Педагогический метод К. Брюллова

5. Педагогический метод К. Брюллова.

Брюлловская педагогика отличалась необычайной гибкостью. Учитель давал лишь общие установки, у него не было традицион­ного подхода к ученикам или традиционных заданий. Высказы­вания многочисленных брюлловских питомцев о методах его за­нятий кажутся очень противоречивыми. Если все они говорят о том, какое большое место занимали в преподавании Брюллова беседы об искусстве, то в отношении собственно живописной тех­ники резко расходятся. Одни утверждают, что Брюллов считал главным объяснять метод работы, не пользуясь при этом каран­дашом и кистями, другие, наоборот, говорят о том, что Брюллов почти все показывал на собственном примере.

В действительности же речь идет о разных разделах обучения и, что не менее важ­но, о разных учениках. Некоторые молодые художники, и среди них Мокрицкий, по настоянию Брюллова постоянно наблюдали за работой мастера, от которого часто слышали, «что для меха­низма необходима большая наглядность и что в этом деле луч­шая наука для ученика - следить за кистью своего учителя»[4]. В от­ношении других своих питомцев Брюллов не считал нужным де­лать на этом сколько-нибудь значительного акцента, поскольку по складу характера они могли извлечь для себя большую поль­зу из объяснений. Кроме того, в принципе, наглядный пример допускался только в ходе начального знакомства с основами мастерства, когда этот пример многое раскрывал перед молодым художником, не навязывая ему приема, тогда как при работе над картиной любой показ становился опасным, мешая форми­рованию собственного подхода к вопросам живописи.

В брюлловской педагогике все это тесно связывалось с проблемами твор­чества. Индивидуально подходя к каждому ученику, избегая едино­образия заданий и обязательной их последовательности, особен­но во внеклассных занятиях, не повторяясь в упражнениях, ко­торые он предлагал ученикам, Брюллов вместе с тем руководст­вовался очень четкой схемой обучения. Обучение делилось им на три самостоятельных и в известном смысле противопоставленных друг другу раздела. Первый, служивший в соответствии с тради­циями Академии фундаментом подготовки художника, заклю­чался в ознакомлении с технической стороной искусства, как бы его технологией. Этот раздел Брюллов считал целесообразным проходить в раннем возрасте. «Рисовать надобно уметь прежде, нежели быть художником, — говорил он, — потому что рисунок составляет основу искусства; механизм следует развивать от ран­них лет, чтобы художник, начав размышлять и чувствовать, пе­редал свои мысли верно, и без всякого затруднения; чтобы ка­рандаш бегал по воле мысли: мысль перевернется, и карандаш должен повернуться».

По идее Брюллова, изучение «механизма» рисунка и живописи во многом определяло ту свободу и полноту, с которыми художник мог себя в дальнейшем проявить в твор­честве, однако собственно творческие моменты в нем отсутство­вали.

Творческие задачи впервые ставились перед учащимся только на следующем этапе обучения, который включал в себя овладение рисунком, живописью, композицией, их правилами, иначе говоря, практически связывал технологическую сторону этих методов с задачей непосредственного изображения натуры. Заключительную и важнейшую по своему значению ступень под­готовки составляла работа над картиной, то есть собственно творчество художника. В этом разделе Брюллов предъявлял к педагогу особенно большие требования. Он считал задачей мас­тера помочь молодому художнику найти метод реализации в ис­кусстве своего видения, определить соответственно круг «своих» тем и пути их воплощения. Именно отсюда шла такая искренняя заинтересованность Брюллова работами других художников, бла­гожелательная и требовательная одновременно, когда главным представлялось выявление индивидуальности живописца или ри­совальщика. «Ни одно самое незначащее - произведение не было им оставлено на выставках без внимания, - вспоминает М. Меликов, — никогда он не пропускал отметить, что хорошо и прав­диво. Зато был неумолим, когда видел совершенную бездар­ность».

Формально построение брюлловского метода находило пря­мую аналогию в методе его учителей и потому казалось тради­ционным, однако это сходство носило чисто внешний характер. Различие заключалось в смысле и целенаправленности отдельных разделов обучения. Так, ремесленное, условно говоря, начало обучения не было простым приобретением технических навыков умения точно повторять любую линию, любой абрис, изображать каждый предмет и человека вообще с тем, чтобы в дальнейшем только корректировать по натуре отклонения от этого выработав­шегося эталона. Техника в представлении Брюллова была только и прежде всего техникой профессиональной, помогающей решать последующие задачи при работе с натуры и в самостоятельном творчестве. Тем самым ремесло окончательно отделялось от соб­ственно техники рисунка и живописи. Утомляющее подчас моло­дого художника обилие упражнений, подобно игре гамм, должно было иметь своей целью свободное овладение мастерством. «Уж некогда будет учиться, когда придет время создавать, — повторял Брюллов. — Не упускайте ни одного дня, не приучая руку к по­слушанию, делайте с карандашом то же, что делают настоящие артисты со смычком, с голосом — тогда только можно стать впол­не художником»[5].

Что же практически означала подобная установка? Брюллов очень редко давал рисовать копии и подходил к отбору оригина­лов с исключительной строгостью. Иногда он предлагал делать рисунки со своей живописи, иногда

"Стоящая девушка с посохом в руке". 1828 - 1829 гг.

со своих рисунков, и только в некоторых случаях оригиналами служили эстампы или гравю­ры. Перефразируя учителя, Мокрицкий писал, что манерность многих живописцев рождается «от долговременного пребывания с плохими оригиналами или раннего заимствования чужой мето­ды, то есть ученик при писании с натуры не руководится собст­венным зрением».

Однако эта считающаяся брюлловской точка зрения далеко не точно раскрывает взгляды педагога. Для Брюл­лова вопрос никогда не сводился к хорошим образцам, а к тому, чтобы в ходе копирования молодой художник не терял связи с натурой. Работы мастера и должны были сохранять у начинаю­щего рисовальщика это ощущение. Технические навыки не отры­вались от навыков работы с натуры, то есть навыков изображе­ния реального предмета, чему и служили приобретаемые приемы. То же самое можно сказать и об овладении законами рисун­ка, живописи и композиции в педагогическом методе Брюллова. Первое место здесь занимало не столько изучение собственно за­конов рисунка или живописи, что, естественно, имело большое значение, сколько сообщение ученику умения решать определен­ную изобразительную, или, точнее сказать, сюжетную задачу.