Влияние творчества Л. Стерна на английский сентиментализм

1.2 Влияние творчества Л. Стерна на английский сентиментализм

Стерн дал название целому литературному направлению, возникшему в XVIII столетии,— оно стало называться сентиментализмом после выхода в свет его романа «Сентиментальное путешествие».

Сентиментализм обрел международное значение, и к нему приложили свое перо такие всемирно известные имена, как Шиллер и Гете, Жан-Жак Руссо и Дидро, а в живописи — Шарден и Грёз.

Однако в истории сентиментализма первым, пожалуй, нужно назвать Ричардсона. Он первый возвел чувствительность в эстетический принцип. Он открыл изумленному взору читателей-современников, что основным содержанием повествования могут быть не события, как утверждала стародавняя традиция, а чувства и перипетии чувств. Писатели и поэты, увлеченные успехом Ричардсона и требованием читателей, ощутивших сладость умилительных слез, пошли по ого стопам.

Сентиментализм приобрел социальную окраску, в нем зазвучали политические потки. Сострадание не вообще к человеку, а к бедняку. И нравственный принцип сострадания стал принципом политическим. Бедняк, социально униженный и обездоленный человек, стал предметом общественного внимания. То презрение, которое раньше окружало его, сменилось чувством жалости к нему, и этот переворот в нравственном сознании общества сделала литература.

«Сентиментализм родился в Англии. Его возникновение было обусловлено социальными причинами. В стране в XVIII столетии произошли крупные экономические сдвиги, по своему значению равносильные революции, - аграрный и промышленный перевороты. Если с 1700 до 1760 г. Парламент принял 208 актов, то с 1760 по 1801 г. Таких актов было принято уже 2000, что привело почти к полному обезземеливанию английского крестьянства. Деревни опустели. Массы нищих заполнили дороги и города. Патриархальная старина уходила в прошлое»[3].

Сентиментализм явился миру как реакция на буржуазное переустройство общественной системы. Англия в XVIII столетии была единственной страной, в которой это переустройство происходило со всей интенсивностью, причем прежде всего привело к фантастическому уничтожению деревни. Поэтому сентиментализм нес в себе антиурбанистские тенденции и был полон печали об утраченной идиллии деревенской жизни и прелести природы.

Писатели, поэты, всегда готовые отозваться на народные страдания словом сочувствия, не могли не откликнуться и теперь, когда их взору предстали эти бедствия простых тружеников. Они ответили явлением сентиментализма, вобравшем в себя все достоинства их сердец и все слабости их политического и философского мышления. Они начали прославлять старину, прелесть патриархальной деревни, рисовать идиллические картины мирной природы, тишину которой разрушал прогресс.

Мы не найдем у Стерна взволнованных и патетических описаний природы, как у Руссо, но восхищение деревенской жизнью ощутимо в его книге: «Природа сыплет свое богатство в подол каждому», «Музыка отбивает такт труду, и все дети его с ликованием собирают гроздья», «Мир тебе, благородный пастух!... Счастлива твоя хижина — и счастлива та, кто ее с тобой разделяет — и счастливы ягнята, резвящиеся вокруг тебя»[4]. Здесь не только восхищение, но и ирония.

Для Стерна чувствительность превыше всего, он называл ее «великим Сенсориумом мира» и по сути дела указывал человечеству на страну, где она может укрыться от всех социальных бед, от которых не умеет избавиться иным путем, страну забвения, где и богач и бедняк найдут успокоение, испив божественный нектар чувства. «Милая чувствительность! Неисчерпаемый источник всего драгоценного в наших радостях и всего возвышенного в наших горестях! Ты приковываешь своего мученика к соломенному ложу — и ты возносишь его на небеса — вечный родник наших чувств! — Я теперь иду по следам твоим — ты и есть то «божество», что движется во мне»[5].

Первым в истории сентиментализма был Ричардсон, но после выхода в свет романа Л. Стерна «Сентиментальное путешествие» у литературного направления появилось название – сентиментализм. По стопам Стерна пошли многие писатели и поэты: Жан-Жак Руссо, Шиллер, Гете, Дидро.

Глава 2. Отражение концепции сентиментализма в поэтике романа Л. Стерна «Сентиментальное путешествие»

2.1 Форма, приемы и основные мотивы повествования

Роман «Сентиментальное путешествие» имеет форму самоповествования. Главным героем его становится пастор Йорик, от лица которого и написана книга. Повествование ведется от первого лица, в мемуарной форме, со сложным соотношением между авторской позицией и позицией героя-повествователя. О мемуарной, а не дневниковой форме свидетельствует довольно большой разрыв между временем действия и временем описания. Так, при знакомстве с монахом Йорик тут же упоминает о его последующей смерти и, далее, о своем теперешнем отношении к полученной от него табакерке: «...я храню эту табакерку наравне с предметами культа моей религии, чтобы она способствовала возвышению моих помыслов...»[6].

Однако данное самоповествование в действительности не относится ни к жанру автобиографии, ни к привычной мемуаристике, ни к путевым заметкам. Его можно назвать ироническим подглядыванием за самим собой.

Мотив подглядывания ощутим на всем протяжении романа. Йорик именно подглядывает во всякие запретные вещи, не переходя к их совершению («Так что, когда я протянул руку, я схватил fille de chambre за –»)[7]. Сами эротические сцены Стерна являют собой вариант нескромного подсматривания в щелочку. Йорик все время играет в нескромность, отступая в самый волнующий момент. Тема отступлений проявляется не только во внешних формальных отступлениях от сюжета, намеренно тормозящих действие, но и в постоянном самоодергивании героя. Йорик, делая непривычно смелый ход, тут же словно пятится назад. И дело тут не только в игровом моменте, шутке, намеренном одурачивании читателя неожиданным трюком, состоящим в отсутствии ожидаемого, в пустоте, белых листах бумаги, постоянно сюжетно подсовываемых Стерном вместо планомерного и закономерного развития действия - Стерн переворачивает с ног на голову саму закономерность жизни и сюжетики, переключая внимание на ничего не значащие мелочи, второстепенные детали: «Мне кажется, в этом есть что-то роковое», - признается сам Йорик, - «я редко дохожу до того места, куда я направляюсь»[8].

Как пишет В. Шкловский: «Стерну первому пришлось распутать самую основу клубка человеческих отношений. Он изменил масштабы описаний, снял крупным планом ничтожное. Он изменил часы времени в искусстве»[9].

О значительности стерновского времени говорит и М. Соколянский, отмечая, что «в пространственно-временной организации этого произведения доминирующую роль играет время, открытое время; оно куда важнее пространства, открываемого Йориком»[10].

Изменение хода времени, особо ощутимое в «Тристраме Шенди», произведении усложненной формы и спиралевидной композиции с переплетенным временным потоком, в «Сентиментальном путешествии» проявляется в ином ракурсе. Стерн здесь не нарушает сам порядок течения времени и временных процессов, создавая затейливую путаницу времен, - в «Сентиментальном путешествии», оставляя ход времени внешне линейным, он нарушает его масштабирование, непрерывность, равномерность. Время в «Сентиментальном путешествии» движется неравномерно, скачками, зачастую оно вообще не движется, что проявляется в мнимой смене одних и тех же заглавий глав, словно застрявших в одном временном отрезке. Сами эротические сцены заключают в себе обрыв времени, совпадающий с окончанием глав. Между сценой зашнуровывания Йориком ботинок горничной в главе «Искушение. Париж» и невинным провожанием ее до ее комнаты в начале следующей главы «Победа» скрыт обрыв времени, целый кусок, в течение которого могла произойти ожидаемая сцена, так что сообщение Йорика о могущей быть одержанной победе и его благопристойным удовлетворением от одного лишь ее осознания может таить в себе не только своеобразную игру с читателем и его разочарование, но и намек на происшедший временной разрыв, о котором герой не считает нужным повествовать.

«...после этого я поднял ее другую ногу, чтобы посмотреть, все ли там в порядке, - но сделал это слишком внезапно - хорошенькая fille de chambre не могла удержать равновесие - и тогда…

Да - и тогда - Вы, чьи мертвенно холодные головы и тепловатые сердца способны побеждать логическими доводами или маскировать ваши страсти, скажите мне, какой грех в том, что они обуревают человека?...

Окончив это обращение, я поднял хорошенькую fille de chambre за руку и вывел ее из комнаты... и тогда - так как победа была решительная - только тогда я прижался губами к ее щеке и, снова взяв за руку, благополучно проводил до ворот гостиницы»[11].

Мы так и не узнаем, о какой победе идет речь: над горничной ли или над собственным мимолетным желанием?

Сам роман не заканчивается, а обрывается на подобной эротической сцене, так же, как и не начинается в принятом значении этого слова с некоторой начальной точки отсчета, а выхватывается с прерванного разговора: «Так что, когда я протянул руку, я схватил fille de chambre за -- »[12].

Мотив подглядывания распространяется и на подглядывание за самим временем: «Грустно у меня на душе, ибо приходится добавить, что, когда я спросил о патере Лоренцо на обратном пути через Кале, мне ответили, что он умер месяца три тому назад и похоронен, по его желанию, не в монастыре, а на принадлежащем монастырю маленьком кладбище, в двух лье отсюда. Мне очень захотелось взглянуть, где его похоронили, - и вот, когда я вынул маленькую роговую табакерку, сидя на его могиле, и сорвал в головах у него два или три кустика крапивы, которым там было не место, это так сильно подействовало на мои чувства, что я залился горючими слезами...»[13].

Стерн все время поддразнивает всех, в том числе само время. И В. Шкловский сильно заостряет проблему, когда пишет о том, что «Стерн умеет дразнить дьявола. Его эротика реалистична и... ущербна. Это эротика очень грустного и непоэтического мира»[14]. Стерн дразнит не дьявола, он дразнит время.

Стерн в своих романах затеял великую драку с временем. Результатом этой драки является и аллегория выбранного им имени Йорика в качестве главного персонажа, и его путешествие (от смерти) в никуда, и текучесть его душевных движений, которые он пытается остановить, сделав доступным анализу, разъятию, зафиксировав как сумму неизменных мини-порывов; фиаско, которое он терпит в этом, составляет смысловое ядро романа.

«Сентиментальное путешествие» Л. Стерна – это ироническое подглядывание за самим собой. Особенностью его повествования является изображение времени. Стерн не нарушает порядок течения времени, он нарушает его масштабирование, непрерывность, равномерность. Незначительные эпизоды показаны в романе крупным планом, что свойственно писателям-сентименталистам. Также у Стерна присутствует «чувствительность», которая всегда сопровождается иронией.