Синтаксическая организация дискурса

2.3. Синтаксическая организация дискурса

Ко второй половине XX в. многие лингвисты пришли к мнению неразрывной связи явлений синтаксиса и семантики: семантика синтаксична, а синтаксис семантичен. Поэтому и описание структуры текста проводится главным образом в семантико-синтаксических категориях, что само себе отражает положительную тенденцию по сравнению с совершенно изолированным изучением семантического и формально-синтаксического планов. Известно высказывание Э. Бенвениста о том, что все попытки дескриптивной лингвистики избавиться от значения не увенчались успехом, Но и другая крайность – уход от формы, подмена ее чисто семантическим описанием столь же искусственна и непродуктивна.

И.Р. Гальперин, говоря о различных видах текстовой информации, обращает внимание на то, какую значительную роль в любой коммуникации играет форма. Он различает, с одной стороны, нейтральную форму информативных текстов, предопределенную системой языка, а с другой стороны – стилистически маркированную, «супралинеарную» форму художественных текстов. «Это свойство формы, по особому проявляемое в ее разновидностях, можно признать органическим, онтологическим» (Гальперин, 1981:30). Именно форма организации дискурса, а не что другое, позволяет распознать не только фактуальную и концептуальную информацию, но также и подтекстовую. Последняя представляет собой скрытую информацию, извлекаемую из текста благодаря способности единиц языка порождать ассоциативные и коннотативные значения, а также благодаря способности предложений как единиц текста приращивать смыслы. (Гальперин 1981:28)

В наблюдениях И.Р. Гальперина очень точно схвачена способность единиц – слов и предложений – порождать смыслы, находясь в составе дискурса. При этом именно форма единиц, вступающих в синтаксическое взаимодействие, позволяет нам установить и характер этого взаимодействия, и те смыслы, которыми оно результируется. Можно утверждать без особой погрешности, что именно синтаксическая форма является генератором семантики. Это справедливо и по отношению к синтаксису предложения, и по отношению к сверхфразовому синтаксису, где смыслопорождение опирается уже не на структуру предложения, а на композицию дискурса.

Вполне нормально то, что при смысловом восприятии дискурса реципиент стремится распознать в нем, в первую очередь, некоторую типовую композицию. Таковы, например, двухчастная (открытая) структура абзаца, состоящая из вводной экспозиции и комментирующей части, и трехчастная (закрытая) структура, состоящая из экспозиции (зачина и «ключевой фразы»), комментирующей части и заключения (Москальская, 1983:85). В дискурсе начальное высказывание перспективно связано с последующими, а всякое последующее высказывание ретроспективно опирается на предыдущие. При этом роль синтаксиса вовсе не сводится только к согласованию высказываний между собой – к созданию семантической связности за счет разного рода повторов (местоименных, синонимических, структурных, модально-временных и т.д.). Повторы по сути являются моментами текстовой избыточности и, вообще говоря, не являются строго обязательными для образования связного текста. Главная особенность дискурсивного синтаксиса – это способность порождать нетривиальную семантику, уникальные смыслы, которые либо получают разовую фиксацию в дискурсивной форме, либо остаются в распоряжении говорящих на более длительный срок, если эта форма импортируется в систему и закрепляется в ней как носитель значимости.

Значимость языковой единицы любого уровня неотделима от ее формы. Изменение формы всегда чревато изменением значимости. Изменение значимости единицы неотвратимо влечет изменение ее формы. При этом форму следует понимать широко – и как собственную форму единицы, и как форму ее сочетаемости с другими единицами, т.е. несобственную, «внешнюю» форму. А это уже выход на контекст, на дискурсивные характеристики языковых единиц.

Именно находясь в составе синтаксической композиции дискурса, слова испытывают семантическую дивергенцию, которая затем получает отражение и в их собственном морфо-лексическом плане, закрепляясь в узусе и, в конечном итоге, – в языковой системе (Пауль, 1960:305). Сравните лексические дивергенции в русском языке: языковый и языковой, объять и обнять, обвязывать и обязывать, слушать и слышать и т.п., а также аналогичные явления в английском языке: bow «поклон» и bow «нос (корабля)», rape «рапс» и rape «похищение», night «ночь» и knight «рыцарь» и т.д. Можно утверждать, что причина их появления одна и та же – расхождение в дискурсивном употреблении, с которым корреспондирует закрепление за единицей разных позиций в синтактико-семантической организации дискурса.

Так называемые полисемичные слова находятся на пути к формальной дивергенции, а пока их семантическое своеобразие, порожденное дискурсом, поддерживается исключительно за счет «внешней» формы – их синтаксической позиции, т.е. того же дискурсивного контекста.

В дискурсе смысловому расщеплению могут подвергаться и высказывания, например, англ. The children go to school, в зависимости от контекста может означать «дети ходят в школу» и «дети идут в школу». Дискурсивный контекст обусловливает и модификацию формы высказывания; именно контекст требует, в частности, согласования глагольного предиката с временным планом дискурса, например: The children have gonet to school The children will go to school, и т. д.

Семантическая дивергенция возникает в силу того, что одна и та же единица попадает в разные дистрибутивные классы, образующие алловарианты этой единицы.

Создатель дистрибутивного анализа дискурса Зеллиг Хэррис особое внимание уделял, как это видно из его работ, поиску классов дискурсивных эквивалентностей, т.е. не семантической дивергенции, а семантической конвергенции единиц, которая наблюдается при так называемой контрастивной дистрибуции, когда разные единицы попадают в одно и то же контекстное окружение. По Хэррису, морфемы или слова, соседствующие с эквивалентными употреблениями какого-нибудь другого слова (в том числе и повторяющегося в его местоименных и синонимичных вариантах), относятся к одному и тому же классу эквивалентностей. Повторяющееся слово представляет собой всегда один и тот же член одного класса, а соседствующие с ним нетождественные друг другу слова образуют другой класс эквивалентностей. Сегментация текста производится так, чтобы каждый сегмент был сравним с другим сегментом этого текста хотя бы по одному классу эквивалентностей:

 Here the leaves fall off to the middle of autumn.

 Here the leaves fall off by the end of October.

 The first cold weather comes after the middle of autumn.

 We begin to warm after the end of October.

Для этого текста у Хэрриса получаются следующие классы эквивалентностей:

Т₁ – Here the leaves fall off

E₁ – the middle of autumn

E₂ – the end of October

T₂ – The first cold weather comes after

T₃ – We begin to warm after

Здесь T₁, T₂ и T₃ – члены класса эквивалентностей Т, a E₁ и Е₂ – члены класса эквивалентностей Е, которые становятся эквивариантами благодаря своему употреблению в одном и том же контексте Т₁. В свою очередь, Т₂ и Т₃ попадают в общий класс эквивалентностей благодаря соседству с эквивалентностями класса Е (Harris, 1969).

В более поздних работах З. Хэррис подвергал рассмотрению характер действия дискурсивных операторов, в особенности глагольных и образующих синтаксическое подчинение, а также различные процессы свертывания синтаксических структур с участием разнообразных лексических замен (Harris, 1976).

Как семантическая конвергенция, ведущая к образованию контекстных синонимов, так и семантическая дивергенция, связанная с дополнительной дистрибуцией единиц, являются, в конечном счете, эффектами действия синтаксической матрицы дискурса, организация которой подлежит самому пристальному исследованию. Следует уточнить то, какие элементы являются существенными для создания матрицы дискурса, обладающей той или иной языковой значимостью, и определяют типовой или же особенный характер дискурсивных моделей.

Предполагается, что исследование синтаксической организации дискурса может пролить свет на вопросы семантической модуляции компонентов дискурса, а также на процессы моделирования смысла посредством дискурсивных структур.

Заключение

Исходя из вышеизложенного, мы приходим к следующим выводам.

Следует отличать понятие дискурса как процесса речемыслительной деятельности от понятия текста как ее результата, зафиксированного в письменной форме. Текст традиционно служит языковым материалом для лингвиста. Он может быть построен и по законам не языка, а некоторой другой деятельности человека.

Дискурс как высшая по уровню единица языка, являясь языковой моделью некоторой ситуации, обладает структурной спецификой, а также, подобно всем другим языковым единицам, и этноязыковой спецификой. В системе дискурсу может соответствовать некая языковая «стемма», обладающая матричной значимостью.

Моменты дискретности и непрерывности в построении дискурса конкретизируются в понятиях структурной цельности, полноты, связности и др. Существующие описания дискурса в терминах лексико-синтаксической и логической связности не дают полного представления о принципах формирования дискурсивных структур.

Традиционные описания дискурса в семиотике, как чисто прагматическое, приравнивающее смысл высказывания к его ситуативному употреблению, так и чисто семантическое, подменяющее языковые явления моделью внеязыковой реальности, можно охарактеризовать как неполные, отрывающие смысловую сторону дискурса от языковой формы.

Синтаксическая форма дискурса обладает смыслопорождающей способностью. Явления смысловой дивергенции и конвергенции языковых единиц – слов и высказываний – оказываются эффектами действия синтаксической (контекстной) матрицы дискурса. Описание этих явлений впервые было намечено в дистрибутивном анализе дискурса, разработанном З. Хэррисом.

Список используемой литературы

1.   Борботько В.Г. Принципы формирования дискурса: От психолингвистики к лингвосинергетике. – М.: КомКнига, 2006. – 288 с.

2.   Бурвикова (Зарубина) Н.В. Закономерности линейной структуры монологического текста/Автореф. дис. докт. филол. наук. – М., 1981. – 41 с.

3.   Гак В.Г. Повторная номинация на уровне предложения // Синтаксис текста. – М.: Наука, 1979. – С. 91-102.

4.   Гальперин И.Р. Текст как объект лингвистического исследования. – М.: Наука, 1981. – 139 с; 4-е изд. – М.: КомКнига/URSS, 2006.

5.   Гаусенблас К. О характеристике и классификации речевых произведений // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 8. – М.: Прогресс, 1978. – С. 57-78.

6.   Гиндин С.И. Советская лингвистика текста. Некоторые проблемы и результаты (1968-1975) // Известия АН СССР, серия ЛЯ, 1977. – № 4. – С. 348-361.

7.   Жинкин Н.И. Речь как проводник информации. – М.: Наука, 1982. – 157 с.

8.   Звегинцев В.А. О цельнооформлености единиц текста // Известия АН СССР, серия ЛЯ. – Т. 39, 1980. – № 1. – С. 13-21.

9.   Колшанский Г.В. Коммуникативная дискретность языка// Лингвистика текста, сб. науч. трудов. Вып. 103. – М: МГПИИЯ, 1976. – С. 15-22.

10.      Леонтьев А.А. Признаки связности и цельности текста // Лингвистика текста. Сб. науч. трудов. Вып. 103. – М.: МГПИИЯ, 1975. – С. 60-70.

11.      Леонтьев А.А. Актуальное членение и способы его выражения в русском языке // Теория языка, методы его исследования и преподавания. – Л.: Наука, 1981. – 291 с.

12.      Леонтьева Н.Н. О смысловой неполноте текста // Машинный перевод и прикладная лингвистика. Вып. 12. – М.: МГПИИЯ, 1969. – С. 96-114.

13.      Минский М. Структура для представления знаний // Психология машинного зрения. – М.: Мир, 1978. – С. 249-338.

14.      Одинцов В.В. Стилистика текста. – М.: Наука, 1980. – 263 с.; 3-е изд. – М.: КомКнига/URSS, 2006.

15.      Панфилов В.З. Гносеологические аспекты философских проблем языкознания. – М.: Наука, 1982. – 357 с.

16.      Севбо И.П. Структура связного текста и автоматизация реферирования. – М.: Наука, 1969. – 135 с.

17.      Слюсарев Н.А. Проблемы функционального синтаксиса современного английского языка. – М.: Наука, 1981. – 206 с.

18.      Степанов Ю.С. Альтернативный мир, Дискурс, Фпкт и Принцип причинности // Язык и наука конца 20 века. М.: РАН, 1996. – С. 35-73

19.      Тодоров Ц. Понятие литературы // Семиотика. – М.: Радуга, 1983. – С. 355-369.

20.      Тураева З.Я. Лингвистика текста. – М.: Просвещение, 1986. – 127 с.

21.      Фигуровский И.А. Основные направления в исследованиях синтаксиса связного текста // Лингвистика текста. Материалы научной конф. Ч. II. – М.: МГПИИЯ им. М. Тореза, 1974. – С. 108-115.

22.      Щерба Л. В. Языковая система и речевая деятельность. – Л.: Наука, 1974. – 428 с; 2-е изд. – М.: УРСС, 2004.

23.      Adam J.-M. Linguistique et discourse littéraire. Théorie et pratique des texts. – Paris: Larousse, 1976. – 351 p.

24.      Benveniste E. Problèmes de linguistique général. – Paris: Gallimard, 1966. – 356 p.

25.      Benveniste E. L’appareil formel de l’énonciation // Languages, 1970. – №17. – P. 12-18

26.      Buyssens E. La communication et l’articulation linguistique. – Bruxelles: Presses Universitaires, 1970. – 175 p.

27.      Charodeau P. Les conditions linguistiques d’une analyse du discours. – Lille: Université de Lille III, 1970. – 575 p.

28.      Daneš F. FSP and the Organization of the Text // Functional Sentence Perspective. Papers prepared for the Symposium at Mariànske Lažné on 12-14 october, 1970.

29.      Dijk T.A. van. Text and context. Explorations in the semantics and pragmatics of discourse. – New York: Longman, 1977. – 261 p.

30.      Dijk T.A. van. Studies in the pragmatics of discourse. – The Hague-Paris: Mouton, 1981. – 331 p.

31.      Dubois J., Giacomo M. et al. Dictionnaires de linguistique. – Paris: Larousse, 1973. – 516 p.

32.      Galmich M. Quantificateurs, référence et théorie transformationelle // Languages, 1977. – №48. – P. 3-49

33.      Harris Z.S. Analyse du discours // Languages, 1969. – №13. – P. 8-45

34.      Harris Z.S. Notes du cours de syntaxe.–Paris: Ed. du Seuil, 1976.–238 p.

35.      Mahmoudian M. La linguistique. – Paris: Seghers, 1982. – 239 p.

36.      Pike K.L. Language in Relation to an Unified Theory of the Structure of Human Behaviour. – The Hague-Paris: Mouton, 1967. – 762 p.

37.      Tesnières L. Eléments de syntaxe structurale. – Paris: Klincksieck, 1959. – 670 p.