерк не раскрывает всех сложных этносоциальных процессов, происходивших в регионе в течение девяти или десяти столетий; и не включает он и сколько-нибудь систематического обзора событий в других античных центрах региона. Однако отмеченные процессы и основные события в жизни ближайших городов — Ольвии и Истрии — нельзя полностью игнорировать так как отрывочные и неполные сведения о судьбе Тиры требуют постоянного изучения явлений и процессов, определивших путь развития всего Севера-Западного Причерноморья в античную эпоху.

Местоположение античной Тиры твердо установлено археологическими раскопками и не вызывает сомнений. Название города совпадает с древним именем р. Днестра и античная традиция прямо снизывает их. Такое совпадение отражает одну из существенных особенностей причерноморской топонимики. Античные авторы употребляют греческие названия TYPA2 — TYPA и латинские Tyras — Туга, не делая различия между ними (Исходя из традиционного представления об враноязычности скифов само название Tyras, Туга (Tyres Геродота) понимают как описательный эпитет роки: «tilra» — «быстрая», «стремительная», от корня «tuer» — ctur» — «вертеть», «вращать», «кружить»¹. Это определение хорошо согласуется с характером течения Днестра, описанным римскими поэтами Овидием и Валерием Флакком), то в моем дипломном проекте город называется Тирой, а река — Тирасом.

Отметим, что мною принята позиционная система научного аппарата: использованные работы цитируются в тексте под номерами, соответствующими прилагаемому списку (все ссылки уточнены указанием страниц). Произведения античных писателей также документируются ссылками традиционного типа. Текст Геродота приводится по последнему критическому и снабженному комментариями изданию², а прочие античные авторы — по известному сборнику В. В. Латышева 126] или по аналогичным изданиям Академии наук Социалистической Республики Румынии³.

Надписи, происходящие из центров Северо-Западного Причерноморья или имеющие отношение к истории региона, цитируются по соответствующим сборникам и публикациям, а для публикаций в научной периодике — страницы и номера. Под номерами приводятся и ссылки на описания тирасских монет и корпусе А.Н. Зографа⁴. Нумерация строительных остатков соответствует принятой при первой их публикации (и отраженной в полевой документации), а описания кладок даны в соответствии с терминологией, разработанной С.Д. Крыжицким⁵.

Данный дипломный проект не отличается, к сожалению, той полнотой, которая сделала бы возможным равномерное освещение всех затрагиваемых проблем. Древнейший период истории города заключает еще немало нерешенных вопросов. Серьезные трудности встречаются и при попытке конкретного изучения особенностей социально-экономической истории Тиры или получения четких данных об этническом составе и о количество ее населения на протяжении всего почти тысячелетнего периода существования города.

Цель моего дипломного проекта рассмотреть историю Тиры и представить путь комплексного изучения истории города на фоне имеющихся сведений о синхронных явлениях в Северо-Западном Причерноморье.

Задачи, рассматриваемые в дипломном проекте:

·          исследовать историко-археологическую характеристику античного города Тира;

·          рассмотреть в совокупность имеющиеся источники и построить на них данное исследование

Структура квалификационного проекта состоит из: введения, 4-х глав, заключения, библиографии, приложения и примечания.

Глава. I Греческая Колонизация в Северо-Западном Причерноморье. Возникновение и ранняя история Тиры

§ 1. Причины и характер греческой колонизации

Древнегреческая колонизация давно признана одним из важнейших явлений в истории античного общества. С конца XIX в. не прекращаются споры о причинах и характере колонизации, вызвавшей не только массовое переселение эллинов за пределы первоначальной родины, но и обусловившей формирование относительно устойчивой системы взаимоотношений между сложившимися во всех уголках Средиземноморья греческими полисами и народами сопредельных стран. На первый план выдвигались демографические, экономические, а то и откровенно субъективистские факторы колонизации — причины ее усматривали в перенаселении метрополии, в поисках пригодных для обработки земель или месторождений металлических руд, в развитии торговли, даже в любознательности и духе приключений, свойственных греческим мореплавателям. Лишь в последнее время ряд исследований по истории отдельных колоний, основанных на археологических материалах, позволил несколько смягчить противоречия между крайними точками зрения и наметить основные этапы колонизационного процесса. Оставляя в стороне переселения микенского и гомеровского времени, а также колонизационную практику Афинской державы и эллинистических государств, в рамках так называемой Великой колонизации VIII—VI вв. до н. э. различают две фазы. Для первой (примерно 775—675 гг. до н. э.) характерно преобладание аграрных мотивов колонизации, тогда как для второй фазы (приблизительно 675—500 гг. до н.э.) типично нарастание роли торговых интересов.

Советская историческая наука рассматривает проблему колонизации как один из элементов формирования рабовладельческого способа производства в его наиболее развитой форме. И Эд. Мейер, сторонник торговой обусловленности колонизации, и К. Белох, объяснявший ее прежде всего земельным голодом, сходились в том, что основная причина колонизации сводится к перенаселению, которое присуще греческому обществу на всех этапах его развития. Действительно, вся система древних государств основывалась «на определенном ограничении численности населения, пределы которой нельзя было превысить, не подвергая опасности самих условий существования античной цивилизации», так что периодическое основание колоний составляло «постоянное звено общественного строя». Речь должна идти, однако, не о перманентном абсолютном перенаселении, мальтузианское представление о котором враждебно материалистическому пониманию истории, а об относительном перенаселении метрополии, причиной которого являлся не фатально действующий абстрактный закон, а недостаточное развитие производительных сил, ставившее права граждан античных полисов в зависимость от их числа: превышение оптимального количественного уровня населения грозило гражданам полиса, — писал

Маркс,— подчинением их «игу того изнурительного физического труда, который превращал тогда свободного гражданина в раба».

Конкретная форма, в которую выливалось зарождающееся перенаселение внутри складывающихся греческих полисов, связана с обострением имущественного и социального неравенства, выражавшегося в сосредоточении земли и рабов в руках аристократии, в обезземелении и закабалении бедноты. Преобладающим видом классового угнетения в эту эпоху было рабство, «то есть не столько экспроприация земли у масс, сколько присвоение их личности». Великая колонизация осуществлялась в обстановке нарастающих социальных конфликтов, вследствие которых утвердилась античная форма собственности со свойственным ей двойственным противоречивым характером. Возникая в результате объединения нескольких племен в один город и сохраняя рабство, античная форма собственности «предполагает в качестве своего базиса не земельную площадь как таковую, а город как уже созданное место поселения (центр) земледельцев (земельных собственников)».

Характер античной собственности, при господстве которой предпосылкой для присвоения земли остается членство в трансформирующейся в государство общине, «но, как член общины, каждый отдельный человек является частным собственником», дает ключ к пониманию особенностей процесса колонизации. Ведь и в том случае, когда история конкретной колонии начиналась с основания на малоизвестном побережье чисто торговой фактории, поселенцы стремятся при первой возможности наделить каждого из граждан зарождающегося полиса земельным участком. Колонии, сложившиеся в ходе мирного или насильственного захвата пригодных для обработки земель вдали от навсегда покинутой родины, в ход неизбежного общения с нею рано или поздно вовлекаются в систему расширяющихся торговых связей греческой ойкумены. В самом деле, само возникновение городов предполагает характерную для античности противоположность между городом и деревней, основывающуюся на разделении труда между земледелием и ремеслом и выражающуюся в производстве все возрастающей части продуктов труда непосредственно для обмена. Это, в свою очередь, означает появление купечества — класса, «который занимается уже не производством, а только обменом продуктов»,— и металлических денег, чеканной монеты. Поэтому греческие колонии, независимо от их первоначального характера, постепенно оказывались для метрополии необходимыми торговыми контрагентами — поставщиками сначала металла или заготовленной впрок рыбы, потом зерна или леса, и почти всегда рабов. Они выступали и как потребители особо качественных сельскохозяйственных продуктов и ремесленных изделий древнейших полисов Восточного Средиземноморья.

Греческая колонизация западных и северных берегов Черного моря приходится на вторую половину VII—VI вв. до н. э., то есть на тот период, когда развитие ремесленного производства, торговли и денежного хозяйства уже охватило ведущие центры метрополии. Античная традиция приписывает ведущую роль в колонизации Понта гражданам Милета, и хотя известны случаи участия выходцев из других городов в основании причерноморских колоний, все же следует признать, что милетяне были инициаторами переселения и составляли главную часть колонистов. Историки России и других причерноморских стран внесли существенный вклад в изучение конкретного процесса колонизации Западного и Северного Причерноморья. Однако главное внимание уделялось при этом наиболее крупным центрам — Аполлонии, Истрии, Ольвии, городам Боспора, немногочисленным дорийским поселениям этих регионов,— тогда как Нижнее Поднестровье оставалось менее освещенным. Весьма существенно, впрочем, что милетяне прокладывают прежде всего путь к устьям двух великих рек, между бассейнами которых протекает Днестр: около середины VII в. до н. э. их опорные пункты возникают вблизи устьев Дуная и Днепра. Первопоселенцы располагались в обоих случаях на островах или полуостровах, в местностях, малопригодных для сельскохозяйственного производства, но зато безопасных и создававших благоприятные условия для рыболовства; неудивительно, что за первыми поселениями закрепились «речные» имена — Истрия и Борисфена. По античной традиции основание Истрии относится к 657/656 г. до н. э., а Борисфениды — 645/644 г. до н. э. Истрия при этом названа «городом», тогда как Борисфенида точнее не определена: это подтверждает предположение о том, что во втором случае подразумевается поселение на Березани. Керамические материалы из Истрии и с Березани не расходятся с этими датами, хотя остатки поселений в обоих названных пунктах датируются лишь концом VII в. до н. э. Значительную часть ранней керамики составляют фрагменты сравнительно дорогой расписной посуды ионийского происхождения, что заставляет многих исследователей предполагать изначально торговый характер Березанского поселения и Истрии, но при этом нельзя упускать из виду отсутствие постоянного населения, констатируемое, во всяком случае, для побережий Днепровского и Бугского лиманов в эпоху колонизации. Островное или полуостровное положение обоих ранних милетских поселений Северо-Западного Причерноморья плохо согласуется и, с предположением о преимущественно аграрном профиле их первоначального хозяйства. Первые опорные пункты ионян были, по всей вероятности, не торговыми факториями или земледельческими поселками, а рыболовецкими, в самом начале, быть может, сезонными станциями, население которых при наличии на месте сырья и пригодных для обработки земель постепенно обращалось к ремесленному производству или к земледелию, не пренебрегая и установлением торгово-обменных связей с кочевыми или оседлыми племенами.

На рубеже VII—VI вв. до н. э. па островке у южного берега нынешнего Бургасского залива возникло еще одно милетское поселение, получившее свое название в честь Аполлона, в котором ионяне видели покровителя их переселений. Основание Аполлонии завершает, как полагают, первый этап милетской колонизации Западного и Северо-Западного побережья Черного моря. Следующий этап открывается основанием Одесса на фракийском берегу и Ольвии на нравом берегу Бугского лимана. Возникшая во второй четверти VI в. до и. э. Ольвия быстро растет и во второй половине столетия приобретает городской облик; с середины того же века черты поселка городского типа становятся присущими и Березанскому поселению. В обоих центрах развивается каменное строительство, формируется планировка кварталов, разрастается застроенная территория; в Ольвии появляются священный участок с расположенными в его пределах храмами и окруженная общественными сооружениями агора.

Сравнительно быстрый рост Ольвии и Березанского поселения заставляет предполагать такое увеличение численности населения, которое вряд ли возможно в результате их естественного развития. Но в это же время — начиная с середины VI в. до н. э.— вступает в жизнь ряд небольших греческих поселений на всем побережье от устья Буга до Березанско-Сосицкого лимана. Эти поселения характеризуются ярко выраженным аграрным типом хозяйства; они просуществовали до первой четверти V в. до н. э. Особое место занимает находящееся в стороне и принадлежащее к числу наиболее ранних небольшое поселение на Ягорлыке, где еще в первой половине VI в. до н. э. было налажено разнообразное ремесленное производство. Так как во всех этих поселениях роль относительно немногочисленных выходцев из глубинных районов Причерноморья была сравнительно невелика, приходится предполагать появление новой волны колонистов из метрополии. Нечто подобное прослеживается в эту эпоху, по-видимому, и в окрестностях Истрии, где румынскими археологами открыт ряд поселений, позволяющих говорить об интенсивном проникновении греков в среду местных племен фракийского гальштата.

Общая картина колонизации Западного и Северо-Западного Причерноморья является необходимым фоном истории возникновения греческих поселений Нижнего Поднестровья. По-видимому, накануне и в эпоху колонизации стенные просторы между Нижним Дунаем и Днестром не имели постоянного оседлого населения, хотя фракийские поселенцы уже проникли на левый берег Дуная. В степи известны скифские воинские погребения VI (Огородное) и V вв. до н. э. (Червоный Яр, Шевченково, Траповка, Арциз), они не составляли компактных групп, а по характеру обряда и вещевого материала близки синхронным погребениям собственно Скифии. Непосредственно на берегах Нижнего Днестра, Днестровского лимана и на морском побережье ранние памятники местного населения не выявлены. Можно полагать, что ионийские поселенцы оказались здесь первыми постоянными жителями. Вместе с тем в основанные греками населенные пункты Нижнего Поднестровья уже в VI в. до н. э. проникали скифские и фракийские этнические элементы, так что вряд ли можно думать об абсолютном отсутствии местного населения вблизи от греческих поселений. Следуя указаниям письменных источников, можно, по-видимому, заключить, что памятники ализонов следует сближать с памятниками восточно-подольской (не исключено, что и западно-подольской) групп, а памятники агафирсов — с памятниками молдавской группы; в соответствии со словами Мелы западную границу каллипидов не приходится искать на Днестре или даже на Дунае — их владения ограничивались бассейном Тилигула. Между Тилигулом (Асмаком) и Днестром (Тирасом) Мела и Плиний помещают племя асиаков, а между Днестром и Дунаем — истриан. Реальность этих сообщений подтверждается показанием утраченных периплов эллинистического времени, сохранившихся у Арриана и Арриана: на побережье находились гавани этих племен, а в сокращенной Юстианом «Истории» Помпея Трога упоминается война скифов (около 340 г. до н. э.) с истрианами, возглавлявшимися своим царем; во всех случаях речь идет об одном и том же племени, скорее всего гетто-фракийского происхождения. В таком случае ничто не мешает предполагать, что население восточного берега Нижнего Днестра и современного лимана, оставившее на ранних греческих поселениях керамику скифского типа, принадлежало к племени асиаков, тогда как гетская посуда на этих поселениях должна связываться с фракийским населением, сосредоточивавшимся по берегам Нижнего Дуная и носившим подобно асиакам «речное» имя истриан. Литературные свидетельства о проникновении греческих поселенцев в Нижнее Поднестровье ограничиваются хронологически неопределенными указаниями Скимна на плодородие края, судоходность реки и на милетское происхождение города Тиры, а также беглым замечанием Геродота, согласно которому у устья реки Тираса живут эллины, называющиеся тиритами; на основании слов Плиния можно заключать, что город, называвшийся впоследствии Тирой, носил некогда ионийское имя Офиусса. Археологические разведки и раскопки не обнаруживают на западном берегу Нижнего Днестра и его лимана» следов первоначальной греческой колонизации, но можно считать установленным, что на восточном берегу последнего уже в VI в. до н. э. сложилось греческое поселение городского типа у северной окраины села Роксоланы — по-видимому, город Никоний или Никония античных источников — и ряд сельских поселений, известных главным образом по подъемному материалу; из них наиболее изучены — по направлению с юга на север — Надлиманское VI, Надлиманское III, Маяки IV и Беляевка I. Весь характер материальной культуры этих поселений свидетельствует о том, что они были населены греками, хотя лепная керамика указывает на присутствие среди их населения выходцев из среды скифских и гето-фракийских аборигенов.

Из перечисленных поселений наибольшее значение имел в раннее время Никоний. Время его основания относится ко второй половине VI в. до н. э. Уже в ближайшие десятилетия после основания Никоний поддерживал связи с центрами Средиземноморья, и ионийский характер находок позволяет высказать предположение о том, что он был заложен милетянами. Ранний Никоний занимал небольшую площадь, часть которой разрушена абразией. Население жило в небольших, углубленных в землю жилищах, и в его занятиях немалую роль играли земледелие, скотоводство и рыболовство, но горожане вели торговлю с центрами Ионии, Аттикой и поддерживали отношения с местными племенами. Около середины V в. до н. э. в жизни Никония намечаются изменения — в городе развивается каменное строительство, возводится оборонительная стена. В конце V—IV в. до н. э. город, территория которого заметно расширилась, располагался на террасах, имел правильную планировку улиц и водоснабжение. В эту эпоху он поддерживал торговые связи не только с соседними причерноморскими городами, прежде всего с Истрией, Ольвией и Синопой, но и со многими центрами Восточного Средиземноморья и пытался, по-видимому, наладить выпуск литой бронзовой монеты.

§ 2. Тира в VI—V вв. до н.э.

1. Основание Тиры. Если археологические памятники Никония позволяют относить возникновение этого центра ко второй половине VI в. до н. э., то в Тире не открыты следы строительства этого-времени, а сообщение в научной литературе о находках сосудов и терракот VII в. до н. э., не поддается проверке и сформулировано настолько неопределенно, что не дает возможности отстаивать высказанную еще до начала археологических раскопок догадку об основании Тиры, в VII в. до н. э. Нельзя согласиться и с определением возникновения Тиры в V в. до н. э.

Прямое указание приписываемого Скимну Перикла на милетское происхождение города подтверждается имеющимися сведениями о тирасском календаре и учреждениях, а также посвящением Аполлону Врачу, богу-покровителю первых колонистов, хорошо известному в милетских колониях на Черном море

Между тем Милет, поднявшийся в 500 г. до н. э. против персов и разрушенный ими (494 г. до н. э.), не основывал колоний позже указанного времени; на этом основании возникновение Тиры относят ко времени «не позднее VI в. до н. э.» просто, к VI в. до н. э., или к концу этого столетия. Высказывалось даже предположение, будто Тира была основана беглецами «из разоренных персами ионийских городов и особенно Милета», иными словами, что она возникла в конце первого десятилетия V в. до н. э. Имеется, наконец, гипотеза об участии лесбийцев в основании Тиры.

Если оставить в стороне оба предположения, возникновение Тиры как милетской апойкии во второй половине или в конце VI в. до н. э. представляется наиболее вероятным. Это не означает будто Тира была с самого начала городом и тем более будто она являлась самым значительным из ионийских поселений Нижнего Поднестровья. До тех пор, пока древнейшие слои города не будут открыты, нельзя исключить предположение о том, что ведущая роль во всем этом регионе и даже «первые полисные функции» принадлежали Никонию.

Неизвестность ранней истории Нижнего Поднестровья влечет за собой и другие предположения. Видя в Офиуссе отдельное от Тиры поселение, возникшее уже после водворения милезийцев в Никониуме и находившееся на острове, образованном двумя протоками Днетровской дельти или Днестром и Кучурганом, высказывали догадки о по-следующем переселений греческих обитателей острова на коренной берег, вновь основанное поселение получило название реки. В последние годы эта гипотеза была уточнена — переселение состоялось якобы в организованном порядке, так что на новом месте продолжала существование та же городская община, те же органи самоуправления, и именно зто дало основание источникам Плиния и Стефана Византийского свидетельствовать, что город Тира раньше назнвался Офиуссой. По сравнению с такой детализированной картиной прежние догадки о том, что жители оставленной Офиуссы просто переехали в уже существовавшую Тиру или основали поблизости отдельное поселение, вскоре слившееся с нею, подкупают своей простотой.

Касаясь всех этих домыслов, следует принять во внимание, что остров, существовавший в І тысячелетии в устьях Днестра, был мало пригоден для хозяйственной деятельности и вообще для постоянного проживання сколько-нибудь многочисленного населения, вряд ли ландшафт местности отличался от современных плавней Дунайской дельты, значительная часть которых представляет озера, заросшие водной растительностью. Вдоль существующих в настоящее время и вдоль заброшенных русл реки тянутся полоси суглинистой суши шириной от 100 до 250 м, а параллельно морскому краю дельты проходят повторяющиеся серии песчаных, береговых валов, образовавшихся в различные стадии ее формирования. Не лучше приспособлена для жизни и расположенная вдоль Нижнего течения Днестра заросшая камышом и кустарниками, прерываемая мелкими озерами и протоками днестровская пойма. Предположение о существовании в подобных условиях поселення городского типа.не поддается проверке и не слишком вероятно. Располагая при зтом указанием Плиния, разъясняющего, что город, носящий имя известной реки Тираса, находится на месте, где, как говорят, прежде была Офиусса, было бы трудно согласиться, что Тира и Офиусса были разными городами — ведь многие центры античного Причерноморья носили наряду с официальным именем еще и другое, применявщееся преимущественно в метрополии (Дионисополь — Круны, Пантикапей — Боспор, Ольвия — Борисфен) и весьма вероятно, что раннее название Офиусса существовало в течеиие продолжительного времени параллельно с именем Тира.

Составить конкретное представление об общем облике и хозяйственном развитии Тиры в начальную пору ее сущеетвования нелегко из-за недостаточности археологических мате- риалов. Учитывая отмечаемые древними авторами богатства края естьвсе основания признать, что хлебопашество, скотоводство, эксплуатация рыбных богатств, а в дальнейшем садоводство и виноградарство были главными занятиями населення Нижнего Поднестровья еще в ту пору, когда ремесленное производство делало только первые шаги. Вместе с тем находки импортной керамики и монет позволяют предполагать, что во второй половине V в. до н. э. Тира идет по пути превращения в торговый центр аналогичный характер имело в это время и хозяйство Никония.

Упомянутие находки происходят из перемещенннх слоев, но в своей совокупности очень представительны. Это обломки пухлогорлых хиосских амфор, фрагменты аттических чернолаковых солонок, скифосов, тарелок. На некоторых обломках читаются процарапанние надписи. Известны также находки фрагмеитов краснофигурной афинской керамики. Большая часть аттической керамики относится ко второй половине V в. до н. э., однако в Тире зарегистрированы солонки и скифосы не только второй четверта этого века, по и последней четверти VI в. до н.э. По публикациям известны из Тиры ионийский светильник VI в. до н. э., фрагмент ручки ионийского кувшина того же времени, черепки ионийской керамики. Фрагменты ионийских светильников хранятся в Белгород-Днестровском музее, а обломки ионийской и хиосской керамики не раз встречались в ходе раскопок. Перечисленные находки опровергают утверждение, будто торговля Тиры с Афинами начинается только в конце V в. до н. э. и показывают, что если массовое поступление аттической керамики в Ольвию началось еще в VI в. до н. э, то в Тире, как и в Истрии, этот процесс начинается после решающих побед афинян над персами. При раскопках Тиры неоднократно отмечались находки литих бронзових монет Истрии, датируемых второй половиной V — первой половиной IV вв. до н. э. Отдельно следует назвать происходящий из Тиры серебряный диобол одрисского царя Спарадока, чеканенный в 40-х годах V в. до н. э. Все это убедительно доказывает, что город не только существовал в V в. до н. э., но и проявлял немалую экономическую активность.

Имеющиеся источники не дают возможности определить социальный состав первых поколений населення Тиры, но она подобно другим античним центрам сформировалась, как рабовладельческий полис, в котором различие классов фиксировалось в сословном делегата населення, сопровождалось установлением особого юридического места в государстве для каждого класса. Особенности общественно-политического устройства Тири в VI—V вв. до н. э. неизвестны, но поскольку в других милетских апойкиях региона в начало их существования власть находилась в руках олигархов и гражданскими правами пользовались, по словам Аристотеля, «лишь очень немногие», так что даже состоятельные люди не могли занимать никаких должностей, следует считать вероятным, что и в Тире с ее аграрным профилем хозяйства долго сохранялись олигархические порядки. Отсутствие источников не позволяет решить, была ли тирасская олигархия свергнута, как в Аполлонии, в результате борьбы граждан против знати, расхищавшей общественное добро или, как в Истрии, постепенное расширение круга граждан обратило в конце концов олигархию в демократию и предшествовала ли, по примеру Ольвии, утверждению демократии тирания, но в следующем периоде Тира обладает признаками демократического государства в античном смысле этого термина.

Конкретные события политической жизни Тиры в VI—V вв. до н. э. могут быть намечены только предположительно, и о том, к примеру, какова была судьба города во время похода Дария против скифов нет данных. Высказывались, правда, соображения о том, что в результате похода, который относят к предпоследнему десятилетию VI в. до н. э. греки Западного и Северо-Западного Причерноморья были вынуждены признать власть Персии и оставались в зависимости от нее до афинских побед в годы греко-персидских войн и даже были сформулированы догадки о том, что в борьбе скифов против персидского нашествия роль организаторов принадлежала причерноморским грекам, а сам поход был направлен против античных городов Причерноморья, но достоверность таких гипотез не более убедительна, чем предположений о разрушении Истрии при скифском

нашествии, последовавшем вслед за поражением Дария. По-видимому, единственное, что можно утверждать, это то, что поскольку при любой оценке маршрута персов. Тира находилась в зоне военных действий, она была, вероятно, вынуждена признать в конце VI в. до н. э. зависимость от власти «великого царя царей», которая, впрочем, вряд ли была прочной и продолжительной: согласно Геродоту после поражения Дария скифы пытались заключить союз со Спартой и около середины 90х годов V в. до н. э. или даже раньше перешли Дунай и дошли до Галиполийского полуострова.

Усиление политического влияния скифов после изгнания Дария сопровождалось их наступлением на греческие города — к началу второй четверти V в. до н. э. исчезают поселения обширной ольвийской хоры, замирает жизнь на ранних поселениях восточного побережья Нижнего Поднестровья. Это приводит к установлению скифской власти над Никонием: здесь появляются литые монеты с изображением совы и с буквами, то есть начальной частью имени упоминаемого Геродотом царя Скила. Реальность этого царя, подтвержденная находкой принадлежавшего ему перстня в окрестностях Истрии, не вызывает сомнений: монеты доказывают, что он осуществлял контроль над Нижним Поднестровьем. Распространялась ли власть Скила также на Тиру — неизвестно.

Изображение совы на монетах Скила указывает на ту роль, которую играют Афины на Черном море после решающих побед над персами в 490 и 480—479 гг. до н. э. С этого времени резко возрастает поступление аттической керамики, которое началось еще в VI в. до н. э. Однако вопрос о том, являлись ли греческие города Северо-Западного Причерноморья — среди них Тира и Никоний — членами Афинского морского союза, остается сложным и запутанным. Относительно Никония это считал возможным еще У. Келер, впервые издавший очень поврежденную надпись — список денежных взносов афинских союзников в 425/424 гг. до н. э.; Многие историки распространяли эту догадку на Тиру и Ольвию. Речь идет о трех небольших обломках мраморной плиты, составлявших четвертый столбец списка, озаглавленный «города на Эвксине»; попытка оспорить это чтение несостоятельна. Принимая приведенные дополнения, пришлось бы согласиться, что города Нижнего Поднестровья входили в начале последней четверти Vв. до н. э. в состав Афинской державы и платили соответственно своим возможностям форос в размере двух талантов (Тира) и 3000 драхм или половины таланта (Никоний). Подтверждает это предположение широкое распространение и длительное бытование в Тире культа Афины, засвидетельствованного памятниками на протяжении едва ли не всего периода существования города, а также то, что изображение совы на монетах ставит Тиру в число городов, особенно близких Афинам. Нельзя, однако, упускать из виду, что и текстологическая, и историческая интерпретация фрагментов списка членов Афинского союза за 425/424 г. до н. э. сталкивается со многими трудностями, а традиционные дополнения являются не более чем издательской конъектурой. Но при всем этом полный и безоговорочный скептицизм по отношению к самой возможности вхождения любого из северопонтийских городов — и, в частности, Никония и Тиры — в число членов Афинского союза не представляется оправданным. Не останавливаясь на том, что есть достаточные основания предполагать, что Истрия и Ольвия вступили в политический контакт с афинянами во время экспедиции Перикла в Понт (около 437 г. до н. э.) и были включены в состав Афинского морского союза. Другой обломок того же списка называет среди городов, вносивших в 425/424 гг. до н. э. форос в афинскую казну, два причерноморских центра — Гераклею Понтийскую на южном побережье и Аполлонию на западном, а на том же обломке, на котором предположительно читаются имена Тиры и Никония, находилось, по-видимому, также и имя Каллатии; взнос ее составлял половину таланта.

Глава II. Тира в позднеклассическое раннеэлинистическое время (IV —первая половина III в. до н. э.)

 

§ 1. Археологические памятники и экономика Тиры