Вина неосторожная

Неосторожность как самостоятельная форма вины впервые была выделена в средневековой итальянской доктрине из непрямого умысла. Истории зарубежного уголовного права известны весьма разнообразные определения неосторожной формы вины: противозаконная решимость воли на деяние, из которого без намерения субъекта происходит преступление (Фейербах); решимость осуществить свою цель при отсутствии уверенности в ненаступлении преступных последствий (Грольман); решимость на действие, противозаконные последствия которого можно было своевременно усмотреть; бессознательно противоправная воля (Биндинг); непредвидение доступного предвидению последствия при осуществлении воли (Лист); недоразвитость рефлексов поведения и т.д.

Вопросы неосторожной формы вины получили отражение и в трудах отечественных дореволюционных криминалистов. Так, по мнению Н.А. Неклюдова: «Под неосторожностью разумеются такого рода деяния, которые происходят от неосмотрительности лица. По своему характеру неосторожные деяния совпадают со случайными деяниями, так как на практике весьма трудно разграничить их друг от друга; здесь все зависит от произвола судей». Д.Ф. Кистяковский относительно данной формы вины отмечал, что «понятие неосторожности растяжимо и более или менее условно. В одних правонарушениях признаки неосторожности очевидны, в других они едва уловимы. Только посредством анализа каждого данного случая можно определить, принадлежит ли оно к неосторожным или случайным правонарушениям. Было бы всего справедливей эту вину неосторожную, обложив самым низшим наказанием, каковы замечания, предостережения или в крайнем случае выговоры, карать преимущественно гражданским взысканием» [14].

В отечественной науке уголовного права достаточно полно разработаны методы уголовно-правового воздействия на преступную неосторожность. В разное время поиском путей решения данной проблемы занимались такие ученые, как Б.С. Волков, П.С. Дагель, Н.И. Загородников, М.С. Гринберг, В.Н. Кудрявцев, А.И. Рарог, В.Е. Квашис, Г.А. Злобин, В.А. Нерсесян, В.Г. Макашвили, М.Г. Угрехелидзе, A.M. Трухин и др. Несмотря на их фундаментальный вклад в обоснование особенностей уголовной ответственности за преступления, совершаемые по неосторожности, современная теория уголовного права и, соответственно, действующее уголовное законодательство не содержат полных и однозначных ответов на постоянно возникающие у правоприменителей вопросы по установлению и доказыванию вины неосторожных преступников.

В Уголовном кодексе Российской Федерации содержится более восьмидесяти статей, в которых предусмотрена ответственность либо за преступления, совершаемые по неосторожности, либо за умышленные деяния, которыми по неосторожности причиняется вред здоровью личности или материальный ущерб государству и гражданам. Далеко не все из этих составов эффективно используются правоохранительными органами в борьбе с преступностью, что во многом связано и с нечеткостью законодательных конструкций, и с неоднозначностью их доктринального и легального толкования.

Неосторожная форма вины, а в особенности преступная небрежность, является спорной с позиции осознанности лицом осуществляемых им действий, что, в свою очередь, лежит в основе психологической теории вины. Установление психического отношения «к общественно-опасному последствию при преступной небрежности представляет известные затруднения благодаря тому, что при ней у лица отсутствует всякое предвидение наступления такого последствия». По общему правилу, для определения характера и степени вины решающее значение имеет наличие или отсутствие у лица осознания возможности наступления общественно опасных последствий. Однако законодатель, формулируя определение преступной небрежности в ч. 3 ст. 26 УК РФ указывает на то, что: «Преступление признается совершенным по небрежности, если лицо не предвидело возможности наступления общественно опасных последствий своих действий (бездействия), хотя при необходимой внимательности и предусмотрительности должно было и могло предвидеть эти последствия». Таким образом, законодателем прямо предоставляется возможность привлечения к уголовной ответственности лиц, которые на момент совершения преступления не предвидели, а значит, и не осознавали возможности причинения вреда общественным интересам.

Приведенная выше законодательная формулировка преступной небрежности свидетельствует о допустимости привлечения к уголовной ответственности при отсутствии у лица собственного, внутреннего отношения к совершаемым им действиям, что абсолютно необходимо при совершении преступлений с другими формами вины. Нельзя не согласиться с мнением Г.С. Фельдштеина, который считал, что невозможно обосновать ответственность за неосторожность, исходя из волевой теории вины [49]. Об этом свидетельствует уже само указание на отсутствие у лица предвидения наступления последствий своих действий. В этой связи утверждение, что при неосторожности лицо действует со знанием дела, представляется весьма спорным. Знать - это предвидеть, а предвидения в рассматриваемом случае вовсе не требуется.

Рассмотрение указанной проблемы непосредственно связано с таким весьма спорным, актуальным и неразрешенным вопросом современной теории уголовного права, как соотношение принципа законности и категории целесообразности. Под законностью обычно понимаются требования точного и неукоснительного соблюдения законов всеми, кому они адресованы. Целесообразность, напротив, зачастую олицетворяется с наличием реальной возможности у правоприменителя отходить от обязательных предписаний закона и принимать произвольные решения. Это нередко приводит к выводу о необходимости полного отрицания целесообразности как категории уголовного права, о приравнивании ее к беззаконию. Подобный подход, на мой взгляд, является односторонним, а следовательно, не совсем правильным. Несмотря на то, что целесообразность не упоминается непосредственно ни в одной из статей Уголовного кодекса, тем не менее, она находит свое проявление во многих институтах уголовного права, один из которых — институт вины.

Приоритет практической целесообразности над законностью наблюдается и в случае отграничения преступной небрежности от невиновного причинения вреда.

Преступная небрежность находится на границе преступления и случая (невиновного причинения вреда). Каких-либо критериев их разделения в теории уголовного права не существует, что делает разрешение данного вопроса исключительно прерогативой суда. Как правило, в подобных ситуациях имеет место произвольное решение, основывающееся на собственных представлениях и весьма свободном истолковании той или иной жизненной ситуации. Функция определения того, могло или не могло лицо осознавать возможность наступления общественно опасных последствий, лежит исключительно на судах.

Решения судов по данному вопросу отличаются своей неопределенностью и неконкретностью, часто отсутствует логика, основанная на предписаниях закона. Характерным в этом отношении является следующий пример: судом Коми-Пермяцкого автономного округа по ч.1 ст. 109 УК РФ был осужден гр-н Едакин, совершивший данное преступление посредством производства выстрела из ружья, которое, по его мнению, было незаряженным. Суд пришел к выводу о случайности происшедшего, но, несмотря на это, признал Едакина виновным в причинении смерти по неосторожности и назначил ему наказание. Приведенный пример показателен в том плане, что отсутствие у судов четких критериев разграничения небрежности (как субъективного основания уголовной ответственности) и невиновного причинения вреда (как обстоятельства, исключающего уголовную ответственность) не позволяет им оправдать невиновных даже в случае установления случайности наступивших последствий.

Психологическая теория вины подразумевает, что суд не создает вину обвиняемого, а лишь познает в процессе судебного разбирательства дела, существует ли объективно вина подсудимого в рассматриваемом преступлении. В случае же с преступной небрежностью суд, наоборот, сам определяет вину, так как именно он, и только он дает оценку совершенному деянию и выносит в соответствии с этой оценкой свое окончательное решение. Решение, свидетельствующее о виновности или невиновности лица, принимается не в соответствии с правилами, четко указанными в законе, а на основании мнения отдельных людей - судей. Таким образом, усмотрение суда ставится над законом, что является предпосылкой произвола. Однако практическая деятельность (в данном случае — деятельность судов) вынуждена идти именно по такому пути, поскольку законодатель не дает надлежащего разрешения имеющейся проблемы.

Уголовный закон в сфере определения субъективных оснований уголовной ответственности к сожалению, отстает от реальной действительности. В связи с этим встречающиеся в практике судопроизводства «разновидности преступного поведения, не охватываемые правовой конструкцией вины (это относится и к преступной небрежности), не должны искусственно подгоняться под эту конструкцию. Наоборот, «правовая конструкция вины должна быть «подогнана» под действительность». Таким образом Законность должна быть приведена в соответствие с целесообразностью, а точнее, с той правоприменительной практикой, которая имеет место в повседневной действительности.

Еще одним спорным, на мой взгляд, вопросом является существующее не только в общей теории права, но и в действующих законодательствах многих стран объединение в неосторожной форме вины двух достаточно противоречивых разновидностей неосторожности: осознанной неосторожности (recklessness), при которой деятель осознает, но игнорирует риск наступления неблагоприятных последствий своего деяния, и неосознанной неосторожности (negligence), при которой деятель не в состоянии в достаточной мере осознать риск, сопряженный с его поведением. Понятию осознанной неосторожности в отечественном уголовном праве и законодательстве в известной мере соответствует понятие легкомыслия (ч.2 ст.26 УК), которое ранее именовалось преступной самонадеянностью, а понятию неосознанной неосторожности - понятие небрежности (ч.3 ст.26 УК).

По общему правилу, неосторожные преступления считаются гораздо менее тяжкими, чем умышленные деяния, даже если они являются однородными или одновидовыми. По мнению некоторых ученых, это следует из толкования ст.24 УК РФ, где «в императивной форме указано, что деяния, совершенные по неосторожности, квалифицируются как преступные лишь в том случае, если об этом есть специальное указание в статье Особенной части УК, тогда как умышленные деяния квалифицируются в качестве преступлений без специального указания на нюансы субъективной стороны». Разделяю позицию тех авторов, которые заявляют: «Умышленная вина с ее осознанностью желанием или сознательным допущением преступного результата, конечно заслуживает гораздо большего упрека, чем неосторожная вина, лишенная указанных интеллектуальных качеств. В этом смысле умышленная вина - это злонамеренная вина, а неосторожная вина - вина невнимательности, отсутствия осторожности, забывчивости».

Считаю, что вопрос о степенях неосторожной вины не нуждается в законодательном закреплении, поскольку уголовный закон в данном случае должен лишь регламентировать возможность предъявления упрека лицу, неосознанно причинившему вред чьим-либо интересам. Величина же данного упрека будет непосредственно зависеть от размера причиненного вреда.