ВОЛЬТЕР В ИДЕЙНОЙ ЖИЗНИ РОССИИ_2

6. ВОЛЬТЕР В ИДЕЙНОЙ ЖИЗНИ РОССИИ_2.

В России при жизни своей Вольтер вызвал живой интерес. Он привлек к себе внимание русских писателей, поэтов, ученых. Знаменитый сатирик Антиох Кантемир был первым русским, завязавшим непосредственные связи с французсским просветителем. Они обменялись любезными письмами. Дело касалось родословной князейКантемиров, о которой мимоходом сообщал Вольтер в своей книге "История Карла XII" (первое издание 1731г.). Позднее Кантемир, живя в Париже (он был русским послом во Франции), перевел стихотворение Вольтера "Две любви" на русский язык и послал перевод в Россию, адресуя его М.Л. Воронцову.

Знал Вольтера и М.В. Ломоносов. Один из его отзывов о французсском писателе суров и неодобрителен. Вольтер в ту пору жил в Берлине, находясь на службе у Фридриха II. Всем известно было пренебрежительное отношение прусского короля к России. Ломоносову, который к тому же сам лично пострадал от прусского деспотизма, это было известно больше, чем кому бы то ни было. Прочитав подобострастное стихотворение Вольтера "К прусскому королю" (1751), Ломоносов послал его И.И. Щувалову с резко отрицательным отзывом.

"Приличнее примера найти во всех вольтеровских сочинениях невозможно,где бы виднее было гео полоумное остроумие, совестная честность и ругательная хвала, как в сем панегирическом пасквиле". Однако потом,когда Вольтер изменил свое отношение к Фридриху, Ломоносов перевел стихотворение французсского поэта, посвященное тому же Фридриху, начинающееся словами: "Монарх и Философ, полночный Соломон".Стихотворение это появилось в 1756 г. В нем прусский король уже резко осуждался Вольтером как организатор смут и захватнических войн. Вольтер, опасаясь неприятностей, отказался от авторства. М.Л. Воронцов в письме к Ф.Д. Бехтееву сообщал в декабре 1756 г.: "При сем же для любопытства вашего посылаю полученные здесь вирши, якобы от господина Вольтера сделанные и чрез господина Ломоносова на русские переложены: а правда ли, что оные от Вольтера сочинены, о том вы лучше сведать можете".

Стихи действительно принадлежали Вольтеру и впоследствии вошли в полное собрание его сочинений. Ломоносов давно уже неодобрительно глядел на деятельность Фридриха II, возомнившего себя великим полководцем. В одной из своих од он осуждал захватническую политику прусского корооля. Теперь он с увлечением принялся за перевод стихотворения Вольтера.

Несчастливый монарх! Ты лишне в свете жил,

В минуту стал лишен премудрости и славы,

Необузданного гиганта зрю в тебе,

Что хочешь отворить путь пламенем себе,

Что грабит городы и пустошит державы,

писал Ломоносов. Характерно, что Ломоносов оставил без перевода строки, в которых Вольтер воздавал хвалу первоначальной деятельности Фридриха ("Ты больше не тот герой, тот венчальный мудрец, который был окружен изящными искусства и которому всюду сопутствовала победа"). Покровитель и друг Ломоносова, просвещенный русский аристократ И.И. Шувалов был с Вольтером в оживленной переписке по поводу предпринятой французсским философом "Истории России при Петре Великом".

По настоянию Шуваловав Елизавета поручила написание истории Петра Вольтеру. Этому выбору способствовал Ломоносов, писавший Шувалову, что "к сему делу, по правде, господина Вольтера никто не может быть способнее". Шувалов снабжал французсского историка обширной документацией,побывал у него в Фернее и был принят весьма радушно. Вольтер посвятил И.И. Шувалову свою трагедиб "Олимпия". В книгах, принадлежащих Вольтеру, ныне хранящихся в Санкт-Петербургской библиотеки имени Салтыкова-Щедрина, имеются пять томов, содержащих сто двадцать документов,касающихся эпохи Петра I, присланных в свое время Шуваловым Вольтеру;книгу Вольтера о Петре I рецензировали и корректировали академики Ломоносов, Миллер и Тауберт, сообщая автору свои замечания. В 1746 г. в связи с избранием его почетным членом Российской академии наук Вольтер писал: "Я в особенности проникнут уважением к русской академии, которая родилась вместе с империей Петра Великого и была создана в Санкт-Петербурге, на месте, до того едва известном в Европе, где не было и признака города или деревни".

В библиотеки Академии наук (Санкт-Петербургское отделение) храняться четырнадцать писем, полученные в свое время А.Р. Воронцовым от Вольтера, с которым он был знаком лично, побывав у него в Фернее в 1760 г. А.Р. Воронцов был большим почитателем таланта французсского просветителя. С Вольтером были знакомы русский посол в Голландии Д.

Голицын, князь Юсупов, княгиня Дашкова-Воронцова и другие. "Двор Екатерины II превратился в штаб-квартиру тогдашних просвещенных людей,особенно французсов; императрица и ее двор исповедовали самые просвещенные принципы, и ей настолько удалось ввести в заблуждение общественное мнение, что Вольтер и многие другие воспевали "северную Семирамиду" и провозглашали Россию самой прогрессивной страной в мире, отечеством либеральных принципов, поборником религиозной терпимости", -писал Ф, Энгельс.

Аристократы русские, стремившиеся завязать с Вольтером дружеские связи, подражали Екатерине II. Они вовсе не сочувствовали его просветительской деятельности, игнорировали подлинный смысл его политических выступлений. Им, в сущности, не было никакого дела до Вольтера и его просветительства. Но слыть за "вольтерьянца" в ту пору было признаком хорошего тона в дворянских салонах Петербурга и Москвы, и дворяне "вменяли себе стыд не быть одного мнения с Вольтером", - писал Фонвизин.

Однако было бы несправедливо относить всех представителей русской интеллегенции XVIII в., вышедшей из аристократической среды, к категии подобострастных подражателей екатерины в их отношении к Вольтеру. Не следует забывать, что интерес к передовой культуре, образованности,просвещению от них перешел потом к декабристам. Среди русских аристократов были люди с большим научным кругозором, мечтавшие о широком развитии наук и искусства. В России к ним принадлежат, бесспорно, И.И.

Шувалов, Д.А.Голицын, А.Р. Воронцов и некоторые другие. Они следили за всеми этапами культурного развития мировой общественности, были хорошо осведомлены о всех новейших научных открытиях. О работах Ньютона знали не хуже в России, чем у него на родине. "Открытия Ньютона стали катехизисом дворянства Москвы и Петербурга", - отмечал Вольтер.

Д.А. Голицын активно участвовал в просветительском движении Франции. В 1773 г. в Гааге, рискуя навлечь на себя немилость Екатерины II,он издал сочинение Гельвеция "О человеке", запрещенное во Франции, а в годы революции, когда русские аристократы вслед за Екатериной отшатнулись от просветителей, он написал книгу "В защиту Бюффона" (1793).

Вольтер в 1760 г. написал сатирическую поэму "Русский в Париже" и выпустил ее под псевдонимом Ивана Алетова, "секретаря русского посольства". Литературная мистификация в данном случае могла внушить доверие читателю, ибо русские писали по-французсски хорошо. Стихи Андрея Шувалов, написанные на французсском языке, приписывались парижанами Вольтеру. В поэме Вольтер критикует общественные порядки, господствующие во Франции, и устами русского Ивана Алетова заключает: "Увы! То, что я узнаю о вашем народе, наполняет меня скорбью и состраданием". С Вольтером обменялся письмами Сумароков. французсский писатель в письме к нему высказал ряд интересных мыслей, касающихся теории театра и драматургии. Пьесы Вольтера неоднократно ставились на русской сцене. Впервые включил их в свой репертуар театр Шляхетского корпуса.

В XVIII столетии в русском переводе и в оригинале были поставлены пьесы Вольтера: "Альзира (1790,1795,1797), "Китайский сирота" (1795),"Меропа" (1790), "Нанина" (ставилась 6 раз в годы 1795-1799), "Олимпия" (1785), "Магомет" (в Петербурге и в Гатчине в 1785 и 1786 гг.

французсской труппой) и другие. Пьесы Вольтера пользовались большим успехом у русского зрителя XVIII столетия. Вот что сообщает об одной из них автор "Драматического словаря", изданного в 1787 г. "для любящих театральные представления": "Шотландка, или Вольной дом". Комедия в трех действиях, сочинение известного повсюду гремящего автора Вольтера, переведена на Российский язык... Представляется на Российских театрах многократно. Оная комедия много имеет в себе вкуса и расположения театра".

Русские зрители XVIII столетия очень чутко воспринимали просветительские идеи театра Вольтера, причем в театральных залах той поры явно обнаруживались различные политические лагери. Одни видели в пьесах французсского драматурга антиабсолюстистские тенденции, другие, не решаясь оспаривать авторитет Вольтера, признанного самой "государыней-матушкой", стремились затушевать подлинное идейное содержание вольтеровского театра. Весьма наглядно это выражено Сумарковым в его отзыве о постановке "Заиры" в московском театре. Антихристианская направленность трагедии Вольтера находила соответствующий отклик у зрителей. Сумароков хотел видеть в ней лишь апологию христианства и возмущался теми, кто иначе воспринимал ее. "Третье явление писано весьма хорошо и христианам крайне жалостно. Не плакали во время явления одни только невежи и деисты, - сообщал он о впечатлениях зрителей. - Сия трагелия весьма хороша, но я по нещастию моему, окружен был беззаконниками, которые во все время кощунствовали, и ради того вступающие в мои очи слезы не вытекали на лицо мое".

Сочинения Вольтера читались в Росиии больше по-французсски, ибо для дворян тогда знание фрнацузского языка было почти обязательно. Однако и в переводе на русский язык сочинения Вольтера издавались в XVIII в. весьма интенсивно. Поклонник Вольтера И.Г. Рахманинов устроил у себя в имении в Тамбовской губернии типографию и начал издавать согбрание сочинений в своем переводе.

Вскоре отношение к Вольтеру резко изменилось со стороны Екатерины II и окружающей ее придворной толпы. Во Франции произошла революция.

Екатерина распорядилась убоать все бюсты Вольтера из вомнат дворца в подвалы.

Через генерал-прокурора Самойлова она распорядилась конфисковать в Тамбове полное собрание вольтеровских произведений (перевод Рахманинова), как "вредных и наполненных развращением". Она строжайше запретила печатать сочинения Вольтера "без цензуры и апробации московского митрополита".

Русские правящие круги поняли теперь, какую зажигательную революционную силу таят в себе сочинения французсского просветителя, и от "игры в вольтерьянство" перешли в лагерь яростных противников Вольтера. появилось множество брошюр и памфлетов, где нравственный облик французсского просветителя изображался в самом неприглядном виде. Среди них: "Изобличенный Вольтер", "Вольтеровы заблуждения", "Ах, как вы глупы, господа французсы", "Оракул новых философов, или Кто таков г.

Вольтер" и т.д. и т.п. Имя Вольтера в устах реакционеров стало синонимом всего грязного, нечестивого. Грибоедовская графиня Хрюмина весьма колоритно иллюстрирует эту дикую ненависть реакции к вранцузскому философу.

Против Вольтера выступила и русская церковь. Митрополит Евгений писал в 1793 г.: "Любезное наше отечество доныне предохранялось еше от самой вреднейшей части Вольтерова яда, и мы в скромной нашей литературе не видим еще самых возмутительных и нечестивейших Вольтеровых книг;но, можеть быть, от сего предохранены только книжные наши лавки, между тем как сокровенными путями повсюду разливается вся его зараза. Ибо письменный Вольтер становится у нас известен столько же сколько и печатный".

Каково же было обношение к Вольтеру русских просветителей: Радищева, Новикова, Фонвизина и других?

Фонвизин перевел его трагедию "Альзира". правда, он не был силен в версификации и постеснялся печатать свой перевод - "грех юности",как говорил он. К тому же в переводе были досадные ошибки, ставшие предметом насмешек его литературных врагов. Новиков издал шестнадцать произведений Вольтера в переводе на русский язык. Среди них республиканские трагедии "Брут" и "Смерть Цезаря". Радищев в своей книге "Путешествие из Петербурга в Москву ставит имя Вольтера в один ряд с именами лучших поэтов мира: "... истинная ркасота не поблекнет никогда.

Омир, Виргилий, Мильтон, Расин, Вольтер, Шекспир, Тассо и многие лругие читаны будут, доколе не истребится род человеческий". Однако в то время, когда имя Вольтера произносилось с восторгом в московских и петербургских дворянских салонах, русские просветители отзывались о нем сдержанно, если не сказать холодно. Это настороженное отношение русских просветителей XVIII столетия к выразителю интересов революционной буржуазии Франции имеет глубокие основания. Оно объясняется в первую очередь тем обстоятельством, что имя Вольтера в из глазах теряло свое обаяние из-за связей философа с Екатериной II. Русские просветители знали истинную причину "вольтерьянства" императрицы, они знали также,что "просвещенная северная Семирамида", как ее называл обманутый Вольтер, стояла на позициях дальнейшего утверждения крепостничества.

Положение "духовного фаворита" этой коронованной крепостницы компрометировало имя Вольтера в глазах русских просветителей. Не удивительны иронические замечанния о Вольтере Фонвизина, который видел триумф философа в Париже и сообщал о нем в Россиию в своих письмах из Парижа. Вольтер не знал истинного положения дел в России. Екатерина в своих письмах сообщала ему, что крестьяне в России благоденствуют, что не хотят есть даже кур и предпочитают мясо индеек, она нашумела на всю Европу своими проектами политической реформы в России, своим "Наказом", якобы заимствованным в доброй половине у просветителя Монтескье.

"Простительно было фернейскому философу превозносить добродетели Тартюфа в юбке и короне, он не знал, он не мог знать истины", - писал Пушкин.

Но не только дружественные отношения Вольтера с Екатериной II омрачали его облик в глазах русских просветителей. Причина их сдержанного отношения к Вольтеру иела более глубокие основания. Дело в том, что Вольтер придерживался довольно умеренных взглядов, русские же просветители (Радищев, Новоков) действовали от имени многочисленного кропостного крестьянства, и политическая программа их была ближе к идеалам Руссо, чем к политическим предначертаниям Вольтера. Фонвизин говорил о Руссо, что "чуть ли он не всех почтеннее и честнее из господ философов нынешнего века".

Русские просветители не верили в идею "просвещенной монархии",которая вдохновляла всех французсских просветителей. Несостоятельность этой идеи особенно ясна была Радищеву, который писал в "Письме к другу, жительствующему в Тобольске": "...если имеем примеры, что цари оставляли сан свой, дабы жить в покое, что происходило не от великодушия, но от сытости своего сана, то нет и до скончания мира примера,может быть, не будет, чтобы царь упустил добровольно что-либо из своея власти, седяй на престоле". К такому выводу не приходил ни один из францукзских просветителей.

Идеи французсской революции подхватили в первой четверти XIX столетия декабристы. Они явились продолжателями революционных и освободительных чаяний русских просветителей предшествующего столетия. Книга Радищева "Путешествие из Петербурга в Москву", запрещенная и уничтоженная царской цензурой, ходила по рукам в списках или редких сохранившихся печатных оттисках. После разгрома декабрьского восстания царская охранка заинтересовалась вопросом о том, откуда почерпнули декабристы свои вольнолюбивые идеи. Почти все декабристы на следствии ссылались на книгу Радищева, "Вадима" Княжина, стихи Пушкина (ода "Вольность" и др.), а также на произведения французсских просветителей:

"Общественный договор" Руссо, "Дух законов" Монтескье, "Женитьбы Фигаро" Бомарше, сочинения Вольтера, Кондильяка, де Траси и др. В бумагах члена Южного общества Н. Крюкова был найден список, включающий названные произведения (всего 58 названий), которые были обязательны для чтения членов Общества.

Декабрист Н. Тургенев, член Северного общества, еще семнадцатилетним юношей прочитал Радищева. Сочинения Вольтера, Мабли также были предметом его изучения. У члена Союза Благоденствия и Южного тайного общества В.Ф. Раевского были найдены сочиненные им стихи "Смеюсь и плачу (подражение Вольтеру)":

Смотря...

Как знатный вертопрах, бездушный пустослов

Ивана a rebours с Семеном гнет на двойку

Иль бедных поселян, отнявши у отцов,

Меняет на скворца, на пуделя иль сойку,

И правом знатности везде уважен он!..

Декабристы, конечно, шли значительно дальше Вольтера в политических идеалах, однако примечателен их интерес к французсскому философу,свободолюбивая направленность творчества которого ими понималась в новых исторических условиях более радикально.

Рылеев в свое стихотворении "Пустыня" (1821) упоминает о том,что читал Вольтера и Руссо. Он же в шуточной песенке намекал на Вольтера как на апостола атеизма для русской революционной молодежи 20-х гг. XIX столетия.

А, где те острова,

Где растет трын-трава,

Братцы,

Где читают "Pucelle"

И летят под постель

Святцы?

Декабрист В.И. Штейнгель показывал на следствии: "Теперь трудно упомнить все то, что читал и какое сочинение наиболее способствовало развитию либеральных понятий; довольно сказать, что 27 лет я упражнялся в беспрестанном чтении. Я читал Княжнина "Вадима", даже печатный экземпляр, Радищева "Поездку в Москву", сочинения Фонвизина, Вольтера,Руссо, Гельвеция... из рукописных разные сочинения... Грибоедова, Пушкина... Я увлекался более теми сочинениями, в которых представлялись ясно и смело истины, неведение коих было многих зол для человечества причиною".

Горбачевский показывал на следствии, что декабрист Борисов "давал нам читать свои переводы из Вольтера и Гельвеция".

В записной книжке Пестеля были найдены многочисленные выписки из книг Руссо, Вольтера, Дидро, Гольбаха, Гельвеция и других французсских просветителей. Член Южного общества М.П. Бестужев-Рямин заявил на допросе, что "первые либеральные идеи почерпнул в трагедиях Вольтера, которые рано попались ему в руки". Декабристы, изучая сочинения Вольтера, ища в них подкрепления своим революционныи замыслам, не всегда соглашались с ним и критиковали его за ограниченность его просветительской программы и общественных идеалов.

В бумагах арестованного декабриста А.И. Барятинского были найдены стихи, полемизирующие с известной фразой Вольтера: "Если бы бога не было, его не нужно было бы выдумывать". "Если бы даже бог существовал,- нужно его отвергнуть", - писал Барятинский.

В интересе декабристов к французсскому философу и поэту не было и тени какого-либо пристрастия к тем мотивам скепсиса и эпикутейства, которые смаковали, читая насмешливую поэму Вольтера ("Орлеанская девственница") или повести его, баре XVIII столетия. Декабристы спешили найти в книгах ответы на волнующие их социальные и политические вопросы и далеки были от взгляда на литературу как на средство "приятного времяпрепровождения". Чисто деловой подход был и к сочинениям Вольтера. Они ценили его смелость, его ум, его общественные идеалы. Они искали в нем духовной поддержки в своей борьбе с крепостничеством.

Вольтера много читал Пушкин. Еще в юности поэт избирает для себя два авторитета - Радищева и Вольтера. Их свободолюбивая просветительская деятельность привлекает к себе гениального поэта. Пушкин с восторгом отзывался об универсальном таланте Вольтера:

Соперник Эврипида,

Эраты нежный друг,

Арьоста, Тасса внук -

Скажу ль?.. Отец Кандида -

Он все, везде велик

Единственный старик!

Пушкин, с его трезвым, нравственно здоровым взглядом на мир, любил в Вольтере оптимистическую бодрость и крепость мысли. В юности он с мальчишеским задором смеялся вместе с Вольтером над религиозными предрассудками, в зрелом возрасте он строже отнесся к язвительному перу Вольтера.

В первые десятилетия XIX века вольтеровский театр еще полной жизнью живет в России. На русской сцене идут трагедии Вольтера. Во многом содействовали их успеху замечательные русские трагические актеры: Каратыгин, блестяще исполнавший роль Танкреда в одноименной трагедии, переведенной на русский язык Гнедичем, и Семенова, затмившая своей игрой знаменитую французсскую актрису Жорж, гастролировавшую в России в 1808-1812 гг.

Жорж выступала в трагедиях Вольтера "Семирамида" и "Танкред", исполняя в последней роль Аменаиды. С ней соревновалась русская актриса Семенова. Зритель Петербурга и Москвы рукоплескал естественной и трогательной игре Семеновой, что же касается французсской актрисы, то при всем блеске технического оснащения сценического образа ей "не хватало души", по отзывам Пушкина.

Новое поколение русских мыслителей, писателей, критиков разделило с Пушкиным и декабристами интерес и симпатии к Вольтеру. Литературное наследие Вольтера хорошо знал Герцен. Он часто перечитывал отдельные его сочинения и придавал большое значение разрушительной силе вольтеровского смеха в революционном значении этого слова ("Смех имеет в себе нечто революционное"). В 1842 г. он записывает в своем дневнике:

"Что за огромное здание воздвигнула философия XVIII века, у одной двери которой блестящий, язвительный Вольтер, как переход от двора Людовика XIV к царству разума, а у другой мрачный Руссо..."

В.Г. Белинский, ранние отзывы которого о просветителях и Вольтере были отрицательными, в зрелый период своей деятельности, руководствуясь исторической точкой зрения, высоко оценил роль Вольтера в мировом освободительном движении человечества в развитии литературы. Белинский называл Вольтера "вождем века", "критиком феодальной Европы" и причислил к глубоко национальным поэтам Франции. "Искусство во Франции, -писал он, - всегда было выражением основной стихии ее национальной жизни: в веке отрицания, в XVIII в., оно было исполнено иронии и сарказма; теперь оно одно исполнено страданиями настоящего и надеждами на будущее, Всегда было оно глубоко национальным... Корнель, Расин, Мольер столь же национальные поэты Франции, сколько Вольтер, Руссо, а также Беранже и Жорж Занд".

Справедливо указывая на неудачу Вольтера в его попытке возродить героический эпос ("Генриада") и считая драматугрию Вольтера принадлежащей только своему времени. Белинский подчеркивал, что действительный шаг вперед в литературе Вольтер сделал своими философскими повестями и романами: "XVIII век создал себе свой роман, в котором выразил себя в особенной, только одному ему свойственной форме: философские повести Вольтер и юмористические рассказы Свифта и Стерна, - вот истинный роман XVIII века". Просветительский философский роман Вольтера Белинский относил к произведениям мирового значения. Об одном из них он писал Герцену 6 апреля 1846 г.: "...его "Кандид" потягается в долговечности со многими великими художественными созданиями, а многие невеликие уже пережил и еще больше переживет их".

Вольтера-стилиста и мастера языка русский критик расценивал черезвычайно высоко, отмечая огромную работоспособность французсского поэта и его постоянное стремление к совершенствованию своего мастерства.

Он писал: "Вольтер не принадлежал к числу тех посредственностей, которые способны остановиться на чем-нибудь и удовлетвориться чем-нибудь".

Наконец, русский революционер-демакрат с необыкновенной и волнующей задушевностью выразил свое восхищение самой личностью Вольтера. "Но что за благородная личность Вольтер! - писал он в 1848 г. Анненкову. -Какая горячая симпатия ко всему человеческому, разумному, к бедствиям простого народа! Что он сделал для человечества!"

Когда во Франции Луи Блан выступил с критикой Вольтера, Белинский был коайне возмущен. Он писал в том же письме Анненкову: "Читаю теперь роман Вольера и ежеминутно плюю в рожу дураку, ослу и скоту Луи Блану". Имя Вольтера произносилось в самые трагические минуты истории русской общественной мысли. Когда Гоголь с болезненной экзальтацией стал звать русскую интеллегенцию возвратиться в лоно христианской церкви во имя человеколюбия и русского национального самосознания, Белинский в своем знаменитом "Письме" отвечал ему: "...Вольтер, орудием насмешки потушивший в Европе костры фанатизма и невежества, конечно,больше сын Христа, плоть от плоти его и кость от костей его, нежели все Ваши попы, архиереи, митрополиты, патриархивосточные и западные".

В черновиках Гоголя сохранились строки его ответа Белинскому: "Дя я, когда был еще в гимназии, я и тогда не восхищался Вольтером. У меня и тогда было настолько ума, чтобы видеть в Вольтере ловкого остроумца,но далеко не глубокого человека".

На защиту французсских просветителей встал и Н.Г. Чернышевский,который в своих знаменитых "Очерках гоголевского периода русской литературы" назвал их "благороднейшими сынами французсского народа".

Салтыков-Щедрин в рецензии на перевод Н.П. Грекова поэмы Мюссе "Ролла" (1864) решительно защищал Вольтера. Он писал: "Дело, составляющее сюжет этой тощей поэмки, по-видимому, очень простое. Дрянной человечишко, по имени Ролла, истощивши свои силы в дешевом и гадком разврате и растративши все свое состояние, решается покончить с жизнью. Чтобы выполнить это намерение, он придумывает пошлую мелодраматическую обстановку, вполне достойную его жизни, а именно: покупает у гнусной матери невинную дочь, проводит последнюю ночь в ее объятиях,и затем, выпивши яд, умирает. Сюжет, как видите, дюжинный, и проникается по поводу его негодованием к человеческому роду, выставляя подобный поганый случай, как результат распространившейся страсти к анализу, совершенно ни на что не похоже...

Но не так мыслит маленький поэтик Альфред Мюссе. Пошлый поступок своего героя он приписывает - чему бы вы думали? приписывает влиянию Вольтера! Что может быть общего между Вольтером и дрянным человечишком, называюнимся Роллою, этого постич совершенно невозможно; тем не менее Мюссе твердо стоит на своем и всячески клянется, что, не будь Вольтера, не было бы и того дрянного Роллы".

В рецензии Салтыкова-Щедрина осмеиваются "маленькие поборники таинственной чепухи" (романтики. - С.А.), претенциозно решившие развенчать просветительскую философию XVIII столетия. Сквозь иронию русского сатирика проглядываетулыбка Вольтера. Имя его знаменитого героия Панглоса на страницах Салтыкова-Щедрина как синоним тупости и сытости мещанского оптимизма.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Вольтер и его литературное наследие, как и вся деятельность французских просветителей XVIII столетия, привлекали к себе внимание следующего поколения русских революционеров.

Вера Засулич, одна из основательниц группы "Освобождение труда",написала о Вольтере монографию в конце 90-х гг. прошлого столетия.

Книга о Вольтере, как и ее же книга о Руссо, была создана в эмиграции.

В России их опубликовали с большими купюрами, сделанными цензурой.

Работы К.Н. Державина, академика М.В. Нечкиной, академика М.П.

Алексеева, академика В.П. Волгина, академика В.Л. Комарова и других значительно подвинули вперед изучение творческого наследия великого французсского просветителя XVIII столетия.

В Российской Федерации хранятся богатейшие собрания книг и рукописей, принадлежащих Вольтеру. В Санкт-Петербургской публичной библиотеки имени М.Е. Салтыкова-Щедрина находится в настоящее время личная библиотека Вольтера, насчитывающая 6902 тома (3420 названий) с многочисленными собственноручными пометками Вольтера на полях книг. Кроме того, там же хранятся рукописи Вольтера (20 томов), среди них материалы по истории России, автобиографические записки Вольтера, рукописи его пьес ("Ирина", "Аделаида Дюгесклен", "Самсон" и др.), написанные рукой его секретаря Ваньера и содержащие исправления самого автора.

Здесь же документы, относящиеся к деятельности Вольтера по защите де Ла Барра и д'Эталонда, черновики писем, письма и другие документы.

В Санкт-Петербургской публичной библиотеке хранятся уникальные материалы, относящиеся ко времени заключения Вольтера в Бастилию. Секретарь русского посольства в Париже П.П. Дубровский извлек из архива Бастилии 15 июля 1789 г. (на второй день после знаменитого разгрома этой древней темницы).

Ценнейшие рукописные материалы Вольтера имеются и в других библиотеках Российской Федерации, Документы эти, не изученные еще с исчерпывающей полнотой, стали предметом тщательного исследования российских ученых.

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ:

1. Гуревич П.С. Философия культуры: Пособие для студентов. - М.:

АО Аспект Пресс, 1994.

2. Введение в русскую философию: Уч. псособие. - М.: Интерпакс,1995 г.

3. Гусейнов А.А. Великие моралисты. _ М.: Республика, 1995 год.

4. Зотов А.Ф. Западная философия. Учебное пособие., М.: Интерпакс, 1994

5. Реале Дж., Антисери Д. Западная философия от истоков до наших дней. Т.1,2. - Спб: ТОО ТК Петрополис, 1994 г.

6. Введение в культурологию: Учеб. пособие в 3-х ч. 1995 г.

7. Сербиенко В.В., Соловьев В.: Запад, Восток и Россия: Учеб. пособие для вузов. - М.:Наука, 1994 г.

8. Объединения культурно-просветительской и культурно-творческой направленности: справочник. - М.:Культура, 1992 г.

9. Очерки теории мировой культуры. Кузнецов А.К. - М.: 1994 г.

10. Краткая философская энциклопедия. М.: Прогресс, 1994