Апреля 1849 года тяжелая болезнь заставила Брюллова навсегда покинуть родину и уехать на остров Мадейру

27 апреля 1849 года тяжелая болезнь заставила Брюллова навсегда покинуть родину и уехать на остров Мадейру.

По дороге на Мадейру художник ненадолго задержался в Брюсселе и Лондоне. Там ему оказали радушный прием. По приезде на Мадейру Брюллов поселился в городе Финхале. Отсюда он часто выезжал в окрестности и города Испании.

Несмотря на свое болезненное состояние, он продолжал интенсивно трудиться и написал целый ряд портретов маслом – портрет А.А. Багратиона, А.В. Мещерского, А.А. Абазы и немало работал акварелью – «Прогулка» (1849), «Пейзаж на острове Мадейра» (1850, Русский музей) и другие. Там же возникли иллюстрации к историческим хроникам А.Дюма – «Ришелье, танцующий испанский танец сарабанду перед Анной Австрийской» и «Прогулка Людовика XV в детстве» (1850, Государственная Третьяковская галерея).

Весной 1850 года Брюллов переехал в Рим, в окрестностях которого он и провел свои последние годы.

«Все последние работы Карла Брюллова, по мнению Леонтьевой Г., - портреты, композиции на политические и драматические современные темы, правдивые сепии и акварели, а также наметившиеся изменения в самой манере – с полной очевидностью говорят нам о том, что художник вплотную подошел к новому этапу своего творчества. Все эти произведения последних лет настойчиво и громко возвещают, что автор поднялся на новую, следующую ступеньку познания. Познания и мастерства…».[54]

Итак, по возвращении в Петербург Брюллова ждала незабываемая слава, торжественные приемы, всеобщее признание и назначение профессором Академии. Он вновь обращается к портретному творчеству. Портреты этого периода были не раз отмечены Стасовым В.В.

V. Современники Карла Брюллова о позднем периоде творчества художника

5.1 А.Н. Мокрицкий о творчестве великого художника и о педагогическом методе своего учителя

Самым близким учеником Карла Брюллова после заграничной поездки был Аполлон Николаевич Мокрицкий (1811-1871). Мокрицкий учился в Академии художеств у Брюллова в 1836 году. Впоследствии он стал профессором Московского училища живописи, ваяния и зодчества. Он является автором замечательных воспоминаний о Венецианове и Брюллове. Многие воспоминания основаны на записях «Дневника», который долгие годы вел Мокрицкий. Дневник представляет большой интерес для истории русской художественной культуры и для исследователей живописи. Это щедрый источник сведений о Брюллове и эпохе, в которой он жил и творил.

Еще будучи незнаком с Брюлловым лично, и не являясь его учеником, Мокрицкий изучал его произведения и восхищался ими. В своем «Дневнике» он пишет – «Ходил смотреть Брюллова «Итальянское утро» и «Полдень» - гениальные творения Брюллова. Чудные произведения, какая прелесть! Сколько натуры, и какой натуры! Видно, что эта красота созрела под небом Италии, в стране любимой солнцем. Есть там и другие прекрасные работки».[55]

30 ноября 1834 года Мокрицкий едет в Петербург, чтобы окончательно посвятить себя занятиям живописи. Там он знакомится с конференц-секретарем Академии В.И. Григоровичем и становится частым гостем в его доме. Квартира Григоровича в Академии художеств в 30-х годах XIX века была средоточием художественной интеллигенции Петербурга. Там собирались и маститые художники и подающая надежды молодежь: вице-президент Академии художеств скульптор граф Ф.П. Толстой, профессор Петербургского университета П.А. Плетнев, поэт А.В. Кольцов, скульптор П.К. Клодт, художник А.Г. Венецианов, позже – К.П. Брюллов и другие.

В конце мая 1836 года, после многолетнего пребывания за границей, в Петербург возвратился Брюллов. Вскоре благодаря поддержке Григоровича Мокрицкий становится учеником портретного и исторического класса Академии, руководимого Брюлловым. Но Мокрицкий теперь не просто один из многочисленных учеников класса Брюллова, он живет с ним рядом, навещает его и ранним утром, и поздним вечером, сопровождает на прогулках, при визитах к друзьям, постоянно и заинтересованно наблюдает за работой художника.

Разделяя восторги современников, а творчеством Брюллова тогда восхищались не только в России, но и в Европе, Мокрицкий обожествлял своего кумира. Это преклонение осталось у Мокрицкого на всю жизнь: «Время пребывания моего у Брюллова было счастливейшим в моей жизни… Каждый новый день я встречал с восторгом… входил в его мастерскую, как в святилище», - писал он в «Воспоминаниях о Брюллове».[56]

Мокрицкий восторженно относился к своему учителю. Читая «Дневник» перед нами встает образ Брюллова – человека глубоко и по-детски непосредственного, увлекающегося, непостоянного, и способного, забывая о себе, трудиться над картиной до изнеможения.

Особенный интерес представляют записи «Дневника», рассказывающие о педагогических взглядах и методах Брюллова. Естественно, что эта область была наиболее близка Мокрицкому в те годы. Труд Брюллова – педагога, художника, прошедшего академическую школу, стал этапом в истории русского искусства и Академии художеств. Брюллов учил передавать действительность так, как ее видит человеческий глаз. Об этом очень ясно сказано у Мокрицкого. Рекомендуя своим ученикам приобщаться в своем творчестве к живой действительности, Брюллов требовал внимательного изучения натуры, строения человеческого тела, будил интерес к тончайшим оттенкам душевных движений. «Картины, написанные без натуры Брюллов называл «отсебятиной». Это принесло художнику популярность и любовь молодежи, так как было созвучно общему направлению развития русской культуры 30-х – 40-х годов XIX века».[57]

Таким образом, то, на чем держалась прежняя академическая система, то есть исправление живой натуры по канонам, вытекающим из образцов античного искусства, вовсе не рекомендовалось Брюлловым, считавшим, что изучение натуры есть главная основа обучения искусству.

В своем «Дневнике» Мокрицкий уделяет большое внимание повседневной работе Брюллова-педагога. Высоко ценя творчество великих мастеров прошлого, Брюллов поощрял изучающих собрание Эрмитажа. Брюллов часто рассуждал с Мокрицким и другими учениками о мастерах, представленных там. В своем «Дневнике» по этому поводу Мокрицкий пишет – «Как живописцев выше всех ставит он Веласкеса, Гвидо, Корреджио, Рубенса и Вандика. У Веласкеса видит он великолепную лепку, правду колорита, мягкость тела и характер выражения. И ему отдает он преимущество в искусстве, в мастерстве владеть кистью так, что она в одно и то же время выражает форму, колор, рельеф и перспективу плана… У Гвидо поражает его красота линий, изящество ансамбля…, лаконизм композиции, приятность выражения, простота красок и близкий к правде колорит. Одним словом, он называет его умницей, тем более, что и писать он был мастер. Корреджио, говорит он, чувствовал ту божественную музыку в колорите, ту грацию движений и экспрессий и тонкость линий рисунка, что произведения его кажутся писанными рукою ангела. Рубенс – молодец, который не ищет нравится и не силится обмануть зрителя правоподобием…».[58]

Брюллов считал также полезным копирование учениками его собственных произведений. Часто ученики писали копии одновременно с работой самого Брюллова под картиной. Это обогащало молодых художников, они имели возможность наблюдать процесс творчества мастера, проникать в секреты его «кухни». Как пишет Мокрицкий, «Портрет К.П. Брюллова» он написал под «диктовку» портретируемого.

«Любил он беседовать с учеником перед своей работою, - пишет Мокрицкий – объясняя как эстетическую, так и техническую стороны живописи. И, веришь, бывало, свято его словам: они были согласны с его мастерской кистью, а кисть его или покорялась воображению, или натуре, смотря по тому, чего требовали сюжет и обстановка. Не об одном искусстве любил он беседовать, его любознательность простиралась и на другие предметы: он любил говорить обо всем и, если чего не мог объяснить научным образом, то излагал свои взгляды остроумным, ему только свойственным способом, обогащая изложение свое оригинальными и меткими сравнениями».[59]

Мокрицкий не раз говорил о том, что Брюллов был внимателен к работам учеников, систематически просматривал, изредка поправлял классные академические рисунки. Брюллов заботился о развитии кругозора и художественного вкуса своих подопечных. Он рекомендовал читать ученикам серьезных авторов – Овидия, Гомера, Данте, Гиббона. Мокрицкий пишет и о том, что его учитель мечтал о вечерних занятиях с учениками своего класса, а также хотел основать школу живописи на Украине.

Брюллов вместе со своими учениками часто бывал в компании литераторов, музыкантов, артистов, художников, среди которых были Пушкин, Айвазовский И.К., Моллер Ф.А., Венецианов А.Г., Кукольник Н.В., глинка и другие. Мокрицкий приводит подробное описание работы Брюллова над портретами Кукольника, Самойловой и других. Брюллов намечал и работу над портретом Пушкина А.С.

А.Н. Мокрицкий даже упоминает в своих записях следующую ситуацию: «Пушкин, рассматривая вместе с Жуковским альбомы Брюллова, пришел в такой восторг от его рисунка, изображающего приезд на бал к австрийскому посланнику, что выпрашивал его себе, стоя перед Брюлловым на коленях… Брюллов не отдал Пушкину рисунка, сказав, что рисунок был уже продан княгине Салтыковой, но обещал Пушкину написать с него портрет и назначил время для сеанса. На беду дуэль Пушкина состоялась ранее назначенного сеанса».[60]

Мокрицкий вспоминает о пристрастии Брюллова к портрету, описывая с какой тщательностью, любовью он прописывал лицо, руки и все остальные детали.

«В его произведениях всегда скрыт был труд, между тем как при окончательном исполнении трудился он весьма много и, зная требования искусства, не спешил оканчивать. У него ни в одном произведении не видно было шарлатанства многих, пользующихся незаслуженной известностью. Он писал портрет, как этюд; каждое произведение начинал и трудился над ним с любовью к искусству, и если не всегда доводил он до окончания работу, то этому были многие причины и главная, может быть, как и сам он говорит, состояла в том, что его утомлял процесс живописи. При его пылком темпераменте и плодовитом воображении это весьма естественно. В акварели он был терпеливее: процесс акварели легче, подручнее, потому он и любил этот род. Более ста рисунков украшают альбомы любителей изящного. Всем известно, как высоко ценятся эти перлы его фантазии и гениальной кисти…

 …В его портретах прекрасные меха, атлас, бархат и самые металлические вещи, при всей своей прелести и блеске, всегда уступают первенство голове и рукам, можно сказать, настолько, насколько они ниже человеческого лица в самой натуре».[61]

«Не было рода живописи – пишет Мокрицкий – в котором он не проявил бы могучей силы своего таланта: в историческом – он стал наряду с первоклассными живописцами, чему доказательством его «Помпея», «Распятие», «Взятие божией матери на небо», «Христос во гробе» и «Купол» в Исаакиевском соборе; в портретах - не уступал он ни Тициану, ни Вандику, ни Веласкесу; в баталическом – он представил «Осаду Пскова» и композицию «Гензерих грабит Рим»; в пейзажном – пейзаж помещал он как аксессуар в своих картинах с таким знанием рисунка деревьев и всех земных предметов, какие мы только находим у него на картине «Авраам и три ангела», в картине «Нарцисс», в портрете детей графа Витгенштейна, в «Бахчисарайском фонтане» и, наконец, в картине «Возвращение итальянок в Монте-Каво с праздника Madonna della Tuffo». В этой картине пейзаж играет почти главную роль. Есть у него и много других пейзажей, превосходно нарисованных акварелью и бистром, как-то: виды Греции, находящие в альбомах гг. Давыдова и Демидова. В изображении животных – кто не помнит лошадей и собак в портретах Демидова, в портрете генерала Перовского… раненого коня под Шуйским в «Осаде Пскова», резвой собачки… в портрете девиц Шишмаревых; его дивного ослика в акварельном портрете графини Ферзен… Что же касается до рода так называемого de genre – то кто превзошел его в этом роде? Довольно указать на немногие, известные нам его картины».[62]

«Кроме дара в упомянутых родах – пишет Мокрицкий – Брюллов также был большой мастер рисовать карикатуры – те редкие карикатуры, которые насолили многим, в том числе и мне самому, признаюсь я всегда смеялся им от души».[63] Брюллов рисовал карикатуры своих друзей – Яненко, Глинку, отличавшегося маленьким ростом, долговязого Нестора Кукольника и других.

В своих записях Мокрицкий также называет верную датировку полотен Карла Брюллова. В «Дневнике» упоминаются портреты балерины С.И. Самойловой, доктора В.И. Орлова, П.В. Кукольника, скульптора И.П. Витали, княгини Е.П. Салтыковой, княгини А.К. Демидовой и другие, созданные в 1836-1839 годах. Эти сведения помогают уточнить установленные в искусствоведении даты. Мокрицкий сообщает и о замысле художника выполнить портрет певицы А.Я. Воробьевой, а также описывает историю создания портрета поэта Жуковского, предназначавшегося для розыгрыша в лотерее с целью получения денег для выкупа.[64]

Женитьба Брюллова отдалила его от учеников, а разрыв с женой, принесший художнику много горя и оскорблений толкнул его в компанию людей, от которых Мокрицкий был далек. В 1841 году Мокрицкий уезжает в Италию и на этом его связи с Брюлловым теряются.

Последние записи «Дневника» относятся к 1839-1840 годам. Они менее подробно упоминают о Брюллове. Позднее, в 1855 году, используя записи «Дневника», Мокрицкий опубликует воспоминания о Карле Брюллове, где даст не только выразительный портрет художника, но и как уже говорилось ранее, единственный материал о его системе преподавания.