Спор западников и славянофилов о месте России в мировой истории как отражение антитезы Москва-Петербург

1.1. Спор западников и славянофилов о месте России в мировой истории как отражение антитезы Москва-Петербург.

Если до начала XIX века Россия в различных концепциях и теориях (просвещенческих, по преимуществу) полагалась европейской державой, и перед ней ставилась перспектива догнать Европу, то уже в начале XIX века о России стали говорить как о самобытной стране, у которой свой исторический путь развития.

В это время в русской философской и публицистической мысли развернулась напряженная полемика о месте России в мировой истории между славянофилами и западниками.

Славянофилы говорили: «Русские – не европейцы, они носители великой, самобытной православной культуры, не менее великой, чем европейская, но в силу неблагоприятных условий исторического развития не достигшей еще такой стадии, развития, какую достигла европейская культура» /9/.

Основная идея славянофилов заключалась в том, что только неискаженное христианство – Православие – может дать человеку и России духовную цельность. Только возвращение к православию может устранить ту духовную раздвоенность, которой страдает русское образованное общество со времен петровских реформ. «Для цельной истины, – пишет И. Киреевский, - нужна цельность разума. Главный характер верующего мышления заключается в стремлении собрать все отдельные части души в одну силу, отыскать то внутреннее средоточие бытия, где разум и воля и чувство и совесть и прекрасное, и истинное, и удивительное, и справедливое, и милосердное, и весь объем умасливается в одно живое единство, и таким образом восстанавливается существенная личность человека в ее первоначальной неделимости». ?

Как мы видим, славянофильство главным своим устоем сделало признание религиозности самой сутью русского национального духа. При этом православие отождествлялось с христианством и с подлинной верой вообще, и отвергала католицизм как искаженную, рационализированную религии. Н. Бердяев считал, что такая позиция особенно близка русской мысли, но пытался ее скорректировать, утверждая: «все наше славянофильское сознание было проникнуто враждой не к европейской культуре, а к европейской цивилизации. Хомяков, Достоевский и К. Леонтьев относились с настоящим энтузиазмом к великому прошлому Европы… Борьба России и Европы, Востока и Запада, представлялась борьбой духа с бездушием, религиозной культуры с безрелигиозной цивилизацией. Хотели верить, что Россия не пойдет путем цивилизации, что у нее будет свой путь, своя судьба, что в России только и возможна еще культура на религиозной почве, подлинная духовная культура» /18/.

В русском сознании очень остро ставилась эта тема. Не удивительно, что фронтальное различие политических, философских, религиозных, этических и эстетических воззрений и самой психологии представителей двух лагерей русской культурфилософской мысли этого времени фокусировалось на оценке наследия Петра и переносилось на его детище – Петербург, который концентрировал и символизировал все враждебное славянофильской идеологии. Оппозиционером же града Петра оказывалась Москва.

Основная полемика разразилась в связи с появлением первого «Философского письма» П. Я. Чаадаева. В наиболее известном из всех «философских писем» Чаадаев сформулировал отличительные черты той «своеобразной цивилизации», которую представляет собой Россия. Она не относится ни к Западу, ни к Востоку, у нее нет традиций ни того, ни другого. «Исключительность» русского народа объясняется тем, что он принадлежит к числу наций, которые «как бы не входят в состав человечества», а существуют лишь для того, чтобы «дать миру какой-нибудь важный урок»; которые живут одним настоящим, «без прошедшего и будущего», «среди мертвого застоя»,- как бы находясь «вне времени». Чаадаев, как полагает И.В. Кондаков, упрекал русский народ в неизжитом духовном «кочевничестве», в «поверхностном и часто неискусном» подражании другим нациям, это приводит к тому, что каждая новая идея бесследно вытесняет старые («естественный результат культуры, всецело основанной на «заимствовании и подражании»). «Беспечность жизни», лишенной «опыта и предвидения» приводит русский народ к «необычайной пустоте и обособленности» социального существования, делает его равнодушным к «великой мировой работе», осуществляющейся в истории европейской культуры. Отсюда, по мысли Чаадаева, происходит «какая-то странная неопределенность», более того – поразительная «немота наших лиц». Где сноски?

Говоря о чертах русского национального характера, Чаадаев объяснял отмечаемую иностранцами «бесшабашную отвагу» русских типичной для них неспособностью к углублению и настойчивости», а вызывающее подчас восхищение сторонних наблюдателей «равнодушие к житейским опасностям» – столь же полным «равнодушием к добру и злу, к истине и ко лжи», а также «пренебрежением всеми удобствами и радостями жизни». ?

Чаадаев даже склонялся к выводу, что в русской культуре «есть нечто враждебное всякому истинному прогрессу» – начало, как бы ставящее Россию вне всемирной истории, вне логики мировых цивилизаций, вне логики истории мировой культуры. Так, распространение и развитие христианства в Европе привело, в конечном счете, к уничтожению крепостничества на Западе; русский же народ «подвергся рабству» лишь после того, как стал христианским, - в царствование Б.Годунова и В.Шуйского, - стало быть, само христианство имело разные последствия в европейской и российской истории. Кондаков!

 Для Чаадаева несомненно, что путь человечества един, что социальный и культурный прогрессы универсальны и всемирны, что история в своем поступательном развитии вырабатывает всеобщее истины и уроки, призванные просветить в равной степени, хоть и различно все народы. В то же время русский мыслитель признает различие культур и цивилизаций Востока и Запада: для первого свойственно воображение, для второго характерен рассудок; он отдает себе отчет в том, что возможна образованность, притом весьма высокая, но принципиально отличная от западной (Япония), что возможен вариант христианства, не сопоставимый с европейским (Абиссиния).

Однако философский ум Чаадаева, воспитанный в духе европейского Просвещения, не может примириться с равными возможностями столь различных культур и цивилизации в историческом процессе. Исключительные варианты культурно-цивилизационного развития он называет «нелепыми уклонениями от божеских и человеческих истин». ?

К числу подобных «уклонений» от мирового пути Чаадаев причисляет и русскую культуру. Даже в своих заимствованиях российская цивилизация, по мнению Чаадаева, склонна не усваивать чужое, а искажать результаты человеческого разума и его всемирного прогресса; не вписываться в систему мировых законов, но, напротив, способствовать отмене «общего закона человечества» по отношению к России и русским. Поэтому «идеи долга, справедливости, права, порядка», составляющие социальные и культурную атмосферу Запада, отсутствуют в повседневном обиходе русских. Русская культура, убежден Чаадаев, внеисторична, а в силу неспособности приобщиться к мировому историческому опыту отторгнута от передовой части человечества, уже вступившей на путь «бесконечного развития». Принципу единства человеческого рода, выполненному Европой, общности человеческого мышления, «всемирной идее», «установлению совершенного строя на земле» Россия может, по Чаадаеву, противопоставить только «национальный предрассудок» / 21/.

В итоге акцентировать методологический подход к анализу России, объяснить, зачем это нужно, ответить на вопрос, причем здесь Москва и Петербург? За каким городом, по его мнению, все будущее России?

Славянофилы как уже было выше сказано, пытались в неурядицах России обвинить Петра I и все его начинания. Вот, что по поводу деятельности Петра I пишет Чаадаев в противовес славянофилам: «Было время, когда я, как и многие другие думал, что тот великий катаклизм, который мы именуем Петром Великим, отодвинул нас назад, вместо того чтобы продвинуть вперед. Ознакомившись с делом ближе, я изменил свою точку зрения. Теперь я уже не думаю, что Петр Великий произвел над своей страной насилие, что он в один прекрасный день похитил у нее национальное начало, заменив его началом западноевропейским, что, брошенное в пространство этой исполинской рукой, мы попали на ложный путь, как светило, затерявшееся в чужой солнечной системе, и что нам нужен в настоящую минуту какой-то новый толчок центростремительной силы, чтобы мы могли вернуться в нашу естественную среду.

Конечно, один этот человек заключал в себе целый революционный переворот, и я далек от того, чтобы это отрицать, однако и этот переворот, как и все перевороты в мире, вытекал из данного порядка вещей. Петр Великий был лишь мощным выразителем своей страны и своей эпохи. Поневоле осведомленная о движении человечества, Россия давно признала превосходство над собой европейских стран, особенно в отношении военном, утомленная старой обрядностью, прискучив одиночеством, она только о том и мечтала, чтобы войти в великую семью крестьянских народов; идея человечества уже проникала во все поры ее существа и боролась в ней не без успеха с заржавевшей идеей почвы. Словом, в ту минуту, когда вступил на престол великий человек, призванный преобразовать Россию, страна не имела ни чего против этого преобразования: ему пришлось только приложить вес своей сильной воли, и чашка весов склонилась в пользу преобразования.

Я слишком хороший русский, я слишком высокого мнения о своем народе, чтобы думать, что дело Петра увенчалось бы успехом, если бы он встретил серьезное сопротивление своей страны. Я хорошо, знаю, что вам скажут некоторые последователи новой национальной школы – «потерянные дети» этого учения, которые является ловкой подделкой великой исторической школы Европы; они скажут, что Россия, поддавшись толчку, сообщенному ей Петром Великим, на момент отказалась от своей народности, но затем вновь обрела ее каким-то способом неведомым остальному человечеству, но краткое размышление покажет нам, что это – лишь громкая фраза неуместно заимствованная на той податливой растяжимой философии, которая в настоящее время разъедает Германию и которая считает, что, объяснила все, если формулировала какой-нибудь тезис на своем странном жаргоне. Правда, что Россия отдала в руки Петра Великого свои предрассудки, свою дикую спесь, некоторые остатки свободы ни к чему ей не нужны, и ни чего больше – по той простой причине, что никогда народ не может всецело отречься от самого себя, особенно ради странного удовольствия, сделать с новой энергией прыжок в свое прошлое – странная эволюция, которую разум человека не может постичь, а его природа осуществить» /50/.

Таким образом, Чаадаев утверждает, что сближение России с Европой и приобщения ее к европейской культуре было вполне естественным процессом, так как она давно признала превосходство над собой европейских стран. А Петр I был всего лишь мощным выразителем своей страны и своей эпохи и народ ему помог и поддержал его начинания.

Один из лидеров славянофильства – А. Хомяков довольно много в своих сочинениях размышлял о Московском периоде русской истории и культуры, при этом постоянно сравнивая его с предыдущем периодом (Киевская Русь) и последующим («Петербургский»).

Москва, по его мнению, по сравнению с другими, старыми городами была городом новым, не имеющем прошедшего, не представляющей никакого определительного характера, смешением разных славянских семей и это ее достоинство.

Цитата не введена в текст! «Она совместила в тесном союзе государственную внешность и внутренность, и вот тайна ее силы. Наружная форма для нее уже не была случайною, но живою, органическою, и торжество ее в борьбе с другими княжениями было, несомненно. Как скоро объявила она желание быть Россиею, это желание должно было исполниться, потому что оно выразилось вдруг и в князе, и в гражданине, и в духовенстве, представленном в лице митрополита. Новгород устоять не мог, потому что идея города должна была уступить идее государства; князья противиться долго не могли, потому что они были случайностью в своих княжествах; областная свобода и зависть городов, разбитых и уничтоженных Монголами, не могли служить препоною, потому что инстинкт народа, после кровавого урока, им полученного, стремился к соединению сил, а духовенство, обращающееся к Москве, как к главе Православия Русского, приучала умы людей покоряться ее благодетельной воли.

С Петром начинается новая эпоха. Россия сходится с Западом, который до того времени был совершенно чужд ей. Она из Москвы выдвигается на границу, на морской берег, чтобы быть доступнее влиянию других земель, торговых и просвещенных. Но это движение не было действием воли народной; Петербург был и будет единственным городом правительственным, и, может быть для здорового и разумного развития России не осталось и не останется бесполезным такое разъединение в самом центре государства. Жизнь власти государственной и жизнь духа народного разъединились даже местом их сосредоточения. Одна, из Петербурга, движет всеми видимыми силами России, всеми ее изменениями формальными, всею внешнею ее деятельностью; другая незаметно воспитывает характер будущего времени, мыслей и чувства, которым суждено еще облечься в образ и перейти из инстинктов в полную, разумную деятельность.

Таким образом, вещественная личность государства получает решительную и определенную деятельность, свободную от всякого внутреннего волнения, и в то же время бесстрастное и спокойное сознание души народной, сохраняя свои вечные права, развивается более и более в удалении от всякого временного интереса и от пагубного влияния сухой практической внешности» /47/.

Мы видим, что А. Хомяков не согласен с П. Чаадаевым говоря, что движение на Запад не было действием воли народной. Петербург он считает городом правительственным, а Москву – городом народным.

Введи цитату в текст! «История России, представляет три, довольно резко отделенных периода. Первый есть период Киевской Руси. Тогда уже великая наша земля представляла сильные начала единства: единства веры и церковного управления, и единства правящего рода. Род признавал главою своею старшего из своих членов, сидящего «во стольном городе, во Киеве»; ему подчинялись младшие, и в этом подчинении заключалось политическое единство. Русская земля была тогда союзным государством. Это время уделов. Но внутренние единство земли еще не существовало, не проникало в его организм. Рыхла связь между областями. Нужда в общей Русской речи еще не могла быть сознаваема. Законы внутреннего развития и уроки, данные нам внешним, приготовили начало нового полного единства. Выступила на историческое поприще Москва. Под свой стяг стянула она мало помалу всю Великую Русь; в ней узнали свою силу наши предки, Русь прежних веков. До Москвы Русь могла быть порабощена, Русский народ мог быть потоптан иноземцем. В Москве узнали мы волю Божию, что этой Русской земли никому не сокрушить, этого Русского народа никому не сломать. Слово Московское сделалось общим Русским словом».

Таким образом, автор признает за Москвой объединяющее начало. Далее он говорит, что с началом XVIII-го века наступает новая эпоха. Государственная власть переместилась в другую область, область новую.
«Старина обратилась в воспоминание, прошлое прошло» /47/.

Хомяков удивляется по поводу того, что все европейские страны имеют одну столицу, а Русская земля имеет две столицы. Одну он называет государством (Петербург) а другую «жизнью народной» (Москва).

«Наши мыслительные соседи, Немцы, уже заметили и внесли в науку, как несомненное деление права на право личное, право общественное и право государственное. Деление права соответствует, без сомнения, делению самих жизненных отправлений, трем областям деятельности: частной, общественной и государственной. Между первой и последней, т.е. между частной и государственной лежало бы бездна, если бы эта бездна не была наполнена общественной деятельностью. В целом мире все сферы деятельности частной одинаковы и одинаково бесцветны: для нее совершенно все равно, какое государство ее охраняет и обеспечивает, только бы охраняла и обеспечивало. Не такова деятельность общественная. Выходя из жизни частной, она выражает все оттенки, и особенности земли и народа и обуславливает государство, делая его таким, а не иным; она дает ему право, она налагает на него обязанность быть самостоятельным, выделиться и других государств. С ее уничтожением, если бы такое уничтожение было возможно, государство теряет всю свою силу; оно падает и не может не падать, потому что уже не имеет причины быть, потому что собственно – личное деятельность всегда равнодушна к охраняющему ее государству, лишь бы охраняла ее. Она должна пасть по справедливости, потому что человек, лишенный одного из законных своих наследий, - жизни общественной, - будет естественно примыкать к какому-нибудь другому государству, в котором она свое наследие находит вполне: ибо, в своей частной деятельности, человек есть только лицо опекаемое или оберегаемое, в жизни же общественной – он зиждетель, и в известной мере деятель и творец исторических судеб» /47/.

Однако государство так же оказывает влияние на общественную деятельность. «Государство, внешнее выражение живого народного творчества, охраняет его от всякого внешнего насилия, от всякого внутреннего временного потрясения, могущего нарушить его законный и правильный ход. Без него область деятельности общественной была бы невозможна; ибо она была бы беззащитною перед напором других народов, вооруженных государственными силами, и невозможною внутри самой себя, потому что, по несовершенству человеческому, она бы постоянно нарушалась всякими личными злыми страстями, требующими принудительной силой для своего укрощения, между тем как сама область общественной деятельности, по своему коренному характеру, есть только область мысли, мира и добровольного согласия. И так, говорю я, свято и высоко призвание государства, хранящего жизнь общественную и обуславливающую ее возможность. Как живой органический покров охватывает оно ее, укрепляя и защищая от всякой внешней невзгоды, растет с нею, видоизменяясь, расширяясь и прилаживаясь к ее росту и к ее внутренней видоизменениям. Чем более в нем мудрости и знания своих собственных выгод и своего собственного значения, с тем большею чуткостью слышит оно, с тем большею ясностью видит оно все разнообразия жизни общественной, с тем большею гибкостью прилаживается оно к ее формам и к ее историческому росту, охватывая ее как бы живою бронею и постоянно укрепляя ее живыми силами. Таково отношение государства в жизни общественной, - государство его нормальном и здоровом развитии. История учит нас, что в болезненных явлениях, предшествующих падение народов, эта деятельность извращается и ищет какого-то развития отдельного, враждебного народной жизни и, следовательно, невозможного. Живой покров обращается в какую-то сухую скорлупу, толстеть и по-видимому крепнуть от оскудения и засыхания внутреннего живого ядра; но в то же время он действительно засыхает, дряхлеет и, наконец, рассыпается при малейшем ударе. Это какой-то исторический свищ, наполненный прахом сгнившего народа. В других органических формах мы замечаем, что область частной деятельности, рассыпанная в ровной мере по всему пространству государства, не требует и не может иметь центра. Область деятельности государственной необходимо требует крепкого сосредоточения, и оно имеет его на Руси. Почтительно скажем мы об нем: «ему же честь, честь». Наконец, духовная деятельность общества, развиваясь, созидает себе местные центры, и потом, для полного своего собора, для полной мысленной беседы, совокупляется в одно живое сосредоточение. Мне кажется, что такова Москва, таково ее живое и официально – признанное значение. Вот почему сохраняет она свое имя столицы». Цитата не введена и не завершена!

Именно в Москве, по его мнению «постоянно совершается серьезный размен мыслей, в ней созидаются формы общественных направлений. «Конечно, и великий художник, и великий мыслитель могут возникнуть и воспитаться в каком угодно углу Русской земли; но составиться, созреть, сделаться всеобщим достоянием, мысль общественного может только здесь. Русский, чтобы сдуматься, столковаться с Русскими обращается к Москве. В ней, можно сказать, постоянно нынче вырабатывается завтрашняя мысль Русского общества» //.?

В качестве подтверждения своим словам он приводит в пример наше просвещение. Все убеждения, по его мнению, более или менее охватывавшие нашу жизнь, возникали в Москве. Хомяков считает интересным тот факт, что везде общественное сосредоточение совпадает с центром государственным, у нас же нет; или иначе: везде одна столица, а у нас две.

«Москва не может соперничать ни с одной из столиц Европы. Она, город невеселый; но эта внешняя не веселость столичной жизни не имеет ничего общего с истинною, светлою, внутреннею веселостью жизни разумной: она собственно принадлежит только столицам и никогда не может принадлежать всему народу, всей стране, какой бы то ни было. Москва может обойтись без того, без чего обходится Русская земля. Правда и то, что постоянная тревога жизни практической будит мысль и дает ей какую-то особенную бойкость и подвижность» /47/. ?

Таким образом, автор пытается донести до читателя, что Москва играет, огромное значение для Русской земли. Это город – общественного сосредоточения, а значит город, который несет в себе объединенное начало.

«Москва не перестала и ни когда не перестанет быть общественной столицей Русской земли». ?

В публицистике также довольно активно обсуждалась данная тема. В 1847 году Хомяков в статье «О возможности русской художественной школы», отстаивал идеи народности русского художества, полемизировал с Белинским: «Петербургские журналы объявляет во всеуслышанное, что народность не в бороде и не в зипуне», однако не доказано, что фрак разумнее или удобнее зипуна». К. Аксаков, резко критиковал опубликованную в петербургском сборнике «Вчера и сегодня» повесть князя ? Одоевского «Сиротинка», демонстрировавшую превосходство «питерского воспитания над деревенским»: люди, «которые, будучи одеты в европейское платье и, заглянув в европейские книги, выучившись болтать на чужом языке и приходить, как следует, в заемный восторг от итальянской оперы, подходят с указкою к бедному необразованному народу» /18/.

Особый интерес представляет позиция В. Белинского. Первые впечатления о столице критик иронически описал в письме Боткину. «Питер – город знатный. Нева – река пребольшущая, а петербургские литераторы – прекраснейшие люди после чиновников и господ офицеров. Мне очень, очень весело…» И далее, рассуждал как истинный москвич: «Да и в Питере есть люди, но это все москвичи, хотя бы они и в глаза не видали белокаменной. В Питере только поймешь, что религия есть основа всего и что без нее человек – ничто, ибо Питер имеет необыкновенное свойство оскорбить в человеке все святое. Но все же Белинский не мог устоять перед эстетическим обаянием города: «Невский проспект – чудо, так что перенес бы его да Неву, да несколько человек в Москву». ?

Во второй половине XIX века публикуется ряд работ, в которых также затрагивается вопрос о деятельности Петра Великого и обнаруживается явное противопоставление Петербурга Москве.

В 1869 году в Москве выходит книга И. Данилевского «Россия и Европа». Прямой оценки городов Данилевский не дает, однако резко критическое отношение его к культурной политике Петра прослеживается. В результате этой деятельности, по мнению автора, не выросло ничего ни своего, ни чужеземного. Данилевский не приемлет новые формы архитектуры, живописи и выражает типично славянофильское восприятие - точнее, неприятие Петербурга.

Также довольно критично отнесся к Петербургу и другой московский мыслитель конца XIX века – Н. Федоров. Его главная идея - воскрешение отцов - была не просто фантазией, но доведенным до крайности традиционализмом, поклонением прошлому, к которому человечество «должно возвратиться». Верность традициям он считал национальной особенностью русского народа, а прогресс - приметой цивилизации. Отсюда и различия между Москвой – «органом падшей Византии» и Петербургом – «органом прегордого Запада». Ошибка петербургского периода заключалась в том, - разъяснил философ, - что он свободу поставил на место долга к отечеству, который в прошлом состоял в военной защите Европы от нашествия с Востока, а ныне – в «превращении кремлей в музеи» для воспитания людей в духе преданности заветам отцов при «устранении самих причин и поводов к войнам». ? Как мы видим, общим в этих концепциях является противопоставление Москвы и Петербурга как символов истинного и ложного путей развития отечественной культуры, попытка закрепить за Москвой или Петербургом знак или «правильного», или «неправильного» движения и осуществления своего национального пути, специфики национального характера.

Таким образом, мы можем говорить о том, что, антитеза Москва-Петербург набирает широкий оборот в русской философской и публицистической мысли XIX века. В лице Москвы и Петербурга спорили две школы: славянофилы (московская) и западники (петербургская). За Москвой признавалась сила «охранительная», традиционная, за Петербургом – преобразовательная, цивилизационная. Проблема Москва-Петербург стала ключевой в осмыслении прошлого и будущего России. Славянофилы пророчили Петербургу скорую гибель, обвиняя его в противовес Москве в европеизме и отходе от народа. Западники же наоборот попытались взглянуть на основание Петербурга и деятельность Петра как на естественный, органичный процесс, спасительный для всей России. Данный спор подготовил основательную базу для дальнейшего осмысления социокультурной и исторической роли городов в культурной жизни России.

Похожие работы

Дени Дидро и художественная культура Франции XVIII века

Скачать

200084

0

0

... французской художественной культуры в XVIII в. и ее теоретическом и художественном осмыслении в творчестве Дени Дидро Заключения и Библиографии.   Раздел 1. Особенности эстетической и художественной культуры Франции XVIII в. Художественная культура проявляется в способности чувственно-образного восприятия реальности, при котором образ становится носителем эстетических, моральных и иных ...

Современное искусство Перми в общероссийском культурном контексте 1990-х

Скачать

180145

0

0

... с современными технологиями и существует медиа-арт. Молодым художникам удалось выявить и воспринять современные формы мирового искусства и перенести их в контекст современного искусства Перми. Таким образом, изменения в социальной и экономической сферах, наметившиеся в начале 1990-х годов, повлекли за собой преобразования в сфере культуры в Перми. Несмотря на то, что общий кризис в стране свел ...

Материал для сочинения по литературе

Скачать

505291

11

2

... жизни и отдает жизнь «за единственный взгляд». Женщина у Ахматовой и выступает хранителем того высокого и вечного, трагического и мучительного чувства, имя которому любовь. Ахматовский Петербург (материалы для сочинения) Петербург в литературе минувшего века существовал в двух традициях. Первая – Пушкинский город, «полночных стран краса и диво», гордый и прекрасный, город – судьба России, «окно в ...

История возникновения и развития Литературно-художественного и общественно-политического журнала "Нева"

Скачать

128386

1

0

... остался верен своим принципам: печатать молодых литераторов, говорить о социальных проблемах, освящать запрещаемые произведения на своих страницах. Глава III Содержание литературно-художественного и общественно-политического журнала "Нева" в советское и постсоветское время.   3.1. Организация исследования. Практическая часть нашей работы была реализована в несколько этапов. Целью нашей ...