Репрессии против крестьян

1.3 Репрессии против крестьян.

Гражданский мир, установившийся с переходом к новой экономической политике, продолжался недолго. Как уже говорилось выше, для выхода из хлебозаготовительного кризиса, который разразился в конце 1927 года, по инициативе высшего партийного руководства страны были применены чрезвычайные меры против крестьянства. Первоначально репрессии коснулись лишь богатых крестьян. Однако очень быстро они охватили все крестьянство, независимо от его социального и имущественного положения. Как уже указывалось, к владельцам хлеба, отказывающимся продавать его государству по низким ценам, применялась 107-я статья Уголовного кодекса РСФСР, предусматривавшая лишение полной свободы по суду до трех лет с полной или частичной конфискацией имущества. О масштабах репрессий тех лет можно судить по высказыванию тогдашнего наркома юстиции БАССР на пленуме обкома ВКП (б) в мае 1928 года: « Мы за 3- 4 месяца ... осудили 2424 человека… Мы переполнили тюрьмы настолько, что яблоку негде упасть».1

В то время не было еще Особого совещания и «троек». Приговоры по хлебным делам выносили народные суды и они были довольно мягкими. В основном подвергали имущественным взысканиям, принудительным работам и, как крайняя мера, лишению свободы сроком до одного года. Но уже на июльском (1928 г.) пленуме ЦК ВКП (б) И.В.Сталин выдвинул тезис о том, что «по мере нашего продвижения вперед, сопротивление капиталистических элементов будет возрастать, классовая борьба будет обостряться»2. Он стал теоретическим обоснованием репрессий в широких масштабах.

В 1929 г. меры наказания ужесточаются: увеличивается число условно осужденных.3

С началом коллективизации и «ликвидации кулачества как класса» наступает вторая волна репрессий, принявшая характер массового террора. На местах появляются несудебные органы- «тройки», куда входили руководитель районного отдела ОГПУ, председатель райисполкома и прокурор района. «Тройка» создается и при ОГПУ БАССР. За 15 месяцев (1930-1931г.) в Башкирии было арестовано 12 тыс. человек. Лишь за январь- март 1931 год «тройкой» при ОГПУ было осуждено 2878 человек, из них 143- к расстрелу, 1587- к заключению в концлагерь, 1028 человек- к ссылке.1 Это были первые массовые жертвы ложной и страшной теории о разгорающейся классовой борьбе по мере продвижения к социализму.

Следует отметить, что уничтожение классов теоретически вовсе не предполагает физическое истребление людей. Этой цели можно достичь, преобразуя социально- экономические условия, обеспечивающие их воспроизводство. Именно так понимали ликвидацию классов многие идеологи социализма. Однако существование данного теоретического положения на практике в условиях России пошло совершенно по иному пути. Раскулачивание обернулось репрессиями и физическим уничтожением тех групп населения деревни, которые казались властям потенциально опасными для нового строя. Одновременно это было грозным предупреждением всем, кто не пожелал бы вступить в колхоз или выразить возмущение политикой Советской власти в деревне.

Трагизм положения заключался в том, что при раскулачивании повсеместно допускался произвол со стороны местных властей, на откуп которым было отдано право решать, кто именно является кулаком. Решения по раскулачиванию часто носили произвольный характер, немалую роль при их принятии играли случайные моменты: сведение счетов, личная неприязнь и так далее. Именно по этому раскулачивание затронуло самые разные слои крестьянства- не только зажиточную верхушку деревни, но и середняцкие слои и даже бедняков.

Практика привлечения к уголовной ответственности крестьян, лишения их жизни была упрощена до предела. Самыми распространенными стали обвинения в агитации против создания колхозов, закрытия мечетей, которые квалифицировались как контрреволюционное преступление и попадали под действие 58-й статьи Уголовного кодекса РСФСР. Для разбора дел о контрреволюционных преступлениях в 1934 году учреждаются особые суды – « спецколлегии». Тогда же создается Особое совещание при наркоме внутренних дел СССР. Дела, по которым не было достаточных документальных материалов для передачи в суд, направлялись на рассмотрение Особого совещания. Санкции на арест выдавались прокурорами по первому требованию органов ОГПУ. Крестьянина могло арестовать любое должностное лицо: председатель колхоза, член правления, руководитель сельсовета, секретарь партийной ячейки, приезжий уполномоченный. Следователи не утруждали себя сбором материалов, подтверждающих виновность арестованного. Особое совещание, «тройки», «спецколлегии» за считанные минуты выносили решения, определявшие судьбы людей.

Репрессии против крестьян не прекращались после завершения коллективизации и физического уничтожения многих из них. К уголовной ответственности могли привлечь любого руководителя, рядового колхозника или единоличника за разные «преступления», как- то: за укрывательство колхозного хлеба, продажу его на рынке до выполнения хлебозаготовок, неуплату налогов в срок. Неумение малограмотных, лишенных подлинно хозяйского отношения к земле колхозных руководителей организовать коллективный труд, неопытность механизаторов расценивались как преднамеренное вредительство. В 1931 году Уголовный кодекс РСФСР был дополнен статьей следующего содержания содержания: «Порча и поломка принадлежащих совхозам, машинно- тракторным станциям и колхозам тракторов и сельскохозяйственных машин, если порча или поломка вызваны преступно- небрежным отношением к этому имуществу,- принудительные работы на срок до шести месяцев. Те же действия, совершенные неоднократно или причинившие крупный ущерб,- лишение свободы до трех лет»1.

Как уже говорилось выше, резкое увеличение объемов государственных заготовок сельскохозяйственных продуктов привело к сокращению натуральных выдач на трудодни и существенному потреблению продовольствия самим крестьянством. Полуголодное существование, бесхозяйственность, царившая в колхозах, отрицательно сказались на поведении крестьянства, деформировали его нравственные устои. В колхозах начались массовые, мелкие хищения, в частности зерна. В целях защиты

Колхозного имущества, оказавшегося поистине ничьим, 7 августа 1932 года ЦИК и СНК СССР принял постановление « Об охране имущества государственных предприятий, колхозов и коопераций и укреплении общественной (социалистической) собственности». Текст его был написан собственноручно И.В.Сталиным. В нем расхитители общественной собственности объявлялись врагами народа, по отношению к которым предусматривалось применение высшей меры наказания с заменой при смягчающих обстоятельствах расстрела лишением свободы на срок не менее 10 лет с конфискацией имущества. Народный комиссар юстиции РСФСР Н.В.Крыленко так разъяснил суть этого закона: «Всякому, кто покушается на общественную собственность, если это будет выходец из враждебной среды,- расстрел. Если это вовлеченный в кулацкую кампанию, поддавшийся кулацкому влиянию элемент, еще не отказавшийся от старых воззрений единоличник или колхозник,- 10- летнее лишение свободы. Вот как гласит закон».2В народе он получил название «Закон о колосках». Дело в том, что на

еще не вызревших колхозных полях отчаявшиеся от голода женщины, чтобы накормить детей, ночью тайком срезали ножницами колосья. В судебной практике даже появился термин - «парикмахеры».

Практика применения закона от 7 августа была безобразной. По этому закону во множестве случаев суду предавались лица, совершившие мелкие хищения. В Благовещенском районе, например, осудили двух женщин за кражу 2- 3 головок подсолнуха: одну – к 10 годам лишения свободы, другую - к одному году принудительных работ. Трудно сказать, сколько судеб сломал, сколько жизней погубил этот бесчеловечный закон. Известно, что только за девять месяцев его применения в республике было осуждено 5391 человек, из них 193 – к высшей мере наказания1. Однако указом Президиума Верховного Совета СССР от 13 апреля 1959 года он был призван «утратившим силу».

Эти репрессивные меры не дали, да и не могли дать ожидаемых результатов, так как государство боролось не с причиной зла, а с его следствием. Хищения продолжались. Чтобы как – то прокормить семью, руководители, рядовые колхозники вынуждены были идти на всякие ухищрения. В периодической печати тех лет много сообщений о таких фактах. Вот некоторые из них. «В колхозе «Авангард» Белокатайского района в овсяной соломе обнаружено до 10 % урожая… В колхозе « Малтуга» того же района в соломе и мякине до 25 % зерна, колхозники уносили мякину домой, провеивали и присваивали колхозный хлеб.

В январе 1933 года был создан особый репрессивный орган – политотделы МТС и совхозов. В решениях январского (1933 г.) пленума ЦК ВКП (б) говорилось, что необходимы для обеспечения правильного и своевременного применения законов Советского правительства об административных и карательных мерах в отношении организаторов расхищения общественной собственности, саботажа мероприятий партии и правительства в области сельского хозяйства.

Политотдел состоял из начальника, двух его заместителей, организатора среди женщин и редактора многотиражной газеты.

Политотделы строго следили за выполнением колхозами планов обязательных

хлебозаготовок и натуроплаты за работу МТС. Малейшие попытки колхозов

 распорядиться выращенным урожаем по своему усмотрению в корне пресекались, а руководители наказывались. Когда политотделу Дюртюлинской МТС стало известно, что колхоз «Кызыл Зиляк» до начала хлебосдачи продал на рынке 8 центнеров зерна для покрытия денежной задолженности другому хозяйству, он, грубо нарушив Устав сельскохозяйственной артели, распустил правление и членов его отделов под суд.1Неудивительно поэтому, что многие колхозники воспринимали политотделы как органы ОГПУ.

Деятельность политотделов МТС вызывала острое недовольство райкомов партии. Никто из них не хотел уступить власти над крестьянством. В обком, ЦК ВКП (б) поступали многочисленные жалобы на действия политотдельцев. Этим объясняется преобразование политотделов МТС в обычные партийные органы в ноябре 1934 года, а не тем, как это было принято считать, что они выполняли стоящие перед ними задачи.

Террор против крестьян принял такие огромные масштабы, что вызвал беспокойство в Кремле. 8 мая 1933 года И.В.Сталин и В.М.олотов направили местным партийным и советским руководителям, органам ОГПУ, суда и прокуратуры специальную «Инструкцию», в которой говорилось: «ЦК и СНК считают, что в результате наших успехов в деревне наступил момент, когда мы уже не нуждаемся в массовых репрессиях, задевающих, как известно не только кулаков, но и единоличников и часть колхозников… имеются сведения, из которых видно, что массовые, беспорядочные аресты в деревне все еще продолжают существовать в практике наших работников. Арестовывают председатели колхозов и члены правлений колхозов, председатели сельсоветов и секретари ячеек, районные и краевые уполномоченные. Арестовывают те, кому только не лень и кто, собственно говоря не имеет никакого права арестовывать. Не удивительно, что при таком разгуле практики арестов органы, ОГПУ, и особенно милиция, теряют чувство меры и зачастую производят аресты без всякого основания, действуя по правилу: «сначала арестовать, а потом разобраться».2

Однако «Инструкция» не запрещала, а лишь предлагала упорядочить аресты, ограничить выселение крестьян. Уполномоченным, председателям райисполкомов, сельсоветов, колхозов, секретарям партийных ячеек запрещалось производить аресты. Количество выселяемых в 1933 году крестьянских хозяйств из пределов Башкирской АССР не должно было превысить 500.1

Репрессии продолжались, теперь они затронули тех единоличников и колхозников, которые своевременно не могли выполнить заданий по поставкам государству сельскохозяйственных продуктов и уплатить налоги.

Как было указано выше, сопровождался массовыми репрессиями против крестьян, вся "вина" которых состояла в том, что они стремились производить продуктов и лучше жить. Ничем не оправданная жестокость вытиснила гуманистические начала из общественной жизни, предопределила значение личности в обществе как "винтика", подчиненного верховному вождю. Террор продолжался и после завершения коллективизации и привел к тому, что отказ от всякой самодеятельности, слепое подчинение любым указаниям, иногда абсурдным, перестраховка, боязнь брать на себя ответственность стали чертами повседневного поведения. Более того, постоянное присутствие страха, навязчивое идеологическое воспитание в духе непримиримости к "врагам народа" способствовали росту политической подлости. Одним из отрицательных результатов массовых репрессий, сопровождаемых политической демагогией, явилась селекция людей особой разновидности - конформистов, для которых решающий критерий добра и зла, истины и лжи - позиция вождя, начальника.

Разорение деревни, голод, административный диктат, репрессии компенсировались нарастающим потоком лжи на страницах газет и журналов, в передачах по радио, ставших послушным рупором партийно - государственного бюрократического аппарата, появлением кинофильмов, песен, полных энтузиазма и бодрости.

Таким образом, волна репрессий охватила не только высшие органы государственной власти, членов партии, городское население, но и крестьянство. Равенство в нищете - вот что явилось итогом коллективизации и ликвидации кулачества, как в Башкирии так и в других республиках СССР.А многие деревни лишились умелых, трудолюбивых, преданных земле людей. И это – самая невосполнимая потеря.