Художественный текст как объект современной лингвистики

1.4. Художественный текст как объект современной лингвистики.

Интенсивное развитие в современной науке референтного, генеративно-семантического и прагматического направлений исследования языка позволяет выйти за рамки традиционного рассмотрения художественного текста по модели «язык – текст – язык» (лингвистика) и «культура – текст – культура» (литературоведение). Появляется возможность комплексного изучения языковой, метаязыковой, эстетической специфики художественного текста, что, в свою очередь, открывает перспективы в области герменевтики и интерпретации вербального художественного произведения.

Исследование лингвистикой текстовых смыслов существенно корректирует методы традиционного литературоведческого изучения текстов как совокупности «характеров» и «сюжетов». Это ведёт к необходимости использовать в литературоведении структурно-семантических и операциональных приёмов анализа. С другой стороны, от лингвистической поэтики, лингвистической стилистики, прагматики текста, психолингвистики требуется выявление существенных свойств, отличающих художественный текст от других видов текста, выявление особенностей эстетической речевой деятельности.

В этой ситуации иначе должен рассматриваться и вопрос о структурообразующих элементах художественного текста. Опора на традиционную литературоведческую категорию художественного образа не может дать достоверных результатов, поскольку в таком случае материя художественного текста отрывается от представленных ею смыслов, а само содержание художественного текста рассматривается как внелингвистический и внетекстовый опыт реальной действительности.

Следовательно, изучение художественной прозы шестидесятых-семидесятых годов требует нового методологического и методического подхода к тексту, учитывающего, что в авторском слове всегда взаимодействуют, с одной стороны, личностный смысл и социально обусловленное психологическое значение, с другой, - индивидуальный и социальный языковой опыт.

1.5. Шукшин и его мировидение.

Наиболее благоприятной для осуществления такого подхода в современной русской литературе является проза Шукшина. Уникальная, во-первых, личность писателя как языкового информанта, биография которого позволила ему накопить словарный фонд, универсальный в своей территориальной, профессиональной и ценностной (синхронной и диахронной) стратификации. Во-вторых, Шукшин воспроизвёл в прозе не только специфику разговорной речи, на и некоторые общие тенденции языкового процесса, связанные с социально-территориальной миграцией населения, научно-техническим прогрессом, культурным развитием социума. В-третьих, речь Шукшина обнаруживает органичное взаимодействие знаковых систем, различных видов искусства (писатель, актёр и режиссёр) и различных научных знаний (историк, философ). Элементы «языков» различных областей культуры сосуществуют в его прозе, и отношение между ними являются не только прагматическими, но и прогностическими, определяющими ведущие тенденции их развития. Так, стремление определённых слоёв населения к унифицированности, клишированности поведения, сознания, языка и элитарных – к узкой специализации выражается в прозе Шукшина в параллельности существования элементов разных лексических систем, в их свободной вычленяемости в речевом потоке. Наконец, в-четвёртых, Шукшин свободно владеет различными литературными стилями, образующими интертекст его прозы, что позволяет рассматривать последнюю как систему, моделирующую фрагмент истории развития русского языка 1960-1970-х годов как вербальный срез культуры этого времени.

Среди русских писателей шестидесятых-семидесятых годов именно Шукшин адекватно воспринял и осознал описанную выше языковую ситуацию, определившую его идиостиль. Доминантной содержательной чертой идиостиля Шукшина стала дискредитация «авторского отношения» как «авторитетной точки зрения». Это повлекло за собой отрицание стиля, организованного «видением», которое полностью замещается в эстетической программе Шукшина «речевой действительностью». Это результат последовательно проводимой писателем идеи «пересадки жизни» в искусство. При этом слово, по сравнению с материальными средствами других видов искусств, представляется ему изоморфным жизни. «Пересадка» животворящей материи жизни достигается благодаря филигранной работе писателя над словом: «Я знаю, когда пишу хорошо: когда пишу и будто вытаскиваю пером живые голоса людей.» [Шукшин В. М. 1981, с 68].

Однако, эти «живые голоса» в контексте произведения оказываются связанными как с языковыми значениями, так и с авторскими смыслами, образуя систему, способную порождать всё новые «глубинные смыслы». Последовательная реализация идеи пересадки жизни в искусство привела к использованию в художественном произведении разговорной речи как наивной, необработанной записи языкового материала, что определило специфичность идиостиля Шукшина: с одной стороны, внешнюю нелитературность, «непрофессиональность», с другой, - полемически противостоящую традиционной условности литературы художественную природу его прозы.

В общем, язык В. М. Шукшина сыграл важную роль в развитии языка русской прозы второй половины XX века. В нём отразились языковые процессы, характерные для художественной литературы шестидесятых-семидесятых годов, вообще и для деревенской прозы в частности. Это, с одной стороны, опора на живую речь, с другой, полемика с разнообразными штампами – канцелярскими, газетными, беллетристическими. Оба эти процесса определили характер языка прозы В.М. Шукшина.

Для произведений Шукшина характерны метаязыковые комментарии. Слово – объект рефлексии и оценки не только в речи повествователя, но и в речи персонажа. Писатель последовательно отмечает, как воспринимает персонаж чужой речевой обиход.

В рассказах Шукшина отражается социальная дифференциация языка. Утверждая в правах народное слово и образы, характерные для народной речи, Шукшин иронизирует над канцелярской фразеологией, газетными штампами, над псевдонаучной речью, над иноязычными словами.

Стилистически окрашенная лексика концентрируется в прямой речи персонажей, в частности, в обращениях их к другим персонажам (пьяная харя, харя неумытая, чёрт, идиот, халява, идол окаянный, идол лупоглазый, дьяволина).

Образные средства рассказов Шукшина также связаны с ориентацией на мировосприятие и речь персонажей. Источник тропов в речи повествователя – изображаемый быт. Устойчивые тропы переосмысливаются и приобретают мотивировку в реалиях изображаемого мира. Связь тропов с изображаемой средой проявляется в характере овеществления абстрактных понятий – овеществляются эмоции, мысли, слова, жизнь. Этому способствуют сравнения с бытовыми реалиями.

Таким образом, расширение словаря, последовательная передача точки зрения персонажа, опора на словоупотребление изображаемой среды, особый характер связи тропа с реалиями, полемика с разного рода штампами и клише определили своеобразие стиля В. М. Шукшина и его место в русской прозе шестидесятых-семидесятых годов.

Многие исследователи указывают, что отличительной константной чертой художественного текста является его эмоциональность.