Общее понятие хищения

1.2 Общее понятие хищения

Научно – практическая значимость общего понятия хищения чужого имущества определяется тем, что оно, будучи препарировано и определенным образом структурировано, есть по существу не что иное, как понятие родового состава хищения чужого имущества.

Содержание отношений собственности образуют фактически отношения владения, использования и распоряжения предметами, принадлежащими их собственнику. Именно по поводу предметов материального мира складываются определенные социальные связи между собственником и всеми другими гражданами, юридическими лицами, государством в целом и его органами. Предметы материального мира – необходимая и обязательная предпосылка возникновения и функционирования общественных отношений собственности , которые без них существовать в объективной действительности вообще не могут.

Базовыми гражданско-правовыми нормами правовой защиты собственности являются такие следующие статьи ГК РФ: ст. 209 – « Содержание права собственности»; ст. 213 – « Право собственности граждан и юридических лиц»; – ст. 301 – « Истребование имущества из чужого незаконного владения»; – ст. 305 – « Защита прав владельца, не являющегося собственником».

Право собственности – это вещное право. В силу этого хищения относятся к так называемым предметным преступлениям, которые нередко называют имущественными. С внешней стороны они всегда выражаются в уголовно – противоправном воздействии (изъятии, завладении, обращении в свою пользу) преступника на определенные, экономически обособленные предметы материального мира.

Предметы материального мира, по поводу которых сложились отношения собственности, выражая и закрепляя эти социальные связи между людьми, составляют вещественную основу указанных отношений, их количественную определенность, в отличии от определенности качественной. Противоправное воздействие субъекта в формах, предусмотренных законом, на вещественную основу отношений собственности включает предметы материального мира в структуру элементов состава хищения, в силу чего они приобретают уголовно – правовое значение предмета преступного посягательства, отвечающего присущим ему экономическим свойствам.

В примечании к ст. 158 УК РФ 1996 г., под хищением понимаются совершенные с корыстной целью противоправное безвозмездное изъятие и (или) обращение чужого имущества в пользу виновного или других лиц, причинившие ущерб собственнику или иному владельцу этого имущества. Указанное общее понятие хищения играет роль родового по отношению к видовым понятиям кражи, присвоения и других преступлений против собственности, имеющих ряд общехарактерных объективных и субъективных признаков, объединяющих определенную группу имущественных посягательств под рубрикой «хищение».

Исходя из приведенного определения, объективными признаками хищения можно признать: 1) незаконное и безвозмездное изъятие имущества из владения собственника или иного лица, которое совершается указанными в законе способами; 2) обращение его в пользу виновного или других лиц; 3) причинение тем самым собственнику или владельцу имущества реального ущерба вследствие уменьшения на определенную часть объема материальных ценностей, находящихся в его фондах; 4) причинную связь между изъятием имущества и материальным ущербом. Субъективными же признаками хищения являются: 1) прямой умысел на безвозмездное изъятие чужого имущества и обращение его в свою пользу или в пользу третьих лиц; 2) корыстная цель этого изъятия. Указанные признаки являются обязательными для всякого хищения, и, стало быть, отсутствие хотя бы одного из них позволяет рассматривать содеянное уже не как хищение, но как иное преступление, а возможно, и как деяние, вообще не имеющее отношения к уголовному праву.

Под формами хищения понимаются те юридически значимые способы (приемы), посредством которых изымается имущество. В этом отношении все составы преступлений, объединенные общим понятием «хищение», отличаются друг от друга прежде всего по способу изъятия имущества.

По действующему российскому УК 1996 года различают шесть конкретных форм хищения: кража (ст. 158), мошенничество (ст. 159), присвоение (ст. 160), растрата (ст. 160), грабеж (ст. 161) и разбой (ст. 162).

В дальнейшем в данной работе будет более подробно рассмотрена такая форма хищения, как разбой.

ГЛАВА II. ЮРИДИЧЕСКАЯ СУЩНОСТЬ РАЗБОЯ КАК ФОРМЫ ХИЩЕНИЯ

Ответственность за такую форму хищения, как разбой, предусмотрена ст. 162, являющейся пятой из статей, содержащихся в гл. 21 «Преступления против собственности» разд. VIII «Преступления в сфере экономики» УК РФ 1996 г.

В уголовном законе разбой определяется как нападение в целях хищения чужого имущества, совершенное с применением насилия, опасного для жизни или здоровья, либо с угрозой применения такого насилия (ч. 1 ст. 162 УК).

По способу совершения разбой – наиболее опасное преступление из числа хищений, ибо изъятие имущества в данном случае осуществляется через насилие над личностью, чреватое причинением вреда ее здоровью либо даже смерти. Это же обстоятельство объясняет и усеченность состава разбоя, коренящуюся в том давнем историческом прошлом, когда запреты, налагаемые с течением времени на набеги дружин (а позднее – шаек лихих людей) и образовавшие понятие разбоя, были направлены в основном на ограждение страдавших от них народов, на ограждение личности, т. е. носили не столько имущественный, сколько антинасильственный характер.

Тем не менее, современное место разбоя в системе Особенной части определяется направленностью его против отношений собственности, чем подчеркивается, что доминирующей целью разбойника является похищение имущества, а посягательство на личность служит лишь средством для достижения этой цели. При этом помещение состава разбоя в главе о преступлениях против собственности ни в коей мере не умаляет уголовно-правовой охраны личности. Об этом свидетельствуют отнесение разбоя к числу тяжких преступлений и признание разбоя оконченным с момента нападения, а не с момента завладения имуществом и обретения возможности им пользоваться и распоряжаться, как это требуется по отношению к другим преступлениям против собственности.

В качестве основных признаков разбоя закон называет: 1) нападение, 2) применение физического насилия, опасного для жизни и здоровья лица, подвергшегося нападению, или угрозы применения такого насилия и 3) цель завладения чужим имуществом.

Нападение, с точки зрения грамматики, – отглагольное существительное, производное от глагола «напасть», т. е. внезапно броситься на кого-либо с целью нанесения ущерба, приступать с насилием, наброситься с целью произвести насилие, атаковать с враждебными намерениями[17]. Этимологический анализ данного термина указывает, во-первых, на его происхождение от глаголов, обозначающих активные действия по перемещению в пространстве, связанные со стремительным угрожающим приближением к какому-либо объекту с целью нанесения ему урона, а во-вторых, на его несомненную связь с насилием или, во всяком случае, опасностью такового.

Уголовно-правовое содержание слова «нападение» менее ясно, поскольку при описании объективной стороны разбоя в традицию российского законотворчества вошло употребление терминов «нападение» и «насилие» не в качестве равнозначных, а в качестве рядоположенных, что не может не вызывать вопроса о соотношении объема указанных понятий.

Постановление Пленума Верховного Суда РСФСР «О судебной практике по делам о грабеже и разбое», неоднократно изменявшееся и дополнявшееся с 1966 г., никаких разъяснений на этот счет так и не дало. Лишь в постановлении Пленума Верховного Суда от 21 декабря 1993 г. «О судебной практике по делам о бандитизме» впервые было разъяснено, что под нападением следует понимать «действия, направленные на достижение преступного результата путем применения насилия над потерпевшим либо создания реальной угрозы его немедленного применения» (п. 8)[18].

Однако и здесь достаточно определенно выражено насильственное содержание, – образующей его форме, т. е. о самом нападении.

В науке же на этот счет существуют различные суждения, одно из которых заключается в том, что «о нападении как самостоятельном объективном признаке разбоя можно говорить весьма условно, имея в виду, что вне насилия или угрозы применения насилия оно теряет уголовно-правовое значение. Нападение, не соединенное с агрессивным насильственным поведением виновного, лишается всякого смысла...»[19]. С этой точки зрения нападение и насилие – суть одно и то же, поскольку нападение как раз и выражается в применении насилия.

Но при такой постановке вопроса законодательная формулировка «нападение, совершенное с применением насилия» тавтологична. Быть может, поэтому многие криминалисты, отрицательно относящиеся к отождествлению нападения и насилия, склонны рассматривать взаимодействие указанных понятий сквозь призму соотношения части и целого. Так, Б. В. Волженкин считает, что «насилие или угроза применения насилия в составе разбоя лишь один из элементов нападения, включающего в себя и другие действия»[20]. При этом самостоятельность нападения видится в том, что оно представляет собой определенные действия, предшествующие насилию. Например, В. И. Симонов и В. Г. Шумихин считают нападение первым этапом разбоя, заключающимся в быстрых, агрессивных, стремительных действиях, направленных против потерпевшего, а применение физического или психического насилия – вторым его этапом, на котором нападение органически соединяется с насилием, не теряя, впрочем, от этого своей самостоятельности[21]. А. Гравина и С. Яни также считают насилие обязательной составной частью нападения, определяя последнее как «действие, состоящее из двух последовательных этапов: создание реальной опасности применения насилия и непосредственно насилие»[22]. С этой точки зрения, само нападение и непосредственно следующее за ним насилие или угроза насилия являются двумя неразрывными агрессивными действиями, субъективно объединенными единой целью. При этом за всяким нападением следует насилие (ибо нападение как внезапное действие без насилия или угрозы его применения теряет всякий смысл), но не всякому насилию предшествует нападение.

На различении нападения и насилия основана и позиция тех авторов, которые утверждают, что нападение – это не само посягательство, а форма (способ) его совершения[23]. Исходя из этого считается, что всякое нападение предполагает насилие, но не всякое насилие облекается в форму нападения, а только такое, которое связано с интенсивным проявлением прямой агрессии, с дерзким, быстрым, стремительным действием, неожиданным в силу своей внезапности для потерпевшего, когда виновный внезапно набрасывается, наскакивает, накидывается на потерпевшего с целью завладения его имуществом[24]. Следуя этой логике, весьма трудно расценить в качестве нападения приведение потерпевшего в бессознательное состояние посредством тайного или обманного введения в его организм опасных для жизни и здоровья наркотических, психотропных, сильнодействующих или других одурманивающих веществ (т. е. подсыпание их в пищу, напитки, а также использование иных способов, при которых указанные вещества вводятся в организм человека помимо его воли и незаметно для него) в целях последующего тайного завладения его имуществом.

Другие авторы считают нападение абсолютно самостоятельным признаком объективной стороны разбоя, имеющим собственное содержание, которое выражается в действиях, совершаемых наряду с насилием. Показательно в этом отношении мнение В. А. Владимирова, определяющего нападение как «агрессивное противоправное действие, совершаемое с какой-либо преступной целью и создающее реальную и непосредственную опасность немедленного применения насилия как средства достижения этой цели»[25]. Именно с самостоятельностью нападения Л. Д. Гаухман связывает возможность покушения на разбой, которое может выражаться в таких предшествующих применению насилия действиях, как сближение с потерпевшим или вступление с ним в диалог с целью создания благоприятной остановки для последующего насилия, безуспешная попытка ударить его и т. п[26].

Еще далее идут в своих рассуждениях те авторы, которые, констатируя возможность непосредственного применения насилия в отсутствии каких-либо предшествующих ему действий нападающего характера, настолько отрывают насилие от нападения, что приходят к выводу о необязательности последнего в составе разбоя, для которого достаточно установить лишь сам факт применения насилия, опасного для жизни или здоровья потерпевшего[27]. Понятие нападения приобретает, таким образом, иную юридическую природу при соотнесении его с физическим насилием в широком понимании (умышленное причинение физического вреда независимо от способа).

С формально-юридической точки зрения, подобные рассуждения, конечно, противоречат описанию разбоя в диспозиции ч. 1 ст. 162 УК, где нападение закреплено в качестве обязательного признака объективной стороны состава преступления, в силу чего разбой образует не всякое насилие, а лишь такое, которое связано с нападением, совершается в виде нападения. Однако по существу нельзя не заметить, что ограничение насильственного поведения при разбое формой нападения необоснованно сужает уголовно-правовую характеристику преступления. Своим происхождением подобная интерпретация разбоя обязана тем временам, когда он ассоциировался сначала с открытыми наездами дружинами, затем – с набегами шайками, а позднее – с налетами, породившими такие словосочетания, как «дерзкий налет», «вооруженный налет», и давшими преступникам, занимавшимся подобным промыслом, название «налетчик»[28]. Не случайно слова «налет», «удар», «наскок» считаются синонимами нападения.С таким пониманием нападения, имеющим глубокие исторические корни в набегах или налетах вооруженных групп людей с целью отобрания имущества, связана и трактовка его как преимущественно открытого способа завладения имуществом: «в бою» (Судебник 1550 г.), «открытою силою с оружием» (Уложение о наказаниях 1885 г.), «открытое, с целью похищения имущества, нападение» (УК РСФСР 1922 г.), «открытое с целью завладения чужим имуществом нападение» (УК РСФСР 1926 г.). После того, как ст. 2 Указа Президиума Верховного Совета СССР от 4 июня 1947 г. «Об усилении охраны личной собственности граждан» сформулировала разбой как «нападение с целью завладения чужим имуществом», формально-юридическое требование открытого характера нападения для состава разбоя, казалось бы, отпало.

Современное отношение к насилию не может быть основано на столь существенном противопоставлении открытого силового воздействия замаскированным способам насилия, не менее опасным по своему характеру и последствиям, ибо сущность разбоя заключается не в нападении, а в насилии, опасном для жизни или здоровья потерпевшего, которое существенно повышает степень общественной опасности этого преступления.Следовательно, существующая законодательная формула разбоя, сформировавшаяся на почве узкого понимания физического насилия, выражающегося лишь в активных, стремительных действиях виновного, связанных с применением физической силы его либо используемых им средств, ассоциируемых с символами насилия в более ранних культурах, не в полной мере отражает современную криминогенную ситуацию. Со временем это признал и Верховный Суд РСФСР, разъяснив, что введение в организм потерпевшего «опасных для жизни и здоровья сильнодействующих, ядовитых или одурманивающих веществ с целью приведения его таким способом в беспомощное состояние и завладения... имуществом должно квалифицироваться как разбой»[29]. Тем самым Верховный Суд вывел объективную сторону состава разбоя за рамки нападения, дав основание для заключения, что «разбой фактически перешагнул границу нападения»[30].

Многие авторы считают столь широкую формулировку данного разъяснения необоснованной, исходя из того, что тайное или обманное введение потерпевшему химических средств с целью приведения его в беспомощное состояние не является нападением[31]. Ибо всякое нападение предполагает насилие, но не всякое насилие выражается в нападении. Из этого вытекает, что тайное или обманное воздействие на внутренние органы потерпевшего в целях хищения не может квалифицироваться как разбой, даже если химические препараты представляли опасность для жизни или здоровья. Поэтому данная формулировка упомянутого разъяснения Пленума формально противоречит тексту уголовно-правовой нормы об ответственности за разбой, где четко указан способ физического насилия – нападение.

Итак, воздействие на человека против или помимо его воли наркотическими, ядовитыми или одурманивающими веществами, безусловно, следует рассматривать в качестве разновидности физического насилия, каким бы способом указанные вещества ни вводились в его организм (тайно или открыто, с помощью обмана или применения физической силы). Вместе с тем это обстоятельство не предрешает вопросов квалификации насильственных хищений. В данном случае содеянное не может быть квалифицировано как разбой не ввиду отсутствия признака насилия, а в связи с отсутствием другого, предусмотренного составом разбоя признака, – нападения.

Насилие может применяться как в отношении лица, в ведении или под охраной которого находится имущество, так и в отношении других лиц, которые могут воспрепятствовать завладению имуществом. Обычно оно предшествует завладению имуществом или применяется в процессе его изъятия, выступая как средство предупреждения или преодоления сопротивления потерпевшего, принуждения владельца имущества к его выдаче или совершению иных действий, способствующих изъятию, но может осуществляться и непосредственно после изъятия с целью его удержания немедленно после изъятия. Словом, наличие состава разбоя, соединенного с насилием, следует признавать в случаях, когда насилие являлось средством завладения имуществом либо средством его удержания. Насилие, применяемое по другим мотивам (например, хулиганским) и в других целях (например, с целью избежать задержания в связи с совершенным преступлением), не образует признака разбоя и требует самостоятельной отдельной оценки. Примером того, как насильственные хулиганские действия и последующее открытое похищение имущества были необоснованно квалифицированы как разбой, может служить следующее дело.

Левобережным районным судом г. Воронежа Рубцова признана виновной в разбойном нападении с целью завладения личным имуществом граждан, совершенным при следующих обстоятельствах. Рубцова, ее муж Рубцов и их знакомые Медведева и Чурсанова вечером распивали спиртные напитки. Медведева рассказала о своих ссорах с Гузенко Т., и Рубцова предложила заступиться за Медведеву. Около 23 часов Чурсанова и Медведева привезли Рубцовых к дому, где проживала Гузенко Т. Рубцова позвонила в ее квартиру, а когда та открыла дверь, стала избивать Гузенко Т. и ее мать Гузенко Л. Рубцов же нанес удары руками и металлической цепью им и Гузенко А., в комнату которого зашел. Затем по требованию Рубцовой мать и дочь Гузенко отдали ей серьги и кольцо.

Квалифицируя действия Рубцовой в качестве разбоя, суд указал, что Рубцовы применили насилие к потерпевшим с целью завладения их личным имуществом, основывая свой вывод о направленности умысла Рубцовой на завладение имуществом Гузенко, лишь на том, что после нанесения им ударов она забрала у них золотые украшения. В то же время при оценке ее действий не учтены другие обстоятельства дела, в частности предшествующие события и поведение Рубцовой. Как видно из материалов дела, Рубцова направилась в квартиру Гузенко с целью заступиться за Медведеву. Это обстоятельство признал и суд, исключив квалифицирующий признак «проникновение в жилище» и указав, что умысел на завладение имуществом возник у Рубцовой уже в квартире потерпевшей.

Из дела также видно, что Рубцова ворвалась в квартиру потерпевших, накинулась на Гузенко Т., стала драться с ней, выражалась при этом нецензурно. Причем в этот момент Рубцова, согласно показаниям потерпевших, никаких действий, направленных на завладение их имуществом, не совершала. Сама Рубцова также показала, что она нанесла удары матери и дочери Гузенко в связи с выяснением отношений между ними и Медведевой. Эти данные в их совокупности свидетельствуют о том, что, нанося потерпевшим удары, Рубцова действовала из хулиганских побуждений.

Вместе с тем, из дела видно, что после избиения потерпевших у Рубцовой возникло намерение завладеть их золотыми украшениями, что и было ею сделано, после чего с похищенным она с места происшествия скрылась. При таких обстоятельствах Верховный Суд РФ признал, что Рубцова совершила злостное хулиганство, выразившееся в причинении потерпевшим телесных повреждений, и открыто похитила принадлежащее им имущество, т. е. грабеж[32].

Применение насилия, опасного для жизни или здоровья, может выразиться в причинении потерпевшему тяжкого, среднего или легкого вреда здоровью (ст. 111, 112, 115 УК), а также в ином насилии, которое хотя и не причинило указанного вреда, однако в момент применения создало реальную опасность для жизни или здоровья потерпевшего. В качестве такового может расцениваться сдавливание руками или шнуром шеи, душение человека, длительное удержание под водой, надевание на голову воздухонепроницаемого пакета, запирание в холодную камеру либо перегретое или наполненное газами помещение и прочие насильственные действия, которые могут и не повлечь смерть или расстройство здоровья, но тем не менее создают реальную угрозу для безопасности жизни или здоровья. Так, попадание ножа в металлическую пряжку ремня, промах при выстреле из пистолета, несмотря на отсутствие вреда здоровью, бесспорно, свидетельствуют о применении насилия, опасного для жизни или здоровья. Таким образом, для оценки характера насилия необходимо учитывать не только вызванные им последствия (в виде реального вреда здоровью или смерти), но и способ действия. Так, сбрасывание потерпевшего с высоты, выталкивание из движущегося транспортного средства и тому подобные действия при благоприятном стечении обстоятельств могут оказаться совершенно безвредными в физическом отношении, но по своему характеру они, безусловно, относятся к опасному для жизни и здоровья насилию.

Правильная оценка опасности насилия для жизни или здоровья возможна только на основе всей совокупности обстоятельств преступления. Даже применение оружия или предметов, используемых в качестве оружия не всегда является столь уж однозначным показателем того, что имело место насилие, опасное для жизни или здоровья. Поскольку указанные предметы (оружие и предметы, его заменяющие) по своим объективным свойствам создают возможность причинения физических последствий самого широкого спектра, каждый отдельный случай требует тщательного исследования характера их поражающих свойств. Во всяком случае, не каждый вид оружия способен при его применении создавать реальную возможность причинения смерти или значительного вреда для здоровья. С большой долей уверенности можно сказать, что такая возможность всегда создается при применении большинства видов огнестрельного и холодного оружия, взрывных устройств и т. п. Напротив, применение пневматического оружия, некоторых видов газового оружия, особенно механических распылителей и аэрозольных упаковок, электрошоковых устройств и искровых разрядников может и не грозить наступлением физических последствий, свойственных насилию, опасному для жизни или здоровья, поскольку данные виды оружия ориентированы на причинение минимального вреда противнику с целью лишь кратковременного выведения его из строя. Впрочем, установление потенциальных поражающих свойств примененных при совершении насильственных хищений орудий также не гарантируют правильное решение вопроса об интенсивности примененного насилия, поскольку их реальное использование часто не предсказуемо по тяжести последствий. Например, использование газового оружия с близкого расстояния может повлечь настолько широкий спектр последствий – слезотечение, жжение в глазах и дыхательных путях, рвота, ожоги слизистой оболочки полости рта, поражение роговицы глаз, ожог кожи, отек легких и смерть[33] – что предварительное соотнесение данной разновидности насилия с названными видами оружия может утратить всякий смысл. Поэтому суды не признают достаточным оружия в виде основания для признания разбоем фактов применения виновным газового аэрозольной упаковки (баллончика). В прецедентах по данным делам указывается, что для правильного решения необходимо проведение судебно-медицинской экспертизы о характере и степени тяжести фактического вреда здоровью, полученного в результате применения газового баллончика, о воздействии его содержимого на организм человека и его потенциальной опасности для жизни или здоровья человека[34].

Например, Петушинским районным судом Владимирской области Фадеев осужден за разбой, выразившийся в том, что он попросил Никулина – владельца автомашины отвезти его на кладбище, после посещения которого с целью завладения автомашиной напал на Никулина, применив при этом баллончик со слезоточивым газом. Не согласившись с квалификацией указанных действий в качестве разбойного нападения, соединенного с насилием, опасным для жизни и здоровья потерпевшего, Президиум Владимирского областного суда указал на то, что такую правовую оценку содеянного Фадеевым суд дал, основываясь на показаниях потерпевшего Никулина. Последний пояснил, что, садясь к нему в машину, Фадеев несколько раз брызнул ему в лицо газом из баллончика и пытался завладеть ключом зажигания. Он (Никулин), отворачиваясь от струй газа и не дыша, сумел забрать ключ зажигания и выскочить из машины.

Фадеев подтвердил, что применил в отношении Никулина газовый баллончик, который купил в коммерческом магазине в Москве. Согласно рапорту работника милиции, розыскные действия с применением собаки для обнаружения газового баллончика результатов не дали, в связи с чем провести его экспертизу не представилось возможным. Вместе с тем, как видно из заключения судебно-медицинского эксперта, отравление Никулина неизвестным газом объективными данными не подтверждено. Следовательно, в данном конкретном случае применение газового баллончика Фадеевым не создавало реальной опасности для жизни и здоровья потерпевшего. При таких обстоятельствах действия Фадеева должны быть квалифицированы как покушение на открытое хищение, соединенное с насилием, не опасным для жизни и здоровья потерпевшего[35].

Что касается квалификации, то насилие, выразившееся в причинении вреда здоровью, какой бы степени он ни достигал, всегда охватывается составом разбоя и не требует дополнительной квалификации по ст. 115 (умышленное причинение легкого вреда здоровью), ст. 112 (умышленное причинение средней тяжести вреда здоровью) и даже по ст. 111 (умышленное причинение тяжкого вреда здоровью) УК. Дифференциация ответственности в зависимости от степени тяжести причинного вреда осуществляется в данном случае за счет квалификации разбоя либо по ч. 1 ст. 162, либо по п. «в» ч. 4 ст. 162 УК. Лишь в случае наступления смерти потерпевшего от причиненного ему в процессе разбойного нападения тяжкого вреда здоровью действия виновного следует квалифицировать помимо разбоя и по ч. 4 ст. 111 УК (умышленное причинение тяжкого вреда здоровью, повлекшее по неосторожности смерть), поскольку лишение жизни потерпевшего не охватывается составом разбоя.

По этой же причине убийство, учиненное в процессе разбойного нападения, надлежит квалифицировать по совокупности п. «в» ч. 4 ст. 162 и п. «з» ч. 2 ст. 105, а в случае, если оно совершено с целью скрыть преступление или облегчить его совершение, – также и по п. «к» ч. 2 ст. 105 УК[36], поскольку состав убийства не охватывает собой посягательство на собственность, а состав разбоя не предусматривает такое последствие, как смерть.

Так, в постановлении по делу К. Верховный Суд РФ, отменяя его обвинение судом первой инстанции по п. «в», «д», «з» ч. 2 ст. 105, а также ч. 3 ст. 30 и п. «а», «д», «з», «е» ч. 2 ст. 105 УК, и оправдание по п. «в» ч. 3 ст. 162

Принимая решение об оправдании К. по п. «в» ч. 3 ст. 162 УК, суд без ссылки на основание оправдания в приговоре указал, что квалификации действий виновного по данной статье не требуется, поскольку указанные действия квалифицированы по п. «з» ч. 2 ст. 105 УК, как совершенные при убийстве и покушении на убийство, сопряженных с разбоем. Поскольку поджог дома был способом убийства потерпевшей, суд также посчитал обвинение по ч. 2 ст. 167 УК излишним.

Данные выводы суда противоречат фактическим обстоятельствам дела, нашедшим отражение в приговоре, согласно которому К. совместно с другими лицами совершил убийство и покушение на убийство, сопряженные с разбоем. Кроме того, суд признал, что К., желая затруднить в дальнейшем его изобличение в совершенных преступлениях, поджег дом потерпевших.

По смыслу же уголовного закона убийство, сопряженное с разбоем, квалифицируется по совокупности преступлений, предусмотренных п. «з» ч. 2 ст. 105 и ст. 162 УК, а убийство, совершенное путем поджога и сопряженное с уничтожением или повреждением чужого имущества, подпадает под признаки составов преступлений, предусмотренных п. «д» ч. 2 ст. 105 и ч. 2 ст. 167 УК.

Имея в виду возможную конкуренцию в подобных ситуациях между п. «з» (убийство из корыстных побуждений или спряженное с разбоем) и п. «к» ч. 2 ст. 105 УК (убийство с целью скрыть другое преступление или облегчить его совершение), равно как и коллизию между квалифицирующими признаками, предусмотренными п. «з» ч. 2 ст. 105 УК, необходимо отметить прежде всего то обстоятельство, что действия лица, напавшего с целью завладения имуществом на потерпевшего, убившего его и после этого похитившего данное имущество, квалифицируются только по совокупности преступлений, предусмотренных п. «в» ч. 4 ст. 162 и п. «з» ч. 2 ст. 105 УК. Дополнительная же квалификация этих действий по п. «к» ч. 2 ст. 105 УК является излишней, так как убийство потерпевшего было совершено при разбойном нападении[37]. При квалификации же убийства, совершенного при разбойном нападении, необходимо указывать лишь один признак п. «з» ч. 2 ст. 105 УК – «сопряженное с разбоем», и дополнительно приводить квалифицирующий признак «из корыстных побуждений» не требуется.

Например, Ч. с целью завладения деньгами убил знакомого предпринимателя и его водителя. Его действия были квалифицированы как разбой, совершенный с причинением тяжкого вреда здоровью потерпевших, и как убийство двух лиц, совершенное из корыстных побуждений и сопряженное с разбоем.

Однако Военная коллегия приговор в части квалификации убийства изменила и в определении указала, что квалифицирующий признак убийства, содержащийся в п. «з» ч. 2 ст. 105 УК, – «сопряженное с разбоем», предполагает корыстный мотив совершения данного преступления, в силу чего признак убийства «из корыстных побуждений», предусмотренный тем же пунктом названной статьи УК, в этом случае является излишним[38].

Вместе с тем, для признания убийства совершенным из корыстных побуждений необходимо установить, что намерение извлечь материальную выгоду из убийства возникло у виновного до его совершения, поэтому содеянное не может квалифицироваться по п. «з» в случае убийства по иным (некорыстным) мотивам с последующим «ограблением трупа» или завладением имуществом убитого, если мысль воспользоваться имуществом потерпевшего возникла после лишения его жизни. Особое значение в этой связи приобретает также отграничение признаков деяний, одни из которых квалифицируются убийством из корыстных побуждений. Критериями их отграничения только как корыстное убийство, а другие – по совокупности разбоя с убийством из корыстных побуждений. Критериями их отграничения служат:

а) характер мотивации, в соответствии с которым вопрос о совокупности с разбоем возникает только тогда, когда преступник стремился в результате насилия над личностью завладеть имуществом путем его изъятия, а не получить какие-либо иные материальные блага (например, уклониться от передачи долга, что совершенно не свойственно для разбоя как разновидности хищения);

б) способ убийства, с учетом которого при совокупности необходимо доказать, что имело место нападение с целью завладения имуществом либо с целью удержания имущества непосредственно после завладения им, т. е. причинение смерти в процессе нападения, поскольку именно так характеризует разбой диспозиция ст. 162 УК РФ, тогда как «чистое» убийство из корыстных побуждений, не будучи связанным с нападением, охватывает иные способы лишения жизни;

в) момент, когда убийца рассчитывал завладеть имуществом, в зависимости от которого совокупность возникает лишь тогда, когда виновный рассчитывал завладеть имуществом в момент убийства или непосредственно после него (с незначительным разрывом во времени), т. е. когда содеянное (лишение жизни и завладение имуществом) охватывается единым умыслом и представляет собой непрерывную цепь преступных действий, тогда как стремление завладеть имуществом не сразу, а через определенный промежуток времени полностью охватывается составом корыстного убийства.

Однако в последнем случае убийство из корыстных побуждений может быть квалифицировано по совокупности с кражей (ст. 158 УК), поскольку п. «з» ст. 105 УК предусматривает только корыстный мотив убийства, но не сам факт незаконного завладения имуществом, для которого убийца совершает затем иные требующие отдельной уголовно-правовой оценки преступные действия. Причем в таких случаях убийство необходимо квалифицировать и по п. «к» ст. 105 УК, как совершенное с целью облегчения другого преступления – последующей кражи. Такая квалификация возможна в двух случаях:

а) виновный лишает жизни потерпевшего с целью завладения его имуществом, но не сразу после убийства, а с разрывом во времени и приложением дополнительных преступных усилий для завладения имуществом, например, для тайного изъятия его из жилища убитого;

б) завладение имуществом осуществляется сразу же после убийства, но причинение смерти не было связано с нападением.

В частности, Президиум Верховного Суда РФ не признал состава разбоя в действиях осужденных, которые договорились завладеть путем обмана квартирой потерпевшего, а в случае, если им это не удастся, – убить хозяина квартиры. Для осуществления задуманного виновные предложили потерпевшему продать им квартиру, но последний ответил отказом. Тогда, действуя по намеченному плану, они приехали вместе с потерпевшим на берег реки, где распивали спиртное. Когда потерпевший уснул, осужденные нанесли ему удары камнями по голове, от чего он умер. После этого осужденные завладели ключами от квартиры потерпевшего и впоследствии пытались продать эту квартиру различным лицам.

Исключая из приговора осуждение за разбой, совершенный по предварительному сговору группой лиц, с применением предметов, используемых в качестве оружия и с причинением тяжких телесных повреждений, Президиум указал, что умысел осужденных был направлен исключительно на лишение потерпевшего жизни с целью завладения его квартирой, но не путем разбойного нападения. Кроме того, осужденные заранее предполагали распорядиться квартирой потерпевшего путем мошенничества[39].

Психическое насилие при разбойном нападении выражается в угрозе немедленного применения физического насилия, опасного для жизни и здоровья. За исключением большей интенсивности насилия, которым угрожает виновный, во всем остальном данный квалифицирующий признак не несет в себе никакой новой информации, которая не была бы необходима для анализа угрозы применения насилия, предусмотренного ч. 2 ст. 161 УК. Остается лишь определить опознавательные признаки угрозы опасным для жизни или здоровья насилием, характерным для разбоя, при котором:

а) нападающий должен угрожать применением именно физического насилия, а не уничтожением или повреждением его имущества и не распространением сведений, позорящих потерпевшего, что может иметь место при вымогательстве;

б) угроза должна быть действительной, т. е. способной, по мнению потерпевшего, быть реализованной и воспринимаемой им равнозначной физическому насилию;

в) угроза должна быть наличной, т. е. представляющей опасность в самый момент нападения, а не в будущем, что характерно для вымогательства.

Содержание, характер и степень интенсивности угрозы следует оценивать с учетом всех обстоятельств дела (места и времени совершения нападения, численности нападавших, характера предметов, которыми они угрожали, субъективного восприятия потерпевшим характера угрозы и т. д.), позволяющих в своей совокупности сделать правильный вывод о субъективном отношении к угрозе самого нападающего, в сознании которого продемонстрированная им угроза должна играть роль такого средства устрашения, которое реально способно парализовать противодействие адресата угрозы завладению имуществом.

В зависимости от оценки перечисленных обстоятельств решается вопрос и о признании в действиях виновного грабежа или разбоя, когда угроза носит не ярко выраженный, а неопределенный характер, который не позволяет идентифицировать ее с конкретным видом опасности насилия, характерным для разбоя или грабежа. Конкретизация неопределенной угрозы, когда из слов или действий не ясно, что именно намерен был предпринять преступник в случае неудовлетворения его требований, осуществляется, как уже указывалось, с учетом конкретной обстановки совершения преступления, поведения преступника, восприятия потерпевшего и других обстоятельств дела.

Паламарчук организовал преступную группу для завладения имуществом Казака. Они пришли к нему домой. Там Кенжин приставил к виску Казака некий предмет, после чего все участники преступления избили потерпевшего, причинив легкие телесные повреждения без расстройства здоровья, и забрали его имущество. Московским районным судом г. Твери Паламарчук, Кенжин и другие признаны виновными в разбое.

Признавая такую квалификацию ошибочной, Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РФ исходила из следующего. Как видно из показаний потерпевшего Казака, он не мог рассмотреть предмет, находившийся в руках Кенжина, воспринимая происшедшее лишь как ограбление и считая, что нет опасности для его жизни и здоровья. Жена Казака как очевидец преступления, также показала, что оружия в руках Кенжина она не видела. Паламарчук, Кенжин и другие участники преступления на следствии и в суде категорически отрицали наличие у них каких-либо предметов или оружия. Не обнаружен этот предмет и в ходе предварительного следствия.

Таким образом, в процессе следствия и судебного разбирательства не установлено, что при завладении имуществом Казака Кенжин использовал в качестве оружия какой-либо предмет. Нет ссылки на это и в описательной части приговора. Более того, суд исключил из обвинения осужденных применение оружия или предмета, используемого в качестве оружия, при завладении имуществом потерпевшего, признав этот факт недоказанным. При этом суд, считая, что в действиях виновных содержится состав разбоя, не мотивировал в приговоре, почему насилие, примененное к Казаку, он признает опасным для его жизни и здоровья и была ли угроза такого насилия. При таких обстоятельствах действия Паламарчука, Кенжина и других должны быть переквалифицированы на грабеж, по предварительному сговору, с проникновением в жилище и соединенный с насилием, не опасным для жизни и здоровья потерпевшего. /3.6. с. 28-33/.

Разбой, совершаемый посредством психического насилия, считается оконченным с момента произнесения угрозы в присутствии потерпевшего или других лиц. При этом такая угроза полностью охватывается диспозицией ч. 1 ст. 162 и дополнительной квалификации по ст. 119 УК, предусматривающей ответственность за угрозу убийством или причинением тяжкого вреда здоровью в «чистом», так сказать, ее виде, не требует, поскольку угроза насилием, опасным для жизни или здоровья, представляет собой один из предусмотренных законом способов посягательства на собственность, т. е. является конструктивным элементом состава разбоя.

Однако, если указанная угроза имела место после совершения разбоя и была направлена на его сокрытие, например, преследовала цель запугать потерпевшего с тем, чтобы он не сообщил о случившемся, она требует самостоятельной уголовно-правовой оценки по совокупности с данным преступлением, в силу чего действия виновного, при отсутствии других квалифицирующих обстоятельств, подлежат квалификации как разбой (ч. 1 ст. 162 УК), а также дополнительно как угроза убийством или причинением тяжкого вреда здоровью (ст. 119), если имелись достаточные основания опасаться ее реализации.

В целом же различия между насильственным грабежом и разбоем содержатся в характере насилия (для грабежа оно является не опасным, а для разбоя – опасным для жизни и здоровья); в особенностях конструкции состава (грабеж имеет материальный, а разбой – усеченный состав); в юридическом моменте окончания (грабеж признается оконченным с момента завладением имуществом, а разбой – с момента нападения с целью завладения имуществом, соединенного с насилием, опасным для жизни и здоровья потерпевшего, или с угрозой применения такого насилия); в способе изъятия имущества (при грабеже оно всегда является открытым, при разбое же само изъятие имущества может быть совершено не только открыто, но и тайно, что имеет место при вероломном нападении в отсутствии очевидцев на спящего или любого другого лица, не успевшего осознать факт нападения в результате оглушающего удара сзади, выстрела из засады и т. п.).

ГЛАВА III. КВАЛИФИЦИРОВАННЫЙ СОСТАВ РАЗБОЯ