Кризис онтологии

9. Кризис онтологии

Современный кризис онтологического принципа может иметь разные причины. Это и утрата представления о жизни как иерархической системе ценностей, с соответствующим пониманием смысла жизни как служения высшей цели, исчезновение стремления внутренне привести себя в некое соответствие с этой системой ценностей[51] (того, что в православной аскетике именуется "умным деланием"). Это и своеобразная "исчерпанность" онтологического принципа в философии, его кажущаяся отвлеченность и даже некоторая от него усталость, вследствие постоянного обращения духа философа горе[52]. Это и неприятие "ипостазирования" как кажущегося интеллектуального произвола, и, наконец, формирование каких-то новых, еще в значительной степени неосознанных, субъект-объектных отношений, ведущих к скатыванию к бессильной имманентности, калейдоскопическому ускорению-исчезновению времени (время перестает быть "подвижным образом вечности" - Платон), к исчезновению дистанции без обретения Бога[53]. Современный человек хочет в пределе ощущать все в любом месте и в каждый момент.

Основной же причиной представляется утрата чувства глубинности Бытия (пусть и изменившего в сознании людей свою структуру), неизбежно приводящая к секуляризации сознания, к его переориентации, образно говоря, с вертикали на горизонталь.

Религиозная онтология также стала казаться чрезмерно отвлеченной, внешней для человека, что, в свою очередь, привело к протесту против онтологизма как такового. Попытки переосмыслить изнутри современную ситуацию человека в мире привели наиболее чутких и глубоких мыслителей как бы к новому открытию христианства на экзистенциальном уровне, как отвечающего самым глубинным запросам человеческой личности.

В целом, стало возможным говорить о христианском экзистенциализме, хотя как религиозный опыт он, mutatis mutandis к истории, существовал всегда, а в XIV в. получил в определенной степени и концептуальное выражение в богословии св. Григория Паламы, где, наряду с апофатическим учением о сущности Божией, содержится и катафатическое учение об образе ее существования на антропологическо-персоналистическом уровне. Учение же о преображающих нетварных энергиях, как форме этого существования, предполагает принципиальную открытость человеческого бытия Богу, что является важнейшим принципом и религиозного экзистенциализма. Можно сказать, что христианский экзистенциализм с его обостренным вниманием к человеку, как динамическая задача, вполне укладывается в православное учение об обожении (если не понимать последнее исключительно в онтологическо-эссенциальном смысле), обогащая его современными красками, раскрывая сущность человека в его способности к трансцендированию не только 'по вертикали', но и в глубину каждого момента жизни.

После великой эпохи экзистенциализма традиционный онтологизм, конечно, не мог остаться прежним. Возможно, что и самая экзистенциальная напряженность новой философии произошла благодаря "снятию" отвлеченного трансцендентализма.

Устранение принципа трансцендентности из философии, однако, несмотря на кажущуюся приближенность к "самой" жизни, приводит, в конечном итоге, к утрате цели движения, без которой любая "интенциональность" неизбежно сводится к психологизму и философскому релятивизму, приводит к позитивистическому дроблению философии на так называемые аналитические направления (одно из которых привело даже к образованию в 60-е годы за рубежом лингвистико-аналитической религиозной апологетики), к окончательному исчезновению философии как жизненной позиции, к ситуации, когда перед любым "измом" можно ставить очередной 'пост'.

Стремление же к Абсолютному в душе человеческой остается, что может порождать тупиковые ситуации[54]. Традиционная органика целостного мировоззрения сегодня утрачена, но, может быть, действительно, 'в существе своем единство жизни (и потому единство истории) есть единство интенциональное, а не единство субстанциональное, единство подвижное и становящееся, а не предсуществующее и не "натуральное"[55]. Возможно также, что предстоит мучительное освоение сознанием принципа прерывности, так трагически ярко проявившегося в XX в.

Христианская парадигма оказалась концептуально емкой, способной вместить в себя как древнюю, так и новейшую философии, особенно экзистенциализм[56]. Более того, христианство способствовало развитию персонализма, дав обостренное ощущение человеческой личности[57].

10. Православие и современность

В принципе, все подлежит переосмыслению в свете христианства. Возможно, что эта 'абсолютная религия' (Гегель) еще раз раскроет себя на философском уровне, соответствующем современному "неорганическому" сознанию, напряженно сочетающему в себе позитивистские и экзистенциальные элементы. Но апофатическая "область" (Богу Богово), определяющая открытость человека Богу, останется вечным "камнем преткновения" для рассудка, имманентно претендующего на тотальность.

Православное богословие, развиваясь в определенном историко-культурном русле, естественно реципировало понятийный аппарат греческой, а затем и развившейся из нее европейской философии, основными полярными принципами которой являлись онтологизм и новейший экзистенциализм, что и придало этому богословию соответствующий характер. Сталкиваясь на концептуальном уровне с антиномиями, оно не пыталось их сгладить, удовлетворяя естественной потребности человеческого ума, а даже, наоборот, доводило их .до предельных противоположений, находя в этих антиномиях указание на тайну Божию.

Можно, конечно, гипотетически предполагать возможность выражения христианской истины и в другой, не византийской понятийной системе, но фактическая реальность Воскресения Христова, благовестие о котором составляло суть апостольской проповеди, навсегда останется, для верующего сердца, откровением о потрясающих полноте и глубине жизненного начала.

Христианство оказалось тождественным человеческой природе во всей ее часто мучительной сложности ("душа человека по природе христианка", но 'христианами не рождаются, но становятся' - говорится в раннехристианской литературе), вновь открыло замысел Божий о человеке, ставя перед ним задачу осмысления и актуализации этого замысла.

Христианская антропология признает глубокую поврежденность человеческой природы, как следствия Грехопадения (не изменившего, однако, замысла Божия о человеке), и образ исцеления предполагается в ней соответствующий уровню, на котором произошло это повреждение (т.е. на уровне богообщения). Это, конечно, не исключает признания значительного влияния и социальной среды на человека. Но социальные болезни следует лечить социальными же средствами, без посягательства на человеческую душу. Сейчас, может быть, как никогда в нашей истории остра необходимость осознания границ в уровнях нашего поврежденного, потерявшего (после Грехопадения) целостность бытия. 'Кесарю кесарево, а Божие Богу...' Посягательство на недозволенное в одном случае привело к инквизиции, а в другом - к этатизму. И на социальном уровне возникает вопрос о соотношении двух начал: Божественного и человеческого, Церкви, как Богочеловеческого организма, и человеческого социума вообще, Церкви и общества, Церкви и государства, а в светской плоскости - государства и общества. Из единственности Истины следует, что ничто не может быть вне этой Истины, что все сферы жизни должны определиться в соответствии с нею (о чем много писал В.С.Соловьев). Отсюда соблазн превратить государство в Церковь (что именовалось в религиозно-философской литературе теократией). С другой стороны, это определение может быть только свободным, а значит оно в принципе может и не осуществиться, и Истина, таким образом, в этом мире может и не возобладать.

Таким образом, и на общественном уровне (если не понимать христианство только как религию личного спасения, а Церковь только как монастырь, что было бы экклезиологическим монофизитством) возникает соответствующая антиномия: необходимости (Истины) и - свободы (человека), не дающей никаких гарантий. Вопрос об умозрительном определении соотношения общественно-церковных реальностей, соответствующих крайним терминам этой антиномии, не так уж сложен. Другое дело - практика, часто заходящая в тупик. Ведь теории, часто намеренно, не учитывают многих факторов. Мистически же эта антиномия разрешается во Христе: "Если пребудете в слове Моем, то вы истинно Мои ученики, и познаете истину, и истина сделает вас свободными" (Ин. 8, 31-32).

Исторически развитие человеческого общества пошло в цивилизованном мире преимущественно по пути отделения Церкви от государства (не от общества!). От государства также должны быть отделены любые идеологии и партии. И действительно, Истина не может быть принудительной. Государство не должно превращать себя в Церковь и строить Царство Божие на земле, оно призвано лишь создавать условия людям для их достойного существования. Непостижимость Божества имеет свой коррелят в творении, в том числе и на социальном уровне. Ученые со своей стороны приходят к тому же выводу: "Возможность планомерного развития общества - заблуждение, чреватое трагическими последствиями"[58]. Сложность управления системой находится в экспоненциальной зависимости от ее сложности, что окончательно развеивает рационалистическую утопию тотальной управляемости. Максимум, что люди могут определить, это направленность своей деятельности и соответственно - недеятельности. Социальная инженерия не менее опасна, чем генная.

Сказать, что сейчас сложное время - это почти ничего не сказать. Сегодня на рубеже тысячелетий обострился чрезвычайно болезненный и непредрешаемый процесс смены мировоззренческой парадигмы, лежащей в основе всей современной культуры и самого образа жизни. Вспоминаются слова Христа: "Ныне суд (кризис) миру этому" (Ин. 12, 31). Возможно ли сейчас представления о мире как органическом целом, несмотря на страшные катастрофические процессы XX века, покажет будущее, что ни в малейшей степени не снимает с нас, как средоточия тварного мира, вселенской ответственности.

Глубинное динамическое начало жизни нашло сильнейшее выражение у Ф.М.Достоевского, видевшего возможность просветления и преображения этого начала только во Христе, показавшего "онтологическую значительность человека" (С.Л.Франк), его укорененность в "мирах иных", давшего своим антиномическим творчеством мощный импульс русской религиозной философии.

Этой философии с ее основополагающими идеями конкретной метафизики, соборности, не тоталитарного всеединства (В.С.Соловьев), с ее социальной отзывчивостью - свойственна глубокая интуиция жизненной целостности, персонализма (Н.Бердяев), возможности преображения мира, в том числе и социального (С.Л.Франк, Г.П.Федотов), вообще причастности глубинным истокам Бытия. К сожалению, эти идеи пока не восприняты современным российским Православием, как и общественным сознанием.

Не случаен, конечно, и интерес к богословию 'онтологической энергетики' св.Григория Паламы у многих авторов нашего столетия, вообще к богословию духовного Ренессанса в Византии XIV в. (в России - эпоха преподобных Сергия Радонежского и Андрея Рублева), богословию, живоносный дух которого оказался в определенной степени созвучным русскому религиозно-философскому ренессансу XX в.

Целостная (а значит - религиозная) антропология не возможна и без космологии, современная проблемность которой, конечно, не способствует традиционному органическому мировоззрению. С другой стороны, современный антропный космологический принцип с его явным телеологизмом отражает возрастающую тенденцию к осмыслению макрокосмоса через микрокосм (человека).

Несомненно, что и сегодня насущно необходимо выработать уважение к человеку, как носителю образа и подобия Божия, как исходной ценности тварного мира. Без ориентации на углубленное осмысление человека как сотаинника Божия, его Создателя, как показал исторический опыт, другие задачи, в том числе самые утилитарные, не решаются, ибо человеческая природа неделима.

Сегодня права и свободы человека (в основе которых лежит свобода совести, мировоззрения) только начинают признаваться (с большим трудом и с периодическими откатами назад) исходной ценностью в нашем обществе. Но безмерность и тоска свободы, ее апофатизм, нуждаются в Том, Кто сказал: "Я есть Путь, Истина и Жизнь".

Примечания:

[1] О чем, например, как и о многом другом, предупреждал "любителей рода человеческого", строителей "хрустального дворца" для будущих счастливцев Ф.М. Достоевский в "Записках из подполья". Полемика и ранних славянофилов против рационализма, приводящего к распаду целостности жизни, представляется в этом отношении не совсем устаревшей. Конечно, опасен не столько сам по себе рационализм, сколько его абсолютизация.

[2] См.: Тростников В.Н. Научна ли "научная картина мира"? // Новый мир, 1989. ? 12. Критику этой статьи см. там же, ? 7, 1990.

[3] См.: Бердяев Н.А. Царство Духа и царство кесаря (гл. II). Париж, 1951; Йозеф Рацингер. Введение в христианство. Брюссель, 1988. С. 26-34.

[4] В одной из пионерских песен 30-х годов содержался прямой призыв к "мировому пожару".

[5] Внутренняя логика чего ярко показана, например, у А.П. Платонова ("Чевенгур").

[6] Принцип свободы, как органически чуждый рационализму (речь идет именно о принципе, а не о диалектике свободы и необходимости, вполне понятной попытке увязать крайние термины антиномии) ограничивает его, апофатически (отрицательно) определяя сферу внерационального.

[7] В русском Православии такое единение, не поглощающее личность, выражается понятием "соборность".

[8] Еще в начале XVIII в. высказывалась мысль, что распространение представления, что все религии равноправны, ведет к уничтожению религиозных убеждений (См.: Райхард Лаут. Что говорит нам Достоевский сегодня? // Общественные науки, 1990, ? 1). Без попытки анализа данного небесспорного высказывания можно сказать лишь, что сам примат свободы убеждений (ставший аксиомой современной науки об обществе и с большим трудом усваивающийся общественным сознанием) можно убедительно обосновать лишь религиозно.

[9] См., например: Достоевский Ф.М. "Записки из подполья". Ф.М. Достоевский, как известно, по типу мышления относится к XX в. (а, может быть, и к XXI-му! ), когда значительно усилилась поляризация противоположностей в человеческой природе и обществе.

О православно-христианском миропонимании

[10] Ср. с 'древним экстазом' (с греч.: вы-ход, ис-хождение, ис-ступление), в котором снимается субъект-объектный дуализм.

[11] Это в яркой форме проявилось в квантовой механике. Ср.: "Реальность имеет бесконечную, безмерную, а потому и безусловно недоступную и темную для нас глубину, в которой в каком-то смысле возможно безусловно все, - в том числе и логически-метафизически немыслимое" (Франк С.Л. "Непостижимое". Мюнхен, 1971. С. 302). Одиозный в атеистической литературе термин "сверхъестественное" с непредвзято философской точки зрения означает не что иное, как переход в другую понятийную систему.

[12] Приводя этот (в духе наивного реализма) довод против онтологического аргумента в пользу бытия Божия, обычно упускают из виду, что идея Бога не есть идея в ряду других идей, а есть некая всеобъемлющая сверхидея, поэтому традиционная логика к ней неприложима, как неприложима она уже к известным апориям и к антиномиям.

[13] Не является ли стремление к ипостазированию понятий следствием глубинной, не всегда осознанной памяти об утраченном единстве? В философии Гегеля, например, попытавшегося возродить это единство (бытия и мышления), жизненный (оптимистический) тонус очень высок (на что редко обращают внимание).

[14] Против такого "онтологического" отрицания можно, кстати говоря, выдвинуть тот же довод, который обычно приводится против онтологического утверждения (онтологического аргумента). Умозрительное отрицание может так же быть некорректным. Принцип онтологического минимализма Оккама (сущности не следует умножать без необходимости) неприложим к духовно-идеальной сфере, где само понятие необходимости представляет непростую проблему.

[15] Большая заслуга философии Канта в том, что в ней четко ставится вопрос о границах.

[16] Такое, якобы основанное на опыте, отрицание построено на скрытой подмене индукции (исходящей из явно недостаточных по своей полноте эмпирических данных) дедуктивным выводом (отрицанием), следующим из отрицательной интуиции рассудка. Известный в англоязычной философско-религиозной литературе "вызов Флю" (Flew's challenge: "Какие события должны иметь место в будущем или должны были иметь место в прошлом, чтобы они составили для вас доказательство отсутствия милосердия Божия или отрицания того, что Он существует?", 1955), направленный против априорной предвзятости, не достигает цели, ибо сам основан на спорных предпосылках: о симметричности двух подходов: усеченного (позитивистского) и открытого (религиозного), о том, что вопрос о бытии Божием может решаться путем выбора решения на основе "данных", пусть и внутреннего опыта, исходя из якобы общепринятого понятия существования. Насколько тоньше рассуждения преп. Максима Исповедника (ок. 580-662): оба положения, что Бог есть и что Он не есть (речь идет о свойствах Божиих. - В.Н), могут быть допускаемы в созерцаниях о Боге и не без основания: одно, как утвердительно полагающее, что Бог есть, как причина всего сущего; другое - как положение, отрицающее в Боге все, что принадлежит сущему, по причине превосходства Его над всем сущим. Но ни одно из этих положений не может быть принимаемо в строгом смысле слова, ибо ни одно из них не утверждает положительно, так ли в действительности и есть то или другое, чего мы допытываемся. Ибо с Богом ничто - существующее ли или не существующее - не связано силою естественной необходимости. Он имеет бытие... превосходящее всякое утверждение и отрицание (См.: 'Писания св. Отцов и учителей Церкви, относящиеся к истолкованию православного богослужения', СПб., 1855. Т. 1. С. 298-299). Апофатизм святоотеческого богословия не позволяет прилагать позитивистский принцип верификации к бытию Божию (см. также прим. 23).

[17] Об этом говорит, например, самая возможность систематических заблуждений человеческого ума, получающая в гносеологии, построенной на 'теории отражения', довольно поверхностное, в основном, психологическо-социальное объяснение.

[18] См.: Франк С.Л. Цит. соч. С. 111.

[19] Это ярко выражено в творчестве Ф.М. Достоевского, который и о себе говорил: "Всю жизнь за черту переходил". По высказыванию Гегеля, определить границу означает ее переступить, и даже мысленное преодоление границы есть все-таки ее преодоление, хотя и в другой реальности, и в этом смысле оно не может быть ложным.

[20] Что, как и склонность человеческого мышления к монизму вообще, можно рассматривать как следствие глубинной памяти о первоначальном монотеизме.

[21] "Если Бога нет, то сам должен богом стать", - говорит один из героев (Кириллов) Ф.М. Достоевского. На этическом уровне это переходит в принцип: Если Бога нет, то все дозволено, - высказанный другим персонажем в романе 'Братья Карамазовы'.

[22] Ср. с мистическим опытом самоуглубления, известным многим религиям. В древней заповеди: "познай самого себя" - содержится и этот смысл.

[23] Св. Григорий Палама говорит: "Если Бог - природа, то все остальное - не природа, если же то, что не Бог, является природой, то Бог не природа, и даже Он не есть, если другие существа суть" (цит. по: Лосский В.Н. Очерк мистического богословия Восточной Церкви // Богословские труды (далее: БТ). 1972. ? 8. С. 24).

О православно-христианском миропонимании

[24] Опыт восхождения к Божеству описывается у Дионисия Ареопагита в антиномической терминологии "пресветлого мрака". О катафатическом и апофатическом богословии, о "метафизике света" см.: Лосский В.Н. Цит. соч., Гл. II, XI.

[25] С.Л. Франк определяет мировоззрение, соответствующее такой метафизической реальности как "антиномический монодуализм" (Цит. соч. Там же). Можно ту же парадигму сформулировать не в терминах "сверхъестественного" и "естественного", а в терминологии "духа" и "природы", предлагаемой Н.А. Бердяевым. Антиномичность глубоко свойственна православной догматике. Догмат есть вероучительное определение, сформулированное и принятое Церковью на основании Ее духовного исторического опыта, принимаемого верой. Догмат носит в большей степени характер свидетельства о духовной реальности, чем дискурсивного вывода, и часто выражается в апофатической и антиномической форме, что обусловлено природой этой духовной реальности. В методологическом смысле можно попытаться провести некоторую аналогию догматов с аксиомами. Св. Григорий Палама говорит: "Всякому богословию, желающему соблюдать благочестие, свойственно утверждать то одно, то другое, если оба утверждения истинны". (Цит. по: Лосский В.Н. Паламитский синтез // БТ. 1972. С. 197). Гипотетически можно, конечно, говорить о смене одних антиномий другими при переходе к более полной понятийной системе, но фактически антиномии, касающиеся основ Бытия чрезвычайно устойчивы, например, известные антиномии Канта. Об антиномиях в богословии см.: Флоренский П.А. Столп и утверждение истины. М. 1914, Часть 1, гл. II.

[26] Православные богословы, используя философский аппарат, не стремились во что бы то ни стало философски "увязать" догматическое вероучение, полагая за основу данные Божественного Откровения. (О троичности Божества см.: Мф. 3, 16-17; 28, 19; 1 Ин. 5, 7). С философской точки зрения, некоторая множественность в Абсолюте как бы находится в некотором соответствии с множественностью мира. См.: Булгаков С.Н. Философский смысл троичности // Вопросы философии. 1989. ? 12. С. 90-97.

[27] Сотериология - учение о спасении. Полноту спасения, согласно христианскому вероучению, осуществляет Бог, а не Его посредники. Иисус Христос именуется однажды в Священном Писании "Посредником" (1 Тим. 2, 5), но не в иерархически-онтологическом смысле (как в язычестве), а в Промыслительном. Представление о какой-либо "третьей" промежуточной природе чуждо христианской метафизике.

[28] См.: Афинагор. Прошение о христианах, _10 // Раннехристианские отцы Церкви. Брюссель, 1978. С. 419.

[29] Цитаты из св. отцов приводятся по: Лосский В.Н. Очерк мистического богословия Восточной Церкви // БТ, 1972. ? 8. С. 47.

[30] Раtгоlоgiа Grаеса, еd. Мignе, t. 150, соl. 1205С.

[31] Тейяр де Шарден так выражает эту мысль: "Вселенская энергия должна быть мыслящей энергией, она не может быть ниже по степени развития, чем те цели, которые одушевляются ее действием. И следовательно... космические атрибуты, с которыми она представляется современному взгляду, никак не снимают необходимости того, чтобы мы признали за нею некую трансцендентную форму личности" (Цит. по: Йозеф Рацингер. Цит. соч. С 184).

[32] Булгаков С.Н. Об Откровении // Вестник Русского Христианского Движения. 1983, ?140. С. 8.

[33] Архимандрит Киприан (Керн). Антропология' Св. Григория Паламы. Париж, 1950. С. 367.

[34] Русское слово "покаяние" не передает всего смысла, содержащегося в греческом новозаветном термине "μετανοια" - глубокое внутреннее изменение.

[35] См: Достоевский Ф.М. 'Братья Карамазовы', книга седьмая, глава 'Луковка'.

[36] См.: Лосев А.Ф. История античной эстетики. Поздний эллинизм. М., 1980.С. 124-125.

[37] В способности человеческого сознания преодолевать любые границы, в том числе и временные, Н.О. Лосский видел признак бессмертия человека (см. его 'Общедоступное введение в философию'. Франкфурт-на-Майне, 1956. С. 26).

[38] О православных триадологии и христологии см.: Лосский В.Н. Очерк мистического богословия Восточной Церкви; его же. Догматическое богословие // БТ, 1972. ? 8.

[39] Под обожением (θεωσις), которое один православный богослов удачно назвал религиозным идеалом Православия, понимается благодатное преображение человеческой природы, ее богоуподобление. См.: Попов И.В. Идея обожения в древневосточной церкви // Вопросы философии и психологии. 1906. Т. 97. С. 165-213. Христианская традиция отнесла к людям слова псалма: "Я сказал: вы боги" (Пс. 81, 6; Ин. 10, 34). Апостол говорит: "Знаем только, что, когда откроется, будем подобны Ему..." (1 Ин. 3, 2).

[40] Св. Григорий Палама: "Если тело призвано вместе с душой участвовать в неизреченных благах будущего века, оно несомненно должно быть причастно им в меру возможного уже и теперь... ибо и у тела есть опытное постижение вещей Божественных, когда душевные силы не умервщлены, но преображены и освящены" (цит. по: Лосский В.Н. Паламитский синтез // БТ, 1972. ? 8. С. 200).

[41] Аполлинарий (II в.) считал, что Иисус Христос имел человеческие душу и тело, а дух его был "замещен" Божественным Логосом.

О православно-христианском миропонимании

[42] Монофелитство (θελημα - воля) - 'единовольческая' ересь (видоизменение монофизитства), утверждавшая, что при двух природах во Христе существует только одна Божественная воля.

[43] Краткая история борьбы Церкви с ересями, с незначительными изменениями и дополнениями заимствована из: Лосский В.Н. Очерк мистического богословия Восточной Церкви //БТ, 1972, ? 8. С. 10.

[44] Интересную характеристику философов русского религиозного ренессанса с точки зрения халкидонской ортодоксии дает А.В. Карташев в его книге "Вселенские Соборы" (Париж, 1963. С. 429-437).

[45] Ретроспективно Варлаама можно оценить как носителя вполне определенной тенденции, время от времени проявляющейся в истории, пока, начиная с эпохи Возрождения, она не стала преобладающей. В основе этой тенденции лежит предположение, что весь духовный мир человека сводится к его знаниям, получаемым в результате чувственно-логической деятельности. На место же веры начинает претендовать научно обоснованная гипотеза. Отрицая в итоге сверхъестественное (начиная с облегченного утверждения о его полной непознаваемости), эта тенденция игнорирует метафизическую природу человека и приводит, соответственно, к замкнутому антропоцентрическому мировоззрению.

[46] Важно, что в Синодике Православия проводится параллель учения Варлаама с арианством, отрицавшим Божественную природу Сына Божия; и савеллианством, отрицавшим троичность Божества.

[47] Знаменательно, что святоотеческая мысль не удовлетворилась упрощенным дуализмом двух природ, выработав парадоксальное понятие "того, что около сущности Божией" (св. Григорий Нисский), типологически связанное с понятием "энергии".

[48] Учение об этом свойстве Божественных энергий было развито уже в неоплатонизме. Эта идея о парадоксальном присутствии целого в каждой своей "части" проходит через всю историю философии: от гомеомерий Анаксагора до "субстанциональных деятелей" Н.О. Лосского.

[49] В философии человек иногда именуется в потенциально-динамическом смысле "вторым абсолютным" (Соловьев В.С. Критика отвлеченных начал // Сочинения. Т. 1. 1988. С. 709). Преподобный Нил Синайский (V в.) говорит, что всякого человека следует почитать, как "бога после Бога" (Добротолюбие. Т. 2. М., 1895. С. 222).

[50] С.Н. Булгаков пишет, приводя свидетельства церковных авторов: "Бог как Трансцендентное, бесконечно, абсолютно далек и чужд миру, к Нему нет и не может быть никаких закономерных, методических путей (высказывание против оккультизма. - В.Н), но именно поэтому Он в снисхождении своем становится бесконечно близок, есть самое близкое, самое интимное, самое внутреннее, самое имманентное в нас, находится ближе к нам, чем мы сами: Бог вне нас и Бог в нас, абсолютно трансцендентное становится абсолютно имманентным... Эту мысль с особенной яркостью в мистической литературе из восточных церковных писателей выражает Николай Кавасила (XIV в.), а из западных - Фома Кемпийский (XIV-XV вв.). Оба говорят это особенно по поводу соединения со Христом в таинстве Евхаристии. К принявшим таинство Евхаристии Христос стоит даже ближе, чем они сами к себе" (Булгаков С.Н. "Свет невечерний". М., 1994. С. 24-25).

[51] См.: Бердяев Н.А. Духовное состояние современного мира // Новый мир. 1990, ? 1.

[52] В православной литургии имеется возглас: "Горе имеем сердца" (соответствует латинскому: Sursum corda).

[53] Горичева Т. Кенозис в современной философии // Беседа. Ленинград-Париж, 1990. ? 8.

[54] Что почти с математической точностью показано Ф.М. Достоевским в "Приговоре" в "логическом самоубийстве" (см.: Достоевский Ф.М. "Дневник писателя". 1876, октябрь).

[55] Флоровский Г.В. О типах исторического истолкования // Симпозиум в честь В. Златарского. София, 1925. С. 536.

[56] Самая яркая здесь фигура - это, конечно, Н.А.Бердяев. Но можно вспомнить и хайдеггеровское понимание эк-зистенции как экстатического "выступания в истину Бытия", а не только как актуализации сущности; его же понимание укорененности "вот-бытия" эк-зистирующего человека в "броске Бытия, как посылающе-судьбоносного"; вообще религиозный апофатизм его философии (см.: Хайдеггер М. Письмо о гуманизме // Проблема человека в западной философии. М, 1988). Ср.: "бросок Бытия" с "устремлением-прыжком Бога" (εξαλμα θεον), о котором говорит св. Иоанн Дамаскин (РG, 94, 860В).

[57] См.: Лосский В.Н. Богословское понятие человеческой личности // БТ. 1975. ? 14; его же. Очерк мистического богословия // БТ. 1972. ? 8. С. 32.

[58] Моисеев Н. Н. Универсальный эволюционизм // Вопросы философии. 1991, ? 3. С. 20.

Список литературы

Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://istina.rin.ru/