Композиционные особенности философского романа Монтескье "Персидские письма": переводческий аспект

Таврический национальный университет им. В.И. Вернадского

Факультет иностранной филологии

Кафедра романской и классической филологии

Курсовая работа

Композиционные особенности философского романа Монтескье «Персидские письма»: переводческий аспект

Выполнила:

студентка 416 группы

Неруш Яна Юрьевна

Научный руководитель:

доцент

Гавришева Галина Петровна

г. Симферополь 2008 г.

Содержание:

Введение

Глава 1. Особенности философского романа Шарля Луи Монтескье «Персидские письма»

1.1 Композиционные особенности романа

1.2 Жанровые особенности философского романа «Персидские письма»

1.2.1 Анализ романной части «Персидских писем»

1.2.2 Сатирические портреты в романе Ш.Л. Монтескье «Персидские письма»

1.3 Новый этап в классицистической прозе или эффект отстранения в философском романе «Персидские письма»

Глава 2. Социальная критика в романе «Персидские письма»: переводческий аспект

2.1 Критика королевской власти в романе и ее переводы на русский язык

2.2 Изображение нравов и обычаев в романе: переводческий аспект

Заключение

Библиография

Введение

Роман «Персидские письма» написан в первой половине XVIII века, эпоху зарождающихся и крепнущих надежд на возможность более разумного, справедливого, а главное - человечного общества, надежд, подтверждаемых, казалось бы, естественным ходом самой истории. В свете этих перспектив, близких сердцу наиболее восприимчивых к изменениям социального климата писателей, особенно удручающими представали формы жизни и мышления, порожденные абсолютизмом. Не потому ли роман Шарля Луи Монтескье (1689-1755) о котором здесь идет речь, так насмешливо равнодушен к чопорности, помпезности и академизму века Людовика XIV? Его фривольность и изящество, салонное остроумие и альковное легкомыслие отражают тенденции становящейся просветительской эстетики, завоевывающей ведущие жанры, обретающей статус всеобщности и необходимости. С ее помощью второстепенное превращается в главное, частное - в общезначимое. Литература оставляет высокие жанры и обживает низкие, события, влиявшие некогда на судьбы нации и государства, покидают поля сражений, дворцовые залы и министерские кабинеты, переселяются в мансарды, кулуары и альковы.

К Монтескье, скромно выдающему себя в предуведомлении за "переводчика", персы, странствующие по "варварским землям" Европы, относятся как к "человеку другого мира", которого можно не стесняться. И вот, благодаря той рассеянности, какую знатные особы нередко обнаруживают в присутствии слуг, остающихся для них наряду с мебелью - не более чем неодушевленной частью интерьера, "Персидские письма" (1721), содержащие доверительные мысли чужестранцев, становятся достоянием гласности. Из этих писем европейцы узнают о дворцовых интригах восточных империй, о порядках, царящих в сералях, а мимоходом, что не менее важно, и о самих себе, о собственных тайнах, которые, в сущности, таковыми уже и не являются: всех уравнивает стереотип накатанного быта - все имеют любовников и любовниц, посильно поспешают за модой, играют однажды взятые на себя роли, посещают кафе, заглядывают в клубы, почитают себя завсегдатаями салонов, суетятся, тщеславятся, привычно интригуют. "...Если мы окажемся несчастны в качестве мужей, то всегда найдем средство утешиться в качестве любовников", - заверяют перса Рику его собеседники-французы.

В XVIII веке наметившаяся ориентация на достоверность подкрепляется новой мотивировкой. В поисках убедительных художественных средств роман нового времени избирает форму "человеческого документа", отмеченного всеми достоинствами и недостатками "сырого", необработанного жизненного материала. Так, наряду с "жизнеописаниями" ("Жизнь Марианы" Пьера Мариво), "приключениями" ("Приключения Гусмана де Альфараче" Матео Алемана), "историями" ("История кавалера де Грие и Манон Леско" Антуана Прево) появляются "мемуары" ("Мемуары графа де Граммона" Антуана Гамильтона), "письма" ("Персидские письма" Шарля Луи Монтескье) и т.п.

Но вот парадокс! За смелое и откровенное обращение к действительности современники подвергли реалистический роман XVIII века резким и во многом несправедливым упрекам в безнравственности и небрежении правилами вкуса. По мнению непреклонных эстетов и моралистов, принявших участие в обсуждении этого вопроса, роман, изображая жизнь как она есть, заражается ее антиэстетизмом и извращает добрые нравы.

Трудно не согласиться с тем, что все эти "жизнеописания", "истории", "мемуары", "письма", стилизующие бесхитростные откровения о превратностях и злоключениях плутов, слуг, содержанок, сводниц и других, отнюдь не героических личностей, действительно мало соответствовали требованиям классицизма, правилам трех единств и нормам хорошего вкуса.

Нельзя сказать, что романисты игнорировали раздававшуюся в их адрес критику. Они всеми силами старались создать роману репутацию жанра, способного "развлекая, наставлять". Парируя обвинения в безнравственности собственных произведений, они уснащали их "предуведомлениями", которые подчеркивали воспитательное значение ненавязчиво преподносимых жизнью уроков. Но не в моралистической настроенности предуведомлений и даже не в самокритичных излияниях героев-рассказчиков таилась потенциальная художественная самостоятельность просветительского романа.

Претендуя на выявление смысла событий частной жизни, он постепенно нащупывал собственную форму, позволявшую органично примирить этику и эстетику.

По мнению маркиза д'Аржана, роман должен так организовывать материал, чтобы "поучение" не навязывалось читателю наподобие басенной морали, а "исходило, так сказать, из глубины сюжета". Жизнь, увиденная романистом изнутри, должна была по собственной воле раскрыть перед читателем красоту своего смысла, она побуждала к более широкому, непредвзятому взгляду на мир.

Иными словами, историческая перспектива обещала раскрыться не иначе как во взаимодействии точек зрения; оркестровать их было по силам лишь роману нового типа, не монологического, каким он представал до сих пор, а полифонического, в котором голоса героев звучали бы на равных.

Реальная полнота жизни, раскрывающаяся перед человеком нового времени, снимала противоречие между эстетикой и моралью, в котором критики упрекали роман XVIII века. Его будущее вырисовывалось в какой-то иной соотнесенности композиционных элементов.

Новый принцип организации материала был подсказан роману эпистолярным жанром. В XVII в. письма не воспринимались современниками как литературное явление. Не потому ли просветительский роман обращается к "человеческому документу", этому пасынку официальной литературы: "В эпоху разложения какого-нибудь жанра, - писал Ю.Н.Тынянов, - он из центра перемещается на периферию, а на его место из мелочей литературы, из ее задворков и низин вплывает в центр новое явление".[11] Таким новым явлением, потеснившим высокие жанры, стал эпистолярный роман XVIII века - стилизация "литературы документа".

Глава 1. Особенности философского романа Шарля Луи Монтескье «Персидские письма»