Международные отношения в истории социально-политической мысли

1. Международные отношения в истории социально-политической мысли

Одним из первых письменных источников, содержащих глу­бокий анализ отношений между суверенными политическими единицами, стала написанная более двух тысяч лет назад Фуки-дидом (471—401 до н.э.) «История Пелопонесской войны в вось­ми книгах». Многие положения и выводы древнегреческого ис­торика не утратили своего значения до наших дней", подтвердив тем самъш его слова о том, что составленный им труд — «не столько предмет состязания для временных слушателей, сколько достояние на веки» (2). Задавшись вопросом о причинах много­летней и изнурительной войны между афинянами и лакедемоня­нами, историк обращает внимание на то, что это были наиболее могущественные и процветающие народы, каждый из которых главенствовал над своими союзниками. При этом он подчерки­вал, что «...со времени мидийских войн и до последней они не переставали то мириться, то воевать между собою или с отпадав­шими союзниками, причем совершенствовались в военном деле, изощрялись среди опасностей и становились искуснее» (см.: там же, с. 18). Поскольку оба могущественных государства преврати­лись в своего рода империи, постольку усиление одного из них как бы обрекало их на продолжение этого пути, подталкивая к стремлению подчинить себе все свое окружение, с тем, чтобы поддержать свой престиж и влияние. В свою очередь, другая «им­перия», так же как и менее крупные города-государства, испыты­вая растущие страх и беспокойство перед таким усилением, при­нимает меры к укреплению своей обороны, втягиваясь тем са­мым в конфликтный цикл, который в конечном итоге неизбежно выливается в войну. Вот почему фукидид с самого начала отде-

12

ляет причины Пелопонесской войны от многообразных поводов к ней: «Причина самая действительная, хотя на словах наиболее сокрытая, состоит по моему мнению, в том, что афиняне своим усилением внушали страх лакедемонянам и тем привели их к вой­не» (см.: там же, с. 24).

Фукидид говорит не только о господстве силы в отношениях между суверенными политическими единицами. В его работе можно найти упоминание и об интересах государства, а также о приоритетности этих интересов над интересами отдельной лич­ности (см.: там же, с. 91; T.II, 60). Тем самым он стал, в извест­ном смысле, родоначальником одного из наиболее влиятельных направлений в более поздних представлениях и в современной науке о международных отношениях.

В дальнейшем это направление, получившее название клас­сического или традиционного, было представлено во взглядах Ни-колло Макиавелли (1469—1527), Томаса Гоббса (1588—1679), Эме-рика де Ваттеля (1714—1767) и других мыслителей, приобретя на­иболее законченную форму в работе немецкого генерала Карла фон Клаузевица (1780—1831).

Так, Т. Гоббс исходит из того, что человек по своей приро­де — существо эгоистическое. В нем скрыто непреходящее жела­ние власти. Поскольку же люди от природы не равны в своих способностях, постольку их соперничество, взаимное недоверие, стремление к обладанию материальными благами, престижем или славой ведут к постоянной «войне всех против всех и каждого против каждого», которая представляет собой естественное со­стояние человеческих взаимоотношений. Для того, чтобы избе­жать взаимного истребления в этой войне, люди приходят к не­обходимости заключения общественного договора, результатом которого становится государство—Левиафан. Это происходит пу­тем добровольной передачи людьми государству своих прав и сво­бод в обмен на гарантии общественного порядка, мира и без­опасности. Однако, если отношения между отдельными людьми вводятся, таким образом, в русло, пусть искусственного и отно­сительного, но все же гражданского состояния, то отношения между государствами продолжают пребывать в естественном состоянии. Будучи независимыми, государства не связаны никакими огра­ничениями. Каждому из них принадлежит то, что оно в состоя­нии захватить, и до тех пор, пока оно способно удерживать захва­ченное. Единственным «регулятором» межгосударственных отно­шений является, таким образом, сила, а сами участники этих от­ношений находятся в положении гладиаторов, держащих нагото­ве оружие и настороженно следящих за поведением друг друга.

13

Разновидностью этой парадигмы является и теория полити­ческого равновесия, которой придерживались, например, голланд­ский мыслитель Барух Спиноза (1632—1677), английский фило­соф Дэвид Юм (1711—1776), а также уже упоминавшийся выше швейцарский юрист Эмерикде Ваттель. Так, взгляд де Ваттеля на существо межгосударственных отношений не столь мрачен, как взгляд Гоббса. Мир изменился, считает он, и, по крайней мере, «Европа представляет собой политическую систему, некоторое целое, в котором все связано с отношениями и различными ин­тересами наций, живущих в этой части света. Она не является, как некогда была, беспорядочным нагромождением отдельных частиц, каждая из которых считала себя мало заинтересованной в судьбе других и редко заботилась о том, что не касалось ее непо­средственно». Постоянное внимание суверенов ко всему, что про­исходит в Европе, постоянное пребывание посольств, постоян­ные переговоры способствуют формированию у независимых ев­ропейских государств, наряду с национальными, еще и общих интересов — интересов поддержания в ней порядка и свободы. «Именно это, — подчеркивает де Ваттель, — породило знамени­тую идею политического равновесия, равновесия власти. Под этим понимают такой порядок вещей, при котором ни одна держава не в состоянии абсолютно преобладать над другими и устанавли­вать для них законы» (3).

В то же время Э. де Ватгель, в полном соответствии с класси­ческой традицией, считал, что интересы частных лиц вторичны по сравнению с интересами нации (государства). В свою очередь, «если речь вдет о спасении государства, то нельзя быть излишне предусмотрительным», когда есть основания считать, что усиле­ние соседнего государства угрожает безопасности вашего. «Если так легко верят в угрозу опасности, то виноват в этом сосед, по­казывающий разные признаки своих честолюбивых намерений» (см.: там же, с. 448). Это означает, что превентивная война про­тив опасно возвышающегося соседа законна и справедлива. Но как быть, если силы этого соседа намного превосходят силы дру­гих государств? В этом случае, отвечает де Ваттель, «проще, удоб­нее и правильнее прибегать к ...образованию коалиций, которые могли бы противостоять самому могущественному государству и препятствовать ему диктовать свою волю. Так поступают в насто­ящее время суверены Европы. Они присоединяются к слабейшей из двух главных держав, которые являются естественными сопер­ницами, предназначенными сдерживать друг друга, в качестве довесков на менее нагруженную чашу весов, чтобы удержать ее в равновесии с другой чашей» (см.: там же, с. 451).

14

Параллельно с традиционным развивается и другое направле­ние, возникновение которого в Европе связывают с философией стоиков, развитием христианства, взглядами испанского теолога доминиканца Франциско де Витториа (1480—1546), голландского юриста Гуго Греция (1583—1645), представителя немецкой клас­сической философии Иммануила Канта (1724—1804) и др. мыс­лителей. В его основе лежит идея о моральном и политическом единстве человеческого рода, а также о неотъемлемых, естествен­ных правах человека. В различные эпохи во взглядах разных мыс­лителей эта идея принимала неодинаковые формы.

Так, в трактовке Ф. Виттории (4) приоритет в отношениях человека с государством принадлежит человеку, государство же — не более, чем простая необходимость, облегчающая проблему выживания человека. С другой стороны, единство человеческого рода делает, в конечном счете, вторичным и искусственным лю­бое разделение его на отдельные государства. Поэтому нормаль­ным, естественным правом человека является его право на сво­бодное передвижение. Иначе говоря, естественные права челове­ка Виттория ставит выше прерогатив государства, предвосхищая и даже опережая современную либерально-демократическую трак­товку данного вопроса.

Рассматриваемое направление всегда сопровождала убежден­ность в возможности достижения вечного мира между людьми — либо путем правового и морального регулирования международ­ных отношений, либо иными путями, связанными с самореали­зацией исторической необходимости. По Канту, например, по­добно тому, как основанные на противоречиях и корысти отно­шения между отдельными людьми в конечном счете неизбежно приведут к установлению правового общества, так и отношения между государствами должны смениться в будущем состоянием вечного, гармонически регулируемого мира (5). Поскольку же представители этого направления аппелируют не столько к суще­му, сколько к должному, и, кроме того, опираются на соответ­ствующие философские идеи, постольку за ним закрепилось на­звание идеалистического.

Возникновение в середине XIX в. марксизма возвестило о по­явлении еще одной парадигмы во взглядах на международные отношения, которая не сводится ни к традиционному, ни к иде­алистическому направлению. Согласно К. Марксу, всемирная ис­тория начинается с капитализмом, ибо основой капиталистичес­кого способа производства является крупная промышленность, создающая единый мировой рынок, развитие средств связи и тран-

15

спорта. Буржуазия путем эксплуатации мирового рынка превра­щает производство и потребление всех стран в космополитичес­кое и становится господствующим классом не только в отдель­ных капиталистических государствах, но и в масштабах всего мира. В свою очередь, «в той же самой степени, в какой развивается буржуазия, т.е. капитал, развивается и пролетариат» (6). Между­народные отношения в экономическом плане становятся отно­шениями эксплуатации. В плане же политическом они становят­ся отношениями господства и подчинения и, как следствие — отношениями классовой борьбы и революций. Тем самым нацио­нальный суверенитет, государственные интересы вторичны, ибо объективные законы способствуют становлению всемирного об­щества, в котором господствует капиталистическая экономика и движущей силой которого является классовая борьба и всемир­но-историческая миссия пролетариата. «Национальная обособ­ленность и противоположность народов, — писали К. Маркс и Ф. Энгельс, — все более и более исчезают уже с развитием бур­жуазии, со свободой торговли, всемирным рынком, с единообра­зием промышленного производства и соответствующих ему усло­вий жизни» (см.: там же, с. 444).

В свою очередь, В.И. Ленин подчеркивал, что капитализм, вступив в государственно-монополистическую стадию своего раз­вития, трансформировался в империализм. В работе «Империа­лизм как высшая стадия капитализма» (7) он пишет, что с завер­шением эпохи политического раздела мира между империалис­тическими государствами на передний план выступает проблема его экономического раздела между монополиями. Монополии сталкиваются с постоянно обостряющейся проблемой рынков и необходимостью экспорта капитала в менее развитые страны с более высокой нормой прибыли. Поскольку же они сталкивают­ся при этом в жестокой конкуренции друг с другом, постольку указанная необходимость становится источником мировых поли­тических кризисов, войн и революций.

Рассмотренные основные теоретические парадигмы в науке о международных отношениях — классическая, идеалистическая и марксистская — в целом остаются актуальными и сегодня. В то же время следует отметить, что конституирование указанной на­уки в относительно самостоятельную область знания повлекло за собой и значительное увеличение многообразия теоретических подходов и методов изучения, исследовательских школ и кон­цептуальных направлений. Остановимся на них несколько под­робнее.

16