Усадьба как средство характеристики Плюшкина

5. Усадьба как средство характеристики Плюшкина

Последним, кого навестил Чичиков, был Плюшкин. Гость сразу заметил какую-то ветхость на всех строениях: бревно на избах было старым и потемневшим, в крышах были дырки, окна были без стекол или заткнуты тряпкой, балкончики под крышами покосились и почернели. За избами тянулись огромные клади хлеба, явно долго застоявшиеся, цвет которых походил на плохо выжженный кирпичный; на их верхушке росла всякая дрянь, а сбоку прицепился кустарник. Из-за хлебных кладей виднелись две сельские церкви: «опустевшая деревянная и каменная, с желтенькими стенами, испятнанная, истрескавшаяся» (с. 448). Господский дом инвалидом выглядел как непомерно длинный замок, местами в этаж, местами в два, на темной крыше которого торчали два бельведера. Стены были с трещинами, «и, как видно, много потерпели от всяких непогод, дождей, вихрей и осенних перемен» (с. 448). Из всех окон открыты были только два, остальные же были заставлены ставнями или даже забиты досками; на одном из открытых окон темнел «наклеенный треугольник из синей сахарной бумаги» (с. 448). Дерево на ограде и воротах было покрыто зеленой плесенью, толпа строений наполняла двор, возле них справа и слева были видны ворота в другие дворы; «все говорило о том, что здесь когда-то хозяйство текло в обширном размере» (с. 449). А нынче все выглядело очень пасмурно и уныло. Ничего не оживляло картину, только главные ворота были отворены и только потому, что въехал мужик с телегою; в другое время и они были заперты наглухо – в железной петле висел замок.

Позади дома тянулся старый, обширный сад, который переходил в поле и был «заросший и заглохлый» (с. 448), но он был единственным, что оживляло эту деревню. В нем деревья разрослись на свободе, «белый колоссальный ствол березы, лишенной верхушки, подымался из этой зеленой гущи и круглился на воздухе, как правильная мраморная сверкающая колонна» (с. 449); хмель, глушивший внизу кусты бузины, рябины и лесного орешника, пробегал вверх и обвивал сломленную березу, а оттуда начал цеплять вершины других деревьев, «завязавши кольцами

свои тонкие цепкие крючья, легко колеблимые воздухом» (с. 449). Местами зеленые чащи расходились и показывали неосвещенное углубление, «зившее, как темная пасть» (с. 449); оно было окинуто тенью, а в его темной глубине чуть-чуть мелькали бежавшая узкая дорожка, обрушенные перила, пошатнувшаяся беседка, дуплистый дряхлый ствол ивы, седой чапыжник и молодая ветвь клена, «протянувшая сбоку свои зеленые лапы-листы» (с. 449). В стороне, у самого края сада, несколько высокорослых осин «подымали огромные вороньи гнезда на трепетные свои вершины» (с. 449). У других осин некоторые ветви висели вниз с иссохшими листьями. Словом, все было хорошо, но как бывает только тогда, когда природа «пройдет окончательным резцом своим, облегчит тяжелые массы, даст чудную теплоту всему, что создалось в хладе размеренной чистоты и опрятности (с. 449).

Тоской проникнуто описание деревни и усадьбы этого хозяина. Окна без стекол, заткнуты тряпкой, темно и старо бревно, сквозящие крыши… Барский дом похож на огромный могильный склеп, где заживо погребен человек. Только буйно растущий сад напоминает о жизни, о красоте, резко противопоставляемой безобразной жизни помещика. Создается впечатление, что жизнь покинула эту деревню.

Когда Чичиков вступил в дом, он увидел «темные широкие сени, от которых подуло холодом, как из погреба» (с. 449). Оттуда он попал в комнату, тоже темную, слегка озаренную светом, который попадал из-под широкой щели, что находилась внизу двери. Когда они вошли в эту дверь, наконец появился свет, и Чичиков был поражен увиденным: казалось, «в доме происходило мытье полов и сюда на время нагромоздили всю мебель» (с. 449). На столе стоял сломанный стул, рядом с ним – часы с остановившимся маятником, оплетены паутиной; тут же находился шкаф со старинным серебром. Графинчиками и китайским фарфором. На бюро, «выложенном мозаикою, которая местами уже выпала и оставила после себя одни желтенькие желобки, наполненные клеем» (с. 450), лежало целое множество вещей: куча исписанных бумажек, накрытых мраморным позеленевшим прессом, какая-то старинная книга в кожаном переплете, высохший лимон, размером с орех, отломанная ручка кресел, рюмка «с какой-то жидкостью и тремя мухами» (с. 450), накрытая письмом, кусок тряпки, два пера в чернилах, зубочистка столетней давности, «которою хозяин, может быть, ковырял в зубах своих еще до нашествия на Москву французов» (с. 450). На стенах были бестолково навешаны несколько картин: «длинный пожелтевший гравюр какого-то сражения, с огромными барабанами, кричащими солдатами в треугольных шляпах и тонущими конями» (с. 450), без стекла вставленный в раму из красного дерева с «тоненькими бронзовыми полосками и бронзовыми же кружками по углам» (с. 450). В ряд с ними была картина, занимающая полстены, вся почерневшая, писанная масляными красками, на которой были цветы, фрукты, разрезанный арбуз, кабанья морда и висевшая головою вниз утка. Со средины потолка висела люстра в холстинном мешке, которая от пыли сделалась похожею на «шелковый кокон, в котором сидит червяк» (с. 450). В углу комнаты на кучу было навалено все то, что «недостойно лежать на столах» (с. 450); трудно было сказать, что именно в ней было, ибо там было столько пыли, что «руки всякого касавшегося становились похожими на перчатки» (с. 450). Можно было рассмотреть только отломленный кусок деревянной лопаты и старую подошву сапога, которые высовывались оттуда заметнее всего. Никак нельзя было сказать, что в этой комнате обитало живое существо, если бы не «старый поношенный колпак, лежавший на столе» (с. 450).

Накопление вещей, вещественных ценностей становится единственной целью жизни Плюшкина. Он раб вещей, а не их хозяин. Ненасытная страсть приобретательства привела к тому, что он утратил реальное представление о предметах, переставая отличать полезные вещи от ненужного хлама. При такой внутренней обесцененности предметного мира особую притягательность неизбежно приобретает малозначительное, несущественное, ничтожное, на чем он и сосредотачивает свое внимание. Добро, накопленное Плюшкиным, не принесло ему ни счастья, ни даже покоя. Постоянный страх за свою собственность превращает его жизнь в сущий ад и его самого доводит до грани психического распада. Плюшкин гноит зерно и хлеб, а сам трясется над маленьким кусочком кулича и бутылкой настойки, на которой сделал пометку, чтобы никто воровским образом ее не выпил. Жажда накопления толкает его на путь всяческих самоограничений. Боязнь что-либо упустить заставляет Плюшкина с неутомимой энергией собирать всякий хлам, всякую ерунду, все то, что давно перестало служить жизненным потребностям человека. Плюшкин превращается в преданного раба вещей, раба своей страсти. Окруженный вещами, он не испытывает одиночества и потребности общения с внешним миром. Это живой мертвец, человеконенавистник, который превратился в «прореху на человечестве».

Выводы

Мы еще раз убеждаемся в том, что Гоголь – один из самых удивительных и своеобразных мастеров художественного слова, а «Мертвые души» – уникальное произведение, в котором с помощью описания внешнего и внутреннего вида поместья полностью раскрывается характер человека в нем живущего.

Поэма «Мертвые души» заинтересовала многих научных исследователей, таких как Ю.В. Манн, Е.С. Смирнова-Чикина, М.Б. Храпченко и других. Но также были критики, которые уделяли внимание именно теме описания усадьбы в поэме – это А.И. Белецкий и О. Скобельская. Но до сих пор эта тема в литературе раскрыта не полностью, что и предопределяет актуальность ее исследования.

Каждый помещик имеет сходные и различные черты характера с другими помещиками. Гоголь выделяет в каждом герое самую отличительную черту, которая выражается в бытовом окружении. У Манилова это непрактичность, пошлость и мечтательность, у Коробочки – «дубинноголовость», хлопотливость и в мире низких вещей, у Ноздрева – обильная энергия, которая направлена не в то русло, резкие перепады настроения, у Собакевича – хитрость, неуклюжесть, у Плюшкина – скупость и жадность.

От героя к герою Гоголь обнажает преступную жизнь помещиков. Образы даны по принципу все более глубокого духовного оскудения и морального падения. В «Мертвых душах» Гоголь выставляет напоказ все человеческие недостатки. Несмотря на то, что в произведении присутствует не малая доля юмора, «Мертвые души» можно назвать «смехом сквозь слезы». Автор упрекает людей в том, что в борьбе за власть и деньги они забыли о вечных ценностях. В них жива только внешняя оболочка, а души мертвы. В этом виноваты не только сами люди, но и общество, в котором они живут, которое тоже, в свою очередь, ставит свой отпечаток.

Итак, поэма «Мертвые души» является очень актуальной и по сей день, потому что, к сожалению, современный мир не особо отличается от того, который описан в поэме, и такие человеческие черты, как глупость и скупость до сих пор не искоренены в народе.

Список использованной литературы

1. Гоголь Н.В. Мертвые души // Собр. соч. – М.: Гос. изд-во худож. лит., 1952. – С. 403 – 565.

2. Белецкий А.И. В мастерской художника слова // Белецкий А.И. В мастерской художника слова: Сб. ст. – М.: Высш. шк., 1989. – С. 3 – 111.

3. Гус М. Живая Россия и «Мертвые души». – М.: Сов. писатель, 1981. – 334 с.

4. Манн Ю.В. Поэтика Гоголя. – 2-е изд., доп. – М.: Худож. лит., 1978. – С. 274 – 353.

5. Машинский С.И. «Мертвые души» Н.В. Гоголя. – М.: Худож. лит., 1966. – 141 c.

6. Скобельская О. Русский усадебный мир // Всемирная лит. и культура в учебных заведениях Украины. – 2002. – №4. – С. 37 – 39.

7. Смирнова Е.А. Поэма Гоголя «Мертвые души». – Л: Наука, 1987. – 198 c.

8. Смирнова – Чикина Е.С. Поэма Н.В. Гоголя «Мертвые души». Комментарий. – Л: Просвещение, 1974. – 316 с.

9. Храпченко М.Б. Николай Гоголь: Литературный путь. Величие писателя. – М.: Современник, 1984. – С. 348 – 509.