3.7.4 Разум
Неплюев Н.Н. под разумом понимает естественную способность духа к сравнению, обобщению и тому подобной умственно-творческой деятельности. Основываясь на Священном Писании Неплюев стремится указать на место и значение разума в христианской гармонии духа: «…второе место после любви и в экономии жизни мира, и в жизни по вере, и в христианской гармонии духа Откровение отводит разуму, понимая под этим словом как самую способность духа сознавать, сравнивать, обобщать, творить, так и всю вытекающую из этой способности умственную деятельность и знания, как результат этой деятельности»[354].
Неплюев Н.Н. называет разум человека суетливым и мелочным, если он не помышляет о вечном, о воле Творца, о мудром плане домостроительства Божьего. Это разум нечестивых, они, по мнению Николая Николаевича, так разрушают гармоничную субординацию собственного духа. Разумник мира сего, тот «…кто нарушает святую гармонию духа, отводя разуму место, по праву принадлежащее любви, – место первое, в ком крамольный разум отрицает высшие права веры и любви»[355].
Разум лишь тогда преображается до мудрости, света, правды и истины, когда «…остается верным слугой любви»[356]. Откровение, по мнению Неплюева Н.Н., восхваляет и ценит именно такой разум, окружая его ореолом почтения.
Неплюев Н.Н. говорит, что если не признать любовь первенствующей в деле гармоничного состояния духа, то тогда можно впасть в ересь отрицания действительного разума, который является естественным плодом непогрешимой любви. Если человек все же руководствуется разумом, как неоднородным членом любви, то тогда впадает в еще большее безумство – в ересь отрицания необходимости самой веры.
Все это для Неплюева Н.Н. логические следствия отрицания первенства и руководства любви, нарушения субординации человеческого духа: «Действительно, после отрицания любви, худшая ересь – отрицание разума. После еретиков – врагов любви, самые опасные для истинного христианства, для истинного правоверия еретиков – враги разума. После страха любви лучшее доказательство отпадения от правоверия – страх разума; после грубого глумления над несбыточной утопией стройной организации жизни на основах любви и братства худшее кощунство – отрицание необходимости сознательной веры, разумного понимания мудрой воли высшего разума мира, разумного служения на разумное дело мудрого Творца»[357].
Неплюев Н.Н. оправдывает лишь того, кто возможно не по собственной вине слаб верой и не обладает достаточным для правоверия умственным знанием, но который со всей любовью готов служить добру: «Господь не отрицает слабых умом, простых верою, если они не по собственной вине слабы и просты. Если эти слабые умом, простые верою люди любовью вознесены на высоту христианского настроения, водворившего Царство Божье внутри них, Господь не поставит им в вину ни суеверие, ни недомыслие. Но горе вам, умные, не возлюбившие Бога всем разумением своим, не полагающие для силы разума не познание воли Божьей, на озарение темных умов светом разумения, на стройную организацию жизни по вере!»[358].
Николай Николаевич говорит, что таких слабоумных, слабоверных чад, Господь окружает знающими волю Его. Они свидетельствуют истину обездоленным: «Единственная возможность для них научиться, уразуметь – живое слово назидания со стороны тех, на кого они с доверием взирают, как на посредников между ними и Богом, как на пастырей душ своих. Это ясно поняли еще ветхозаветные избранники Божьи и грозно требовали умственной пищи для паствы от ветхозаветных священников, говоря: уста священника должны хранить ведение, и закона ищут от уст его (Мал.2:7)»[359].
Неплюев Н.Н. использует метафоры для того, чтобы объяснить соотношение любви и разума. Так подчеркивает ценность и необходимость наличия разума. Например, это соотношение похоже на мысль, которая рождает слово; а в наименовании Бог-Слово, Неплюев Н.Н. видит и само указание на необходимую последовательность христианской гармонии духа. Бог – любовь, а далее Слово – разум: «Поймем же, что без мысли нет слова и что самое сочетание понятий Бог и слово заключает в себе признание высокого значения разума и освящение умственной деятельности, возносит разум на такую высоту, что мы не можем не отвести ему второе место в гармонии христианского духа и жизни по вере, что мы должны были бы отвести место первое, если бы Откровение, в ясных, вполне определенных и бесспорных выражениях, приведенных мною в предшествующей главе, не научило нас отводить это место любви, подчиняя ей разум.
Бог-Слово – и постыжены враги разума…»[360].
Однако, наверное, не стоило привлекать Неплюеву Н.Н. божественные характеристики для толкования изреченного Неизреченным. Ведь жизнь Бога Тайна и апостол Иоанн говорит о Нем, как о Тайне, и о том, что Слово было Бог, а не Бог-Слово (Ин.1:1): «Вначале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог».
Основываясь на Писании (Ин.1:9; Откр.19:13-15; Евр.4:12; Тит.1:1; 2 Тим. 2:15; 2 Тим.2:23-26; 2 Тим.4:1-5; Евр.5:12; 2 Тим.3:8; Рим.1:28-31; 1 Кор.14:20; 2 Пет.3:17-18; 1 Пет.1:13; Рим.16:19; Еф.1:3-10; Евр.3:1-2; Еф.6:14; Еф.1:15-23; Кол.3:16; Кол.1:9-10; 2 Пет.1:3-9; 2 Тим.2:7; Кол.1:9-10; 2 Тим.1:12; Рим.15:5; Кол.2:1-3; 1 Пет.3:8; Рим.16:17; Рим.12:16; Еф.5:17-19; Иак.1:5; Еф.5:15-16; 2 Кор.13:11; 1 Кор.1-10; Евр.3:13), Неплюев Н.Н. продолжает утверждать величайшее значение разума в деле гармоничного настроения духа; наполняет эту главу назиданием Откровения о том, что разум истинно любящих стремиться совершенствовать не только себя и свою уверенность в Боге, но желает привести всех в разум истины: «Итак, после любви, второе место и в христианской гармонии духа, и в жизни по вере Откровение несомненно отводит разуму»[361].
... Джераун, где возник новый Хормуз. Купцы и путешественник всех стран находили здесь защиту и покровительство властей и присвоили городу эпитет "Обитель безопасности". Важной причиной упадка цивилизаций Центральной Азии стали события, происходившие далеко за ее пределами. Закат Византии, эпоха распада империй Европы на мелкие государства и бесконечная война между ними, упадок культуры и традиций, ...
... тех новейших писателей, которым принадлежит окончательное установление русской литературы, занявшей в наше время почетное место в международной литературе европейской. Первые начатки русской повести, как выше указано, восходят ко временам допетровским; конец XVII и первая половина XVIII века представляют массу переводных повестей, составивших переход от старой "письменности" к новейшей печатной ...
0 комментариев