Лиля Ласкина и Шурик

5.3. Лиля Ласкина и Шурик

 

Занимательный факт: Лили Ласкин – реальная, жившая на свете всемирно известная арфистка. Француженка русского происхождения.

Лиля Ласкина – та, которая у Людмилы Евгеньевны Улицкой - уезжает в Израиль. Обратимся к прощанию Лили с Шуриком: «Слабо пришитые пуговицы ссыпались с её белого, сшитого из двух головных платков халатика, он чувствовал пальцами все тонкие мышцы её узкой спины. Она определённо тянула его к дивану, не переставая ссыпать бессмысленными словами: надо позвонить Вере Александровне, надо в приёмную комиссию, ещё не всё потеряно…» [1 ; 81] Получается, что даже самая трогательная и, казалось бы, чистая линия отношений «Шурик – Лиля» примешивается к основному лейтмотиву романа: «определённо тянула его к дивану». И данная сцена, согласно с автором, можно предположить, имеет отрицательную коннотацию, с иронической эмоциональной составляющей. После отъезда в Израиль начинается переписка. В письме Шурика можно найти значительную для героя характеристику: «… Была бы ты здесь, мы бы поженились, и я бы всю жизнь жил так, как ты считаешь правильным. Ты же знаешь мой характер, я, в сущности, люблю, когда мной руководят» [1; 248]. По поводу этого Лиля подумала: «Какой же он прекрасный и тонкий человек» [1;248]. Таким образом, у нас получается субъект Лиля – положительная коннотация – объект Шурик, который любит, чтобы им руководили. Заметим, что к этому времени у Лили появился новый друг Арье, и Лиля «крутила им как хотела» [1;250]. Уменьшительно-ласкательная форма Шурик (с субъектом Лилей) в данном контексте имеет положительную коннотацию. Ибо Лиле действительно нужен «маленький мальчик», которым можно руководить.

Именно линией «Лиля-Шурик» и заканчивается роман. В своей записной книжке героиня, уже будучи сформировавшейся женщиной, замечает: « Но вообще в нём есть что-то особенное – он как будто немного святой. Но полный мудак. Господи, как же я была в него влюблена! Чуть не осталась из-за него. Какое счастье, что я тогда уехала. А ведь могла выйти за него замуж! Бедный Шурик» [1;655]. Это - заключительный взгляд на Шурика в романе, преподнесённый нам Лилей Ласкиной. Очевидно, что лексические единицы полный мудак имеют отрицательную коннотацию. А вот словосочетание бедный Шурик является очень знаковым для образа главного героя. “На шахматной доске в строгом порядке расставлены "сильные" и "слабые", достойные жалости и умеющие жалеть», - пишет в своей рецензии Ян Александров [ 9; tree_new/cultpaper/article.jsp ]. В конце концов, умеющий жалеть Шурик сам оказывается достойным жалости.

5.4. Отношение Шурика к самому себе

 

Одна из отличительных черт Шурика – умение остро ощущать вину по отношению к самому себе.

Смерть бабушки: «А Шурик никакой громкой музыкой не мог заглушить огромного чувства вины, которое перевешивало в нём саму потерю. Он находился в оцепенении, подобно тому, которое переживает куколка перед тем, как, треснув по намеченному природой шву, выпустить из себя взрослое существо» [1;87 ].

Вера попадает в больницу. «У Шурика перехватило дыхание в том месте, где маму разрезали: виноват, виноват, во всём виноват (пассивная конструкция). Мамочка бедная, маленькая, худая, еле живая, а он здоровый до отвращения кабан, козёл, скотина… Она задыхалась в приступе, а он трахал Матильду… И острое отвращение к себе отбрасывало какую-то неприятную тень на в общем-то непричастных к преступлению Лилю и Матильду » [1;173]. Антитеза, созданная самим же Шуриком: мамочка (полож. коннотация) и здоровый до отвращения кабан Шурик (отрицат. коннотация). Кабан, козёл, скотина – слова с отрицательной эмоциональной составляющей, с пометкой в словаре как бранные, с экспрессивной составляющей «усилительное», а стилистической – «разговорное». « И вот Шурику было очевидно до ужаса, как предал он «высшую» любовь ради «низшей». В отличие от большинства людей, особенно молодых мужчин, попадавших в сходное положение, он даже не пытался выстроить хоть какую-то психологическую самооборону, самому себе шепнуть на ухо, что, может, в чём-то он виноват, а в чём-то и не виноват» [1;175]. Получается, позиция автора: «в чём-то он виноват, а в чём-то и не виноват». Но Шурик ведь привык быть очень хорошим мальчиком, а отсюда следует, что должен отдавать себя матери целиком? «Вера не требовала никакой жертвы – она подразумевалась сама собой»[1;212].

В заключении истории Шурику почти тридцать. И он видит себя в зеркало «немолодым, довольно мордастым, с намечающимся вторым подбородком (отрицательная коннотация)… и ещё целая куча обязательств, которые он не то что брал на себя, а они были на него возложены (пассивная конструкция!)» [1; 599]

 

5.5. Шурик и его женщины.

 

Он умел жалеть женщин: и девочку Марию, и “старую дуру” Матильду. “Жалость, опускаясь вниз, претерпевала какое-то тонкое и постепенное изменение…» [1;344]

«…  Шурик выполнил свой мужской урок добросовестно и с пылом, и почему-то это принесло облегчение и ему, и Матильде, и в нём даже промелькнуло смутное ощущение хорошего поступка хорошего мальчика – ну не странно ли…» [1;90] Мне кажется, в данном контексте Улицкая вкладывает в лексическую единицу «хороший» ироническую эмоциональную составляющую, которая подчёркивается присоединительной конструкцией «ну не странно ли…» Вообще, самое частотное определение для Шурика в романе – «хороший». И ни парень, ни молодой человек, а именно мальчик.

«Она [Матильда] знала, что он всю дорогу бежал как зверь на водопой, и знала, что бежал бы не двадцать минут, а всю ночь, а, может, неделю, чтобы поскорее её обнять, потому что голод его был молодой, зверский, и она чувствовала готовность ответить ему»[1;115]. Одно из значений слова зверь: «О человеке, делающем что-то рьяно, с азартом (разг.)». [6 ; 230] Здесь я снова выдвигаю гипотезу, что Людмила Улицкая вкладывала в слова «зверь», «голод его был модой, зверский» ироническую эмоциональную составляющую.

«К маме спешит,- усмехалась она добродушно. – Не привязаться бы старой дуре…» [1;115]

Как видим, речь тут идёт не про чувства, а про всего только банальную привязанность. Противопоставление «старая дура» и мальчик Шурик, который « к маме спешит».

Когда на Новый год Шурик не является к Матильде, она добродушно отмахивается:

 « - Дружочек мой, и говорить об этом нечего!» [1;142]

Дружочек мой – положительная коннотация с разговорным стилистическим компонентом. Шурик для Матильды дружочек (даже не «друг» она сказала), хороший мальчик.

С возникновением Валерии вновь возникает такая же антитеза (выведенная Валерией), как и с Матильдой: «мальчик – старая дура». «Вот от такого мальчика родить бы ребёночка, и ничего мне больше не нужно. Вот дура старая…» [1; 244]. Ещё Валерия видит Шурика «душевно чистым и славным» (слово с оценочным положительным денототивным значением).

В произведениях Людмилы Улицкой достаточно часто интеллигентные, хорошо воспитанные люди противопоставляются более грубым и простым персонажам. В отношениях «Шурик – Тогусова» это и происходит.

Для Али «жизнь – борьба, и не только за высшее образование» [1; 157] Может быть, поэтому и Шурик ей был необходим, чтобы воевать, одерживать победы, ведь для неё жизнь – борьба.

На Новый год, дома у Шурика: «Видели бы её акмолинские подружки…  … Шурик Корн, пианино, шампанское…». [1; 101] Видимо, для Али Шурик не мальчик, как для некоторых женских персонажей, а мужчина, атрибут престижной столичной жизни.

«Аля же была с детства приучена к мысли, что мужикам от баб известно чего нужно. Такая была её простенькая теория, и она ей следовала, не сочтя нужным спрашивать, желательно ли это в данный момент Шурику. Ему же и в голову не пришло отказывать девушке в такой малости» [1; 222]

Лексические единицы «мужики» и «бабы» со стилистическим компонентом коннотации «разговорное» выражают сущность провинциальной девушки Али. Для Шурика же интимные отношения оказываются всего «малостью» (возможно Улицкая снова вкладывала в коннотацию эмоциональный компонент «ироническое»).

В конце концов, Аля так и не смогла одержать победу над Шуриком. И поэтому «Шурика и не вспоминала – чего вспоминать о неудачах?!»

Для Лены Стовбы Шурик - «московский мальчик, вшивший интеллигент, маменькин сынок» (ироническая эмоциональная составляющая коннотации). Но, тем не менее, она принимает от него помощь и выходит замуж. А позже и жалость принимает от Шурика-мужа. Возникшие интимные отношения были такими: « Они гладили друг друга – утешительно – по лицу, по шее, по груди, они просто шалели от жалости (вероятно, у Улицкой здесь эмоциональный компонент коннотации «ироническое»): Шурик – к Стовбе, а Стовба – к самой себе… … Она время от времени называла Шурика Энрике». [1;234] Шурик стал для Стовбы хорошим мальчиком, сделавшим хороший поступок, а по большому счёту, вообще никем: «называла Шурика Энрике».

Светлану автор нарекает «девицей» (отрицательная коннотация, просторечное слово). И тут вновь возникает столкновение интеллигентных и мягких людей с более простыми и нагловатыми.

Их отношения начинались так: «Но он всё не нахальничал и не нахальничал, ну просто как истукан, и ей не пришлось говорить гордое «нет», а напротив, пришлось всё взять в свои руки…» [1; 344] Света с болезненной психикой «проникала во все поры» в жизни Шурика (негативная коннотация» [1;601] Она видит Шурика положительно: не подлецом, «как Серёжка Гнездовский, и не предателем, как Асмалазян. … Он другой…» [ 1; 394 ]

Когда появляется девочка Мария, у Шурика, возможно, впервые рождается страх.

«Девочку было жалко, и проклятая жалость была неразборчива, безнравственна… Нет, нет, только не это… Неужели и она, такая маленькая, совсем ребёнок, а уже женщина, и уже ждёт от него простейшего утешения…» [1; 444] В первые в романе к шуриковой «жалости» подбирается определение «проклятая» ( слово с негативным сигнификативным оценочным значением).

Отношения с француженка Жоэль чем-то напоминали отношения с Лилей. Это был редкий для Шурика случай, когда связь с женщиной не была лишена юношеской романтики. «Они чудесно болтали обо всём на свете, перескакивая с одной темы на другую, перебивая друг друга…» [1; 504] Но для Жоэль, похоже, он был всего временной игрушкой. «Я тебя очень люблю, ты знаешь. Я буду здесь ещё пять недель! Замужем с тобой!» [ 1 ; 508].

Заключение

 

В романе перед нами явился хороший мальчик Шурик, окружённый множеством женщин:

1. Бабушка Елизавета Ивановна

2. Мама Вера

3. Фаина Ивановна

4. Аля Тогусова

5. Матильда

6. Светлана

7. Валерия

8. Мария

9.Жанна

10.Лена Стовба

11. Жоэль

12. Лиля Ласкина

13. Аллочка

Наиболее частотная характеристика Шурика – хороший мальчик. Чувство, на котором построен роман, – жалость.

Для большинства он становился именно хорошим мальчиком, способным на хорошие поступки, оправдывая своё имя – Шурик (Вера, Матильда…). Для некоторых – мужчиной мечты (Аля Тогусова, Светлана).

Точку в истории про Шурика ставит Лиля Ласкина, назвав главного персонажа «полным мудаком», «бедным Шуриком».

Как относится к своему персонажу писательница? Осуждает ли? Мне кажется, ответить на это однозначно невозможно. Поскольку сама я стремлюсь не осуждать людей и не давать строгих и однозначных оценок, этой черты (по крайней мере, ярко выраженной) я не вижу у автора. (Но вообще-то, критики пишут, что наличием оценок Людмила Улицкая отличается от Людмилы Петрушевской). Кое-где я замечала оттенок иронии (но это было скорее гипотетическое и моё субъективное предположение). Когда же я читала роман впервые (и, конечно, имела другое настроение) ирония мной не замечалась.

Шурик – хороший мальчик. И есть ли в коннотативном значении этого слова ирония, для меня остаётся вопросом открытым.

Список литературы

 

Художественная литература

1.  Улицкая Л. Искренне ваш Шурик: Роман. – М.: Изд-во Эксмо, 2006.

Научная литература

1.  Арнольд, И.В. Семантика. Стилистика. Интертекстуальность: сборник

статей. СПб.: Изд-во С-Петерб. ун-та, 1999.

3. Вежбицкая, А. Язык . Культура. Познание: Пер. с анг. М.: Русские словари, 1997.

4.  Винокур, Г.О. Об изучении языка литературных произведений//Русская

словесность. От теории словесности к структуре текста. Антология. / Под редакцией проф. В.П. Нерознака М.: Academia, 1997.

5.  Вольф, Е.М. Функциональная семантика оценки. М.: Едиториал УРССС, 2002.

6. Ожегов, С.И. Словарь русского языка: 70 000 слов / Под ред. Н.Ю. Шведовой. – 22-е изд., стер. – М.: Рус.яз., 1990.
7. Стернин, И.А. Проблемы анализа структуры значения слова. Воронеж: Изд-во ВГУ, 1979.

Ресурсы в Интернете

8. www.a-z.ru

9. www.kultura-portal.ru

10. www.mn.ru

11. www.mstu.edu.ru

12. www.pravda.ru

13. www. wikipedia.org

14. www. teneta.rinet.ru.

Периодические издания

15. Бавильский, Д. Улитка// Шо. №10 – 2006.

16. Елистратов, В. Про Шурика, который “делал это”// Знамя. №8 – 2004.

17. Кузнецова, А. Поступай с другими так, как ты хочешь поступать с другими // Нева. №10 – 2004.

[1] Русская проза конца двадцатого века / Под редакцией Т.М. Колядич М: Издательский центр «Академия», 2005.

[2] «Автор для М. М. Бахтина - это, прежде всего, иерархически организованное явление. Наиболее отчетливо понимание этого было сформулировано в записях 1970-71 гг.: "Первичный (не созданный) и вторичный автор (образ автора, созданный первичным автором) <...> Создающий образ (то есть первичный автор) никогда не может войти ни в какой созданный им образ". (Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. М., 1979, с. 353). …Возникает триада: биографический автор - первичный автор - вторичный автор». [14; rus/fe/faustov_author.htm]