17. ГОРШОК
Жили-были мужик да баба. Оба были такие ленивые... Так и норовят дело на чужие плечи столкнуть, самим бы только не делать... И дверь-то в избу никогда на крюк не закладывали: утром-де вставай и руки протягивай, да опять крюк скидывай... И так проживем.
Вот раз баба и свари каши. А уж и каша сварилась! Румяна да рассыпчата, крупина от крупины так и отваливается. Вынула баба кашу из печи, на стол поставила, маслицем сдобрила. Съели кашу и ложки облизали... Глядь, а в горшке- то сбоку да на донышке приварилась каша, мыть горшок надобно. Вот баба и говорит:
- Ну, мужик, я свою дело сделала – кашу сварила, а горшок тебе мыть!
- Да полно тебе! Мужиково ли дело горшки мыть! И сама вымоешь.
- А и не подумаю!
- И я не стану.
- А не станешь – пусть так стоит!
Сказала баба, сунула горшок на шесток, а сама на лавку. Стоит горшок немытый.
- Баба, а баба! Надобно горшок-то вымыть!
- Сказано – твое дело, ты и мой!
- Ну вот что, баба! Уговор дороже денег: кто завтра первый встанет да перво слово скажет, тому и горшок мыть.
- Ладно, лезь на печь, там видно будет.
Улеглись. Мужик на печи, баба на лавке. Пришла темна ноченька, потом утро настало. Утром-то никто не встает. Ни тот, ни другой и не шелохнутся – не хотят горшка мыть. Бабе надо коровушку поить, доить, да в стадо гнать, а она с лавки-то и не подымается. Соседки уже коровушек прогнали.
- Что это Маланьи-то не видать? Уж все ли поздорову?
- Да, бывает, позапозднилась. Обратно пойдем – не встретим ли...
И обратно идут – нет Маланьи.
- Да нет уж! Видно, что приключилося!
Соседка и сунься в избу. Хвать! – и дверь не заложена. Неладно что-то. Вошла и огляделась.
- Маланья, матушка!
А баба-то лежит на лавке, во все глаза глядит, сама не шелохнется.
- Почто коровушку-то не прогоняла? Ай, нездоровилось?
Молчит баба.
- Да что с тобой приключилось-то? Почто молчишь?
Молчит баба, ни слова не говорит.
- Господи, помилуй! Да где у тебя мужик-то? Василий, а Василий!
Глянула на печь, а Василий там лежит, глаза открыты – и не ворохнется.
- Что у тебя с женой-то? Ай, попритчилось?
Молчит мужик, что воды в рот набрал. Всполошилась соседка:
- Пойти сказать бабам!
Побежала по деревне:
- Ой, бабоньки! Неладно ведь у Маланьи с Василием: лежат пластом – одна на лавке, другой на печи. Глазоньками глядят, а словечушка не молвят. Уж не порча ли напущена?
Прибежали бабы, причитают около них:
- Матушки! Да что это с вами подеялось-то? Маланьюшка! Васильюшка! Да почто молчите-то?
Молчат оба, что убитые.
- Да бегите, бабы, за попом! Дело-то совсем неладно выходит.
Сбегали. Пришел поп.
- Вот, батюшка, лежат оба – не шелохнутся. Глазоньки открыты, а словечушка не молвят. Уж не попорчены ли?
Поп бороду расправил – да к печке:
- Василий, раб Божий! Что приключилось-то?
Молчит мужик. Поп – к лавке:
- Раба Божия! Что с мужем-то?
Молчит баба.
Соседки поговорили, поговорили – да и вон из избы. Дело не стоит: кому печку топить, кому ребят кормить, у кого цыплята, у кого поросята. Поп и говорит:
- Ну, православные, уж так-то оставить их боязно, посидите кто-нибудь.
Той некогда, другой некогда.
- Да вот, – говорят, – бабка-то Степанида пусть посидит, у нее не ребята плачут – одна живет.
А бабка Степанида поклонилась и говорит:
- Да нет, батюшка, даром никто работать не станет! А положи жалованье, так посижу.
- Да какое ж тебе жалованье положить? – спрашивает поп да повел глазами-то по избе. А у двери висит на стенке рваная Маланьина кацавейка, вата клоками болтается.
- Да вот, – говорит поп,- возьми кацавейку-то. Плоха, плоха, а все годится хоть ноги прикрыть.
Только он это проговорил, а бабка-то, как ошпарена, скок с лавки, середь избы стала, руки в боки.
- Это что же такое? – говорит. – Мое-то добро отдавать? Сама еще поношу да из своих рученек кому хочу, тому отдам!
Ошалели все. А мужик-то этак тихонько ноги с печи спустил, склонился да и говорит:
- Ну вот, баба, ты перво слово молвила – тебе и горшок мыть.
Сюжет сказки строится на чрезмерном увеличении главной черты характера высмеиваемых персонажей (в данном случае – лени), что позволяет поставить их в комичную ситуацию, которая противоречит здравому смыслу. Здесь нет ничего фантастического, кроме беспредельной лени Василия и Маланьи. В сказке используется речь персонажей для их характеристики. Язык сказки приближен к бытовому разговорному языку простонародья.
18. ЖЕНА – СПОРЩИЦА
У одного мужика была жена сварлива и упряма. Уж что, бывало, захочет, так муж дай ей, и уж непременно муж соглашайся с ней. Да больно она завистлива была на чужую скотину. Как, бывало, зайдет на двор чужая скотина, так уж муж и говори, что это ею. Страшно надоела жена мужу. Вот однажды и зашли к ней на двор барские гуси. Жена спрашивает:
- Муж, чьи это гуси?
- Барские.
- Как, барские?
Вспылила со злости, пала на пол.
- Я умру,- говорит, – сказывай: чьи гуси?
- Барские.
Жена охает, стонет. Муж наклонился к ней:
- Что ты стонешь?
- Да чьи гуси?
- Барские.
- Ну, умираю, беги скорей за попом.
Вот муж послал за попом, уж и поп едет.
- Ну, – говорит муж, – вот и священник едет.
Жена спрашивает:
- Чьи гуси?
- Барские.
- Ну, пущай священник идет, умираю!
Вот исповедовали ее, приобщили, поп ушел. Муж опять:
- Что с тобой, жена?
- Чьи гуси?
- Барские.
- Ну, совсем умираю, готовь домовище!
Изготовили домовище. Муж подошел:
- Ну, жена, уж и домовище готово.
- А чьи гуси?
- Барские.
- Ну, совсем умерла, клади в домовище.
Положили в домовище и послали за попом. Муж наклонился к жене, шепчет:
- Уж домовище подымают, нести хотят отпевать в церковь.
А она шепчет:
- Чьи гуси?
- Барские.
- Ну, несите!
Вот вынесли домовище, поставили в церкви, отпели панихиду. Муж подходит прощаться:
- Уж и панихиду, – говорит, – отпели, выносить хотят на кладбище.
Жена шепчет:
- Чьи гуси?
- Барские.
- Несите на кладбище!
Вот и вынесли. Подняли домовище опущать в могилу, муж нагинается к ней:
- Ну, жена, уж тебя в могилу опущают и землей тотчас засыплют.
А она шепчет:
- Чьи гуси?
- Барские.
- Ну, опущайте и засыпайте!
Домовище опустили и засыпали землею. Так уходили бабу барские гуси!
Сказка на распространенный сюжет: упрямая жена с досады притворяется мертвой и дает похоронить себя. Сюжет начинается с экспозиции, в которой сообщается о недостатках жены: была упрямой спорщицей и завистливой на чужую скотину. Развитие действия строится на повторяющемся диалоге и чередующихся эпизодах, в которых упрямство жены – спорщицы нарастает. Кульминация: гроб опускают в могилу, а жена упрямо спрашивает, чьи гуси. Развязка – гроб опустили и засыпали землею. В конце сказки мораль-ирония: вот до чего довели бабу барские гуси.
... народной песни, народного орнамента, раскрывающая ребенку красоту души своего народа, это зависит только от нас – учителей. ГЛАВА II НАРОДНОЕ ХУДОЖЕСТВЕННОЕ ТВОРЧЕСТВО КАК СРЕДСТВО АКСИОЛОГИЧЕСКОГО ВОСПИТАНИЯ 2.1 ГУМАНИСТИЧЕСКИЙ СМЫСЛ АКСИОЛОГИЧЕСКОГО ВОСПИТАНИЯ Современность ставит перед учителями множество проблем и вопросов, связанных с управлением поведением школьников. В большинстве ...
... «В каждой трудности есть легкость», «Даже лучшее зеркало не отражает обратную сторону вещей» и т д, то нельзя не заметить, что но имеет верное представление о диалектике жизни. Присутствие в памятниках народной педагогики элементов атеизма – свидетельство стихийно-материалистического воззрения народа. Народ выражал крайне отрицательное отношение к служителям культа. Например , «Хоть у муллы чалма ...
... многих семьях, куда раньше не доходили даже азы научной педагогики, народ воспитывал свое молодое поколение в духе трудолюбия, высокой нравственности и благородства. Народная педагогика, как и все другие проявления духовной культуры, подвержена взаимовлиянию и взаимообогащению. Одинаковые условия жизни, сходные обычаи и традиции оказывают взаимное влияние, порождают близкие по форме и содержанию ...
... использовать для выработки нужных качеств певческого дыхания. Четвертое направление - исполнение песен с детьми без музыкального сопровождения. С учетом традиции звучания народной песни одной из задач использования средств народной педагогики в работе с дошкольниками является обучение детей пению без сопровождения. Сама мелодическая структура многих народных песен помогает формированию этого ...
0 комментариев