Марта прибыл Государь

22 марта прибыл Государь.

По иронии судьбы, когда он ехал домой через Могилёв, город был разукрашен красными флагами и бантами, и каким контрастом этому проявлению революционного пыла была многотысячная толпа, вдруг неожиданно бросившаяся на колени, когда появился Царский поезд.

В тот же день Джордж Бьюкенен, английский посол, писал, что услышал, как один солдат сказал: «Да, республика нужна, но во главе её должен стоять хороший царь».

Николая встречал на платформе вокзала полковник Кобылинский. На следствии он показал: «Государь вышел из вагона и очень быстро, не глядя ни на кого, прошёл по перрону и сел в автомобиль. С ним был гофмаршал Князь Василий Иванович Долгоруков. Ко мне же на перроне подошли двое штатских, из которых один был член Государственной Думы Вершинин, и сказал мне, что их миссия окончена: Государя они передали мне. В поезде с Государем ехало много лиц. Когда Государь вышел из вагона, эти лица посыпались на перрон и стали очень быстро разбегаться в разные стороны, озираясь о сторонам, видимо проникнутые чувством страха, что их узнают. Прекрасно помню, что так удирал тогда генерал-майор Нарышкин и, кажется, командир железнодорожного батальона генерал-майор Цабель. Сцена эта была весьма некрасивая».

Когда подъехал автомобиль Государя, ворота дворца были заперты. Солдат стоявший здесь, не открывал их и ждал дежурного офицера. Тот крикнул издали: Открыть ворота бывшему Царю!» Многие наблюдали эту сцену прибытия Государя. Свидетельница Занотти показывает: «Я прекрасно помню позу офицера (дежурного). Он хотел обидеть Государя: он стоял, когда Государь шёл мимо него, имея во рту папиросу и держа руку в кармане».

На крыльцо вышли другие офицеры. Они все были в красных бантах. Ни один из них, когда проходил Государь, не отдал ему чести. Государь отдал им честь.

Заключение в Царском Селе

Жизнь царской семьи после отречения Императора – это состояние ареста. В основе его лежала, главным образом, мысль получить таким способом возможность найти «вину» Царя и Царицы перед Родиной.

Арест предполагал особый режим содержания семьи и всех приближённых, которые пожелали остаться во дворце.

Керенский как, глава правительства лично выработал инструкцию, которая устанавливала режим в Царском, и передал её для руководства Коровиченко (коменданту дворца).

Инструкция вводила следующие ограничения:

1.  Царская семья и все, кто остался с ней, были изолированы от внешнего мира.

2.  Заключённые пользовались правом передвижения только в пределах дворца.

3.  Для прогулок были отведены особые места в парке, специально для этого огороженные. Во время прогулок узники окружались караулом.

4.  Богослужения совершались в дворцовой церкви.

5.  Всякие свидания с заключёнными были абсолютно запрещены и могли быть допущены только с согласия Керенского.

6.  Вся переписка подвергалась цензуре коменданта дворца.

7.  Дворец и парк были оцеплены караулами солдат.

8.  Существовало двойное наблюдение за жизнью заключенных: наружное, принадлежавшее начальнику караула, и внутреннее принадлежавшее коменданту дворца.

Кроме этих общих мер были приняты ещё две, направленные, главным образом, на особу Императора.

Первая состояла в отобрании у Императора его различных документов по требованию Чрезвычайной следственной комиссии.

Вторая мера состояла в ограничении свободы Императора внутри дворца. Он был отделён на некоторое время от Государыни и виделся с нею под наблюдением дежурного офицера

Строгость режима, установленного Керенским, показалась некоторым из господ революционных офицеров недостаточной. Они потребовали от полковника Кобылинского, чтобы вся царская семья ежедневно предъявлялась им. Упадок дисциплины, моральная распущенность и мещанское любопытство прикрывались здесь соображениями, что семья может бежать. Кобылинский долго боролся с такими домогательствами, но в конце концов он должен был сделать доклад генералу П. А. Половцеву, сменившему Корнилова. Требование офицеров было удовлетворено в несколько смягчённой форме: ежедневно, когда царская семья выходила к завтраку, в столовую являлись два офицера: кончавший дежурство и вступавший в него. Однажды когда оба офицера явились к царской семье, Государь простился с офицером, уходившим с дежурства, и, по своему обыкновению протянул руку его заместителю. Тот отступил назад и не принял её. Государь подошёл к нему, взял его за плечи и, заметно волнуясь, сказал: «Голубчик, за что?» Офицер ответил: «Я – из народа. Когда народ протягивал вам руку, вы не приняли её. Теперь я не подам вам руки».

При полном безвластии того времени царскосельский совдеп также вмешивался в жизнь семьи и «делегировал» в помощь Кобылинскому своего человека: армянина Домодзянца в чине прапорщика. «Глупый, грубый и нахальный», по свидетельству Кобылинского, он упорно стремился проникнуть во дворец в роли начальствующего лица. Когда это не удалось, он начал подкарауливать царскую семью в парке и, как мог, отравлял её жизнь. О нём упоминает в своём дневнике Наследник Цесаревич и бранит его метким русским словом. Как и тот офицер Домодзянц также не принял руки Государя.

Подобные случаи повторялись неоднократно и, как видно из показаний свидетелей, особенно тяжело отражались на состоянии детей, вызывая у них чувство оскорбления, душевного возмущения.

Один из офицеров, особенно старался проявить свою бдительность по охране и ни на шаг не отходил от семьи во время прогулок в парке. Идя однажды сзади Государя, он буквально стал наступать ему на пятки. Взмахом трости назад Государь был вынужден охладить пыл охранника.

Подобное поведение некоторых из офицеров, а иногда и прямая агитация таких, как Домодзянц, развращали солдат. Они также старались проявить инициативу в деле охраны и переходили границы всякой пристойности. Во время прогулок они не отходили от семьи, подсаживались к Императрице, разваливались в непринуждённых позах, курили, выдыхая дым ей в лицо, и вели неприятные для неё речи. Они совали палки в спицы велосипеда Николая Александровича, когда он ездил по дорожке парка – злоба сквозила в каждом их действии. За всеми разговорами вне дома следили – велено было говорить только по-русски. Рядом находился небольшой огород, и когда домочадцы работали на грядках, Александра Фёдоровна сидела рядом со своим рукоделием. Охранники часто обменивались грубыми шутками, чтобы посмотреть на её реакцию, говорили о Царях свысока и небрежно. Солдаты наслаждались этим, считая, что таким образом Александра Фёдоровна получает своё возмездие.

Однажды они увидели в руках Наследника его маленькую винтовку. Это была модель русской винтовки, сделанная для него одним из русских оружейных заводов, ружьё-игрушка, совершенно совершено безвредная ввиду отсутствия специальных для неё патронов. Солдаты усмотрели опасность и через офицера потребовали обезоружить Наследника. Мальчик долго горевал, пока полковник Кобылинский тайно от солдат не передал ему ружьё по частям, в разобранном виде.

Когда дети поправлялись, вся семья собралась за чтением. В комнату вошли солдаты и заявили, что отсюда идут сношения с внешним миром путём световой сигнализации. Это одна из Княжон, занимаясь рукоделием, машинально покачивалась из стороны в сторону. Её тень и была принята за сигнализацию.

Солдаты входили во внутренние покои дворца, где не было постов, рассматривали обиход семьи, высказывая невежественные, лживые и грубые суждения.

Иногда их поступки были лишены всякого смысла, носили чисто хулиганский характер. В парке жили дикие козы. Один из солдат, стоя на часах, застрелил одну.

Склонность революционных солдат к воровству была не малая. Часовые взламывали хранилища с царскими вещами, находившиеся вне комнат дворца, забирались в кладовые, похищали провизию.

Друзья и враги

Надо ли говорить, о том, что почти все кто был, когда-то рядом с Их Величествами отвернулись от них.

Мы видели, как выходил из поезда Царя Нарышкин. Граф Апраксин был во дворце, когда генерал Корнилов арестовал Государыню. Он остался в числе добровольно арестованных, но через несколько дне ушёл.

Начальник конвоя граф Грабе тайно скрылся, бежал не только от семьи, но и от своей службы.

Ни разу к ним не пришёл старший офицер гвардейского экипажа флигель-адъютант Николай Павлович Саблин.

Не всё оказалось благополучным и в среде дворцовой прислуги. Многие приняли на себя роль сыщиков и шпионов.

Старый дядька Наследника Цесаревича боцман Деревенко, тот самый, среди детей которого протекли первые годы жизни Наследника, кто носил его на руках во время болезни, в первые же дни переворота проявил злобу к нему и оказался большевиком и вором.

Но я особо полагаю себя обязанной отметить высокую степень личного благородства и глубочайшую преданность Русскому Царю и его семье двух лиц: воспитателя Наследника швейцарца Жильяра и преподавателя английского языка англичанина Гиббса.

Неоднократно подвергая жизнь свою риску, Жильяр всецело жертвовал собой ради семьи, хотя ему как иностранцу ничего не стоило уйти от неё в первую же минуту.

В момент ареста Государыни Гиббс не был во дворце. Потом его уже не пустили. Он настойчиво стал требовать пропуска и подал письменное заявление, чтобы ему позволили учить детей. Но ему отказали. Воссоединиться с семьёй он смог только в Сибири.

Тобольск

К середине лета Керенский решил перевезти царскую семью, пока назначенное на зиму Учредительное собрание не решит их судьбу.

«Нам приходят сообщить, что мы должны быть готовы к 12 часам ночи, поезд назначен к часу. Последние приготовления. Прощальные прогулки по Детскому острову, огород и пр. Около часа ночи собираемся в полукруглом зале, который весь заставлен багажом. Приехал Керенский и Великий Князь Михаил Александрович, последний пошёл к Государю. Он был счастлив увидеться с братом перед отъездом. Наш поезд ещё не прибыл. Говорят, что произошли осложнения с рабочими петроградских железных дорог, которые подозревают, что поезд предназначен для царской семьи. Время проходит в томительном ожидании. Будем ли мы в состоянии уехать? Наконец, около 5 часов, нам объявляют, что всё готово. Мы сердечно прощаемся с товарищами по заключению».