Есенин и древнерусская литература

2.2. Есенин и древнерусская литература.

 

В 1916 году появляется первый сборник стихов С. Есенина “Радуница”, объединивший стихи, рисующие крестьянский быт и трактующие религиозные сюжеты. В ритме стихов “Радуницы”, в их чередовании и повторах есть что–то от народного орнамента, вышивки на крестьянском полотенце.

Отдельно следует сказать о мощном воздействии на Есенина древнерусской литературы и иконописи. По его словам, литература Древней Руси – “великая литература”, которая “перевесит всю прочую мировую словесность”. Иногда в творчестве поэта обнаруживается развитие того или иного сюжета древних письменных памятников, в других случаях – отдельных мотивов; порой он пользуется метафорами и сравнениями, почёрпнутыми из хожений, жития и воинских повестей. Особенно часто Есенин обращается к “Слову о полку Игореве”, которое знал наизусть. В таких произведениях, как “Песнь о Великом походе”, “По–осеннему кычет сова…”, мы постоянно находим мотивы и фразеологию великого творения древности:

По-осеннему кычет сова

Над раздольем дорожной рани,

Облетает моя голова,

Куст волос золотистый вянет.

Полевое, степное “ку-гу”,

Здравствуй, мать голубая осина!

Скоро месяц, купаясь в снегу,

Сядет в редкие кудри сына.

А темы прославленной русской иконописи (отрок Христос, Спас, Троица, Распятие, Хожения Богородицы по мукам, Успение Богоматери) мы встречаем в поэмах “Инония”, “Октоих”, “Отчарь”. Спас выступает здесь как символ многострадальной Отчизны. Чистый красный цвет в есенинских стихах напоминает о киновари икон, а синева – о русской настенной фреске. Эти средства вступают в сложное соединение с библейской образностью. Вот отчего так характерна для поэтических строк Есенина древнерусская и церковно – славянская лексика (“ширь”, “синь”, ”солнь”, “гать”, “выть”, “крепь”, “звень”, ”темь”, “мрать”).

Сюжеты и образы, выразительные средства древнерусской культуры получили своё отражение в ряде эпических произведений Есенина. Это раннее ”Сказание о Евпатии Коловрате”, написанное на основе “Повести о разорении Рязани Батыем” и народно – поэтических преданий о легендарном подвиге есенинского земляка – воеводы. Это “Марфа Посадница” , поэтизирующая народную вольницу, написанная в традициях русской литературы, в которых Новгород выступает как оплот свободы и героизма. Есенин славит в этих поэмах исконное народное богатырство.

Тесная сращенность есенинских стихов с фольклором, в частности с песней, во многом определила их музыкальность. Его стихи поются, “просятся” для своего воплощения в романсы и другие музыкальные жанры. И не случайно многие композиторы обращались к лирике Есенина в своём творчестве.[[16]]

2.3. Параллели с Гоголем.

Чтобы сказать о России новое слово, нужно не просто любить её, но быть ею.

«Моя лирика жива одной большой любовью – любовью к Родине. Чувство Родины – основное в моём творчестве », – писал Есенин в 1921 году. «Знаешь, почему я поэт? – спрашивал он Вольфа Эрлиха, –…У меня – родина есть! У меня – Рязань!». В Автобиографии (1922) Есенин признавался: «Любимый мой писатель – Гоголь». По многочисленным свидетельствам современников, поэт не раз обращался к его творчеству, восхищался «Ревизором», цитировал наизусть целые страницы любимых «Мёртвых душ». Цитатами из Гоголя пестрили его письма к друзьям.

Прямые параллели с Гоголем мы обнаруживаем в поэмах Есенина «Страна негодяев», «Анна Снегина», «Чёрный человек», в статье «Железный Миргород», многочисленных лирических стихотворениях. Скрытые параллели пронизывают, пожалуй, всё творческое наследие Есенина.

В своих воспоминаниях о поэте А. К. Воронский писал: «Любимым прозаиком его был Гоголь. Гоголя он ставил выше всех, выше Толстого, о котором отзывался сдержанно. Увидев однажды у меня в руках «Мёртвые души», он спросил:

– Хотите, прочту вам место, которое я больше всего люблю у Гоголя? – И прочёл наизусть начало 6-й главы первой части» .

Многое становится понятным при внимательном прочтении гоголевских строк:

«Прежде, давно, в лета моей юности, в лета невозвратно мелькнувшего моего детства, мне было весело подъезжать первый раз к незнакомому месту: всё равно, была ли то деревушка, бедный уездный городишка, село ли, слободка, – любопытного много открывал в нём детский любопытный взгляд…

 “Теперь равнодушно подъезжаю я ко всякой незнакомой деревне и равнодушно гляжу на её пошлую наружность, моему охлаждённому взору неприютно, мне не смешно, и то, что пробудило бы в прежние годы живое движенье в лице, смех и немолчные речи, то скользит теперь мимо, и безучастное желание хранят мои недвижные уста.”[[17]]

Перечитывая отрывок построчно, с лёгкостью определяем порождённую тем или иным образом есенинскую строку. Так, 3-я и 4-я строфы знаменитого «Не жалею, не зову, не плачу…» есть прямое переложение гоголевских строк:

Дух бродяжий, ты всё реже, реже

Расшевеливаешь пламень уст.

О, моя утраченная свежесть,

Буйство глаз и половодье чувств.

Я теперь скупее стал в желаньях,

Жизнь моя? иль ты приснилась мне?

Словно я весенней гулкой ранью

Проскакал на розовом коне…

2.4 Традиции Есенина в поэзии ХХ века.

Темы, мысли и идеи, поднятые в лирике Есенина, нашли своё отражение и в поэзии ХХ века. Николай Тряпкин – самый крупный в наше время продолжатель традиции молодого Есенина. Народно – песенная традиция Есенина живёт во многих стихотворениях Н. Тряпкина: “Летела гагара”, “Хоровод”, “Завивайся, берёзка…” и так далее. Ещё один исток творчества С. Есенина – А. Прасолов. Вспомним строки “Анны Снегиной”: “Я думаю / Как прекрасна / Земля / И на ней человек…” Есенинская тема нравственно-философская была для Прасолова особенно любима.

И ещё многие и многие найдут в творчестве Есенина что – то своё, родноё. Таким поэтом стал Н. Рубцов, который унаследовал основы творчества С. Есенина.

2.4.1Традиции Есенина в поэзии Н. Рубцова.

Н. Рубцов прошёл суровую жизненную школу: воспитывался в детских домах, работал кочегаром рыболовного судна, позже – рабочим на Кировском заводе в Ленинграде. Служил на флоте. Но несмотря ни на что его стихи – это царство красоты и первозданной гармонии. Вместе с тем Рубцова “всё терзают грани между городом и селом”; по его мнению “город село таранит”. Впрочем и сельский, природный мир в поэзии Рубцова трагичен: жестокость свойственна не только людям, живущим среди природы, но и самой природе. Поэт часто описывает бурю, вздувшуюся от наводнения реку, страшную зимнюю ночь, пронизывающий холодный ветер. Поэт в своих стихотворениях обращается к народной поэзии, восходит к мифологическим архетипам. Связано это с тем, что творческая манера Рубцова формировалась под воздействием таких поэтов, как Ф. Тютчев, Н. Некрасов, А. Фет и С. Есенин.

Представление о литературе начала 60–х годов лучше всего дают воспоминания современника, поэта и литературоведа Р. Винонена, учившегося в Литературном институте вместе с Н. Рубцовым. В них запечатлена как выразительная картинка поэтических пристрастий литературной молодёжи, так и пронзительное одиночество Н. Рубцова, полное непонимание его юными современниками. Это непонимание порой толкало Н. Рубцова на непонятные для окружающих поступки: однажды он снял со стен портреты русских поэтов – Пушкина, Лермонтова, Некрасова … - и, уединившись с ними, читал им свои стихи. Казалось бы, чудачество, но ведь есть тут глубокий смысл: Н. Рубцов ощущал себя наследником великой национальной поэтической традиции и через головы “громких” поэтов – современников обращался к вечности, к подлинным непреходящим ценностям.[[18]]

“Рубцов, вслед за Есениным, идёт от ощущения, что в мире господствует гармония, которую следует проявить… Она, прежде всего – в природе, согласно с природой, а не вопреки природе – вот незаявленный, но незыблемый девиз Есенина и Рубцова. Она во всём, что связано с природой: в деревне и её ценностях, в цельном чувстве, в мелодическом и напевно – ритмическом начале мира, как начале именно естественной гармонии.” [19]

Близость поэтики Рубцова и Есенина, отмечают практически все исследователи творчества Н.Рубцова.

“Принципиально важным поэтическим явлением стала поэзия Николая Рубцова. Лирика Н. Рубцова, одного из наиболее ярких продолжателей есенинской традиции, проникнута любовью к Родине, к её прошлому и настоящему.”[20]

Правомерен ли термин "есенинская традиция" вообще? С.Куняев в статье "Завет жизнелюбия" в сборнике статей "В мире Есенина", пишет: "Есенин вошёл в сонм великих, в русло единой русской поэтической традиции, а значит не нужно без основательных причин беспокоить имя поэта". Думается, всё-таки данное высказывание чересчур категорично.

Между прочим, сам Рубцов решительно возражал тем, кто называли его непосредственным наследником Есенина. Это, разумеется, отнюдь не означает, что Николай Рубцов недостаточно хорошо относился к поэзии Есенина, напротив, он ценил ее предельно высоко и любил всем своим существом. Достаточно вспомнить eго стихотворение «Сергей Есенин»:

...Да, недолго глядел он на Русь

Голубыми глазами поэта.

Но была ли кабацкая грусть?

Грусть, конечно, была... Да не эта!

Версты всей потрясенной земли,

Все земные святыни и узы

Словно б нервной системой вошли

В своенравность есенинской музы!

Это муза не прошлого дня,

С ней люблю, негодую и плачу.

Много значит она для меня,

Если сам я хоть что-нибудь значу.

И все же в рубцовской любви к Есенину не было той исключительности, которую хотели бы видеть в ней некоторые критики и поэты. В зрелой поэзии Рубцова мало общего с есенинским стилем; в ней, в частности, совершенно отсутствует та эстетика и поэтика цвета, без которой немыслимо творчество Есенина:

Я люблю судьбу свою,

Я бегу от помрачений!

Суну морду в полынью

И напьюсь,

Как зверь вечерний...

...От заснеженного льда

Я колени поднимаю,

Вижу поле, провода,

Все на свете понимаю!

Вон Есенин –

на ветру!

Блок стоит чуть-чуть в тумане.

Словно лишний на пиру,

Скромно Хлебников шаманит...

Исследование традиций важно для понимания целостного литературного процесса не менее, чем выявление новаторских черт того или иного автора. Отказ от выделения тех или иных традиций в рамках общего метода значительно сужает поле исследования этой проблемы и не даёт правильного понимания развития литературного процесса как диалектического взаимоотрицания отдельных направлений.

Идейно-художественная близость Н.Рубцова к новокрестьянским поэтам[[21]] очевидна. Достаточно заметить, что основной идеей поэтического творчества как у Н.Рубцова, так и у Есенина является утверждение духовного мира национальной самобытности, которая видится в интересе к искусству допетровской Руси; в мало замечаемой духовной культуре простого народа, прежде всего крестьянства. Однако в отличие, например, от Клюева, который даже в обществе, по свидетельству современников, изображал из себя простого мужика, скрывая свою энциклопедическую образованность и тонкий талант пианиста, Н.Рубцов не противопоставлял себя книжной, "эрудированной" поэзии.

Много общего у Н.Рубцова с Есениным и в концепции природы. В частности, как для С.Есенина характерно дополнение сферы природы предметами крестьянского быта, которые рассматриваются как её естественное продолжение. Рубцов: “провода”, “морда”, “ведро”. Есенин: “ошафранит”, “гармошка”.

Среди общих тенденций в изображении природы следует отметить также восприятие природы как источника духовных человеческих сил, причудливое соединение языческого и христианского начал в мировоззрении:

С каждой избою и тучею,

С громом, готовым упасть,

Чувствую самую жгучую,

Самую смертную связь.

Думается, именно от новокрестьянской поэзии, от С. Есенина и Н.Клюева (сосны молятся, схимник - бор) перекочевали религиозные эпитеты и метафоры в творчество Н. Рубцова "Осин тоскливых стоны и молитвы" в стихотворении "В сибирской деревне" сродни образам поэзии раннего С.Есенина.

Можно сказать, что "черты, объединяющие их, ощутимы и в музыке стиха, и в деревенских образах, и в неповторимой интимно-доверительной интонации, в целом же их поэзия является выражением особого рода художественного сознания, связанного с крестьянским трудом, с древними крестьянскими воззрениями на природу, с особой символикой и лексикой, освещёнными многовековым опытом, с непогасшими по сей день яркими красками языческой образности”.[[22]]

В.Гусев, сравнивая особенности поэтического мира С.Есенина и Н.Рубцова, отмечает, что Н.Рубцов порой выступает как "однотонный" и "одноцветный" Есенин. Одноцветный - наверное, так, но не однотонный. Вообще же высказывание критика нужно квалифицировать как метафору, которую, понятно, нельзя понимать буквально.[[23]]

К счастью для нас и особенно для будущего русской культуры, русские поэты советского периода смогли сохранить и донести до нас и до грядущих поколений живую музу русской поэзии. Да, у каждого из них она своя, но есть в ней то, что роднит всех и о чём сказал А. Передреев в стихотворении ”Памяти поэта”:

Тебе твой дар простором этим дан,

И ты служил земле его и небу,

И никому в угоду иль потребу

Не бил в пустой и бедный барабан.

Ты помнил тех, далёких, но живых,

Ты победил косноязычье мира,

И в наши дни ты поднял лиру их,

Хоть тяжела классическая лира!