Фольклорные мотивы в творчестве Н.В. Гоголя

Министерство образования Республики Беларусь Белорусский государственный университет Филологический факультет

Заочное отделение

Специальность "Русская филология"

Курсовая работа

Фольклорные мотивы в творчестве Н.В. Гоголя

Студентки 5 курса

Курбет В.В.

Минск

2010

Оглавление

Введение

1. Жизненный путь Н.В. Гоголя

2. Фольклорные мотивы в "Вечерах на хуторе близ Диканьки"

3. О природе фантастического в повести "Вий"

Заключение

Список литературы

Введение

Впервые фольклором как явлением исторической памяти народа заинтересовались в 19 веке. Первые собиратели народных песен и преданий старины глубокой еще не пытались определить, что скрывается за таинственными и поэтичными образами, каков их скрытый смысл, что могут они рассказать о прошлом. Опыты анализа фольклорных материалов придут значительно позже- в 20 веке появится особая, "мифологическая школа". 21 век ознаменуется появлением жанра "фентези", в котором традиционно фольклорные герои смешаются с нашими современниками, становясь кумирами молодежи. Так или иначе фольклор всегда привлекал читателя, слушателя, наследника. Здесь и занимательный, нередко леденящий кровь сюжет, и особое чувство "причастности" (ведь это наследие предков!), и попытка разгадать тайну, и извечное стремление передать опыт следующему поколению.

Фольклорные мотивы вскормили не одно поколение писателей, прежде всего романтиков. Однако Н.В.Гоголь и фольклор- это особая стать. Нет, наверное, такого человека, который в детстве бы не зачитывался "Вечерами на хуторе": не переживал за храброго кузнеца и не похохатывал над злоключениями черта. Замирает от страха и жалости сердце, когда читаешь о последней ночи Хомы Брута и явлении непостижимого Вия. И хочется, чтобы все обошлось, чтобы Хома жив остался, чтобы петух прокричал вовремя. Но у этой повести иной конец "церковь… обросла лесом, кореньями, бурьяном, диким терновником; и никто не найдет теперь к ней дороги".[14,298]

Потом уж юный читатель откроет для себя проныру Хлесткова, захватывающие похождения Чичикова. Но первое знакомство с Гоголем остается неизгладимо, потому что нет ничего более чарующего, чем сочетание лирического слова и мотивов, завязанных на исторической памяти народа, на страхах и надеждах, что жили в сердцах наших предков, да и теперь живут в каждом из нас.

Объектом исследования в данной работе станет изучение фольклорных мотивов в творчестве Н.В.Гоголя. Мы постараемся отразить наиболее яркие образы представителей гоголевской демонологии, встречающихся на страницах циклов "Вечеров на хуторе близ Диканьки" и "Миргорода".

Центральным же предметом данной работы мы определяем повесть "Вий"- ключевого для прочтения цикла "Миргород" произведения.

Целью мы видим рассмотрение основных гипотез о природе образа вия. Также мы отметим специфические стилевые черты повести "Вий" в контексте раннего творчества Н.В.Гоголя, рассмотрим реализацию сказочных и фольклорных мотивов в повести.

1. Жизненный путь Н.В. Гоголя

В литературе о Н.В.Гоголе закрепилась традиция: всякий рассказ о писателе начинать с конца- с последних дней Н.В.Гоголя. Так начал свою проникновенную, удивительно, непривычно для этого автора сентиментальную лекцию о Гоголе В.В.Набоков. Так начал свой паралитературный роман А.Терц.

Однако мы видим своей целью не рассказать о мистическом в жизни Н.В.Гоголя, чего, действительно было немало; не привлечь внимание уже испытанным и потому утратившим новизну приемом. Целью данной главы мы видим отображение связей жизненного и творческого пути Н.В.Гоголя, а также поиск ответа на вопрос "Русским или украинским писателем был Н.В.Гоголь?".

Николай Гоголь родился 20 марта (1 апреля) 1809 года в местечке Большие Сорочинцы на границе Полтавского и Миргородского уездов (Полтавская губерния). Николаем его назвали в честь чудотворной иконы Святого Николая, хранившейся в церкви Больших Сорочинцев. Согласно семейному преданию он происходил из старинного украинского казацкого рода и был потомком известного казака Остапа Гоголя, бывшего в конце XVII века гетманом Правобережной Украины. В смутные времена украинской истории некоторые из его предков приставали и к шляхетству, и ещё дед Гоголя, Афанасий Демьянович Гоголь-Яновский (1738—1805), писал в официальной бумаге, что "его предки, фамилией Гоголь, польской нации", хотя большинство биографов склонны считать, что он всё же был "малороссом" (украинцем). Ряд исследователей, чьё мнение сформулировал В. В. Вересаев, считают, что происхождение от Остапа Гоголя могло быть сфальсифицировано Афанасием Демьяновичем для получения им дворянства, так как священническая родословная была непреодолимым препятствием для приобретения дворянского титула.

Прапрадед Ян (Иван) Яковлевич, воспитанник Киевской духовной академии, "вышедши в российскую сторону", поселился в Полтавском крае (в настоящее время — Полтавская область Украины), и от него пошло прозвание "Яновских". (По другой версии они были Яновскими, так как жили в местности Янове). Получив дворянскую грамоту в 1792 году, Афанасий Демьянович сменил фамилию "Яновский" на "Гоголь-Яновский". Сам Гоголь, будучи крещёным "Яновский", по-видимому, не знал о настоящем происхождении фамилии и впоследствии отбросил её, говоря, что её поляки выдумали.

Отец Гоголя, Василий Афанасьевич Гоголь-Яновский (1777—1825), умер, когда сыну было 15 лет. Полагают, что сценическая деятельность отца, который был замечательным рассказчиком и писал пьесы для домашнего театра на украинском языке, определила интересы будущего писателя — у Гоголя рано проявился интерес к театру.

Мать Гоголя Мария Ивановна (1791—1868), урожд. Косяровская, была выдана замуж четырнадцати лет в 1805 году. По отзывам современников она была исключительно хороша собой. Жених был вдвое старше её. Помимо Николая в семье было ещё одиннадцать детей. Всего было шесть мальчиков и шесть девочек. Первые два мальчика родились мёртвыми. Гоголь был третьим ребёнком. Четвёртым сыном был рано умерший Иван (1810—1819). Затем родилась дочь Мария (1811—1844). Все средние дети также оказались нежизнеспособными. Последними родились дочери Анна (1821—1893), Елизавета (1823—1864) и Ольга (1825—1907).

Жизнь в деревне до школы и после, в каникулы, шла в обстановке украинского быта, как панского, так и крестьянского. Впоследствии эти впечатления легли в основу малороссийских повестей Гоголя, послужили причиной его исторических и этнографических интересов; позднее из Петербурга Гоголь постоянно обращался к матери, когда ему требовались новые бытовые подробности для его повестей. Влиянию матери приписывают задатки религиозности и мистицизма, к концу жизни овладевшими всем существом Гоголя.

В возрасте десяти лет Гоголя отвезли в Полтаву к одному из местных учителей, для приготовления к гимназии; затем он поступил в Гимназию высших наук в Нежине, где учился с мая 1821 по июнь 1828. Гоголь не был прилежным учеником, но обладал прекрасной памятью, за несколько дней готовился к экзаменам и переходил из класса в класс. Он был очень слаб в языках и делал успехи только в рисовании и русской словесности. По воспоминаниям однокашников, Н.В.Гоголь был не самым приятным ребенком: был он неряшлив и маниакально любил сладости. В.В.Набоков говорит, что тетради и учебники будущего писателя всегда были липки и прикасаться к ним одноклассники просто брезговали. Кроме того, был он болезнен.[6, 130]

Смерть отца была тяжёлым ударом для всей семьи. Заботы о делах ложатся и на Гоголя; он дает советы, успокаивает мать, должен думать о будущем устройстве своих собственных дел. Мать боготворит своего сына Николая, считает его гениальным. Она отдаёт ему последнее из своих скудных средств для обеспечения его нежинской, а впоследствии петербургской жизни. Николай также всю жизнь платил ей горячей сыновней любовью, однако полного понимания и доверительных отношений между ними не существовало. Позднее он откажется от своей доли в общем семейном наследстве в пользу сестёр, чтобы целиком посвятить себя литературе.

К концу пребывания в гимназии он мечтает о широкой общественной деятельности, которая, однако, видится ему вовсе не на литературном поприще; без сомнения под влиянием всего окружающего, он думает выдвинуться и приносить пользу обществу на службе, к которой на деле он был неспособен.

В декабре 1828 года Гоголь переехал в Санкт-Петербург. Здесь впервые ждало его жестокое разочарование: скромные средства оказались в большом городе совсем незначительными, а блестящие надежды не осуществлялись так скоро, как он ожидал. Его письма домой того времени смешаны из этого разочарования и туманного упования на лучшее будущее. В запасе у него было много характера и практической предприимчивости: он пробовал поступить на сцену, стать чиновником, отдаться литературе.

В актёры его не приняли; служба была так бессодержательна, что он стал ею тяготиться; тем сильнее привлекало его литературное поприще. В Петербурге он первое время держался общества земляков, состоявшего отчасти из прежних товарищей.

Под псевдонимом В. Алова романтическую идиллию "Ганц Кюхельгартен" (1829), которая была написана ещё в Нежине (он сам пометил её 1827 годом) и герою которой приданы те идеальные мечты и стремления, какими он был исполнен в последние годы нежинской жизни. Вскоре по выходе книжки в свет он сам уничтожил её тираж, когда критика отнеслась неблагосклонно к его произведению. И тут В.В.Набоков замечает схожесть начала и конца творческой жизни писателя: ведь второму тому "Мертвых душ" предстоит погибнуть в огне.

Другие сочинения Гоголь печатал тогда в изданиях барона Дельвига "Литературная газета" и "Северные цветы", где была помещена глава из исторического романа "Гетьман". Быть может, Дельвиг рекомендовал его Жуковскому, который принял Гоголя с большим радушием: по-видимому, между ними с первого раза сказалось взаимное сочувствие людей, родственных по любви к искусству, по религиозности, наклонной к мистицизму, — после они сблизились очень тесно.

Плетнёв рекомендовал Гоголя на должность учителя в Патриотическом институте, где сам был инспектором. Узнав Гоголя ближе, Плетнёв ждал случая "подвести его под благословение Пушкина": это случилось в мае того же года. Вступление Гоголя в этот круг, вскоре оценивший в нём великий зарождающийся талант, оказало на судьбу Гоголя огромное влияние. Перед ним открывалась, наконец, перспектива широкой деятельности, о которой он мечтал, — но на поприще не служебном, а литературном.

В материальном отношении Гоголю могло помочь то, что, кроме места в институте, Плетнёв предоставил ему возможность вести частные занятия у Лонгиновых, Балабиных, Васильчиковых; но главное было в нравственном влиянии, которое оказывала на Гоголя эта новая для него среда. Он вошёл в круг лиц, стоявших во главе русской художественной литературы: его давние поэтические стремления могли развиваться во всей широте, инстинктивное понимание искусства могло стать глубоким сознанием; личность Пушкина произвела на него чрезвычайное впечатление и навсегда осталась для него предметом поклонения.

Эта пора была самою деятельной эпохой его творчества. После небольших трудов, выше частью названных, его первым крупным литературным делом, положившим начало его славе, были "Вечера на хуторе близ Диканьки". Повести, изданные пасичником Рудым Паньком", вышедшие в Петербурге в 1831 и 1832 годах, двумя частями.

Известно, какое впечатление произвели на Пушкина эти рассказы, изображавшие невиданным прежде образом картины украинского быта, блиставшие весёлостью и тонким юмором; вся глубина этого таланта, способного на великие создания, не могла пока быть оценена по этим произведениям. Следующими сборниками были сначала "Арабески", потом "Миргород", оба вышедшие в 1835 году и составленные частично из статей, опубликованных в 1830—1834 годах, а частично из новых произведений, публиковавшихся впервые. Вот когда литературная слава Гоголя стала бесспорной.

Он вырос и в глазах его ближайшего круга, и в особенности в сочувствиях молодого литературного поколения; оно угадывало в нём великую силу, которой предстоит совершить переворот в ходе нашей литературы. Тем временем в личной жизни Гоголя происходили события, различным образом влиявшие на внутренний склад его мыслей и фантазий и на его внешние дела. В 1832 году он впервые был на родине после окончания курса в Нежине. Путь лежал через Москву, где он познакомился с людьми, которые стали потом его более или менее близкими друзьями: с Михаилом Погодиным, Михаилом Максимовичем, Михаилом Щепкиным, Сергеем Аксаковым.

С конца 1833 года он увлёкся мыслью столь же несбыточной, сколь несбыточными были его прежние планы относительно службы: ему казалось, что он может выступить на учёное поприще.

К его огорчению, оказалось, что кафедра истории Киевского университета, куда метил писатель, была отдана другому лицу; но зато вскоре ему предложена была такая же кафедра в Петербургском университете, разумеется, благодаря влиянию его высоких литературных друзей. Н.В.Гоголь действительно занял эту кафедру; несколько раз ему удалось прочесть эффектную лекцию, но затем задача оказалась ему не по силам, и он сам отказался от профессуры в 1835 году.

В 1832 году его работы несколько приостановились за всякими домашними и личными хлопотами; но уже в 1833 году он снова усиленно работает, и результатом этих годов были два упомянутые сборника. Сначала вышли "Арабески", где было помещено несколько статей популярно-научного содержания по истории и искусству ("Скульптура, живопись и музыка"; несколько слов о Пушкине; об архитектуре; о преподавании всеобщей истории; взгляд на состояние Украины; об украинских песнях и пр.), но вместе с тем и новые повести "Портрет", "Невский проспект" и "Записки сумасшедшего".

Потом в том же году вышел "Миргород. Повести, служащие продолжением Вечеров на хуторе близ Диканьки". Здесь помещён был целый ряд произведений, в которых раскрывались новые поразительные черты таланта Гоголя. В первой части "Миргорода" появились "Старосветские помещики" и "Тарас Бульба"; во второй — "Вий" и "Повесть о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем".

Впоследствии (1842) "Тарас Бульба" был полностью переработан Гоголем. Будучи профессиональным историком, Гоголь использовал фактические материалы для построения сюжета и разработки характерных персонажей романа. События, легшие в основу романа — крестьянско-казацкие восстания 1637—1638 годов, предводительствуемые Гуней и Острянином. По всей видимости, писатель использовал дневники польского очевидца этих событий — войскового капеллана Симона Окольского.

К началу тридцатых годов относятся замыслы и некоторых других произведений Гоголя, таких как знаменитая "Шинель", "Коляска", может быть, "Портрет" в его переделанной редакции; эти произведения явились в "Современнике" Пушкина (1836) и Плетнёва (1842) и в первом собрании сочинений (1842); к более позднему пребыванию в Италии относится "Рим" в "Москвитянине" Погодина (1842).

К 1834 году относят первый замысел "Ревизора". Основной сюжет "Ревизора", как позднее и сюжет "Мёртвых душ" был сообщён Гоголю Пушкиным. Всё создание, начиная от плана и до последних частностей, было плодом собственного творчества Гоголя: анекдот, который мог быть рассказан в нескольких строках, превращался в богатое художественное произведение.

Впоследствии, в "Театральном разъезде после представления новой комедии", он, с одной стороны, передал то впечатление, какое произвёл "Ревизор" в различных слоях общества, а с другой — высказал свои собственные мысли о великом значении театра и художественной правды.

Первые драматические планы явились Гоголю ещё раньше "Ревизора". В 1833 году он поглощён был комедией "Владимир 3-й степени"; она не была им окончена, но материал её послужил для нескольких драматических эпизодов, как "Утро делового человека", "Тяжба", "Лакейская" и "Отрывок". Первая из этих пьес явилась в "Современнике" Пушкина (1836), остальные — в первом собрании его сочинений (1842).

В том же собрании явились в первый раз "Женитьба", наброски которой относятся к тому же 1833 году, и "Игроки", задуманные в половине 1830-х годов. Утомлённый усиленными работами последних лет и нравственными тревогами, каких стоил ему "Ревизор", Гоголь решил отдохнуть вдали от этой суматохи под другим небом.

В июне 1836 года Николай Васильевич уехал за границу, где пробыл с перерывами около десяти лет. Сначала пребывание за рубежом как будто укрепило и успокоило его, дало ему возможность завершить его величайшее произведение, "Мёртвые души" — но стало зародышем и глубоко фатальных явлений. Опыт работы с этой книгой, противоречивая реакция современников на неё так же, как в случае с "Ревизором", убедили его в огромном влиянии и неоднозначной власти его могучего таланта над умами современников. Эта мысль постепенно стала складываться в представление о своём пророческом предназначении, и соответственно, об употреблении своего пророческого дара силой своего таланта на благо обществу, а не во вред ему.

За границей он жил в Германии, Швейцарии, зиму провёл с А. Данилевским в Париже, где встретился и особенно сблизился со Смирновой и где его застало известие о смерти Пушкина, страшно его поразившее.

В марте 1837 года Гоголь был в Риме, который чрезвычайно ему полюбился и стал для него как бы второй родиной. Европейская политическая и общественная жизнь всегда оставалась чужда и совсем незнакома Гоголю; его привлекала природа и произведения искусства, а Рим в то время представлял именно эти интересы. Гоголь изучал памятники древности, картинные галереи, посещал мастерские художников, любовался народной жизнью и любил показывать Рим, "угощать" им приезжих русских знакомых и приятелей.

Но в Риме он и усиленно работал: главным предметом этой работы были "Мёртвые души", задуманные ещё в Петербурге в 1835 году; здесь же, в Риме закончил он "Шинель", писал повесть "Аннунциата", переделанную потом в "Рим", писал трагедию из быта запорожцев, которую, впрочем, после нескольких переделок уничтожил.

Осенью 1839 года он вместе с Погодиным отправился в Россию, в Москву, где его с восторгом встретили Аксаковы. Потом он поехал в Петербург, где ему надо было взять сестёр из института; затем опять вернулся в Москву; в Петербурге и в Москве он читал ближайшим друзьям законченные главы "Мёртвых душ".

Устроив свои дела, Гоголь опять отправился за границу, в любимый Рим; друзьям он обещал вернуться через год и привести готовый первый том "Мёртвых душ". К лету 1841 года первый том был готов. В сентябре этого года Гоголь отправился в Россию печатать свою книгу.

Ему снова пришлось пережить тяжёлые тревоги, какие испытал он некогда при постановке на сцене "Ревизора". Книга была представлена сначала в московскую цензуру, которая собиралась совсем запретить её; затем книга отдана в цензуру петербургскую и благодаря участию влиятельных друзей Гоголя была, с некоторыми исключениями, дозволена. Она вышла в свет в Москве ("Похождения Чичикова, или Мёртвые души, поэма Н. Гоголь", М., 1842).

В июне Гоголь опять уехал за границу. Это последнее пребывание за границей стало окончательным переломом в душевном состоянии Гоголя. Он жил то в Риме, то в Германии, во Франкфурте, Дюссельдорфе, то в Ницце, то в Париже, то в Остенде, часто в кружке своих ближайших друзей — Жуковского, Смирновой, Виельгорских, Толстых, и в нём всё сильнее развивалось то религиозно-пророческое направление, о котором упомянуто выше.

Д.И.Мережковский о гоголевских разъездах скажет так: "И Гоголь … бежит: все его бесконечные скитания не что иное, как бегство от себя самого. Бежит из Петербурга за границу, сам не помня, что делает, почти украв у матери деньги, в первый раз не надолго, затем во второй, после представления "Ревизора" — уже на много лет. Но и там, на чужбине, не находя себе покоя, бегает из одного конца Европы в другой, из Европы в Африку, в Азию — от Барселоны до Иерусалима, от Неаполя до Камчатки, по крайней мере, в мечтах своих: "С какой бы радостью я сделался фельдъегерем, курьером… даже на русскую перекладную и отважился бы даже в Камчатку, — чем дальше, тем лучше… Мне бы дорога теперь, да дорога в дождь, в слякоть, через леса, через степи, на край света!.. Клянусь, я бы был здоров!" [9]

Высокое представление о своём таланте и лежащей на нём обязанности повело его к убеждению, что он творит нечто провиденциальное: для того, чтобы обличать людские пороки и широко смотреть на жизнь, надо стремиться к внутреннему совершенствованию, которое даётся только богомыслием. Несколько раз пришлось ему перенести тяжёлые болезни, которые ещё больше увеличивали его религиозное настроение; в своем кругу он находил удобную почву для развития религиозной экзальтации —принимал пророческий тон, самоуверенно делал наставления своим друзьям и в конце концов приходил к убеждению, что сделанное им до сих пор было недостойно той высокой цели, к которой он считал себя призванным. Если прежде он говорил, что первый том его поэмы есть не больше, как крыльцо к тому дворцу, который в нём строится, то в это время он готов был отвергать всё им написанное, как греховное и недостойное его высокого посланничества.

Летом 1845 года его настигает мучительный душевный кризис. Он пишет завещание (А.Терц сравнит его с афишей об очередном, на этот раз последнем, спектакле…), сжигает рукопись второго тома "Мёртвых душ", принеся её в жертву Богу.[8]

В благодарность за избавление от болезни, Гоголь решает уйти в монастырь и стать монахом, но монашество не состоялось. Зато его уму представилось новое содержание книги, просветлённое и очищенное; ему казалось, что он понял, как надо писать, чтобы "устремить всё общество к прекрасному". Он решает служить Богу на поприще литературы. Началась новая работа, а тем временем его заняла другая мысль: ему скорее хотелось сказать обществу то, что он считал для него полезным, и он решает собрать в одну книгу всё писанное им в последние годы к друзьям в духе своего нового настроения и поручает издать эту книгу Плетнёву. Это были "Выбранные места из переписки с друзьями".

Большая часть писем, составляющих эту книгу, относится к 1845 и 1846 годам, той поре, когда религиозное настроение Гоголя достигло своего высшего развития. 1840-е годы — пора формирования и размежевания двух различных идеологий в современном ему русском образованном обществе. Гоголь остался чужд этому размежеванию несмотря на то, что каждая из двух враждующих партий — западников и славянофилов, предъявляла на Гоголя свои законные права. Книга произвела тяжёлое впечатление и на тех, и на других, поскольку Гоголь мыслил совершенно в иных категориях. Даже друзья Аксаковы отвернулись от него. Гоголь своим тоном пророчества и назидания, проповедью смирения, из-за которой виднелось, однако, собственное самомнение; осуждениями прежних трудов, полным одобрением существующих общественных порядков явно диссонировал тем идеологам, кто уповал лишь на социальное переустройство общества. Гоголь, не отвергая целесообразности социального переустройства, основную цель видел в духовном самосовершенствовании. Поэтому на долгие годы предметом его изучения становятся труды отцов Церкви. Но, не примкнув ни к западникам, ни к славянофилам, Гоголь остановился на полпути, не примкнув целиком и к духовной литературе. Он остался Гоголем.

В его письмах с 1847 года уже нет прежнего высокомерного тона проповедничества и назидания; он увидел, что описывать русскую жизнь можно только посреди неё и изучая её. Убежищем его осталось религиозное чувство: он решил, что не может продолжать работы, не исполнив давнишнего намерения поклониться Святому Гробу. В конце 1847 года он переехал в Неаполь и в начале 1848 года отплыл в Палестину, откуда через Константинополь и Одессу вернулся окончательно в Россию.

Пребывание в Иерусалиме не произвело того действия, какого он ожидал. "Ещё никогда не был я так мало доволен состоянием сердца своего, как в Иерусалиме и после Иерусалима, — говорит он. — У Гроба Господня я был как будто затем, чтобы там на месте почувствовать, как много во мне холода сердечного, как много себялюбия и самолюбия".

Свои впечатления от Палестины Гоголь называет сонными; застигнутый однажды дождём в Назарете, он думал, что просто сидит в России на станции. Он пробыл конец весны и лето в деревне у матери, а 1 сентября переехал в Москву; лето 1849 года проводил у Смирновой в деревне и в Калуге, где муж Смирновой был губернатором; лето 1850 года прожил опять в своей семье; потом жил некоторое время в Одессе, был ещё раз дома, а с осени 1851 года поселился опять в Москве, где жил в доме своего друга графа Александра Толстого.

Он продолжал работать над вторым томом "Мёртвых душ" и читал отрывки из него у Аксаковых, но в нём продолжалась та же мучительная борьба между художником и христианином, которая шла в нём с начала сороковых годов. По своему обыкновению, он много раз переделывал написанное, вероятно, поддаваясь то одному, то другому настроению. Между тем его здоровье всё более слабело; в январе 1852 года его поразила смерть жены Хомякова, которая была сестрой его друга Языкова; им овладел страх смерти; он бросил литературные занятия, стал говеть на масленице; однажды, когда он проводил ночь в молитве, ему послышались голоса, говорившие, что он скоро умрёт.

В 3 часа ночи с понедельника на вторник 11—12 (23—24) февраля 1852 года, то есть в великое повечерие понедельника первой седмицы Великого поста, Гоголь разбудил слугу Семёна, велел ему открыть печные задвижки и принести из шкафа портфель. Вынув из него связку тетрадей, Гоголь положил их в камин и сжёг их. Наутро, он рассказал, что хотел сжечь только некоторые вещи, заранее на то приготовленные, а сжёг всё под влиянием злого духа. Гоголь, несмотря на увещевания друзей, продолжал строго соблюдать пост; 18 февраля слёг в постель и совсем перестал есть. Всё это время друзья и врачи пытаются помочь писателю, но он отказывается от помощи, внутренне готовясь к смерти.

20 февраля врачебный консилиум решается на принудительное лечение Гоголя, результатом которого явилось окончательное истощение и утрата сил, вечером он впал в беспамятство, а на утро 21 февраля в четверг скончался..

По инициативе профессора МГУ Тимофея Грановского, похороны проводились как общественные; вопреки первоначальному желанию друзей Гоголя, по настоянию начальства, писатель был отпет в университетской церкви мученицы Татианы. Похороны проходили в воскресный полдень 24 февраля (7 марта) 1852 года на кладбище Данилова монастыря в Москве. На могиле был установлен бронзовый крест, стоявший на чёрном надгробном камне ("Голгофа"), а на нём высечена надпись: "Горьким словом моим посмеюся" (цитата из книги пророка Иеремии, 20, 8).

По одной из версий, Гоголь заснул летаргическим сном, так как после исследований останков его тела, было видно, что его тело передвинулось с места. Версию о летаргическом сне опровергают воспоминания скульптора Николая Рамазанова, делавшего посмертную маску Гоголя. По другой версии смерть Гоголя была ни чем иным, как завуалированным самоубийством, интерпретируемым православным мыслителем А. В. Карташёвым как некий еретический подвиг спиритуализма — торжество духа над плотью.

Как видим, жизненный путь писателя был сложен и витиеват, как и страницы его повестей, где реальность сплетается с гротеском так тесно, что нельзя в этот гротеск не поверить.

Началом творческого пути и первым успехом Н.В.Гоголь, безусловно, обязан знойному, пропыленному духу украинского приволья, где до середины 19 столетья оставалось место ведьмакам да чертям. Здесь родился "языческий", знакомый с детства каждому Гоголь: "В тишине самого солнечного языческого полдня кто-то вдруг "назвал Гоголя по имени", и страшен был этот зов из другого мира". [9]

Первый псевдоним его тоже навеян Малороссией…

Однако здесь же следует искать и начало философского, религиозного заряда творчество Н.В.Гоголя- заутрени и вечерни в тихой белостенной церкви, стояния на службах рядом с глубоко верующей, в чем-то суеверной матушкой…

Н.В.Гоголь в чем-то напоминает Мольера: мечтая написать великую трагедию, он сначала игнорировал свой великий дар- смешить. Гоголевский смех и весел, и грустен, и сладок, и горек, и горяч, и одновременно от него повевает ледяным ветерком- как от степного приволья с высокостоящим солнцем и хмельным запахом трав.

Для своего творчества Н.В.Гоголь избрал русский язык. Для стиля, слога русского сделал больше, чем иной родившийся в России писатель. Данилевский передает спор Гоголя с Бодянским: "Нам, Осип Максимович, надо писать по-русски, надо стремиться к поддержке и упрочению одного, владычного языка для всех родных нам племён. Доминантой для русских, чехов, украинцев и сербов должна быть единая святыня — язык Пушкина, какою является Евангелие для всех христиан, католиков, лютеран и гернгутеров… Нам, малороссам и русским, нужна одна поэзия, спокойная и сильная, нетленная поэзия правды, добра и красоты. Русский и малоросс — это души близнецов, пополняющие одна другую, родные и одинаково сильные. Отдавать предпочтение одной в ущерб другой, невозможно". Таким образом, для самого Н.В.Гоголя вопрос о его национальности был решен: он не разделял для себя Малороссию и Россию- это лишь две стороны его сущности. Два источника его вдохновения, к которым он припадает поочередно. И что за важность, если один источник дает начало веселому и чуть грозному Пану, а другое порождает терзанья и душевные муки Христа.

В этом единстве противоречий и состоит неповторимость Н.В.Гоголя.