2. Содержание и формы международного сотрудничества
Понятие «международное сотрудничество» отражает такой процесс взаимодействия двух или нескольких акторов, в котором исключается применение вооруженного насилия и доминируют совместные поиски реализации общих интересов. Вопреки обыденному пониманию, сотрудничество — это не отсутствие конфликта, но «избавление» от его крайних, кризисных форм. Иллюзия «прозрачности» содержания данного понятия послужила, видимо, причиной того, что попытки его определения встречаются достаточно редко. Одна из них принадлежит Ж.-П. Дерриен-нику, согласно которому «два актора находятся в состоянии сотрудничества, когда каждый из них может быть удовлетворен только в том случае, если удовлетворен и другой, т.е., когда каждый из них может добиться достижения своей цели только тогда, когда этого может добиться и другой... Результатом чисто кооперативного отношения может быть ситуация, в которой либо оба актора удовлетворены, либо не удовлетворен ни один из них» (см.: 6, р. 110). Такое определение достаточно адекватно отражает суть проблемы, поэтому на него вполне можно опираться при дальнейшем рассмотрении вопроса.
Традиционно отношения сотрудничества включают в себя двустороннюю и многостороннюю дипломатию, заключение различного рода союзов и соглашений, предусматривающих взаимную координацию политических линий: например, в целях совместного урегулирования конфликтов, обеспечения общей безопасности или решения других вопросов, представляющих общий интерес для всех участвующих сторон.
Как уже было показано, развитие сотрудничества между государствами и другими акторами международных отношений вызвало к жизни целую систему межгосударственных и негосударственных организаций глобального и регионального значения. Рост взаимозависимости мира, возникновение и обострение глобальных проблем необычайно увеличили объективные потребности в
255
усилении многостороннего сотрудничества и способствовали расширению его сфер. Сегодня это уже не только вопросы торговли, таможенных правил, пограничных урегулирований или военно-политических союзов, но и задачи, связанные с необходимостью нахождения адекватных ответов на экологические вызовы, освоением космоса, совместным использованием ресурсов общего пользования, развитием коммуникационных сетей, контролем вооружений и тд. В то же время, как бы ни многообразны были эти сферы и направления и сколь бы велико ни было их значение, центральным и наиболее важным из них остается политическое сотрудничество, от успешности которого во многом зависит решение задач взаимодействия и в других областях. Особое значение приобретают вопросы политической интеграции. Она { тесно связана с экономической интеграцией, однако не сводится к ней и не представляет собой явление «вторичного» или «надстроечного» порядка.
В отечественной литературе осмысление интеграционных процессов было связано с развитием и институализацией западноевропейского сотрудничества, а также сотрудничества стран-членов СЭВ, и ограничивалось, главным образом, обсуждением экономических аспектов проблемы. При этом в основе такого осмысления лежала идеологическая установка, основная суть которой сводилась к перепеву старой ленинской догмы, в соответствии с которой Соединенные Штаты Европы либо невозможны, либо реакционны (28). «В рамках капитализма, — писал, например, в 1963 году один из авторов, — «интегрируются» не только экономические потенциалы разных стран, но и все пороки и противоречия их экономики, во много раз увеличиваемые «интеграцией». Именно поэтому капитализм не в состоянии обеспечить подлинного сближения наций» (цит. по: там же, с. 59). Такая возможность признавалась лишь за «социалистической интеграцией». Дальнейшая разработка проблемы, как показывает Ю.В. Шишков, под давлением практических потребностей постепенно принимала более содержательный характер. И тем не менее, в силу «естественных» и понятных причин, освободиться от идеологических установок » и экономического детерминизма советской науке не удалось.
В политическом отношении международная интеграция представляет собой более высокую — по сравнению с вышеназванными — форму сотрудничества. Это создание единого политического сообщества на основе союза двух или более политических единиц (29). «Интеграция, — пишут П.-Ф. Гонидек и Р. Шарвэн, — это одновременно процесс и состояние, имеющее тенденцию заменить раздробленные международные отношения, состоящие из независимых единиц, новыми более или менее широкими объ
256
единениями, наделенными минимальными полномочиями решений либо в одной или нескольких определенных областях, либо во всех областях, которые входят в компетенцию базовых единиц. На уровне индивидуального сознания интеграция призвана породить лояльность и приверженность новому объединению, а на структурном уровне — участие каждого в его поддержке и развитии» (30).
Различают, с точки зрения географических масштабов объединительных процессов, глобальный, региональный, субрегиональный уровни интеграции. Существуют также различные этапы, или фазы интеграции — от связей взаимозависимости в рамках плюралистической международной системы, или стремления «встроиться в систему цивилизованных государств», до формирования единой политической общности. Впрочем, следует сразу же сказать, что последняя является скорее идеальным типом и как феномен реальной практики международных отношений не существует. И все же основная суть интеграционного политического процесса, его главная тенденция ведет в направлении к выходу за рамки простой координации внешних политик и постепенной передаче суверенитета к новым коммунитарным структурам. Поэтому первые исходные ступени, вроде только что названных, могут быть отнесены к интеграции лишь условно.
Научное исследование проблемы интеграции связано с осмыслением реальных интеграционных процессов — начиная с попытки создания в довоенный период Лиги Наций и вплоть до нынешних усилий США, Канады и Мексики по формированию североамериканского экономического союза1 — и направлено на то, чтобы выявить в них общие тенденции, связанные с причинами, детерминирующими факторами, основными чертами данного феномена, наиболее продвинутой формой которого является сегодня Европейский Союз (до ноября 1993 г. называвшийся Европейским экономическим сообществом). Наиболее известными являются три теоретических направления, или три научные школы: школа функционализма и неофункционализма, школа фе-
' Договор о свободной торговле между тремя странами (НАФТА), предусматривающий создание с 1 января 1994 года самого обширного в мире общего рынка с ежегодным товарооборотом в 6,4 трлн. долларов, уже одобрен парламентом Канады и ратифицирован конгрессом США. Что касается Мексики, то в силу очевидности тех выгод, которые ей сулит договор, в стране отсутствует сколь-либо серьезная оппозиция ему. О политическом значении договора для США свидетельствует выступление Б. Клинтона накануне ратификации, в котором он предупредил, что в случае отказа от НАФТА «мы можем лишиться не только экономических, но и политических возможностей, чтобы содействовать демократии, свободе и стабильности в нашем полушарии» (цит. по: Независимая газета. 19.11.93).
9—1733 |
257 |
дерализма и школа транснационализма1 (или «плюралистическая школа»).
Отправным моментом изучения феномена международной интеграции с позиций «функционализма» стал вопрос о причинах неудачи в создании Лиги Наций, которым задался английский исследователь Д. Митрани. В разгар второй мировой войны, в 1943 году он публикует статью, озаглавленную «Мир и функциональное развитие международной организации», в которой делает вывод о несостоятельности любой предварительной модели политической интеграции. С его точки зрения, Лига Наций потерпела поражение прежде всего потому, что государства увидели в ней угрозу своему суверенитету. Между тем глобальная международная организация не только не способна преодолеть негативные последствия национальных суверенитетов, но и просто гарантировать мирные отношения между государствами. Поэтому для поддержания мира после окончания второй мировой войны нет смысла в амбициозных проектах создания международных институтов, наделенных наднациональной властью и призванных обеспечить политическую интеграцию государств. Вместо этого необходимо способствовать сотрудничеству между государствами в решении задач, представляющих совместный интерес и связанных с их конкретными потребностями экономического, социального, научно-технологического и т.п. характера. Прагматические выгоды подобного сотрудничества постепенно подтолкнут государства к созданию необходимых для этого межгосударственных органов, которые, в свою очередь, создадут предпосылки и для политической кооперации.
Тем самым, «функционализм» предлагает не просто расширение межгосударственного сотрудничества в отдельных сферах, которое носило бы чисто технический характер. Он видит в нем путь к достижению политической цели — интеграции государств в более широкую общность через постепенное отмирание их суверенитетов. Национальное государство он рассматривает как слишком узкое с точки зрения возможностей для решения новых экономических, социальных и технических проблем, которые могут быть решены только на уровне международного сотрудничества. Поэтому межгосударственные отношения должны быть перестроены таким образом, чтобы вместо «вертикальной» территориаль-
' Иногда их рассматривают отдельно — фактически, как разные направления. Так, например, Ж. Барреа выделяет четыре школы: «плюралистическую», «функцио-налистскую», «неофункционалистскую» и «федералистскую» (Ваггеа J. Theorie des relations intemationales, — Louvain, 1984).
258
ной замкнутости были созданы действенные «горизонтальные» структуры, администрация которых была бы призвана координировать межгосударственное сотрудничество в конкретных сферах. Это позволит устранить экономические и социальные причины конфликтов, а затем — постепенно и безболезненно — преодолеть государственные суверенитеты. В результате длительной эволюции сотрудничество между государствами станет столь тесным, а их взаимозависимость столь высокой, что не только станет немыслимым вооруженный конфликт между ними, но будет достигнуто состояние необратимости. Международная среда претерпит глобальные изменения, благодаря которым солдаты и дипломаты уступят место администраторам и техникам, отношения между канцеляриями — прямым контактам между техническими администрациями, а защита суверенитетов — прагматическому решению конкретных вопросов (31).
Таким образом, наряду с прагматизмом, функциональный подход к исследованию интеграционных процессов содержит и заметную долю нормативности. Подобная двойственность, как отмечает Ш. Зоргбиб, отчасти способствовала его успеху: «идеалист чувствителен к содержащемуся в нем «мондиализму»; реалист успокоен сохранением в среднесрочной перспективе, основных атрибутов государственного суверенитета — в конечном счете «финальная фаза», как и в других доктринах, может быть отодвинута в очень далекое будущее» (32). Очевидно и практическое влияние «функционализма» — особенно на создание и развитие Организации Объединенных Наций и, в частности, такого ее института, как ЭКОСОС (Социальный и экономический совет Объединенных Наций), получившего мандат на координацию межгосударственной деятельности в соответствующих сферах. В Хартии ООН уделено значительное внимание именно ее функциональным обязанностям, а Генеральная Ассамблея формирует такие институты, как Конференция Объединенных Наций по торговле и сотрудничеству и Организация Объединенных Наций по индустриальному развитию. В то же время именно практическое применение положений «функционализма» в практике международной интеграции обнаружило и его недостатки.
Во-первых, его следствием стала слишком большая децентрализация международного сообщества, определенная дисперсия его усилий. Громоздкие и многочисленные технические организации породили новые проблемы координации. Одновременно появилась и опасность того, что параллельно с падением значения государственного суверенитета будет происходить рост суверенитета специализированных организаций. Так, представитель МОТ на конференции в Сан-Франциско отказывался от субординации ООН во имя суверенитета своей организации (см.: там же,
о* 259
р. 120). Во-вторых, обнаружилось, что в реальной практике международной интеграции функциональное сотрудничество не ведет автоматически к «отмиранию суверенитета». Более того, европейский процесс показал, что особенно болезненной является именно проблема передачи государствами «в общий котел» части их политической и военной компетенции. В-третьих, само функциональное сотрудничество нуждается в подкреплении его мероприятиями политического характера.
Указанные недостатки отчасти были воспроизведены и «неофункционализмом». Его представители — Э. Хаас (33), Линдберг (34) и др. отстаивают идею, согласно которой потребности сотрудничества в том или ином секторе экономической, социальной или культурной деятельности способны вызвать эффект цепной реакции в других, что, в свою очередь, приведет к необходимости создания специализированных наднациональных институтов для их координации и таким образом — к ускорению процесса политической интеграции. При этом начинать следует с ограниченных экономических проектов, которые воспринимаются гораздо легче, чем «крупные политические повороты». Поскольку для их осуществления от государств не требуется отказа от собственной политики, а достаточно лишь простого сходства интересов в конкретной области, постольку и добиться его относительно легче. Вместе с тем «неофункционалисты» подчеркивают необходимость структурных условий успеха интеграции, которым должны отвечать государства (например, политический плюрализм, консенсус относительно фундаментальных ценностей), а также отмечают, что логика функциональной интеграции носит не механический, а вероятностный характер, и сам этот процесс зависит от множества факторов.
Если «функционализм», придавая политическим институтам немаловажное значение, считает их производными, или же параллельными экономическим, социальным и др. процессам, то «федерализм» ставит их в центр своей концепции. Вместе с тем его представители (А. Этциони, А. Спинелли, К. Фридрих, Дж. Элэзэр и др.) характеризуют федерализм как «договорный отказ от централизма, структурно оформленную дисперсию полномочий между различными центрами, законные полномочия которых гарантируются конституцией» (35). Международная интеграция на пути федерализма рассматривается по аналогии с «внутренними режимами» государств, построенными на принципах федерального устройства, то есть — на основе этатистской модели. В основе этой модели лежит несколько принципов, раскрывающих ее суть. Во-первых, это двойное гражданство в условиях существования центрального и регионального правительств. Во-вторых, — многообразие роли региональных правительств. В-треть-
260
их, — цикличность изменения силы и роли региональных правительств. Наконец, в-четвертых, это происхождение федерализма, которое имеет два источника и, соответственно, две цели: воздействие центростремительных сил и проблем, влекущих за собой федерализм как средство проведения единой политики; влияние центробежных сил, в результате которого федеративные признаки формируются с целью предотвращения распада общества (см.: там же, с. 42—43). «Федерализм» обоснованно подчеркивает то значение, которое имеет для международной интеграции политическая воля ее участников, а также роль распределения полномочий, их фрагментации между различными уровнями, как гарантии против возможных злоупотреблений своей властью со стороны центра.
Казавшаяся едва ли не полностью иллюзорной на первых порах (первые работы А. Спинелли были опубликованы тоже в разгар второй мировой войны), концепция федерализма медленно, через противоречия, но все же убедительно обретает некоторые зримые черты в интеграционном процессе в Западной Европе. Они становятся особенно заметными с первых всеобщих выборов в Европарламент в 1979 г., придавших новый импульс институциональному развитию. В 1984 г. Европарламентом был принят разработанный А. Спинелли проект договора о Европейском союзе. В нем отмечалось, что в сферу деятельности Союза входит область сотрудничества, находящаяся под эгидой Совета Европы, а также деятельность, подведомственная институтам Союза. Полномочия между Союзом и государствами распределяются на основе принципа субсидиарности: Союз выполняет только те задачи, которые сообща могут быть решены более эффективно, чем государствами в отдельности. Институты призваны служить эффективному укреплению позиций Комиссии, оптимизации процесса принятия решения, разделению законодательной власти между Советом и Парламентом.
В феврале 1985 г. был принят Единый Европейский Акт, который еще не институализировал Европейский союз, но стал важным этапом на пути к этому. Он состоит из двух частей, одна из которых посвящена Сообществам, другая — политическому сотрудничеству. В первой фиксируется цель создания единого рынка к концу 1992 г. Вторая ограничивается институализацией пятнадцатилетней практики и ее закреплением в юридических обязательствах. В качестве цели называется формирование и проведение единой внешней политики, что предполагает постоянные взаимные консультации между двенадцатью странами, учет ими позиций друг друга, а также обязательные совместные обсуждения в вопросах, затрагивающих общие интересы, до принятия решений на национальном уровне. Наконец, 1 ноября 1993 года
261
вступили в силу Маастрихтские соглашения, предусматривающие создание к 2000 году валютно-экономического и военно-политического союзов 12 европейских государств. Европейское сообщество изменило свое название и стало Европейским союзом. Было принято решение о месте нахождения 10 новых европейских организаций — Валютного института, Европола, Европейского агентства по проблемам окружающей среды и др. Решено также о принятии в ряды Европейского союза к 1 января 1995 года Австрии, Швеции, Норвегии и Финляндии. Кроме того, после многократных отсрочек было принято решение о вступлении в силу с 1 февраля 1994 года Шенгенских соглашений, подписанных восемью из двенадцати государств. В дополнение к свободному перемещению капиталов, товаров и услуг внутри союза они предусматривают беспрепятственное передвижение людей, т.е. фактическую отмену границ.
И все же это не означает, что федерализм с самого начала являлся концептуальной базой европейской интеграции. В начале этого процесса теоретически были возможны три пути: 1) наиболее традиционный — сотрудничество в рамках союзов или ассоциаций между государствами, остающимися суверенными и независимыми; 2) наиболее смелый — федерация, учреждающая в ряде областей единую наднациональную политическую власть;
3) наиболее оригинальный — функциональная интеграция, дающая возможность общих действий в рамках специализированных институтов. На практике первый путь оказался необходимым и полезным, но недостаточным, второй — нереализуемым. Поэтому процесс интеграции пошел по пути развития функциональной модели, позволяющей выйти за рамки простого сотрудничества и подготовить условия для возможной федерации (36).
Таким образом, одним из главных недостатков федералистской модели международной интеграции является то, что при всей своей внешней привлекательности, она имеет значительно меньше шансов на успех, чем функциональная модель, поскольку удельный вес элемента нормативности в ней еще более высок. Поэтому, учитывая недостатки других рассмотренных выше концепций, реальный процесс международной интеграции может быть понят лишь с учетом комплексного понимания преимуществ каждого из них. В сущности, именно об этом и идет речь в «плюралистической» концепции К. Дойча.
Процесс интеграции рассматривается в рамках этой концепции в терминах коммуникационных сетей, передающих сообщения и сигналы, обменивающихся информацией, способствующих выполнению определенных функций и накоплению опыта. Дойч анализирует два типа политических объединений, каждому из
262
которых соответствует свой особый процесс интеграции — «амальгамное» и «плюралистическое».
Под первым понимается «слияние в соответствующей форме двух или нескольких ранее самостоятельных единиц в более широкое объединение, наделенное определенным типом общего управления» (37). Во втором — интегрирующиеся единицы сохраняют свою политическую самостоятельность. При этом осуществление «амальгамной» интеграции нуждается в целом комплексе разнообразных условий социокультурного и политического характера, среди которых: приверженность населения интегрирующихся общностей одним и тем же ценностям; обоснованное ожидание выгод от интеграции; достаточное знание друг друга и, соответственно, предсказуемость поведения. Процесс интеграции должен сопровождаться лояльностью населения к возникающим новым политическим институтам, глубоким осознанием своего единства, а также выходом на политическую арену новой генерации руководителей. В конечном итоге должен сформироваться общий образ жизни, который и становится основой для «амальгамной» интеграции.
Реализация «плюралистического» типа интеграции не требует столь обширных и столь жестких условий. Основные социокуль-турные ценности интегрирующихся единиц просто не должны противоречить друг другу; предсказуемость поведения касается лишь ограниченной сферы общих интересов; требуется также адекватная реакция политических элит на сигналы и действия заинтересованных правительств и населения. Кроме того, успеху интеграции способствует восприятие объединительной идеи интеллектуальными кругами и политическими движениями, как и постоянное развитие сетей коммуникации и всестороннего взаимодействия. В 70-е годы под руководством К. Дойча было проведено обширное исследование в Германии (ФРГ) и Франции, в процессе которого были осуществлены интенсивный контент-анализ различных крупных ежедневных изданий, зондажи общественного мнения, экспертные опросы руководящих кадров, изучение статистики международных сделок. В результате обнаружилось, что благоприятный образ единой Европы, сформировавшийся у населения обеих стран, не привел к вытеснению приверженности национальным ценностям. Поэтому был сделан вывод о том, что «плюралистическая» версия европейской интеграции имеет более вероятное будущее, чем «амальгамная» (цит. по: 33, р. 125-127).
В обобщенном виде рассмотренные теоретические модели международной интеграции представлены в Таблице (см.: с. 255—256).
263
Теоретические модели международной интеграции
"Функциона | "Неофункцио | "Федера | "Плюра | |
лизм" | нализм" | лизм" | лизм" | |
(Д. Митрани) | (Э. Хаас, | (А. Этциони) | (К. Дойч) | |
Л. Линдберг) | ||||
ПРЕИМУ | — Неадаптиро- | Современ. | Давление | — Сохране |
ЩЕСТВА В | ванность гос. | общество: ин | внешней уг | ние своего |
ПРЕОДОЛЕ | структур к уп | дустриальное, | розы; угроза | образа жизни; |
НИИ НЕДО | равлению об | демократичес | процветанию | возможности |
СТАТКОВ | щими социаль | кое, плюра | и общим цен | экономичес |
И РЕШЕ | но-экономичес | листическое и | ностям. | кой выгоды |
НИЙ | кими интереса | идеологически | для всех. | |
СОЗИДА | ми; принцип | нейтральное. | — Социаль | |
ТЕЛЬНЫХ | разяеленности. | ная мобиль | ||
ПРОБЛЕМ | ность. | |||
АГЕНТЫ | — Прагматич | — Коалиция | —Выдающая | Государство- |
ная лояльность | интересов | ся личность; | локомотив. | |
населения. | социально- | — Политичес | ||
экономичес | кая элита; | |||
ких элит. | — Государст | |||
во-авангард. | ||||
НЕДОСТАТ | — Чрезмерная | — Хрупкость | — Престиж | — Слишком |
КИ | децентрализация МО и связанные | коалиций социально-эко | обычных государств. | продвинутая институализа- |
с этим новые | номических | ция (сообщес | ||
проблемы коор | интересов. | тво амальгам | ||
динации. | — Национа | ной безопас | ||
— Делегирова | лизм и восста | ности). | ||
ние политичес | новление госу | |||
ких и военно- | дарственной | |||
политических | мощи. | |||
компетенции | ||||
сталкивается с | ||||
приверженно | ||||
стью государств | ||||
национальным | ||||
приоритетам. | ||||
МЕХАНИЗ | Сотрудничество | — Роль цент | — Институа- | — Институа- |
МЫ | в решении за | ральных инсти | лизация; | лизация. |
дач техническо | тутов в форми | Принятие об- | Адекватное и | |
го, экономичес | ровании нового | щефедераль- | постоянное | |
кого, социаль | "национального | иой конститу | реагирование | |
ного характера и его политическое закреп | сознания"; Передача суверенитетов ново | ции; Двойное гражданство в усло | политических элитна сигналы и | |
ление. | му центру. Постоянное со | виях "двойно | действия | |
поставление и | го правитель | заинтересо | ||
согласование то | ства"; Субси- | ванных пра | ||
чек зрения. | диарность. | вительств |
264
Продолжение
"Функционализм" | "Неофункционализм" | "Федерализм" | "Плюрализм" | |
(Д. Митрани) | (Э. Хаас, | (А. Этциони) | (К. Дойч) | |
Л. Линдберг) | ||||
ПУТИ | — Замена "вер | — Совершен | — Согласо | — Рост об |
тикальной" | ствование меха | ванный отказ | менов (това | |
территориаль | низмов ППР; | от централи | рами, идея | |
ной замкнутос | возрастание | зации и от | ми, людьми); | |
ти "горизон | численности | политической | расширение | |
тальными" | функционеров. | обособленнос | сетей комму | |
структурами в | ти. | никаций. | ||
конкретных | Разграничение | |||
сферах; прямые | полномочий | |||
контакты с ад | центральных | |||
министрацией; | и региональ | |||
"отмирание" | ных органов | |||
нац.-гос. сувере | власти. | |||
нитетов. | ||||
ТЕМПЫ, | — Постепен | — Постепен | — Институци | — Медлен |
ЭТАПЫ | ность: последо | ность: последо | ональная ре | ное соци |
вательная пере | вательное деле | волюция; или | альное обу | |
дача технико- | гирование со | переходный | чение отказу | |
социоэкономич. | циально-эконо | этап конфеде | от исполь | |
компетенции | мического суве | рации. | зования | |
международным | ренитета | насилия. | ||
организациям. | (включенность | |||
— Делегирова | и наднацио | |||
ние прагматич | нальность). | |||
ной лояльности. | — Передача | |||
утилитарн. | ||||
верноподдан | ||||
ности. | ||||
возмож | — Переплетение | — Создание | — Воссозда | — Всеобщее |
ный РЕ | МПО огранич. | территориаль | ние террито | распростра |
ЗУЛЬТАТ | компетенции. | ного государст | риального | нение отказа |
— Поддержание | ва на высшем | государства. | от примене | |
мира путем | уровне. | — Достижение | ния наси | |
распростране | мира посред | лия: "сооб | ||
ния принципа | ством полити | щество плю | ||
нетерриториаль | ческой власти. | ралистичес | ||
ности власти | кой безопас | |||
или "отмира | ности". | |||
ния" государст | — Мир не | |||
ва. | смотря на | |||
"плюрализм | ||||
суверените | ||||
тов". |
265
Завершая рассмотрение проблемы международного сотрудничества, следует подчеркнуть, что здесь так же, как и при анализе конфликтов, было бы ошибкой делать выводы относительно их причин каждый раз, когда обнаруживаются какие-либо корреляции. Так же как и конфликты, интеграционные процессы являются многомерным и сложным явлением, как бы «ускользающим» от анализа и «неподдающимся» единой и окончательной типологизации. Поэтому та или иная региональная (субрегиональная, государственная) модель интеграции не может быть механически «перенесена» — ни в теоретическом, ни (тем более) в практическом плане — на другой, даже очень «похожий» регион, но с иными социокультурными и экономическими особенностями и традициями. Во-вторых, стихийно возникнув в какой-либо сфере взаимодействия международных акторов, интеграция может остаться без последствий во всех остальных сферах, более того — может обратиться вспять или даже смениться противоположным процессом, — если она не будет подкреплена соответствующими политическими мероприятиями, закрепляющими благоприятные предпосылки и условия ее реализации и формирующими институциональные основы ее дальнейшего продвижения. Наконец, в-третьих, вряд ли верно рассматривать интеграционные тенденции как процессы, определяющие существо международных отношений, а тем более — пытаться на этой основе судить о будущем этих отношений. Как было показано выше, содержание международных отношений определяется не только сотрудничеством, но и конфликтами, в том числе и такими, которые сопровождаются дезинтеграцией ранее единых политических образований (примеры этого дают судьба СССР, Югославии, Чехословакии). Современная реальность не дает оснований полагать, что на смену им придет гармоничный международный порядок. Рассмотрим эту проблему более подробно.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Hoffmann S. International Systems and International Law. In: The International System. Theoretical Essays. — Princeton, 1961, p. 208.
2. Groom A.J. Paradigms in conflict: The strategist, the conflict researcher and the peace researche. // Conflict: Readings in management and resolution. — London, 1990; Braillard Ph., Djalili M.-R. Les relations internationales. — Paris, 1988, ch. 5.
3. Coser L. The Functions of Social Conflicts. — New York, 1956, p. 8.
4. Boulding К. Conflict and Defence. A General Theory. — New York, 1962.
5. Burton J. Resolution of Conflict. In: International Studies Quaterly, XV, 1, March 1972, p. 9-10.
266
6. Derriennic J.-P. Esquissc de problematique pour une sociologie des relations intemationales. — Paris, 1977, p. 110.
7. См.: Антюхина-Московченко В.И„ Злобин А.А, Хрустале» М.А. Основы теории международных отношений. — М., 1988, с. 96; Доронина Н.И. Международный конфликт. — М., 1981, с. 31; Международные конфликты / Под редакцией В.В. Журкина и Е.М. Примакова. — М., 1972, с. 15.
8. См.: Антюхина-Московченко В.И„ Злобин А.А., Хрустале» М.А. Основы теории международных отношений. — М., 1988, с. 96.
9. См., например: Доронина Н.И. Международный конфликт. — М.,
1981, с. 33-34.
10. Legault A. Vingt-cinq ans d'ttudes strategique: Essai critique et survol de la documentation. In: B. Korany et coll. Analyse des relations internationales. — Montreal, 1987, p. 42.
11. BoomfleldL. Controlling Small Wars. - Penguin Press, 1972, p. 26.
12. Гарт Лиддел. Стратегия непрямых действий. — М., 1957, с. 339.
13. Коллинз Джон М. Большая стратегия. Принципы и практика. —
М., 1975, с. 40.
14. См. об этом: Богатуров А.Д., Плешаков К. В. Динамика международной стабильности // Мировая экономика и международные отношения. 1991, № 2.
15. Galtung J. A Structural Theory of Agression. In: Journal of Peace Research. № 2, 1964.
16. См. об этом: Barrea J. Theories des relations internationales. — Paris,
1978, p. 325.
17. Senarclens P. de. La politique internationale. — Paris, 1992, p. 41—49.
18. Wright Q. Escalation of International Conflict // Journal of Conflict Resolution, 1965, № 4.
19. Социальный конфликт: современные исследования. Реферативный сборник. — М., 1991.
20. Senghaas D., ed. Kritische Friedensforschung. — Frankfurt, 1971.
21. Schmid H. Politics and Peace Research. In: Journal of Peace Research. Vol.V, 1968.
22. Лебедева М.М., ХрусталевМ.А. Основные тенденции в зарубежных исследованиях международных переговоров // Мировая экономика и международные отношения. 1989, № 9, с. 107.
23. О процессе международных переговоров (опыт зарубежных исследований) / Отв. редакторы — Р. Г. Богданов, В.А. Кременюк. — М.,
1989, с. 7.
24. См. об этом: Международные отношения как объект изучения. —
М., 1993, с. 57.
25. Singer D. Vers une science de la politique internationale: perspectives, promesses et resultats. In: B. Korany et coll. Analyse des relations internationales. Approches, concepts et donnees. — Montreale. 1987, p. 292 .
26. Rosenau J. Turbulence in World Politics. — Princetion. 1990.
27. Badie В., Smouts M.-C. Le retournement du monde. Sociologie de la s?ne internationale. — Paris, 1992.
267
28. Шишков Ю.В. Интеграция и дезинтеграция: корректировка концепции //Мировая экономика и международные отношения. 1993, № 10.
29. Braillard Ph. Theories des relations internationales. — Paris, 1977 p. 135.
30. Gonidec P.-F; Charvin R. Relations internationales. — Paris, 1984, p. 435.
31. Mitl-any D. A Working Peace System. An Argument for the Functional Development of International Organization. — London, 4-th ed., 1946.
32. Zorgbibe Ch. Les relatons internationales. — Paris, 1975, p. 119.
33. Haas E. The Uniting of Europe: Political, Social and Economic Forces, 1950-1957. - London, 1958.
34. Lindberg L. The Political Dynamics of European Economic Integration. — London, 1963.
35. См.: Натан Р.П., Хоффманн Э.П. Современный федерализм // Международная жизнь. 1991, № 1, с. 42—43.
36. Gerbet P. Penser 1'Union europeenne. In: Penser Ie XX-e si,cle. Sous la direction de Andre Versaille. — Bruxelles, 1990, p. 198.
37. Deutsch К. Political community and North Atlantic area. — Princeton. 1957, p. 6.
38. Braillard Ph., DjalW M.-R. Les relations internationales. Paris, 1988.
Глава XII
МЕЖДУНАРОДНЫЙ ПОРЯДОК
Проблеме международного порядка принадлежит одно из центральных мест поскольку в ней концентрируется представление о взаимодействующих на мировой арене социальных общнос-тях как о составных частях, элементах единого социума — «международного общества», — характер отношений между которыми все больше напоминает характер отношений, существующих в рамках тех или иных внутригосударственных границ. При сохранении своих отличительных особенностей (отсутствие центральной власти, плюрализм суверенитетов, территориальная разде-ленность и т.п.), рудиментов «права сильного», конфликтов и войн международные отношения наших дней уже никак не могут быть представлены в виде «естественного состояния», когда сильный делает все то, что он хочет, а слабый — лишь то, что может. Конечно, как единой социально-политической организации, управляемой единым правительством на основе общих законов, международного общества не существует. Трудно предполагать, что оно вообще возможно в сколь-либо обозримом будущем. Однако столь же трудно и отрицать, что государства и народы, населяющие планету, связаны сегодня нитями единой мировой экономики, в большинстве своем разделяют сопоставимые идеалы и ценности, представлены в совместных политических и иных структурах, наконец, сталкиваются с общими вызовами и проблемами. Иначе говоря, существует тот минимум единства и организации, который вполне позволяет говорить о том, что существование международного общества — вполне очевидная реальность. А это означает, что такой же реальностью является и международный порядок.
Анализ проблемы международного порядка требует уяснения ряда вопросов. Во-первых, это вопрос о том, что такое «международный порядок», что вкладывается в содержание этого понятия. Во-вторых, это вопрос о типах международного порядка в исто-
269
рии человеческого общества. В-третьих, — вопрос о характерных чертах послевоенного международного порядка. И, наконец, в-четвертых, это вопрос об особенностях современного международного порядка и о возможности и путях построения качественно нового мирового порядка. Рассмотрим эти вопросы более подробно.
... Наша доктрина не ограничивает содержание международного частного права только коллизионными нормами. Еще в 1940 году И. С. Перетерский и С. Б. Крылов в своем учебнике международного частного права писали, что «рассматривать международное частное право лишь как «коллизионное», то есть посвященное лишь «разграничению» различных законодательств,— это значит „суживать... действительный характер ...
... через государственную территорию, регулирования передвижения иностранных граждан по территории государства и посещения определенных районов и др.[1.,468]. В пределах своей территории государство осуществляет верховенство. В современном международном праве территориальное верховенство в основном сводится к следующему: - власть государства является высшей по отношению ко всем физическим и ...
... стратегий, и каждая из них предполагает непременное решение задач, связанных с выработкой принципиальных отношений как минимум к трем группам своих внешнеполитических контрагентов: своим союзникам, Западу и странам «третьего мира». Среди приоритетных направлений внешней политики России можно выделить следующие[39]: – создание новой системы взаимоотношений с бывшими социалистическими странами ...
... права. Определяющее значение здесь имеют, прежде всего, принципы суверенитета государств, невмешательства во внутренние дела, недопущения дискриминации (принцип недискриминации). В области международного частного права, нормы которого в значительной степени формируются каждым государством самостоятельно, большое значение имеет принцип соблюдения каждым государством, как своих договорных ...
0 комментариев