СЛЕДСТВИЕ, СУД, РАСПРАВА

8.  СЛЕДСТВИЕ, СУД, РАСПРАВА

Аресты декабристов шли до середины апреля 1826 года. Всего было арестовано 316 человек. Всего же по делу декабристов проходило свыше 500 человек (о многих следствие велось заочно). 121 человек предстал перед Верховным уголовным судом. Кроме того, состоялись суды над сорока членами тайных обществ в Могилеве, Белостоке и в Варшаве.

Обыкновенно Комитет допрашивал обвиняемых сначала устно, а потом эти же вопросы посылались в каземат, где заключенный отвечал на них письменно.

За ходом следствия неустанно следил сам царь, который лично допрашивал в первые дни многих руководителей Северного общества. Страх, испытанный им 14 декабря, боязнь, как бы следствие не упустило кого-либо из бунтовщиков, заставили Николая I опуститься до роли полицейского следователя. Угождая императору, члены Комитета всячески добивались от декабристов раскаяния и стремились исторгнуть признания угрозами и лживыми обещаниями.

В результате арестованные, не чувствуя за стенами крепости никакой общественной поддержки и напуганные страхом пыток, нередко падали духом и оговаривали себя и своих товарищей.

Хотя правительство и старалось уяснить себе вопрос об источниках «вольномыслия» участников тайного общества, едва ли не главной задачей Комитета было представить всех декабристов цареубийцами. Этой цели и подчинялся весь ход следствия, о чем ближайший помощник П.Пестеля Н.И. Лорер писал: «Следственный комитет был пристрастен с начала и до конца. Обвинение наше было противозаконно, процесс и самые вопросы были грубы, обманчивы и лживы».[34]

Поведение декабристов на следствии было различно. Многие из них не проявили революционной стойкости, потеряли почву под ногами, каялись, плакали, выдавали товарищей. Но были случаи и личного геройства, отказа давать показания и выдавать заговорщиков. В числе стойких и державших себя с достоинством были Лунин, Андреевич – второй, Петр Борисов, Усовский, Ю. Люблинский, Якушкин. После допросов « государственных преступников» отсылали в Петропавловскую крепость, в большинстве случаев с записочками царя, где указывалось, в каких условиях должен содержаться данный арестант. Декабрист Якушкин был прислан со следующей царской запиской: « Присылаемого Якушкина заковать в ножные и ручные железа; поступать с ним строго и не иначе содержать, как злодея».[35]

Когда арестовали П.Пестеля, он сказал своему товарищу Сергею Волконскому: « Не беспокойтесь, ничего не открою, хотя бы меня в клочки разорвали». Но, узнав, что следователи хорошо осведомлены о делах и замыслах тайного общества, П.Пестель пал духом и даже обратился к генералу Левашову с покаянными письмами. Но потом он вновь обрел самообладание и до конца держался достойно, несмотря на ослабевшие силы.

Особенно отягчали вину П. Пестеля два пункта: «Русская Правда» и планы цареубийства. Вот почему в записках Николая I он назван «злодеем во всей силе слова, без малейшей тени раскаяния».[36]

П.Пестель сначала отвечал на все вопросы полным отрицанием. «Не принадлежа к здесь упоминаемому обществу и ничего не знав о его существовании, тем еще менее могу сказать, к чему стремится истинная его цель и какие предполагало оно меры к достижению оной», - отвечал он, например, на вопрос о цели тайного общества. Позже, многими выданный, он был вынужден давать подробные ответы.

Декабрист Лунин на допросах держался стойко. « Я никем не был принят в число членов тайного общества, но сам присоединился к оному, - гордо отвечал он следователям. – Открыть имена их (декабристов) почитаю противным моей совести, ибо должен бы был обнаружить Братьев и друзей».

Но вместе с тем многие следственные дела декабристов содержат многочисленные покаянные обращения к царю и членам комиссии, слезливые письма раскаявшихся «преступников», клятвы заслужить прощение. Почему так много членов тайного общества не проявили стойкости? Ответ представляется ясным. За заключенными в Петропавловской крепости участниками восстания 14 декабря не стояло революционного класса. За стенами тюрьмы они не чувствовали опоры, и многие упали духом. В тюрьме происходили и случаи самоубийства. Так, разбил себе голову о стену тюремной камеры декабрист Булатов. Заковывание «в железа» было формой физической пытки (других форм, по-видимому, не применяли), но не менее тяжелы были и моральные пытки – запугивание, обнадеживание, влияние на семью, угрозы смертной казни и прочее.

Царские власти были заинтересованы в широком оповещении дворянского общества о якобы «глубоком раскаянии» заключенных, признающих – де ошибочность выступления и восхваляющих милосердие царской власти. Для этой цели, например, широко распространялся через полицию и губернскую администрацию один документ, представлявший собой объединение трех писем – предсмертного письма Рылеева к жене, письма декабриста Оболенского к отцу и покаянного письма Якубовича, также к своему отцу. Все три письма распространялись правительством официальным путем. Об этом ярко свидетельствует особое «дело» канцелярии петербургского гражданского губернатора, в котором эти покаянные письма аккуратно подшиты к официальным сообщениям о следствии и суде, выдержкам из сенатских ведомостей и прочим документам.

Никакого суда над декабристами в сущности не было. Пародия на суд происходила при закрытых дверях, в глубокой тайне. Вызываемым декабристам спешно предлагали засвидетельствовать их подписи под показаниями на следствии, после чего читали заранее приготовленный приговор и вызывали следующий «разряд». «Разве нас судили? – спрашивали потом декабристы. – А мы и не знали, что это был суд»…

Пятеро декабристов были поставлены «вне разрядов» и приговорены к четвертованию. Но Николай I заменил четвертование повешением.

Выписка из протокола Верховного уголовного суда от 11 июля 1826 года гласила: «Сообразуясь с высокомонаршим милосердием, в сем деле явленным…Верховный Уголовный суд по высочайше представленной ему власти приговорил: вместо мучительной смертной казни четвертованием, Павлу Пестелю, Кондратию Рылееву, Сергею Муравьеву-Апостолу, Михайле Бестужеву-Рюмину и Петру Каховскому приговором суда определенной, сих преступников, за их тяжкие злодеяния, повесить».

Казнь состоялась 13 июля на кронверке Петропавловской крепости. На груди у приговоренных к повешению висели доски с надписью: « Цареубийца».

Начальник кронверка позже рассказывал: «Когда отняты были скамьи из-под ног, веревки оборвались и трое преступников (Рылеев, Каховский и Муравьев) рухнули в яму, прошибив тяжестью своих тел и оков настланные над ней доски… Однако операция была повторена и на этот раз совершилась удачно».

Всех прочих заключенных декабристов вывели во двор крепости. Все приговоры сопровождались разжалованием, лишением чинов и дворянства: над осужденными ломали шпаги, срывали с них эполеты и мундиры и бросали их в огонь пылающих костров.

Свыше 120 человек декабристов было сослано на разные сроки в Сибирь, на каторгу или на поселение. Разжалованные в рядовые были сосланы в действующую армию на Кавказ. Были декабристы, побывавшие и в Сибири, и на Кавказе (Лорер, Одоевский и другие): по отбытии известного срока наказания в Сибири они в качестве «милости» были определены рядовыми в Кавказскую армию, где производились военные действия, под пули.

К числу казненных следует прибавить насмерть запоротых солдат-декабристов, иные из которых были прогнаны сквозь строй двенадцать раз, то есть получили двенадцать тысяч шпицрутенов. Менее активные солдаты были лишены знаков отличия и сосланы на Кавказ. Туда же был отправлен и весь штрафной Черниговский полк. В сибирских архивах были отысканы документы, показывающие, что некоторые солдаты были сосланы в Сибирь, причем начальство принимало все меры к тому, чтобы они не столкнулись там с сосланными декабристами.

Отправка в Сибирь началась в июле 1826 года. Каторжные работы отбывались сначала главным образом в Нерчинских рудниках. Сюда ко многим декабристам приехали их жены. Они не воспользовались разрешением Николая I повторно выйти замуж и бросили ради мужей-декабристов свободную и обеспеченную дворянскую жизнь.[37]

Как жены ссыльно-каторжных, они лишались гражданских прав и дворянских привилегий. Первыми в начале 1827 года в Нерчинские рудники приехали Е.И. Трубецкая, М.Н. Волконская, А.Г. Муравьева. После них приехали А.И. Давыдова, А.В. Ентальцева, Е.П. Нарышкина, А.В. Розен, Н.Д. Фонвизина, М.К. Юшневская, а также Полина Гебль (П.Е. Анненкова ) и К. Ле-Дантю (К.П. Левашова).[38] Самоотверженный поступок жен декабристов имел большое общественное значение.

В 1856 году после смерти Николая I всвязи с коронацией нового императора Александра II был издан манифест об амнистии декабристов и разрешении им возвратиться из Сибири. В живых декабристов оставалось только человек сорок. Около ста человек уже погибли на каторге и в ссылке.[39]